На коротком поводке

Прием был типично скучным. Вечер проходил в пустой болтовне. С дедом они общались лишь по необходимости, то есть в разговорах с другими оборотнями были подчёркнуто вежливы, могли обменяться парочкой ничего не значащих шуточек и поддержать в нужный момент беседу. Оливер Шейт, словно подчиняясь последнему предупреждению Деймона, не отпускал внучку от себя ни на секунду, то заставляя слушать нудные рассуждения о политике какого-то старичка из Совета, то бахвальства молодого арабского наследника. Кетрин казалось, что эти встречи и беседы на самом деле не так уж и важны, куда как более значима её реакция, её оценка на тот или иной вопрос. Дед наблюдал, и его взгляд, постоянно следующий за девушкой по пятам, вызывал мурашки и безгранично выводил из себя. Деймон и Александр то появлялись, то вновь исчезали из поля зрения Кейт. Что удивительно, поток людей, что хотел пообщаться с вожаком и его верным другом, был лишь не намного больше, чем у их пары. Многие желали засвидетельствовать своё почтение старому вожаку и обсудить с ним какие-нибудь будущие или прошлые сделки – этих Оливер сразу же отправлял к преемнику, тех же, кто просто хотел побеседовать или поглазеть на вдруг нашедшуюся Наследницу дома, ждал тёплый и радушный приём. Как обычно, Кетрин очень быстро устала от светского общества, но девушка не позволила этому обстоятельству отразиться на внешности и манерах: её улыбка была столь же вежлива и приятна, как и три часа назад, спина оставалась идеально прямой, а ответы - развёрнуты и слегка ироничны. Оливер увёл её из зала, когда ровно треть гостей уже успела покинуть приём. Кейт не смогла сдержать чуть усталой, но всё равно радостной улыбки, когда они пересекли холл и направились в сторону первого крыла Снежной Лилии. Это означало конец светскому рауту и начало их серьёзного разговора. И если первое делало девушку капельку счастливее, то второе откровенно пугало. Дед свернул к кабинету Деймона, и Кетрин ничего не оставалось, кроме как послушно последовать за ним. Видимо, брат заранее дал разрешение Оливеру воспользоваться его апартаментами. Будь её воля, она никогда не выбрала бы для столь тяжёлого разговора эту холодную, тёмную и бездушную комнату. Дверь мягко захлопнулась за спиной, отрезая пути к отступлению. Кейт глубоко вздохнула, приводя свои мысли в порядок, и, не мигая, уставилась на замершего около окна к ней спиной деда. У девушки было всего несколько мгновений, прежде чем он начнёт атаковать её своими упрёками и старыми обидами. - Ты очень повзрослела, - Оливер обернулся и смерил свою юную собеседницу тяжёлым взглядом, - как минимум научилась прятать свои иголки под милой оболочкой. - Наверное, поняла разницу между настоящим лицемерием и спектаклем, что вы называете "светский приём", - Кейт брезгливо поджала губки, всё так же продолжая уверенно смотреть на деда, не опуская глаз. Оливер хрипло рассеялся, его смех был похож на лай старой собаки. - От Шейтов ты взяла только одно – поразительное и уже доведённое тобой до совершенства умение создавать иллюзии. - То есть лгать, - девушка тоже иронично улыбнулась. Она подошла к высокому кофейному столику и присела на его краешек, в то время как дед облокотился на письменный стол. Эта поразительная неспособность дедушки и внучки сидеть на мягких, удобных и низких стульях и диванах была одной из присущих им черт. - Что есть ложь, а что есть правда? – глубокомысленно заметил Оливер, на что девушка саркастично хмыкнула. Кейт не любила, когда её собеседник уходил от ответа таким образом. – Вот взять, например, тебя. Обычный оборотень скажет, что ты человек – весь твой внешний облик и запах кричат об этом; ликан из высшего общества почтительно склонит перед чистокровной наследницей Шейт голову – твое лицо слишком узнаваемо в этом узком кругу, чтобы за несчастные одиннадцать лет позабыться. И кто из них окажется прав, первый или второй? - Ни тот и ни другой, - Кетрин весело улыбнулась, в лунном свете блеснули её белоснежные клыки. - Ты права больше, чем хотелось бы, - дед устало потянулся и выпрямился. В воздухе полыхнуло напряжение с тоненькой примесью страха. Девушка удивлённо вглядывалась в лицо Оливера, всё больше находя, что он сильно постарел с их последней встречи. - Я хочу тебе кое-что рассказать, - мужчина потёр переносицу, словно собираясь с мыслями. Он был немного растерян, не зная как подобрать слова. - Я слушаю, - Кейт впервые за всё время мягко и ласково улыбнулась Оливеру. Девушка подбадривала его, видя, что ему трудно начать. Она с трудом узнавала в этом старике своего сурового и деспотичного деда. Стыд и боль, что, возможно, именно её уход из семьи подтолкнул его к этим безвозвратным переменам, непроизвольно заставили Кетрин до судороги сжать руками поверхность деревянного столика. Дед вновь отошёл к окну и отвернулся от слушательницы. Его сильный, но немного хриплый голос наполнил комнату: В некоторые сказки веришь только в детстве: легенды, байки, мифы, что рассказывает прислуга в темноте кухонь и комнат, но всегда существует такая, что остаётся с тобой до конца жизни. Непроизвольно ты возвращаешься к ней, видишь её героев в обычных людях, ищешь совпадения. Так случилось и со мной. Впервые историю о диком северном племени рассказала мне моя няня. Я как сейчас помню: женский голос, звенящий в ночной тишине, горящий в глазах неподдельный страх. Этот миф должен был напугать меня, заставить меня слушаться, и он справился с возложенной на него служанкой задачей, ко всему прочему он проник в мою голову и в мысли. Детский мозг рисовал картины, дополнял их деталями и звуками, превращаясь в манию, которую я с трудом в себе поборол перед вступлением в права Вожака стаи. История повествовала о столь же древнем, как и наш мир, племени, живущем в старых северных лесах. Разные источники называли его по-разному: призраки, духи, убийцы… От лап этой стаи погибло огромное количество людей, но ещё больше оборотней, что хотели их отыскать. Кто-то предполагал, что это тигры, кто-то - что гиены, я же думал - это волки. Эта стая не походила на нас: они не выходили в свет и не вступали в контакт, как с людьми, так и с собратьями-оборотнями. Всех путников, повстречавшихся с ними, по преданию ждала смерть: женщин и девушек – быстрая, мужчин и юношей – болезненная и мучительная. Изредка то одному, то другому несчастному удавалось спастись: кто-то был чуть жив, кто-то же полностью здоров, только одно их объединяло – их память была так же девственна, как и память только рождённого ребенка, сохранялись лишь моторные и речевые навыки. Моя нянька называла их духами севера. Она говорила, что они быстры, как ветер, сильны, как самый лютый мороз, а их глаза и зубы красны, как кровь. А некоторые из них столь стары, что сквозь лохмотья одежды видны белоснежные кости, и лишь чужая плоть позволяет этим существам и дальше греться в лучах нашего солнца. Победить их в поединке не представлялось возможным, так как призраки умели принимать любую доступную форму. Моя гувернантка родилась в начале пятнадцатого века – она была стара и верила в древних языческих богов, поэтому сейчас я понимаю, откуда взялось столь яркое и красочное описание. Но тогда оно меня глубоко поразило. Маленького ребёнка не сложно удивить, а ещё легче поселить в его душе страх. Опущу подробности моего взросления и становления, как Вожака, скажу лишь, что я об этой сказке позабыл ровно до того момента, как тридцать четыре года назад погиб отряд оборотней-охранников и кучка шахтёров-людей, работающих в одной отдалённой золотой шахте на территории Канады. И причиной тому был не обвал или взрыв природного газа, а ты, наверное, знаешь, что любой оборотень с его острым слухом и обонянием – лучшая гарантия безопасности в подобных местах. Это было спланированное нападение, и оно произошло вечером, когда отряд возвращался после работы домой. Трупы людей, изуродованные и разорванные на куски, нашли уже утром по кровавым следам, тянущимся по всей округе. Тела четырех оборотней с перерезанным горлом лежали неподалеку от основного места событий, почти не тронутые. Пятый же и последний из охранников пропал. Начались суды, разбирательства, политическая возня, снова зашевелились правозащитники людей, никого не волновало, что с группкой шахтёров-работяг погибли ещё и оборотни. Разбираться и искать виновных никто не хотел – в пропавшего беднягу полетели все камни. Я отправил на место преступления О’Брайна, но кровь уже давно успела впитаться в землю, прежде чем он ступил на канадскую территорию. Следы преступления были почти полностью уничтожены, и даже Инквизиторы, которые по своей привычке суют свой нос, куда не следует, ничего не нашли. Правда, своим нейтральным заключением они заставили заткнуться не одну жаждущую наших денег и крови глотку. Страховая компания выплатила родственникам погибших огромные суммы, и дело закрыли. Шахта вновь начала функционировать. И так продолжалось почти три года: люди работали, оборотни бдительнее обычного стерегли, пока, однажды, из завьюженного леса не вышел Питер Смит – пропавший тем злополучным вечером ликан. Он плохо говорил, был дезориентирован, но в целом его физическое состояние было более чем удовлетворительное. И ещё я забыл упомянуть: парень абсолютно ничего не помнил. Это стало для меня громом среди ясного неба. Я сразу вспомнил о той сказке и первым же рейсом вылетел на север. Вопреки всем ворчаниям Совета, меня сопровождал лишь минимум охраны, я сильно рисковал оставить стаю без наследника. Канада встретила меня не радушно: холодным ветром и снегом, больше похожим на маленькие острые льдинки. В шубе зверя здесь было куда как комфортнее. Питер, и правда, ничего не помнил. В его взгляде, брошенном на меня, не было даже намёка на узнавание, лишь растерянность и вина. Впрочем, я даже надеялся на это: чем ближе реальность повторяла рассказанную историю, тем больше во мне просыпался охотничий азарт. На следующий день я умчался исследовать снежные равнины севера, строго-настрого запретив охране следовать за мной и докладывать о чём-нибудь Совету - до сих пор не знаю, что это: неимоверная удача или всё-таки самое разумное решение в моей жизни. Но оно повлекло за собой самое долгое и самое изматывающее путешествие из всех, что мне когда-нибудь доводилось пережить - почти несколько месяцев непрерывного существования в шкуре зверя. Добывать пропитание оказалось не таким уж и простым занятием, но, пожалуй, сложнее всего было сохранить человечность. Звериные инстинкты со временем вытесняли почти все мысли. Наша встреча стала абсолютной неожиданностью, как для меня, так и для странной стаи, которая выбежала из леса. Их было немного – двадцать-тридцать волчиц, некоторые из которых были еще почти детьми. Они насторожились и остановились, несколько самых крупных начали приближаться ко мне. Я впервые видел столь грациозных животных, хотя их вид был абсолютно зауряден: серая шкура, вытянутые оскаленные морды, длинные сильные лапы. Но волчицы словно бы парили над снегом, казалось, что ни одна снежинка не пострадала от их лап, настолько легкой была их походка. А скорость… скорость просто завораживала. Только тогда я заметил, что среди них нет ни одного самца. Зверь почувствовал опасность раньше человеческой половины, и будь я до сих пор полностью властен над своим телом, лежать бы мне на снегу с перерезанным горлом. Но кошачьи инстинкты вовремя пришли на помощь, спасая от смертельного удара. Кажется, именно эта секунда промедления и дала мне шанс выжить… Неизменными остались только их полыхающие яркой зеленью глаза, все остальное: тело, лапы, морда словно бы перетекло из одной формы в другую. Волчицы в одно мгновение стали огромными дикими кошками и вновь перешли в наступление. Еще до того, как я отошёл от шока, в моей голове зазвучал голос. Сначала тихо, потом все громче и громче, пока его пульсация не стала отдавать у меня в ушах словно набат. Я упал в снег, бездумно царапая огромными когтистыми лапами свое лицо, пытаясь закрыть уши, чтобы заглушить этот звук. Впрочем, мне это не помогло, голос был исключительно у меня в голове. Скованный несуществующей болью, в этот момент я был до крайности уязвим. Но мои противницы не напали, а, напротив, чуть отдалились, уступая дорогу сгорбленной фигуре в порванном и грязном плаще. Вид старухи заставил задуматься о том, что не все байки так лживы, как хотелось бы. Кровавая пелена перед глазами мешала видеть, но я смог заметить, что её кожа была суха и сера, словно старый пергамент, и казалось, что и на ощупь она не будет отличаться от древних страниц. Сквозь дыры и заплаты в накидке просматривались тощие ноги и выпирающие ребра. На шее болтались различные амулеты и ожерелья. Приглядевшись, я понял, что одно из них сделано из зубов животных или существ, которых мне даже ни разу в жизни не доводилось видеть. Бабка подошла ко мне почти вплотную, так, что я мог разглядеть грязные длинные когти на ее босых ногах, она взмахнула своей тоненькой ручкой, и голос в голове стал затихать. Валяясь на снегу перед полубезумной шаманкой, я впервые выглядел столь жалко. Старуха присела передо мной, и я наконец-то увидел её лицо. Ужас и страх сковали меня лучше всякой боли и кандалов. В ней мало осталось человеческого: огромный птичий клюв заменял колдунье нос, глаза имели вертикальный зрачок, а вместо волос из головы торчали серо-коричневые перья. Я мог только гадать, сколько столетий или даже тысячелетий разменяла эта женщина. Когда боль отступила, я без труда поднялся с земли, возвышаясь над старухой на добрые полметра, её бескровные губы искривила неприятная усмешка. «Ты сильный сын своего рода, и мы хотим смешать капельку твоей крови с кровью нашего племени», - сказала мне шаманка. Её голос был молод и силен, словно бы передо мной стояла юная дева. Не сразу, но скоро я понял смысл их просьбы. Они хотели, чтобы я подарил любой из понравившихся мне девушек или женщин ребёнка. Отказ был чреват смертельным исходом, и мне оставалось лишь согласиться. Тогда я знал лишь о малой толике их способностей и надеялся выждать время, а потом сбежать, даже не догадываясь о том, что все мои мысли и идеи были для них открытой книгой. И, в общем-то, моя персона представляла для необычной стаи мизерную угрозу. Несколько дней мы добирались до их лагеря – заброшенных и заметённых снегом юрт, что они считали временным убежищем, но никак не домом. Впрочем, чуть позже я вообще стал сомневаться, что у этих существ есть дом. Оборотнями они не были, хотя, конечно, мы невероятно походили на них. Почему говорю, что именно мы походили на них, да потому что они были стары, древнее всех первых наших предков. Старая шаманка, чей вид так меня ужаснул, всякий раз высмеивала меня, когда я начинал высказывать гипотезы о сотворении мира или происхождении оборотней. Она и ее дочери полукровки были чем-то большим, чем просто кочующим диким племенем. Духи, призраки, древние старые боги… - они отличались от нас так же сильно, как и мы отличаемся от людей. Кая, старая ведьма, как я узнал позже, обладала силой слышать человеческие души: тревоги, чувства, мысли. Она могла заставить свое сердце биться в такт с моим, а могла почти остановить. Я видел её в семи различных формах: волка, птицы, тигра, медведя, падальщика, оленя и змеи, но мне думается, что это не предел. Она меняла шкуры словно перчатки, не испытывая каких-либо затруднений или физической усталости. И этим даром обладали все её дочери и внучки. Мальчики в племени Каи не рождались испокон веков. Я долго не мог определиться со своей избранницей, правда, меня никто и не торопил. Они не осознавали ценности времени, ведь оно у них всегда было в достатке. Зима сменяла лето, а весна – осень. В один из снежных и холодных дней, в метель, к нам присоединилась вторая часть стаи, которую привела одна из старших дочерей Каи – грозная и суровая женщина. Под её началом находились ещё совсем юные и потому очень любопытные девушки - ни одна из них ещё не разменяла и сотни лет. В одну из них, зеленоглазую, тихую шатенку я и влюбился с первого взгляда, чем сильно порадовал Каю, девочка оказалась самой молоденькой внучкой старой шаманки. Её звали Ола… моя красивая, молчаливая Ола. Я был рад получить право разделить с ней постель, но, порой, понимаешь, что обладать телом женщины - это лишь малость, которая не так уж и дорого стоит, гораздо важнее войти в сердце избранницы и остаться там навсегда. А Ола была холодна и молчалива, словно белые, бескрайние, снежные равнины. Впервые мне пришлось добиваться любви, и не могу сказать, что я сильно преуспел. Сердце северной красавицы так и оставалось для меня недоступным - все мои попытки пропадали втуне. Я тогда не мог и предположить, сколь дорого стоит дочерям Каи любовь… Прошло достаточно времени, все чаще и чаще я ловил себя на мысли, что я хочу видеть Олу рядом с собой до конца своих дней. Воспитывать наших с ней дочерей и управлять стаей, показать ей Нью-Йорк, Париж, Вену, южный закат и восход, биение волн океана о скалы… Я поделился с девушкой своими мечтами и впервые увидел, как она мне улыбается, пусть её улыбка и была печальной. «Как только в моем лоне зародиться жизнь, Кая сотрёт тебе память, глупый. И ты уже никогда не будешь мечтать ни о моих зелёных глазах, ни о моих тёплых руках, ни о моих нежных губах. Ты забудешь меня, как до этого забыли мою мать, сестру и бабку», - моя Ола плакала, я прижимал девушку к своей груди, а у меня в голове наконец-то складывалась полная картинка происходящего. Я не буду описывать тебе всё, особенно то, как мне удалось выкрасть любимую из племени северных духов, как к тому времени я уже успел про себя их окрестить. Скажу лишь, что ради этого мне пришлось убить двух её сестёр и навеки обречь свою душу на проклятье старой богини. «Я встречу тебя за гранью, наглый вор, и заставлю тебя пожалеть о смерти моих дочерей, заставлю прочувствовать всю ту боль, что испытывали они. Ола не будет твоей!» - вот последние слова, что достигли моего разума, когда мы пересекали границу северных земель. Я привёз любимую в маленькую деревянную усадьбу на берегу озера и тщательно и бережно охранял её покой от всякого рода посягательств. Олу знали и видели лишь несколько слуг и та парочка гвардейцев, что сопровождала меня в экспедиции на север. Мы объездили полмира, и те полтора года, что мы провели вместе, были лучшими в моей жизни, я и помыслить не мог, сколько сил ей стоило задержаться со мной столь надолго. Но, когда Ола была уже на пятом месяце беременности, её разум дал трещину. Впрочем, мне думается, это начало происходить гораздо раньше. Нет, она не кричала, не плакала и не била посуду, но не стоило труда понять, что её уже больше со мной нет. Эти мгновения, поначалу очень короткие, становились всё длиннее и длиннее. Её зелёные глаза стекленели, отливая странной мрачной глубиной, а кожа покрывалась мурашками от сковывающего её тело холода – духи севера призывали свою дочь обратно. Я метался над ней, укутывал в одеяла и аккуратно укачивал, надеясь на скорое возвращение, но мне было не дано отсрочить неизбежное. Ола умерла через день после рождения нашего ребёнка, конечно же, девочки. Тогда она почти не пребывала в беспамятстве, колдуя над маленьким теплым комочком с такими же пронзительно-зелёными глазами, как и у неё. Она не выпускала дочку из рук, и только мне позволялось гладить розовые детские щёчки, любоваться важно раздувающимся в дыхании носиком и слушать нетерпеливое голодное кряхтение. На те короткие полтора дня я стал самым счастливым оборотнем в мире, и, чтобы снова их пережить, я бы отдал все сокровища стаи. Ола ушла тихо, во сне, обнимая меня и лежащую между нами дочку. - В тот день она забрала моё сердце и душу с собой, поэтому мне не страшны проклятия северного духа. Моя милая Ола подарила мне самое ценное, что у неё было – тебя, Кетрин. Оливер уже давно обернулся и следил, как и без того огромные глаза Кетрин становятся ещё больше. Лицо девушки попеременно окрашивало огорчение, изумление, боль, а по щекам текли ручейки слёз. Его дочь, его самая большая радость беззвучно рыдала, не позволяя себе ни убежать, ни даже закрыть лицо руками. - Я не верю тебе, - голос Кейт был холоден. Оливер ждал, что она будет все отрицать, но не думал, что это так сильно ударит по нему. Мужчине понадобилась вся его твёрдость. - Теодор и Элеонора Шейт – твои приёмные родители. Двадцать третьего марта 1985 года я появился у них на пороге с младенцем на руках и, можно сказать, обязал эту молодую пару хранить мой секрет. Их сын Деймон вслед за тобой получил титул Наследника дома. Впрочем, мальчик меня нисколько не разочаровал, он сильный, выносливый и для своего возраста очень сообразительный и ответственный. Оливер сделал пару шагов в направлении дочери, но она резко дёрнула рукой, приказывая ему остановиться. - Я не мог воспитывать тебя, как родную дочь. Они нашли бы тебя, - мужчина снова попытался приблизиться. – Ты и так почти ни в чём не знала отказа... – на этих словах Оливер осёкся, зелёные глаза буквально прожгли его своей ненавистью. - О, Боги! – Кетрин яростно всплеснула руками. – К черту твои подарки и вседозволенность! - девушка резко и нервно приблизилась к новоявленному отцу и ткнула ему пальчиком в грудь. – Пусть хоть весь дом Шейт сгинет в преисподней со всеми драгоценностями и сокровищами клана – мне не жаль! Я всё своё детство видела лишь ложь, тайны и жестокость. Росла, словно дикий цветок, в семье, где родная мать, - тут Кейт на мгновение замолчала, - не умела любить своих детей. А ты появлялся раз в несколько месяцев: загруженный делами, суровый и могущественный, как божество, и молчаливый. - Дорогая, - Оливер мягко и успокаивающе улыбнулся. Эта заученная мимика и жест взбесили Кетрин еще больше. - Знаешь, - голос девушки стал тихим и спокойным, - твоё признание немного запоздало. Кетрин отвела руку от груди мужчины и направилась к двери, но у самой цели она передумала и обернулась. Её взгляд вновь скользнул по чуть сгорбленным плечам отца. - Ты никогда не задавался вопросом, почему я росла столь нелюдимым ребёнком и из всего хоровода слуг и родственников общалась лишь с братом? Почему сбежала, едва окончив школу? - девушка помолчала, но почти сразу же продолжила. - Чувствовал ли ты себя ненормальным среди своих же сородичей? Плакал ли от того, что чужие лживые эмоции просто разрывают тебя на части? Сходил с ума от ощущения собственного одиночества? А боролся ли ты со всплесками непонятной никому силы? – вопросы звучали один за другим, и пусть ни разу Кетрин не позволила своему голосу подняться и на полтона, каждый из них бил мужчину не хуже ножа. - Где было твоё признание тогда, где была твоя поддержка, слова, что всё идет так, как оно и должно? - Твой рассказ слишком фантастичен, хотя в той же мере и убедителен для меня, - Кейт повела плечами, словно сбрасывая груз прошлых лет со своих плеч. – Если всё было так, как ты рассказал, то, значит, я - полукровка, дитя чистокровного вожака и лесного северного духа. Моё имя не может значиться в списках Наследников. - Прости, - Оливер проигнорировал её намёк. Больше всего на свете он снова боялся потерять Кетрин, как в тот день, когда ему доложили, что дочь пропала. Тогда его мысли заполонили лишь ужас и страх. На какой-то недолгий миг ему показалось, что Кая и её дочери нашли Кейт и навсегда забрали. Мужчина боялся, что никогда больше не увидит этих прекрасных зелёных глаз, не услышит упрямый голосок и не сможет снова поднять её над землей и обнять. - Мне не за что тебя винить, - Кетрин сглотнула, впервые за очень долго время ей захотелось запереться в комнате и поплакать. Жалости от кого-либо она не желала и не ждала. – Всё своё большое сердце ты отдал единственной женщине, и я рада, что это была моя мать. Жаль, что не осталось и кусочка для единственной дочери. Кейт горько улыбнулась. Бросив последний взгляд на растерянного мужчину, которого даже в мыслях никак не получалось называть отцом, девушка тихо выскользнула за дверь. И ей, и ему о многом стоило подумать.