Любить вопреки...

Рори лежал в полудреме, прикрыв глаза, слегка поглаживая теплое плечо золотоволосого ангела, тихо свернувшегося под боком. Свет высокого, потрепанного временем торшера, с немного искривленной ножкой, заливал небольшую гостиную приглушенным светом, мягко ложась на их фигуры, плотно приникшие друг к другу на старом диванчике. Места на скрипучем и неудобном предмете интерьера было совсем немного для двоих, но им хватало. Правда, приходилось каждый раз немного повозиться, хихикая и пихаясь, устраиваясь друг у друга в объятиях. В итоге, Марк оказывался основательно вжатым в старую, полинявшую спинку, а одна нога Рори решительно упиралась в пол в виде страховки — любое неосторожное движение, и он мог свалиться со звенящего пружинами динозавра. Но эта теснота нисколько не напрягала. Наоборот, придавала чувство защищенности и спокойствия. В детской, разметав по подушке светлые воздушные кудряшки, спала маленькая девочка. На ее губках играла легкая улыбка, а ручки обнимали старую тряпичную куклу, в кармашке платья которой лежало маленькое печеньице, испеченное ее братом пару дней назад. «Рори», — твердо сказала Дарина, указав на куклу и молча потребовав для нее долю хрустящей сладости. «Рори?.. Твою куклу зовут Рори?..» — ошалев, спросил кудрявый брюнет и переглянулся с Марком. Девочка энергично кивнула головой, вкладывая печенье в кармашек. «В таком случае, ей придется смастерить штаны», — рассмеялся Волчонок, пихая Маклафлина в бок. «Желательно, — отозвался тот, беря игрушку в руки и снова рассматривая ее. — Господи, Дарина. Неужели мы так похожи?..» Дарина лишь хитро улыбнулась. Она больше не произнесла ни слова, но и того, что было сказано, оказалось достаточно, чтобы осчастливить и своего брата, и кудрявого брюнета с добрыми ореховыми глазами. Рори улыбнулся этому недавнему воспоминанию, откинул золотистый локон, закрутившийся после душа в тугую спираль, и поцеловал Волчонка в висок. Легкий аромат мятного шампуня приятно защекотал ноздри, и он невольно вздохнул: основной проблемой ночевок у Марка был не тесный диван, а невозможность нормально заняться любовью — они не хотели тревожить Дарину. Единственное, что они могли себе позволить, это быстрый, страстный и беззвучный секс в душе после того, как девочка уснет. Рори тихо прыснул — вот она, жизнь тех, в чьем доме есть дети — и снова прикоснулся губами к золотистому виску. Марк легко вздрогнул, разбуженный нежным прикосновением, и приоткрыл глаза. — Неудобно?.. — сонно поинтересовался он. — Лучше не бывает, — прошептал в ответ Маклафлин, крепче прижимая его к себе. — Так бы и провел всю свою жизнь: уютно, и что-то мягкое и теплое под боком лежит, только не мурлычет почему-то. Марк фыркнул, поудобнее устроил голову на широкой груди и прислушался к биению его сердца. Удар — тихий и наполненный спокойствием — он улыбнулся, еще удар — и улыбка медленно начала сползать с его лица. Он положил ладонь на то место, где лучше всего ощущалось приглушенное, размеренное биение и затаил дыхание. Провести так всю жизнь… об этом можно только мечтать. Он тяжело вздохнул, перебирая пальцами темные завитки на мерно вздымающейся груди. Сомнение — скользкая, холодная змея — снова начало заползать в его душу, скручиваясь нервной пружиной, готовое запустить свои ядовитые зубы в воцарившуюся в последние пару дней идиллию и разорвать ее в клочья. — Рори… — М-м? — Что будет дальше? С нами?.. Рори пожал плечом и, немного подумав, ответил: — Я думаю, что еще какое-то время мы попритираемся друг к другу, повытравим из твоей глупой головы разных тараканов. Потом я сделаю тебе предложение, однозначно заслуженное твоими талантами, кулинарными и не только, а ты не сможешь отказать — тараканов-то больше не будет. Мы поженимся, я удочерю Дарину, и мы будем жить долго и счастливо. — Звучит, словно сказка… — Марк приподнял голову, заглядывая в теплые глаза, прикрытые длинными ресницами. — Но ты ведь сам понимаешь, что так не будет. — Почему? — Потому что очень много этих самых «потому что». — Например? Волчонок вздохнул. — Потому что, во-первых, ты не гей. Так получилось, что я соблазнил тебя, но рано или поздно тебе захочется снова стать нормальным человеком… быть с женщиной… — А сейчас, по-твоему, я — ненормальный?.. — Рори приподнялся. — Ты не гей, — упрямо повторил Волчонок. — О! Ну, конечно, кому, как не тебе это лучше знать! И я тебя не люблю, а жалею, да? — Рори сурово посмотрел в голубые глаза, чувствуя, как опять начинает разгораться злость на этого прекрасного упрямца. — Заканчивай с этим, Марк. Я очень тебя прошу! — Ты не дослушал!.. — И слушать не хочу все твои «потому что»! — прошипел Рори, отпихнул парня и, не удержавшись, рухнул с дивана. Проворчав проклятие, он поднялся на ноги. Бросив взгляд на приоткрытую дверь детской, Маклафлин быстро подошел к ней, плотно закрыл и повернулся к Волчонку. — Я не хочу ничего слушать, потому что счастлив с тобой! Я… ты бы знал, как мне хотелось услышать от тебя те слова! Или ты уже жалеешь о том, что признался мне? Может, это все же было в порыве благодарности? — Нет, я же сказал об этом… — Тогда хватит! Почему ты все время пытаешься все испортить? Волчонок сел. Запустив руки в волосы, он с грустью посмотрел на Маклафлина. — Хорошо. Допустим, ты всегда был скрытым геем, а я явился для тебя своеобразным катализатором. Допустим… черт, Рори… не допустим, а я верю, что ты меня любишь… верю, правда. Но, как ты объяснишь все это своему отцу, друзьям, всем остальным? Твой отец никогда в жизни не позволит быть нам вместе! Даже, если смирится с тем, что ты спишь с парнем, в чем лично я очень сильно сомневаюсь, он не позволит, чтобы ты связал свою жизнь со мной! Кто — ты, и кто — я?! Подумай сам, мы — два полюса! — Марк, — Рори сделал к нему шаг, — по-твоему, сколько мне лет? Шестнадцать? Думаешь, я не имею права принимать самостоятельные решения? Думаешь, отец сможет на меня как-то повлиять? Это абсолютно не его дело и он никаким боком его не коснется. Мне плевать на то, что ты вбил в свою, извини, тупую голову мысль о двух полюсах. Мы — равны! Да, у меня есть состояние! Я не заработал его, оно досталось мне от матери. Я далеко не беден, и останусь таковым, даже если вдруг отец лишит меня наследства. Я понимаю, что это гребанное богатство не дает тебе покоя, ты боишься быть неправильно понятым в своем желании быть со мной. Но я хочу, чтобы до тебя дошло — для меня все эти деньги означают только то, что я могу кому-то помочь, сделать кого-то счастливым! Потому что одному — мне они абсолютно не нужны! Я прекрасно обхожусь без того, чтобы доить свой счет в банке. — Он прошелся по комнате, ероша кудряшки. — Черт, Марк… Я хочу сделать счастливыми тебя и твою сестру, а ты упорно не желаешь этого понять. Подумай о том, как может измениться ее жизнь, если вы выберетесь из этого болота! Засунь-ка свою гордость куда подальше и подумай о Дарине! Понял?! Рори шумно выдохнул и отвернулся, пытаясь унять злость и успокоиться. Пружины старого диванчика жалобно скрипнули, освобождаясь от тяжести тела, послышалось шлепанье босых ног по полу, и через мгновение теплые руки обвили его сзади. Он хотел было дернуться, но передумал. — Прости. Все так быстро… мы всего месяц вместе. Я… черт, я просто боюсь поверить, что все это правда. Я боюсь, что все это ненадолго, боюсь реакции твоих близких… Черт, я никогда не считал себя трусом, но сейчас почему-то мне становится страшно. Я хочу быть с тобой, но не представляю, как это может выглядеть. Одно дело, когда мы встречались, как… ну, ты понимаешь, о чем я, и совсем другое — теперь, когда наши отношения изменились. Боже, Рори… — Марк прижался к напряженной спине кудрявого брюнета и судорожно выдохнул, — ты знаешь, что я отшил всех клиентов почти сразу как познакомился с тобой, и сейчас у меня есть только работа в порту. Я не жалуюсь! Будь я один, мне бы хватало на жизнь, но у меня есть Дарина и я отвечаю за нее. Нам не хватит того, что я там зарабатываю, но и от тебя принимать деньги, естественно, я больше не могу. Это не гордость, Рори. Я просто не знаю, как и что будет дальше. Пойми меня, пожалуйста. — Ты нагородил сейчас какой-то чуши, — Рори повернулся к нему. — По-моему, ты просто боишься быть счастливым или считаешь, что не достоин этого. Волчонок опустил голову. — Я продавался… — Ну и что? — Тебе все равно?.. Маклафлин усмехнулся и покачал головой. — Я тоже далеко не такой святой, как это может показаться. — Марк удивленно вскинул брови, и он негромко рассмеялся. — Нет. Я не торговал собой. Хотя… если можно считать торговлей дикий трах почти невинного юноши с не очень молодой преподавательницей права в обмен на ее обещание закрыть глаза на все прогулы, то… — Отвратительно… Рори кивнул. — Я тоже так думаю, но на тот момент мне это казалось единственным выходом. Тогда я еще зависел от отца, да и, в принципе, был придурком. — Он притянул Волчонка к себе. — Марк, твое прошлое, оно — только твое. Это твоя жизнь, такая, какая есть, и я не имею права ни осуждать тебя, ни ревновать — ничего. Я вижу, как ты сомневаешься, и понимаю, чего именно ты боишься. Но я, Марк, не боюсь любить вопреки идиотским предрассудкам или осуждению со стороны кого бы то ни было. И тебе советую отбросить эти глупые страхи. — Он заглянул в голубые глаза. — А что касается средств к существованию, то могу заверить — содержать тебя я не собираюсь. Помогать — да, но не содержать. В конце концов, ты взрослый парень. Давай договоримся так: ты — заполняешь холодильник, я — оплачиваю медицинские счета Дарины, потому что их будет еще очень и очень много. То, что она произнесла пару слов, не значит, что помощь специалистов ей больше не нужна. Ты же сам видишь — она опять молчит. Думаю, стоит на выходных снова свозить вас на прогулку. Разбойник для нее, похоже — лучшее лекарство. И еще… я бы хотел, чтобы мы переехали в мою квартиру. Все-таки там посвободнее и стены потолще… ну, ты понимаешь, о чем я… — Рори, это невозможно! — Почему? Марк замялся. — Моя работа… порт — он совсем рядом отсюда. Если переедем, мне будет неудобно добираться. — Очень весомый аргумент. Прямо не знаю, что тебе и возразить, — улыбнулся Маклафлин и пожал плечами. — Мне кажется, что ты мог бы сменить работу. Я вижу, как ты жутко устаешь. Пощади свое здоровье, Марк, оно не вечно. — Он немного помолчал, а потом решительно тряхнул кудряшками. — Пожалуй, я поговорю со своими в клубе. У нас постоянная нехватка официантов, так что… — Я никогда не работал официантом. — Ничего сложного. Главная проблема, которая возникнет у меня — это постоянный контроль над тем, чтобы никто не увел тебя из-под моего носа. — Дурак! — прыснул Волчонок и легко ткнул его в грудь. — Никуда я от тебя не денусь! Рори скривил рожицу, закатил глаза и запричитал дальше: — А еще придется отбивать тебя от восторженных пьяных девиц. Представляю, какой успех ты будешь иметь. А еще эти тематические вечеринки! Иногда наших ребят-официантов заставляют наряжаться в шотландские килты, и они рассекают по залу только что, не сверкая яйцами. Черт… я же с ума сойду! Вот черт… Может, надеть на тебя паранджу?.. Короче, я сначала сам хорошенько подумаю над своим предложением. А еще… — Боже, Рори! — снова прыснул Марк и прикрыл его рот ладонью. — Хватит! Рори нежно поцеловал теплую ладонь и, отняв ее от лица, мягко улыбнулся. — А еще, я хочу, чтобы ты вернулся к занятиям в колледже. — Он обвел взглядом комнату. — У тебя явный талант к дизайну, не стоит зарывать его. Марк перестал хихикать. — Оплата… — Я возьму ее на себя. — Нет! — парень дернулся, отступил на пару шагов и выставил руку в предостерегающем жесте. — Нет. — Это — твое будущее, возможность кардинально изменить свою жизнь. Я хочу тебе в этом помочь. Подумай, прежде чем отказываться. — Рори склонил голову и по-доброму усмехнулся. — Потом, когда станешь именитым дизайнером, ты мне все вернешь, если так и не сможешь понять, что это никакой не долг. Ну? Я убедил тебя? Марк молчал, растерянно хлопая глазами, нервно теребя край растянутой домашней футболки. Колледж. Как он жалел о том, что пришлось бросить учебу! Он нашел себя в дизайне. Даже в их с сестрой захудалой квартирке он умудрился создать при помощи различных мелочей хоть какой-то уют, экспериментируя с цветом и формой предметов, пытаясь хоть что-то выдавить из старых, потрепанных вещей. Кривоногий торшер был оклеен причудливым узором из мягкой фольги, создающим невероятную игру теней, когда включался свет. Полинявший диван — завален подушками, веселящими глаз и отвлекающими от невзрачной обивки своей расцветкой, размерами и фактурой. Пустые стеклянные бутылки — раскрашены в разные цвета и расставлены на самодельных полках. И еще множество мелочей, вдыхающих жизнь в этот серый, неприметный быт. Марк медленно подошел к маленькому столику и задумчиво дотронулся до самодельного светильника — шара, хитро сплетенного из белого кабеля и медной проволоки — способного легко поспорить с любым творением той же «IKEA». Он хотел этим заниматься, ему это нравилось. Это было его, как для Рори — рисование. Марк тяжело сглотнул и посмотрел на Рори блестящими от слез глазами. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — тихо сказал Маклафлин и подошел к нему. — Ты заслужил это. Хотя бы всем тем, что тебе пришлось пережить за последние два года. Он нежно провел руками по изуродованным бокам парня и притянул к себе. Волчонок уткнулся в его грудь, отчаянно вцепился в плечи и задрожал, роняя на голую кожу соленые капли. — Не плачь, не надо. Ты сильный парень, я знаю — очень сильный, хоть и потерял уверенность в себе. Все будет хорошо, только дай мне возможность помочь тебе. Просто позволь мне проявлять мою любовь так, как я хочу и могу. После долгого молчания, нарушаемого едва слышными всхлипами, Марк обессиленно прошептал: — Я хочу вытравить своих тараканов… Ты же мне поможешь? — Даже не сомневайся… Уильям Маклафлин рассекал по своему офису, меряя его нервными шагами, иногда останавливаясь и в беззвучной ярости сжимая кулаки. Его сын окончательно сошел с ума! Любовная связь с мужчиной, да еще — обычным портовым грузчиком, да еще подрабатывающим проституцией — для почтенного адвоката это стало нокаутом, последней каплей, переполнившей чашу родительского терпения. Он так и не решился позвонить и поговорить с Рори. В этом не было смысла — скорее всего, сын просто-напросто положил бы трубку, не став утруждать себя какими-либо объяснениями. Рори все делал ему назло, принимая собственные, не поддающиеся на его взгляд, никакой логике решения, демонстративно игнорируя любые советы и увещевания. Интимная связь сына с мужчиной обескураживала, но он мог бы закрыть на это глаза, убедив себя в том, что это не более чем эксперимент. В конце концов, Дойл-младший был прав — чего ожидать от творческой личности, вечно находящейся в поиске ярких ощущений. Да и в окружении самого Уильяма было достаточно подобных «экспериментаторов» — в высшем обществе это было довольно распространенное явление, особенно среди «золотой молодежи», не знающей чего бы еще «эдакого» попробовать в жизни. Но он отчаянно не хотел верить в то, что Рори мог так низко пасть, выбрав в качестве объекта увлечения полунищего парня-проститутку. Промучившись несколько дней и не придя в себя от шокирующей новости, Уильям решил встретиться со своим подопечным где-нибудь на нейтральной территории, чтобы как можно больше узнать о человеке, появившемся в жизни его неблагодарного ветреного сына. Томас Дойл оказался весьма осведомлен и убедителен. Прогуливаясь с мрачным адвокатом по ухоженным дорожкам Сант-Стивенс-Грин, он довольно подробно и в красках рассказал об этом молодом красавчике, которого привез Рори. Уильяма не интересовало, откуда у Томаса столь исчерпывающие сведения о жизни этого парня. Отлично зная своего подопечного и его странные пристрастия, он не был этому удивлен. Он был подавлен. Рассказ Дойла не оставил камня на камне от сомнений, которые Маклафлин-старший старательно лелеял в своем сердце. — Если бы их связывал лишь секс, то в этом не было бы ничего особо страшного. Рори наигрался бы с ним и оставил. Но, боюсь, все гораздо серьезнее и ваш сын в него влюбился. Я видел, как он обнимал этого парня, его объятие, оно было слишком… интимным, если вы понимаете, что я имею в виду, — подвел итог Дойл. — Что же мне делать? — прошелестел Уильям, хватаясь за сердце и с мольбой заглядывая в бесцветные глаза. — Это же позор, Томас! — Поговорите серьезно с Рори. Попытайтесь втолковать сыну, что это за человек, и что ему нужны от него лишь деньги. — Рори не станет ничего слушать, я его знаю! Этот упрямец все равно все сделает по-своему! Мои советы для него — пустой звук! Дойл сокрушенно покачал головой и тихо рассмеялся. — Вечная проблема отцов и детей. — Он немного помолчал, почесывая острый подбородок с невнятными островками щетины и, усмехнувшись тихо произнес: — Тогда избавьтесь от этого парня. — Как? Каким образом?! — истерично воскликнул Уильям, заламывая руки. Дойл с интересом посмотрел на него: всегда такой высокомерный и сдержанный, адвокат сейчас его безумно забавлял своим отчаянием и растерянностью. «Где весь твой пафос, старый индюк?» — злорадно подумал он, но почтенно склонил голову. — Мистер Маклафлин, не мне вам объяснять, что существует множество способов избавиться от человека: его можно подкупить, припугнуть, наконец, просто… убрать. Выбор за вами. — Припугнуть… Ох, Томас, я надеюсь, ты понимаешь, что я не могу привлекать кого-то со стороны. Это дело, в котором замешана честь семьи, и посвящать кого-либо в то, что может легко запятнать нашу фамилию, мне не представляется возможным. И сам я тоже не могу заявиться к нему с угрозами, это будет выглядеть, по меньшей мере, унизительно! — Не надо никого привлекать и, уж конечно, не стоит вам лично угрожать этому щенку. — Дойл вперил в Маклафлина бесцветный взгляд. — Я мог бы помочь вам, если пожелаете. В конце концов, я у вас в неоплатном долгу. — Что?.. — адвокат похолодел. — Томас, ты забываешь, что сейчас идет процесс по твоему делу. Ты… нет, это даже не обсуждается! — Как знаете. — Дойл развел руками. — Что ж… тогда попробуйте купить его обещание не встречаться больше с вашим сыном. В принципе, он может согласиться — ему наверняка приглянется идея получить энную сумму разом, а не вытягивать ее по копейке из Рори. Если сохранность шкуры этого парня вам дороже ваших денег, то другого выхода я не вижу. — Плевать мне на шкуру этого выродка. Дело вовсе не в боязни нарушить ее целость и сохранность, ты же это понимаешь, не так ли? — зло процедил Уильям и, задумавшись, покачал головой. — Купить его обещание?.. Да, наверное, пока это единственный выход. Господи боже! Мне придется самому предлагать ему эту сделку?! — Томас кивнул и Маклафлин-старший застонал. — Все равно придется унижаться! И перед кем? Перед ничтожеством!.. Обычно бледные, щеки адвоката вспыхнули нездоровым гневным румянцем, и Дойл даже зажмурился от удовольствия. — Нельзя привлекать кого-то со стороны, вы же сами сказали это. И в любом случае, попытка купить не будет выглядеть унижающей ваше достоинство угрозой, чего, безусловно, вы и хотите. Все — цивилизованно и красиво. — Сколько же ему предложить? Томас чуть усмехнулся. Он не думал, что Волчонок пойдет на такую сделку — не из того теста был слеплен парнишка. Они достаточно много разговаривали в тот незабываемый вечер, чтобы он смог составить мнение об этом открытом для общения парне. Тот многое поведал о своей жизни, странным образом ни словом не обмолвившись о том, что работает в порту грузчиком. Это явилось новостью для Дойла, посчитавшего Волчонка полубогемным, немного потерявшимся в жизни, ищущим понимания (но не сочувствия) и в то же время довольно гордым мальчишкой. Дойл хмыкнул. Очень уж неглупым и утонченным был парень, чтобы представить его таскающим мешки. Но он не стал говорить обо всем этом адвокату — мысль о том, что надутый индюк готов так легко расстаться с частью своего горячо любимого состояния, забавляла до дрожи. — Думаю, пары тысяч хватит, учитывая в какой нищете он живет. Ну, а если откажется — вы знаете к кому обратиться. Я иногда теряю над собой контроль, мистер Маклафлин, но я не дурак. Если понадобится, я смогу обставить все таким образом, что никто никогда не заподозрит ни меня, ни тем более вас. Ульям Маклафлин навернул еще один круг по офису и остановился у стола, нервно барабаня пальцами по лежащему на нем конверту. Две тысячи евро. Ему не особо было жаль таких денег, ему претила сама мысль о том, кому они предназначены и зачем. Он бросил взгляд на часы-календарь. Вечер пятницы, впереди выходные — мальчишки в порту уже не будет. — До понедельника, Марк Уилан, — прошипел адвокат, скорчил презрительную гримасу, положил конверт в ящик стола и направился к выходу.