Дневник Второго Вонголы

март 1817 - Детка, ты уверена? – я нахмурился. Тарина кивнула, смущённо комкая в руках платок. – О, Мадонна! Господи, спасибо! - я подхватил жену на руки, закружившись по гостиной. - Рик, поставь! Уронишь! – Тарина, смеясь, обхватила меня за шею. - Я? Тебя? Да ни за что! – я остановился, легонько подбрасывая Тарину. И она громко возмущалась сквозь смех. – Скажем Семье? – я бережно поставил жену на пол, и она кивнула. – Пошли, - я предложил ей локоть. Тарина подхватила меня под руку, с таким видом, будто я, по меньшей мере, Властелин Мира. Я усмехнулся, нежно сжимая её ладонь. С нашей свадьбы прошёл уже почти год. Я безумно боялся, что со мной что-то не так, раз Тарина никак не забеременеет, но Господь миловал. – Скажи всем, кто сейчас на территории замка, пусть соберутся у парадного входа, - велел я одному из слуг. Тот поклонился и спешно умчался выполнять поручение. Народ собрался минут за десять. Мы с Тариной стояли на балконе, у самых перил. Люди внизу перешёптывались, гадая, что за известие мы им приготовили. Я поднял руку и разговоры мгновенно стихли. - Друзья, - я широко улыбался, и бойцы заметно напряглись, - у меня для вас потрясающие новости. Моя супруга беременна. У Семьи будет наследник. Мои последние слова потонули в восторженном рёве. Вель, насрав на субординацию, ласточкой взлетел к нам, крепко обнимая сначала Тарину, затем меня. - Поздравляю, босс! – он сиял так, словно это в его семье ожидалось прибавление. Хотя, в общем-то, так оно и было. Я подхватил жену на руки, спрыгивая вниз, давая возможность подойти к нам сначала остальным Хранителям, а затем и всем присутствующим по одному. В течение последующей недели нас конкретно заебали. Как поздравлениями, так и покушениями. В конце концов, я, насрав на приличия, попросил у Лилианны разрешения и вместе с женой съебал в миланское поместье Каморры, подло спихнув все дела Велю. Ничё, не облезет. Жизнь Тарины мне дороже его нервов. июнь 1817 - Риккардо, мать твою блять, Скариони! – Тарина влетела в кабинет, открыв дверь, кажется, ногой. В меня сходу полетела какая-то ваза. Я чудом успел увернуться. - Какого хера?! – возмутился я, сгребая взбешённую супругу в охапку и заламывая ей руки. - Ты, ублюдок! Как ты мог! А я тебе верила! – трагически воскликнула Тарина. Я терпеливо переждал получасовую истерику. Беременность превратила и без того не ангельский характер моей супруги в лютый пиздец. Но, благо, выражалось это в коротких приступах неадекватности, за которые Тарина потом искренне извинялась перед теми, кто попадался ей под руку. Однажды, в такой период мы с ней сильно поругались, а потом я случайно подслушал, как она рыдала в плечо Авроры. Тарина говорила, что просто не может контролировать себя. Понимает, что нельзя говорить, нужно промолчать, отступить, не упорствовать, но словно на неё находит затмение и она ничего не может с собой поделать. Я тогда не долго думал. Просто зашёл в комнату, забрал мою детку у Авроры, поцеловал и пообещал ей быть снисходительнее и терпеливее. Пообещал относиться с пониманием. И Тарина тогда плакала, целовала мои руки и говорила, как сильно меня любит и как боится, что я к чертям выгоню её, не выдержав истерик. Но я пообещал выдержать. И выдержу. Потому, что я люблю свою жену и наше дитя, что она носит под сердцем. Люблю, и никогда не откажусь от них. - Ну так? – я отпустил супругу, разворачивая её к себе лицом. - Я нашла это в шкафу, - спокойно сообщила Тарина, извлекая откуда-то из платья пухлую стопку конвертов. – Это твои любовные письма, адресованные другой женщине. - Блять, Тарина, побойся Бога, мне было шесть! – я опознал почерк на конвертах и вырвал их из цепких пальчиков благоверной. – И адресованы они моей тётушке! - Точно? – Тарина села на стул, с надеждой глядя на меня. - Хуёчно, - буркнул я, присаживаясь перед ней на корточки. – Она на свадьбе была. Толстая, в лимонном платье. - О… - Тарина захихикала. – Да, я её помню. Извини. - Истеричка, - я вздохнул, нежно поглаживая внушительный уже животик. – Как там наш малыш? - Прекрасно, - отрапортовала жена. – Мы сегодня кушали яблочное пюре, сардины, шоколадный тортик… - Избавь меня от подробностей, - я скривился. Гастрономические извращения во время беременности у Тарины были весьма редки, но уж если были… - Как скажешь, любовь моя, - она рассмеялась, зарываясь пальчиками в мои волосы. - Скорее бы, - я прижался к её животу щекой. – Господи, как же я хочу подержать на руках своего первенца. - Уже совсем скоро. Всего пара месяцев, - жена улыбнулась, прикрывая глаза. - Я тоже не могу дождаться. 6 октября 1817 - Давай, детка, ты сможешь. Держись, моя девочка, - я держал Тарину за руку, с ужасом осознавая свою беспомощность. Жена кивнула, крепко сжимая мою руку и дыша сквозь стиснутые зубы. Врач сказал, это ещё лёгкие роды, бывало и хуже. Хуже, блять. Господи, да далось тебе это сраное яблоко. За один ёбаный плод заставить бедных женщин так страдать в родах. Тарина закричала, и я крепко зажмурился. Если бы я знал, что ей будет настолько больно, хуя с два я бы согласился на этот пиздец. Я хочу наследника, но, мать вашу, не такой ценой! В Аду наверняка практикуют роды в качестве пытки. Иначе они многое теряют. Надо будет, когда сдохну, посоветовать это Сатане. Жена вдруг резко выдохнула и затихла. Я схватил её за плечи, встряхнув. Она слабо улыбнулась, глядя на меня, а в следующую секунду я услышал плач. Плач нашего родившегося ребёнка. О, Господи, спасибо! - Кристиан, - решительно сказал я, глядя как Тарина кормит нашего сына грудью. Она подняла на меня взгляд, кивая, и я повторил. – Его имя Кристиан. - Как скажете, сеньор, - врач улыбнулся. – С вашего позволения. Он удалился, а я присел на край постели. Тарина выглядела измученной, но счастливой. Я нежно поцеловал её в висок, и она повернулась ко мне. - У него твои глаза, - сказала она, протягивая мне крошечный свёрток. Я взял его, ощущая ранее неизведанный трепет. Зелёные глаза младенца сурово смотрели из-под насупленных, раздвоенных бровей. Я с трудом сдержал смех. - Вылитый я, - кое-как сумел выдавить я, касаясь пальцем щеки своего новорожденного сына. - Он просто прелесть, - Тарина улыбалась, с нежностью глядя на нас. Я осторожно лёг рядом с ней, бережно прижимая к себе младенца. - Я люблю тебя, детка, - я поцеловал жену, вкладывая в поцелуй все обуревающие меня чувства. - Я тебя тоже, - она погладила меня по щеке. – Можно, я немного посплю? - Конечно, - я устроился поудобнее, и Тарина прижалась к моему плечу. Я лежал, слушая её ровное дыхание, и смотрел в глаза Кристиана. Мой мальчик. Мой сын. Мой первенец. Кровь от крови моей. Счастье моё. Первое время, я не мог сдержать благоговейного трепета, когда мне доводилось подержать Кристиана на руках. Происходило это не так часто. Я был занят работой, и мне было попросту некогда. Я старался уделять сыну хотя бы час в день. Запрещал Тарине самой вставать ночью, когда Кристиан плакал, только если он просил есть. Я помогал ей, по мере возможностей. И всё же, уделял ей непозволительно мало времени. Лилианна сказала мне, что Тарина очень переживает об этом. Считает, что я перестал желать её после родов. Дурочка. Разве такое вообще возможно? Не хотеть её? Я не трогал её только потому, что беспокоился о её состоянии, и о том, что она очень устаёт за день. И, неизбежно, пришла расплата за мою деликатность. Тарина пришла в кабинет, и, не глядя на меня, предложила нам спать отдельно. Эти глупости из её головы надо было выкинуть. А лучше - вытрахать. Что я и сделал, забив на то, что через час собрание Семьи, и мне нужно подготовить бумаги к нему. Жену я отпустил только через три часа. Вымотанную, ошарашенную и невозможно счастливую. Больше я не слышал от неё идиотских предложений вроде: "Может, нам лучше спать в разных комнатах".