Маяк для атланта

      В тот дождливый осенний вечер у него не осталось ничего. Впервые он осознал это со всей ясностью. Два бесконечных года он бултыхался, барахтался в безумной надежде как та лягушка сбить масло из молока, но у него ничего не получалось. Маленькие неприятности, большие неприятности и беды громоздились одна на другую, грозясь в один прекрасный миг захлестнуть лавиной.       И вот – он сидел в небольшом проулке в центре города и не знал, как жить дальше. Ни родителей, ни родственников, ни друзей в девятнадцать лет – никого, кто мог бы помочь, приободрить. Просто сказать:       - Не сдавайся! Поднимись и иди дальше!       Он не находил в себе сил подняться, не смотря даже на собачий холод, от которого леденели пальцы и кончик носа. Не смотря даже на то, что сидел на асфальте, и будь жива мама, то обязательно бы испугалась за его здоровье. Дождь мерно капал по капюшону, стекал по щекам подобно слезам. Легкий пар вырывался изо рта, и он все время удивлялся, насколько велики еще запасы тепла в его теле.       На город медленно опускались синие туманные сумерки. Зажглись фонари. А он продолжал сидеть, отстраненно наблюдая за прохожими, что подобно безличным теням сновали из стороны в сторону. Разговоры, ругань, смех, шелест дождя, шум проезжающих машин – все слилось в единый гул. Лишь изредка взгляд выхватывал из толпы красные сапоги или желтый зонтик, солнечным всплеском разбивающий серость вечера. Лишь изредка до слуха доносились обрывки фраз.       - Я приготовила вкусняшку. Приходи скорей…       - Сколько еще мне тебя ждать? Ты час назад говорила, что выходишь...       Группу девушек, что остановились на другой стороне дороги, как раз напротив проулка, он заметил сразу. Они оживленно болтали, смеялись, размахивали руками, и столько энергии, бурлящей жизни струилось от них, что он не мог не любоваться с некоторой долей зависти. Девушки не так давно выпорхнули на улицу, поэтому не успели замерзнуть. Куртки оставались распахнутыми, и под ними виднелась одинаковая одежда: белые блузки с коротким толстым галстуком у ворота, зеленые пиджаки и юбки по колено с крупными складками и белой полосой по подолу. Это была форма экономического колледжа, в который он хотел поступить, но на первой попытке с треском провалился. А потом стало не до этого.       К старым традициям, а именно к форме в школах и некоторых высших учебных заведениях, вернулись лет семь назад после долгих дискуссий и принятия поправок к закону об образовании. Правда, в отличие от советского времени, когда школьники носили одинаковую форму, в этот раз существовали послабления. За каждым учебным заведением оставалось право принять свой стандартный тип ученической одежды. Через два-три года иметь свою форму, свой значок школы, герб, флаг стало престижным. Он слышал, что однажды в каком-то лицее учащиеся умоляли директора ввести в качестве формы мантии, как в известной эпопее про волшебников. Ему нравилась форма “Флауэр”, он носил бы ее с удовольствием. И учился бы тоже. Но оказалось – не судьба.       Девушки из “Флауэр” невольно вытащили его из пучины, в которую он успел погрузиться. И он пошевелился: потер коленки, разгоняя холод, приложил пальцы к губам и подышал на них. Глаза не отрывались от ярких зеленых фигурок. Вот от них отделилась одна, помахала рукой и побежала к пешеходному переходу.       - Пока, - кричали подружки вслед. – Пока, Лотти.       “Значит Лотти”, - подумал он и улыбнулся.       Это имя удивительно ей шло, хоть и не было русским. Рыжие кудри, россыпь веснушек, широкая жизнерадостная улыбка – как же еще можно было назвать ее, если не Лотти. Он успел детально изучить внешность Лотти, пока она переходила дорогу. Вот уж у кого, судя по всему, не было никаких проблем. И следующий день предвещал лишь солнце и теплый попутный ветер. Когда девушка скрылась за углом, пройдя в нескольких метрах от его закутка, он отвел взгляд. Как хотелось бы ему шагать сейчас рядом с ней, болтать ни о чем и, может быть, взять теплую ладошку в свою и с веселым смехом потащить девушку в ближайшее кафе.       И тут он увидел сапоги – резиновые, с разноцветными узорами. На носках весело усмехались, скаля острые зубы, нарисованные рыбьи морды. Глаза пробежались по гольфам в малиновую полоску, коричневым колготкам, кружевной юбке, толстой куртке с меховым воротничком вверх - к лицу неожиданно возникшего перед ним человека. Это была девочка. Голову ее покрывал серый берет, шею украшало длинное ожерелье с большими круглыми бусинами разных цветов. В некоторых бусинах, как ему показалось, вспыхивали и гасли золотые искры. В одной руке она держала зонтик, опять же разноцветный, а в другой – одноразовую пластиковую коробочку с куском торта. От яркости и разноцветья девочки в мягкой синеве вечера рябило в глазах.       Какое-то время девочка и парень созерцали друг друга. А потом она чуть нахмурила светлые брови и протянула коробочку.       - Голодный? – и, видя, что он никак не реагирует на слова, продолжила. - Это мой любимый тортик, правда-правда. Очень вкусный. “Лунная соната” называется. Его тут в кафешке на углу делают. Каждый день к завтраку покупаю.       Он не хотел есть. По крайней мере, ему так казалось до тех пор, пока желудок не выдал громкое бурчание. Все же, он предпочел бы пирожок с мясом, пиццу или на худой конец хот-дог. Но обижать милую девочку, протягивающую ему от самого сердца, явно обожаемые сладости, не хотелось.       - Бери, - девочка всунула ему коробку прямо в руки.       И он взял. Открыл крышку, втянул сладкий аромат ванили, снял кусочек шоколада с верхушки торта и положил в рот. Девочка просияла.       - Сейчас кофе горячего принесу, - сказала она и ткнула пальцем куда-то в сторону. – Там недалеко “КоффиДрим” есть, - и уже на ходу прокричала. - Подожди, я сейчас.       А он подумал, что не отказался бы от чая. Именно от чая, душистого, чуть терпкого с золотистой долькой лимона. Такой чай – это уютный домашний вечер в кругу семьи или друзей.       Торт действительно оказался вкусным. Мягкие рассыпчатые коржи с маком и орехами, прослойки воздушного сметанно-творожного крема – все просто таяло на языке. Когда девочка вернулась, он успел умять весь кусок. Но она не расстроилась.       - Ну как? – спросила.       - Вкусно. Спасибо, - ответил он и поставил пустую коробочку сбоку от себя.       Он протянул руку за принесенным кофе, но вопреки ожиданиям девочка никак не отреагировала. Она всунула трубочку в бумажный стакан с лучистым солнышком на боку и с громким хлюпом втянула горячую жидкость. Оторвалась на мгновение, нарочито дыхнула вверх теплым облачком пара и, увидев удивленное выражение его лица, улыбнулась. Наверно, в этот момент он понял, что что-то не так. Улыбка казалась слишком взрослой, слишком ехидной и еще много чего слишком.       Со вторым глотком девочки он почувствовал резкую боль в желудке. Она была настолько сильной, что его повело в сторону, и он чуть не впечатался носом в землю, но вовремя остановил движение, упершись ладонями в асфальт. Через мгновение боль повторилась. А потом уже не прекращалась. Перед глазами встала мутная пелена.       Девочка стояла, попивала кофе и с искренним любопытством наблюдала, как он пытается встать, как заваливается на бок, как снова пытается встать и падает, загребая ногтями мокрые асфальтовые камешки. Это могла бы быть сказка о милой девочке-самаритянке. Но действительность оказалась прямо противоположной.       Что-то было в том куске торта. И сейчас это что-то разрывало его внутренности на части.       “Это конец,” - понял он.       И тут же все проблемы показались ничтожными. И правда, ведь из каждой безвыходной ситуации есть несколько выходов и еще один. Он видел это как никогда четко. Лишь у смерти нет выхода. И именно смерть стояла сейчас перед ним с куцей белой косичкой и разноцветным зонтом в руке.       Смерть попивала кофе.