Ad infinitum

      Тяжелые, словно наполненные серой краской тучи, нависают над крышей университета. Кажется, что они вот-вот заденут острые крыши и порвутся, вываливая на головы спешащих по домам студентов свои внутренности.       Стайлз опускает голову и отводит взгляд от странно-низких облаков. Небо этого города давит на виски, словно хочет расплющить голову. Иногда ему хочется сбежать куда-нибудь подальше от этого места, чтобы не видеть одни и те же лица, которые постоянно попадаются на глаза, даже несмотря на то, что учится он в одном из самых крупных университетов.       Как можно было запомнить всю эту постоянно мелькающую перед глазами цветную массу? Черт бы побрал его фотографическую память.       Нашаривая в кармане пачку сигарет, Стилински достает одну и долго ищет зажигалку, остановившись на тротуаре. Мимо проносятся машины, и ему приходится сделать пару шагов от дороги – из-под колес летит мелкая противная грязь, которую потом будет очень сложно вывести со светлых дорогих джинсов. Любимых, кстати.       Стайлз находит, наконец, чертову зажигалку и щелкает кнопкой, прикуривая и делая первую, маленькую затяжку. Любовь к дорогому шмотью привил ему Дерек. Хейл патологически не переносил что-то дешевле сотни баксов и считал, что лучше иметь одну охуенную шмотку, чем пять дешевых, но разных.       С учетом заработка Хейла… ха!       Стайлз снова затягивается горьковатым, с привкусом ментола, дымом и достает телефон, который обмотан белым проводком наушников. Он стал слушать очень странную музыку, в которой совершенно не было слов. Любой текст, наложенный на мелодию, стал раздражать ставший очень чувствительным слух.       Вставив белые кругляши в уши, Стилински снова поднес сигарету к губам, оглядывая университетский двор немного прищурив глаза. Серость, окутавшая город с приходом осени, с каждым днем, казалось, только сгущала свои краски. Золота и бронзы, которые так любили романтичные особы, не было и в помине.       Покрытый будто слоем многодневной пыли двор был похож на какое-то заброшенное пространство. Пожалуй, сравнимо со внутренним двориком психиатрической клиники. Такие же серые лавочки с местами облупившейся краской и такие же неприкаянные, непонятно куда идущие люди, которые совершенно не знают, что ждет их после того, как они покинут эти стены.       Ебаная философия – с чего его тянет последнее время на такое?       Стайлз усмехается и щелчком пальцев отправляет бычок от сигареты в ближайшую лужу, которая блестящей кляксой расползлась в ямке на асфальте. Почему же там ему не кажется все таким серым, ведь, если смотреть в саму суть – здесь куда спокойнее и правильнее находиться.       Наверное, он просто псих. Ненормальный, поехавший крышей придурок, который нашел себе такого же в лице Дерека Хейла и теперь они вместе медленно, но верно доводят себя до могильной плиты.       Быть может, он вообще в гребаной дурке на самом деле? Сейчас сидит, попивает чай с врачом и делает вид, что самый нормальный из всех, кого тот только мог встретить в своей жизни, а доктор смотрит в его пустые глаза и не верит ни единому слову?       Нажатием кнопки на телефоне Стилински включает музыку и убирает мобильник в карман. Надо будет, наверное, позвонить папе, а то вдруг потом не будет такой возможности. Медленно направляясь в сторону остановки, он думает о том, к чему раз за разом возвращаются мысли и от чего постоянно начинает быстрее стучать сердце.       Где на самом деле его дом?       Автобус не спешит появляться, давая Стайлзу ощутить всю прелесть осеннего холодного ветра, колючими иголками пробирающегося под кожу. Натянув рукава олимпийки на пальцы, Стилински подносит руки ко рту и выдыхает теплый воздух на продрогшие кисти. Теплее становится всего на пару секунд – а потом осень снова дает о себе знать, пролезая сильным порывом ветра под самые, кажется, ребра.       Едет какой-то транспорт, и Стайлз немного щурится. От постоянного сидения за ноутбуком по ночам зрение стало ни к черту. В глазах будто плавают какие-то прозрачные мутные пятна, заставляя постоянно тереть и без того покрасневшие веки пальцами.       Внутри автобуса пусто, но тепло. Стилински заваливается на сиденье у окна и вытягивает длинные ноги, пристраивая на бедрах снятый второпях с плеч рюкзак. Музыка в наушниках играет, не переставая, и странным образом соотносится с унылым, серым пейзажем, мелькающим полосами за окном. На стекле разбиваются первые капли дождя. Стайлз почти слышит, даже сквозь музыку, как капли с глухим звуком падают на стекло и умирают там, скатываясь струйкой по грязной поверхности, теряясь где-то внизу.       Стайлзу кажется, что он в каком-то вакууме. Словно кто-то засунул его голову в полиэтиленовый пакет, и потихоньку сдавливает шею, перекрывая доступ кислорода. Все звуки, все, что происходит вне – доносятся с трудом. Сознание будто где-то плывет, и нужно приложить немало усилий, дабы сосредоточиться даже на самых элементарных вещах.       Дома Дерека еще нет. После короткого звонка становится ясно, что Хейл будет за полночь. Надо, пожалуй, чем-то себя развлечь. Стайлз оглядывает их новую квартиру, невольно отмечая так и не разобранные коробки с книгами. Они оба отложили это на самый последний момент.       Интересно, почему? Будто два здоровых парня боятся каких-то там книг.       Нужно поесть, пожалуй. Стайлз вообще забывает об этой нехитрой процедуре. Ему напоминает об этом Хейл или головокружение на фоне сильного голода, который он почти перестал чувствовать. Точнее – перестал понимать, что чувствует.       Вечер проходит в тумане. Как и тот, что был вчера. Как и те, что были до него.       Стайлз снова выплывает из вакуума тогда, когда обнаруживает себя в их с Хейлом постели, прямо поверх одеяла. Он лежит, закинув руки за голову, и бездумно смотрит в темный потолок.       Из незакрытого шторами окна в комнату лениво заползают отблески от проезжающих по проезжей части машин. Кривыми полосами они скользят по потолку, порой замирая, если авто тормозит на светофоре, который находится как раз напротив окон их с Дереком квартиры. ***       Просыпается Стилински из-за того, что его голову просто разрывает шепот. Множество голосов ввинчиваются острыми шипами в сам, кажется, мозг, заставляя тихо скулить и зажимать руками виски. Они снова зовут их обоих, потому что все, кто замешан в том, что произошло, знают, как нуждаются друг в друге.       Хейл, который уже спит рядом, ворочается и быстро просыпается, садясь на кровати. Сразу же поняв, что к чему, он обходит комнату, собирается, и приносит Стайлзу его вещи.       Стилински так и сидит на кровати, сжимая голову ладонями. Он слегка раскачивается, пытаясь унять боль. Дерек все понимает без слов, и потому просто аккуратно одевает Стайлза сам, помогая втиснуть непослушные ноги и руки в джинсы и да, красную худи.       Стилински приходит в себя тогда, когда оказывается у входной двери. Рука сама ложится на уже теплую ручку – их там ждут. Пальцы второй руки сжимают биту и это то, без чего Стайлз уже почти не видит себя. Порой он ловит себя на мысли, что в университете очень не хватает его «оружия», потому что мозги некоторых им совершенно ни к чему.       Выдохнув, оба покидают их квартиру, и Стайлз прикрывает глаза. Под ногами тихо шуршит сухая листва, и он чувствует, как подошвы его кед при каждом шаге ломают тонкие веточки. Будто хрустят маленькие косточки.       Рядом неслышной поступью шагает его Зверь. Дерек постепенно становится выше, неестественно прогибается в спине, затем резко припадает к земле. А когда встает – Стайлз видит темную суть Хейла во всей красе. От Дерека остается только внутренний человек, который надежно спрятан под черной, будто сотканной из тумана сущностью Зверя. Но Стайлз чувствует Дерека – и он спокоен.       Вокруг острыми шпилями тянутся вверх деревья. Стилински вдыхает воздух, все еще немного пропитанный запахом дыма, полной грудью. Сейчас в этом Лесу множество растений, а небо, темное, словно ночь, настолько высокое, что начинают болеть глаза, если долго в него всматриваться.       Стайлз начинает ловить все ощущения, которыми его щедро одаривает этот мир. Темные витки спиралей Шизариума живыми змеями окутывают весь Лес, не переставая двигаться ни на секунду. Он ощущает как все, кого они оба когда-то боялись, выходят их встречать – потому что Лесу жалко было расставаться с искалеченными обитателями, населявшими его тогда, когда он был мертв.       Стилински чувствует, как дети, с которыми он когда-то играл, прячутся за дальними деревьями, цепляясь руками-лианами за корни, торчащие над землей. Страшные птицы, с крыльев которых все так же капает кислота, затаились в пещерах, которые теперь обильно заросли травой и вьющимися растениями.       Зверь рядом тяжело дышит и фыркает. Он тоже принюхивается, проникается этим местом и начинает ощущать себя дома. Он поднимает острую, страшную морду к небу и громко, протяжно воет, будто оповещая всех о том, кто пришел сегодня в мир Шизариума.       Стайлз тоже смотрит вверх. С неба начинают падать золотистые огоньки.       Стилински подставляет им свое улыбающееся лицо.       Добро пожаловать в Лориэн. Лес приветствует своих обитателей.