Отдать сердце

"Все проходит", – эту незамысловатую фразу, считающуюся какой-то великой премудростью, Джури повторял себе каждый день по несколько раз. Он не знал, кому она принадлежала, припоминал лишь, что читал об этом в школе. Все действительно проходило, кроме невыносимой тоски, которая, казалось, поселилась не только в сердце Джури, но и в самой душе. Прежде Джури не задумывался, насколько сильно он сросся с Ледой, насколько растворился в другом человеке – так, что после его смерти ничего не осталось. Леда унес с собой практически все, забрал с собой всего Джури, оставив миру лишь пустую иссушенную оболочку. Джури было жаль своих родителей и немногочисленных университетских приятелей, которые искренне беспокоились о нем. Потому достаточно быстро он взял себя в руки и погрузился в учебу без остатка, взяв несколько факультативных предметов и записавшись на курсы иностранных языков. Восемнадцать часов в сутки Джури был при деле, а если в оставшееся время сон не шел, он старался отвлечься в компании – в любой доступной компании, лишь бы не оставаться наедине с мыслями. Он сильно похудел и осунулся, изматывал себя, но не чувствовал усталости. Джури часто казалось, что он не чувствовал вообще ничего. Зато со стороны казалось, что он держался молодцом, стоически переносил смерть дорогого друга и справлялся на отлично. Экзамены Джури сдал досрочно, получив самые высокие оценки, но все равно не прекращал бурной деятельности, успевая еще и работать, и учить что-то дополнительно. Джури до дрожи в коленях боялся свободного времени, боялся одиноких ночей, боялся воспоминаний. Было страшно и горько думать о Леде, но не думать о нем не получалось. А еще Джури долго настраивал себя сходить на кладбище. На похороны он так и не пошел – в то время он пребывал в пьяном беспамятстве и был рад этому. Когда воображение рисовало неоднократно виденную в фильмах картину засыпаемого землей гроба, Джури испытывал физическую слабость и тошноту. Пускай он знал, что тело кремировали, и даже пойди он на похороны, ему не пришлось бы видеть, как самого дорогого ему человека закрывают в ящике и опускают в яму, все равно от подобных мыслей становилось жутко. Однако по прошествии пары месяцев Джури начал ловить себя на слабом отголоске чувства стыда: было что-то неправильное в том, что он так и не простился с лучшим другом. Джури понимал, что все это глупости и предрассудки, привитые обществом и культурой. О мертвых было принято демонстративно скорбеть, хотя на самом деле самим усопшим было уже безразлично участие и страдание живых друзей. Но все чаще Джури грызло чувство невыполненного перед Ледой долга. В конце концов он решился. Была уже середина декабря, на улице резко похолодало, и ночью выпал первый снег, который тут же растаял, превратившись в серую кашу под ногами. Погода была по-настоящему противной – другого определения Джури не мог подобрать. Было не столько холодно, сколько промозгло и сыро. Толстый вязаный шарф не грел, а изо рта вырывались облачка пара, когда Джури, выбравшись из автобуса, направился в сторону витых ворот старого кладбища. Джури не знал, почему родители захотели похоронить своего сына практически за городом, но в этот момент порадовался такому решению. Вокруг было относительно тихо и безлюдно, а землю покрывал тонкий слой белого снега, который здесь не успел растаять. В будний день мало кто захотел наведываться на кладбище, и Джури казалось, что он здесь был совсем один, пока шел между ровными рядами одинаковых безликих памятников. Куда следует идти, Джури знал лишь примерно – неимоверным усилием воли он заставил себя набрать домашний номер родителей Леды, попал на его отца и попросил объяснить, где находится могила. Теперь же, дойдя до нужного ряда, Джури замедлил шаг и снова едва ли не через силу принудил себя читать имена на надгробиях. Когда наконец он увидел искомое, Джури замер на месте и опустил голову. Имя и годы жизни – больше ничего не значилось на белом камне, ни эпитафий, ни каких-то красивых печальных слов. Памятник был такой же, как и тысячи других вокруг, и Джури подумал о том, сколько горя сосредоточено в этом месте, если к каждой могиле хотя бы раз приходил человек, испытывавший то же, что испытывал Джури. Часто ему казалось, что никто не смог бы любить так, как любил он – с такой силой, самоотдачей, нежностью и страстью. Пускай все это было не востребовано, пускай Леда никогда не желал такой любви, меньше она от этого не становилась. Но стоя здесь, среди других могил, Джури думал о том, что за любым именем на каждом из надгробий хранится своя история какой-то другой любви. И неизвестно, сколько людей приходило сюда, чтобы проститься с прошлым, которое, как известно, отпускает далеко не всех. Тяжело вздохнув, Джури огляделся по сторонам и подумал о том, что он поспешил с визитом на кладбище. К такому он был явно не готов, а чувства, всколыхнувшиеся в душе, были настолько мучительными, что хоть в петлю лезь. Чем больше Джури вспоминал о Леде, тем красочней картинки вставали перед его глазами. Он думал о том, что не случись той аварии, через пару дней у Леды была бы свадьба. Он ходил бы счастливый и радостный, а Джури кусал локти и проклинал бы свою несчастную любовь. Теперь он думал о том, что лучше бы было так, чем как в итоге вышло. Леда, принадлежащий недостойной его Маю, был все же лучше, чем Леда, не принадлежавший больше никому. А потом наступило бы Рождество, и они вдвоем обязательно пошли бы в кондитерскую на углу, куда ходили с самого детства. Это была такая традиция – двадцать четвертого декабря идти туда и пить горячий шоколад. Впервые вдвоем они пошли туда десять лет назад и не прекращали делать этого, даже когда стали взрослыми. Джури решил для себя, что в этом году тоже пойдет – пускай один, но все равно сделает это в честь памяти о Леде. Он не был уверен, что ему не станет худо, но все-таки хотел поддержать добрый обычай. А вот стоя у могилы своего друга, он понял, что с визитом на кладбище поторопился. Джури развернулся, чтобы отправиться обратно, и чуть было не подскочил на месте от неожиданности – в двух метрах от него стоял человек. – Мать твою… – невольно выругался Джури и отступил на полшага назад, а на лице незнакомца отразилось смущение пополам с растерянностью. – Извините, – негромко произнес он. – Не хотел напугать. Я думал, вы слышали, как я подошел. В ответ Джури окинул человека мрачным взглядом. На вид тот был чуть старше самого Джури и выглядел несколько странно. Парень был высоким и очень худым – это не скрывали ни мешковатые кожаные штаны, ни такая же свободная куртка-косуха, тоже кожаная и изрядно потертая. На голове незнакомца красовался жуткий беспорядок в виде безобразных дредов – дреды Джури считал в принципе безобразными, как бы искусно те ни были сделаны, – а глядя на его тощую худую шею, становилось зябко. Джури мерзнул даже в добротном шарфе, и как холодно должно было быть незнакомцу, он мог лишь предполагать. Еще парень казался нездоровым, каким-то бледным, с осунувшимся лицом и лихорадочно блестящими глазами. Джури подумал было, не наркоман ли перед ним, который подкрался, чтобы украсть или поклянчить деньги, но отмел эту догадку, когда заметил в его руках розу – самую обыкновенную, красную, на не слишком длинной ножке. Такая уместней смотрелась бы на свидании с девушкой, а не на кладбище. Вероятно, странного вида парень просто пришел сюда к кому-то близкому, а на Джури наткнулся случайно, невольно напугав. – Ничего страшного, – сменил гнев на милость Джури и зачем-то добавил: – Я уже ухожу. Не дожидаясь ответа, он направился по тропинке в сторону выхода, но не успел сделать и трех шагов, как его окликнули: – Вы знали этого человека? Джури резко обернулся и во все глаза уставился на незнакомца. Что-то странное послышалось в его голосе, хотя Джури не мог понять, что именно. Но тощий парень, задавая свой вопрос, указывал именно на могилу, где покоился его друг. – Знал, – ответил Джури после небольшой паузы. – А ты что, нет? Вопрос прозвучал грубовато, и Джури не сразу понял, что по неведомой причине очень не хочет говорить с этим человеком. Присмотревшись к нему внимательней, Джури подумал, что тот вполне мог быть кем-то из многочисленных знакомых Леды, каким-нибудь музыкантом, с которым Леда выступал или просто был знаком. Правда, Джури с трудом представлял, чтобы приятели Леды приходили ни с того ни с сего на кладбище с цветами. – Я не знал, – развел руками парень и улыбнулся будто виновато. – Но я ему многим обязан. – Как так? – не понял Джури. – При жизни он оставил… Не знаю, как это называется, договор, наверное? В общем, документ на пересадку органов… По необъяснимой причине Джури почувствовал, как у него холодеют руки, а в груди, напротив, становится так горячо, что тошнота подступает к горлу. Он уже догадывался, что скажет дальше этот парень. – Мне пересадили его сердце, – закончил незнакомец. – Что пересадили? – туповато переспросил Джури. – Сердце, – повторил парень. И, неслыханное дело, улыбнулся. Джури почувствовал острое желание ударить его – врезать по зубам, чтобы тот больше вообще никогда рта не раскрывал. Не сказав ни слова, Джури резко развернулся и быстро зашагал прочь. Он сам не мог объяснить, почему реагирует вот так, почему в душе всколыхнулась ненависть к незнакомому человеку. "Потому что эта тварь жива, и в его груди бьется сердце, которое…" – Джури сглотнул и почувствовал, как в носу защипало. Это уже было выше его сил. Это было слишком. – Эй, подожди! С тобой все в порядке? Парень оказался не из догадливых и не придумал ничего лучше, как припустить за Джури. Умом Джури понимал, что тот ни в чем не виноват, ни перед ним, ни перед Ледой, но все равно не мог себя заставить смотреть на этого человека. Однако воспитание пересилило, и Джури решил, что стоит быть вежливым. Он остановился так же резко, как до этого сорвался с места, и повернулся к незнакомцу, который уже догнал его и шел рядом, обеспокоенно вглядываясь в его лицо. Несчастную розу он по-прежнему теребил в руках. – Извини, – выдохнул Джури, глядя прямо ему в лицо. – Просто это было неожиданно. – Я понял, – кивнул странный тип, Джури в этот момент отметил, что тот был очень некрасивым со своим длинным лягушачьим ртом, невыразительными глазами и широким носом. – Этот парень, наверное, был твоим другом? – Да, вроде того, – кивнул Джури. – Самым лучшим другом. – Вот оно что. Мне очень жаль, что он умер. – Это вряд ли, – у Джури вырвался нервный смешок, который он тут же пресек, поражаясь, как жутковато и неприятно звучит подобный смех еще и в таком месте. – Нет, это правда, – пожал плечами парень. – Я долго стоял в очереди на донорство, и в любом случае дождался бы. Не думал, что мне достался такой молодой донор. Что с ним произошло? Джури уставился на говорившего как на полоумного. Наглецу хватило храбрости сначала сообщить, что в его груди бьется сердце самого дорогого Джури человека, а следом добавить, что это сердце ему не так уж и нужно. Джури хотел сказать все, что он думает по этому поводу, но не смог подобрать правильных слов. – Я не хочу об этом говорить, – ледяным тоном произнес он и, не удержавшись, добавил: – И я не советую тебе в будущем рассказывать близким Леды, что тебе на хрен не нужно его сердце. Потому что его от аппарата отключили ради таких, как ты. Ради органов. Эти слова Джури буквально выплюнул. В последние месяцы он меньше всего думал о людях, которых Леда спас, завещав свои органы для донорства. По большому счету, в этом не было ничего плохого, даже наоборот, но в этот момент Джури от души пожелал, чтобы в крематории тело его друга сгорело дотла вместе со всеми бесценными составляющими. – Подожди, извини… – отставать от него парень явно не собирался и снова семенил следом, пока Джури решительно шагал прочь. – Я не это имел в виду. Как же может быть не нужно? Я хотел сказать… – Отвали, а? – бросил через плечо Джури. – Да стой ты, – отваливать парень явно не собирался. – Мне наоборот стало интересно, что это был за человек. Знаешь, после такой операции очень сильно меняется все… Я подумать не мог, что так получится, но мне правда очень хочется знать. Думал, что не смогу ничего узнать: спрашивать родных как-то неловко, а вот у друга… А где я еще найду его друга? "Это какой-то дурдом", – Джури продолжал идти вперед, не останавливаясь, но в этот момент на мгновение устало прикрыл глаза и споткнулся. Еще бы секунда, и он полетел бы носом в снег, но приставучий парень ловко схватил его за локоть и не дал упасть. – Осторожней, – с опозданием предупредил он и наконец замолчал, а Джури, подавив вздох, поднял на него тоскливый взгляд. – Ладно, – собравшись с мыслями, произнес он. – Что именно ты хочешь знать? – Все, что расскажешь, – развел руками парень, и Джури только теперь заметил, что злополучную розу тот забыл оставить у памятника и все вертит в руках. \ \ \ Когда Джури соглашался поговорить с Агги, он подумать не мог, что их встреча повторится. Если бы он знал, что так получится, наверняка послал бы его куда подальше сразу – такие приятели Джури были не нужны. В тот день, день своего знакомства, они пошли в первое попавшееся кафе, сели за столик и проговорили часа два, не меньше. Агги было интересна любая информация о человеке, подарившем ему сердце. – Это сложно объяснить, – пояснил он. – Но после операции у меня изменилось… Мировоззрение, что ли? Так странно, когда внезапно тебе начинает принадлежать часть другого человека. И становится любопытно, кем он был, чем жил… – Давай без подробностей, – попросил Джури, с трудом удержавшись от того, чтобы не поморщиться. Почему-то стало противно, да и Агги этот ему не нравился. Теперь Джури увидел, что, кроме ужасных дредов, у Агги имелись еще не менее ужасные и не особо ухоженные ногти, накрашенные черным лаком. Рукава косухи были потертыми и тоже не слишком опрятными, а глаза были едва заметно подведены черным карандашом. "И вот ради этого ты отказался от жизни", – с горечью Джури мысленно обратился к Леде. В этот момент он мало задумывался о том, что предстоявшее Леде существование с трудом можно было назвать жизнью. – Да-да, конечно, – старательно закивал головой Агги, явно опасаясь снова обидеть или коснуться неприятной темы. – Расскажи, что хочешь. Я буду очень благодарен. Джури заказал себе большой кофе, и когда Агги предложил ему сигарету, не стал отказываться, хотя обычно не курил. Несколько минут он собирался с мыслями, проклиная ту минуту, когда согласился на этот разговор – Джури думал, что просто не сможет начать, и что он не знает, что рассказывать. "Можно попробовать с начала", – подсказал внутренний голос, и Джури послушался его. – Мы познакомились в школе, – неуверенно произнес он и тут же уже смелее продолжил: – Семья Леды переехала в наш город, и он сменил школу, но всем рассказал, что из предыдущей школы его выгнали за плохое поведение. Леда уже тогда знал, что станет музыкантом, и создавал себе плохую репутацию. Джури улыбнулся, вспомнив, какими дураками они оба были тогда, а Агги, замерший перед ним, кивнул: – Круто. Я тоже музыкант. Гитарист. – Что? – не поверил своим ушам Джури. – Гитарист, – повторил Агги. – Играю на басу. Джури только головой покачал. От такого совпадения ему почему-то стало не по себе. Слово за слово говорили они очень долго. Больше, конечно, Джури, а Агги просто слушал, задавая уточняющие вопросы. Следовало отдать должное, слушатель из Агги был отменный, внимательный и терпеливый, в то время как Джури путался в деталях и в своем рассказе то забегал вперед, то возвращался в далекое прошлое. Странно было понимать, что по результатам этого разговора Джури стало немного легче, словно часть своих чувств, мучительных и болезненных, он подарил этому чужому незнакомому человеку. Безусловно, самого главного Джури ему не рассказал: не сообщил, как не спал ночами, мечтая о Леде, как ревновал к каждой новой девушке, как позже мучился от мысли о том, что так и не рассказал о своих чувствах, а теперь уже и не расскажет никогда. Но все же по непонятной причине Джури почувствовал, что ноющее чувство в груди хоть и не пропало, но стало слабее. После разговора с Агги Джури казался сам себе уставшим и измочаленным, как после тяжелой работы. Но неуверенное чувство удовлетворения зародилось в его душе. "Пускай знает, каким замечательным человеком был Леда, – подумал Джури, заканчивая свой рассказ. – Знает и ценит". Агги же, дослушав до конца, посмотрел на Джури как-то странно и лишь коротко ответил: – Все понятно. Что ему было понятно, Джури не знал и уточнять не стал. Когда они прощались, Агги, похлопав себя по карманам, понял, что где-то потерял телефон и попросил Джури набрать его номер. В тот момент Джури, ничего не заподозрив, выполнил просьбу, и телефон нашелся в одном из бездонных карманов косухи. Джури даже не подумал, что Агги сделал это специально, чтобы получить его номер, ведь по доброй воле Джури не стал бы его давать. Неладное он заподозрил лишь чрез два дня, когда Агги внезапно позвонил ему и предложил снова встретиться. – Зачем? – удивился Джури. – Просто так, – ответил Агги. Джури сам не знал, почему согласился. \ \ \ Джури никогда не был слепым, как и не считал себя дураком. Уж тем более он замечал, когда на него смотрели с обожанием, а Агги глядел на него именно так – как на бесценный подарок, который долго ждешь и наконец получаешь на какой-нибудь праздник. – Кстати, мы познакомились в день моего рождения, – как-то раз признался он Джури. – Ты не придумал ничего лучше, как в свой день рождения пойти на кладбище? – удивился тот. – Ну, я ж не просто так туда пошел, – пожал плечами Агги. – Да и операция стала для меня вторым днем рождения, можно и так сказать. Они общались уже полгода, и Джури давно понял, что Агги не хочет быть ему просто другом. Джури не давал никаких надежд, не давал повода думать, что у них что-то может получиться – напротив, держался холодно и отстраненно, никогда не звонил первым и не инициировал встречи. Но Агги это будто и не смущало, он не требовал и не просил ничего взамен, хотя часто приглашал Джури то на концерты своей группы, то на бейсбол, то в кино, или делал незначительные подарки без повода. Постепенно Джури свыкся с Агги. Не привык, не привязался, а именно свыкся. Перестал замечать его раздражающие недостатки, даже почти прекратил думать о том, что Агги живет ценою смерти Леды. Постепенно Джури приходил к выводу, что не таким уж и безобразным был Агги – он все равно не нравился ему, но сам Джури понимал, что немного погорячился, когда в первую встречу подумал, какой отталкивающий человек ему повстречался. У Агги был легкий характер, рядом с ним можно было чувствовать себя свободно и комфортно, если, опять же, не думать, при каких обстоятельствах они познакомились. Джури не мог не признать, что Агги очень здорово шутил, часто заставляя его улыбаться даже в самые тоскливые минуты. Определенно Агги не был плохим, но Джури он не интересовал ни как друг, ни, тем более, как кто-то более значимый. Странно было видеть человека, который испытывал примерно то же, что долгие годы переживал сам Джури. Точнее, Джури не сомневался, что симпатия Агги и близко не была похожа на то глубокое и серьезное чувство к Леде, жившее в его сердце с самого детства. Но все равно порой его посещали мысли о подмене мест. И теперь он, Джури, занял место, которое занимать не должен был. Агги ни на что не мог надеяться, и порой Джури думал о том, чтобы сказать ему об этом, но не мог решиться. Глупо кричать "отстань от меня", если к тебе никто не пристает. А Агги не приставал и ничего не требовал очень долго, вплоть до одной майской ночи, душной и очень темной. В тот день Джури готовился к экзаменам и никуда не собирался. Как для весны на улице было невыносимо жарко, хотя горячее солнце периодически закрывали тучи. От духоты у Джури раскалывалась голова, погода менялась, и весь раскаленный город замер в ожидании дождя, который никак не желал пролиться. А ближе к вечеру Джури позвонил Агги и предложил прогуляться. – Мне некогда, у меня экзамены скоро, – Джури не врал, к экзаменам он и правда готовился старательно, ведь в этом году он заканчивал учебу. – Ненадолго, – настаивал Агги. – Хочешь, я приеду? На часик всего. В итоге Джури сдался. Он сам не знал, почему делал это каждый раз, когда умом понимал, что ни к чему хорошему такое общение не приведет. Со временем, глядя на Агги, Джури приучил себя не думать постоянно о сердце Леды, которое незаслуженно досталось этому человеку. Джури часто повторял себе, что, в конце концов, сердце – это просто кусок мяса, ни больше и ни меньше. Никто не печалится о состриженных ногтях или отрезанных волосах, когда те стали больше не нужны. Не имело смысла лишний раз думать о сердце погибшего человека. Как-то раз ради интереса Джури отыскал большую медицинскую статью о пересадке сердца и вычитал, что люди с трансплантированным сердцем чаще всего живут весьма недолго, от пяти до десяти лет. – Негусто, – покачал головой Джури и привычным жестом поправил свои очки. Ему было жаль Агги и стало интересно, сколько же врачи пророчили ему. Позже Джури узнал, что рекорд по длительности жизни с пересаженным сердцем составлял около тридцати лет. Три десятка – это было уже что-то, но учитывая, как молод был Агги, такой срок тоже не казался долгим. Совесть кольнула Джури: свое бесценное время Агги тратил на него вместо того, чтобы быть счастливым с кем-то другим. Обхаживал, старался порадовать, и все ради того, чтобы никогда не увидеть взаимности. Джури думал, что Агги понимал это, но оказалось, что нет – в отличие от самого Джури, который всегда знал, что его чувство не взаимно по определению, Агги не терял надежды. – Пришли, – сообщил Джури, когда они остановились у его дома. Тучи сгустились над городом, гром грохотал совсем близко, и можно было надеяться на то, что наконец придет сильный ливень с долгожданной прохладой. Агги почему-то ничего не говорил, и фонарь горел за его спиной, что мешало Джури рассмотреть выражение его лица. Запоздало Джури отметил, что весь этот вечер Агги был странно молчалив, и от этого Джури стало не по себе. – Я пойду, – добавил он. – Надо хорошо выспаться, завтра опять учиться до посинения… – Джури… – перебил его Агги, но осекся, не договорив, и вдруг крепко сжал его ладонь в своей. Джури отметил, что рука Агги была неприятно влажной от пота, видимо, он очень волновался, да и жарко было невыносимо. Джури хотел вырваться, но Агги не позволил и вместо этого прижался губами к тыльной стороне его ладони. На мгновение у Джури зашлось сердце – стало физически плохо и не по себе, а к горлу подкатил комок. Он подозревал, что рано или поздно Агги как-то выразит свои чувства, и даже заранее подготовил емкое и четкое объяснение, почему у них ничего не может быть и почему Агги не стоит ни на что рассчитывать. Но он никак не ожидал, что Агги поступит вот так: не полезет с грубыми объятиями и поцелуями и не заведет сначала разговор, а просто возьмет его за руку, прикоснется губами вот так – так крепко и одновременно нежно. В этом жесте, в том, как он сжимал его ладонь, было столько отчаяния, что Джури не мог себя заставить оттолкнуть сразу, а Агги, ободренный его покорностью, перехватил руку и поцеловал тонкую кожу с внутренней стороны запястья. – Агги, прекрати… – Джури едва нашел в себе силы, чтобы выдохнуть эту короткую фразу, и дернул рукой, но Агги опять не отпустил. – Я не могу, – ответил он, и от того, как прозвучал его голос, Джури стало не по себе. – Я больше не могу. – Можешь, – Джури дернул рукой сильнее, и на этот раз Агги не стал удерживать его. В темноте Джури почти не различал его лица, зато с досадой подумал, что Агги как раз хорошо читает все эмоции в его глазах из-за того, что фонарь светит за спиной Агги, и лицо Джури в желтоватом освещении ему замечательно видно. – Почему нет, Джури? – шепотом спросил его Агги, и у Джури по телу прошла неприятная дрожь – показалось, что именно так звучал бы его голос, наберись он в свое время смелости прийти с признаниями к Леде, который ответил бы ему отказом. Он уже открыл рот, чтобы выдать свой заранее заготовленный ответ, но вдруг понял, что забыл, о чем собирался говорить. Все объяснения и оправдания показались пустыми и нелепыми, а ответ "ты просто не в моем вкусе" здесь точно не подошел бы, ведь как объяснить влюбленному человеку, что он не нравится без особых на то причин? Не нравится потому, что он такой, какой есть. – Я люблю другого человека, – наконец ответил Джури, фактически не соврав. – Это я знаю, – Агги кивнул. – Но ведь твой любимый человек умер. Джури как током ударило, даже показалось, что он непроизвольно дернулся всем телом. – Да как ты… – начал было он, задыхаясь от в мгновение подступившего гнева, но договорить не смог. – Ты не говорил, но я понял. Еще тогда, в первый день, в кафе. Ты так о нем рассказывал, что я сразу обо всем догадался… – Заткнись, – прошептал Джури, чувствуя, что холодеет. – А меня ты сразу возненавидел, это я тоже почувствовал, – продолжал Агги с каким-то надрывом в голосе. – Но я ведь не виноват. Он сам хотел отдать свое сердце… Джури не понял, как это произошло, и даже не сразу поверил, что сделал это. Рука будто сама дернулась, пальцы сжались в кулак, а в следующий момент голова Агги мотнулась в сторону. Наверное, удар вышел очень сильным, потому что сжатые пальцы Джури отозвали сь острой болью. – Ничего он не хотел! – выпалил Джури, не осознавая, что повышает голос. – Он начитался какой-то хрени про доноров и завещал свои органы! Он не знал, что попадет в аварию! И из-за одной дурацкой бумажки его отключили от аппарата! А если бы не отключили, может… Может, случилось бы чудо, может, он жил бы! А теперь он умер, а ты… Джури вдруг осекся, понимая, что он не знает, что говорить дальше. Вроде бы в его голове была какая-то логичная мысль, но она внезапно оборвалась. – Что я? – голос Агги звучал незнакомо и низко. – Он умер, а я – что? Я, сволочь, живу? – Нет, – Джури ответил поспешно и четко. Неожиданно он понял, что именно это и хотел сказать, но на самом деле так не считал и ни о чем подобном не думал. Или думал поначалу, но точно не в последнее время. Почему – Джури не знал, не задумывался как-то. – Как ты не поймешь? Я не выбирал себе донора, – глухо произнес Агги. – Это… Ты знаешь, как это сложно? Далеко не каждый донор подходит. Я помню, что сказал тебе тогда, еще на кладбище, что я бы дождался другого со временем, но на самом деле, может, и нет. Может, и не дождался бы. – При чем здесь вообще все это? – устало перебил его Джури. – При том, что ты ненавидишь меня за его смерть, как будто это я его убил. – Неправда… – Правда! – Агги рявкнул так неожиданно громко, что Джури внутренне подобрался. – Ты, может, сам не осознаешь этого, потому что умом понимаешь, что это бред. Я его не убивал и ничего у него не отбирал. Он сам отдал. – Я знаю, – слабо прошептал Джури. Очень хотелось еще раз попросить Агги заткнуться, но он уже понял, что это не подействует. – А я, как дурак, тебя люблю. И на все для тебя готов, но единственное, чего тебе хотелось бы, это чтобы я вернул сердце. Пусть это его и не воскресит. Слова были вескими и тяжелыми – они падали словно крупные капли в сухой песок. И Джури, слушая Агги, приходил в ужас от того, что слышал, потому что впервые осознавал – именно так все и было. Абсурдно, жестоко, бессмысленно – и все лишь по его вине. Ни разу за все время он не задал себе вопроса, что надо сделать Агги, чтобы он, Джури, простил его. Как и не спросил, за что Агги должен вымаливать прощение. Ответа Джури не знал, но понимал – все последние полгода он искренне верил, что Агги в чем-то виноват перед ним, перед Ледой, перед всем миром за то, что по-прежнему живет, несмотря на то, что его сердце давно перестало биться. Джури молчал, а Агги если и ждал ответа, то недолго. Развернувшись, он пошел прочь по улице, освещенной слабым светом фонарей, а Джури, глядя ему вслед, испытывал смешанное чувство облегчения от осознания, что разговор окончен, и отчаяния от того, что он натворил. Натворил, ничего при этом не делая. Бесцельно стоять на улице было глупо, и, развернувшись, Джури побрел к своему дому. Стоило ему переступить порог, как на землю хлынул долгожданный дождь. \ \ \ Несмотря на усталость, после такой встряски Джури просто не мог уснуть. У него словно глаза открылись, словно пришло озарение – ответ на вопрос, о котором он слишком долго думал, не желая видеть решение прямо под собственным носом. За окном хлестал ливень, и Джури, распахнув створки, дышал полной грудь, глотая свежий воздух, и буквально тонул в воспоминаниях. Думать о Леде было так мучительно и болезненно, что все последнее время Джури избегал подобных мыслей. А теперь к нему будто память вернулась, и он снова и снова прокручивал в голове эпизоды и события давно минувших дней и относительно свежие тоже. Как они с Ледой сбегали с уроков. Как забрались на крышу высотки. Как воровали у родителей сигареты. Как впервые напились пива. Воспоминаний было так много, что можно было захлебнуться, и Джури так и делал – захлебывался ими без страха утонуть. Почему-то только теперь, с огромным опозданием до Джури дошло, что на самом деле все было не так, как он привык думать. Леда не отвергал его, нет – Леда всегда любил Джури, быть может, даже сильней, чем сам Джури любил его. В подтверждение этого предположения все новые и новые детали складывались в единую картинку. Как Леда всегда смотрел на него – восхищенно и радостно. Как выбирал подарки к праздникам, всегда тщательно и очень старательно. Как делился своей музыкой – самым дорогим, что у него было. Не с девушками, не с другими друзьями, а именно с Джури. Как был готов прийти по первому зову в любое время дня и ночи. Леда всегда любил его, как внезапно осознал Джури, и от того, что он не мог дать ему то, о чем мечтал Джури, его любовь не становилась меньше. Джури желал от Леды невозможного, таких чувств, какие тот просто не мог испытать, но в этом не было вины Леды, как теперь понимал Джури. И на самом деле сердце Леда отдал не Агги, он отдал его Джури. Давным-давно, много-много лет назад. – Мы будем жить с тобой вечно, – смеялся Леда, обнимая его за плечи. Это воспоминание всплыло перед мысленным взором Джури, когда он всматривался невидящими глазами в дождевую пелену за окном. Тот вечер он не слишком любил вспоминать. Леда пришел к нему на следующий день после того, как сделал предложение Маю, счастливый и окрыленный. Вместе с Джури они хорошо выпили и пошли бродить по ночным улицам. И хотя им было как всегда весело, настроение Джури было омрачено новостью о скорой женитьбе друга. – Вечно, пока смерть не разлучит, – заплетающимся языком пробормотал Джури. Позже он не мог вспомнить, к чему относилась брошенная Ледой реплика, и с чего вообще завязался тот разговор. – Не разлучит, – заявил тогда Леда. – Я придумаю что-нибудь. "И придумал же", – как вдруг понял Джури, грустно улыбаясь своим мыслям. Судьбоносную встречу с Агги долгое время Джури считал проклятием и ни разу не подумал о том, что, быть может, не зря все сложилось вот так – не зря Леда отдал свое сердце незнакомому человеку, и неспроста этот человек занял важное место в жизни Джури. "Не самое важное", – одернул себя он. Глупо было думать, что Агги ни с того ни с сего мог стать ему дорог. Но именно в этот момент Джури понял, что не хочет, чтобы Агги уходил из его жизни. Он не был готов к каким бы то ни было переменам в их отношениях, но точно знал – если Агги покинет его сейчас, потеряется что-то важное и нужное для него, для них обоих. Допустить подобного Джури не мог. Ждать до утра он не стал – сорвался с места, как ненормальный, и даже забыл захватить зонт. До рассвета было еще далеко, дождь все не прекращался, и Джури опасался, что даже не сможет поймать такси. Пешком же он мог идти до следующего утра – Агги жил достаточно далеко. Но Джури повезло: он поймал машину, едва ли не выскочив на проезжую часть наперерез, и сонный таксист, который наверняка уже собирался домой, нехотя повез Джури в другой конец города. До этого Джури лишь несколько раз бывал у Агги, помнил, что его квартира находилась на девятом этаже, и сейчас увидел, что одно единственное окно во всем доме светится именно на девятом. Джури понятия не имел, было ли это окно в квартире Агги или нет, но почему-то решил, что в любом случае это добрый знак. И лишь нажав на кнопку дверного звонка, он вдруг сообразил, что не придумал, о чем будет говорить. Не скажет же он, что полночи вспоминал Леду и вдруг понял, что боится потерять Агги? Агги решил бы, что Джури сошел с ума. Впрочем, вероятно, так оно и было. "Я не хочу, чтобы ты возвращал ему сердце, – Джури перебирал в уме варианты один абсурдней другого. – Я хочу, чтобы ты…" Такой ерунды Джури в жизни своей не сочинял и невольно негромко рассмеялся этим мыслям. Именно в этот момент дверь открылась и на пороге замер Агги, удивленный и совсем не сонный. Видимо, светящееся окно на девятом этаже было именно его – Агги тоже не спал всю ночь и думал о чем-то своем, наверняка не веселом. Думал о Джури, не иначе. Вскользь Джури заметил наливающийся синяк на левой скуле Агги, но решил, что извинится за это в другой раз. – Джури? – Агги явно не поверил своим глазам. – Что ты тут… Но договорить ему Джури не дал – просто сделал шаг вперед, без приглашения переступая порог квартиры. Он так и не придумал, о чем следует сказать Агги, но понимал, что со временем нужные слова придут. Со временем, которое, как верил Джури, у них еще оставалось.