Дом, где живет она

Астория ходила из угла в угол, заламывала руки и кусала губы. Бруствер и Долохов уже давно отправились домой, прихватив с собой бесчувственное тело Грейнджер, а от Драко еще не было вестей. Кингсли, конечно, обещал, что все будет хорошо, что у них был отличный план, и, если Драко не сглупит, то все образуется. Но Астории не нужны пустые обещания, ей нужен живой и невредимый Малфой. Она нервно крутила на пальце золотое обручальное колечко, его подарок на помолвку, и заставляла себя думать о хорошем, отгоняя страшные мысли. Но у неё не получалось, мысли постоянно устремлялись к ужасной комнате в Министерстве, где Нотт угрожал ее Драко. Тогда Асторию больше напугал отсутствующий взгляд Малфоя, чем куски плоти, налипшие на стены. Она решила отвлечь себя чтением, но строчки прыгали перед глазами, и она не могла сосредоточится, постоянно дергала себя за мочку уха. В гостиную пару раз заглядывал отец, но лишь удрученно вздыхал и молча уходил. Сердце Астории чуть не остановилось от страха, когда камин в гостиной полыхнул зеленым, выплевывая взъерошенного и помятого Драко. Она поднялась со стула и застыла на месте, не решаясь подойти. Малфой трясущимися руками обхватил свое лицо и зарылся пальцами в волосы. Закрыв глаза, глубоко вдохнул, и выдохнул, выпуская воздух через плотно сжатые зубы. Он открыл глаза и уставился на Асторию, но ей показалось, что он смотрит сквозь нее, не замечая. - Мне надо умыться, - наконец, сказал он, разглядывая свои ладони. Ему казалось, что на них налипла кровь, и сколько бы он не пытался их обтереть об одежду, кровь не исчезала. - Да, конечно, - взволнованно согласилась Астория и попыталась взять его за руку, но он резко отшатнулся, не позволяя касаться себя. Гринграсс непонимающе посмотрела на него, Драко видел, как ее глаза покраснели. - Прости, - нашел в себе силы ответить Драко. – Ты не понимаешь. Я не могу тебя… - он хотел сказать «испачкать», но так и не закончил предложение, Астория кивнула и отвернулась, направляясь к выходу. Малфой пошел следом, с трудом соображая, что делает. Драко заперся в туалетной комнате и оперся на дверь, шевелиться не хотелось, если бы не липкое мерзкое ощущение своей «причастности» и «запятнанности», он бы не чувствовал себя таким подавленным. Он в очередной раз посмотрел на свои руки, разглядывая несмываемую кровь. Гадко. Вроде и понятно, что другого пути у него не было, но осадок неправильности портил настроение окончательно. Теперь Драко знал, как это – убивать чужими руками. Но не знал, как жить с этим. А как же живут остальные? Как с этим справляется его отец, или та же Грейнджер? Нет, сейчас не время посыпать голову пеплом. Тем более, что теперь на нем лежит большая ответственность. Его милая Астория, и он ради ее улыбки зубами перегрызет горло любому. Даже своему отцу. Тем более своему отцу. Сейчас Драко отчетливо понимал – что такое быть настоящей семьей, защищать и любить. И так же отчетливо понимал, что Малфоем может называть себя только номинально. Свою фамилию он хотел бы смыть со своих рук вместе с несуществующей кровью. Но сколько бы он не тер, ни то, ни другое никогда не оставят его. Это плата за право жить дальше. Драко отлип от двери и подошел к белоснежной раковине, повернул барашки смесителя и замер, завороженно наблюдая, как льется вода. Вода омывала чашу, закручиваясь спиралями, и исчезала в небытие, в черном отверстии. Он смотрел в эту черную дыру, и его будто засасывало туда, закручивало водяным водоворотом и смывало в великое и непостижимое ничто. Наконец, он подставил ладони под струю, и отчетливо увидел, как вода окрашивается красным. Драко надеялся, что вода со временем хотя бы посветлеет, но она по-прежнему оставалась темно-красной, насыщенной. Словно по трубам пустили кровь вместо воды. Стоило убрать руки, и вода становилась кристально чистой. Игра воображения? Он сходит с ума? Невыносимо. Слишком тяжело для осмысления. Он перекрыл воду и отошел к стене. Одна мысль, что его Астория увидит его таким беспомощным, и он уже медленно сползал по стене на пол. Слабость. Драко прикрыл глаза и уткнулся лбом в колени. - Драко? – он резко вскинул голову, с трудом соображая сколько времени так сидел. Перед ним на коленях стояла Астория, обнимая себя за плечи. Она была напугана. – Ты не отвечал и мне пришлось сюда войти. Он улыбнулся ей. Конечно, она звала его, а он не слышал. Он был слишком занят собой и своими моральными метаниями. - Все хорошо? – с надеждой спросила она. - Нет, - отрицательно помотал головой Драко. – Уже никогда не будет хорошо. Я переоценил себя. Я не смогу дальше разыгрывать лояльного упивающегося. Но и бросить не могу. Если сломаюсь я, сломается всё остальное, - он посмотрел ей в глаза, ища в них понимание и находя его. – Понимаешь, я не боюсь умирать, нет, - он хотел взять ее ладонь в свои руки, но остановил себя. - Я боюсь, того что ОНИ могут сделать с тобой. Это замкнутый круг, - он зарылся руками в волосы, сдавливая виски. Астория подползла к нему ближе и устроилась рядом. - Все будет хорошо, я уверена, - она положила голову ему на плечо. – Мы справимся. Ты справишься, я верю в тебя. И… - она замолчала, что-то обдумывая, - на тебе нет их крови, - Драко напрягся. Астория поспешно его заверила: - ты не думай, я никогда не оставлю тебя. Теперь ты часть меня и уже никогда никто и ничто не смогут этого изменить, понимаешь? Я тебя люблю. Она его любит. Она никогда раньше не говорила ему о своих чувствах ровно, как и он ей. И, казалось бы, пол туалета не самое подходящее для этого место. Но Драко почувствовал себя невероятно счастливым. - Астория, - позвал ее Малфой. - Что? – тихо отозвалась она. - Ты выйдешь за меня? – Астория хихикнула. - Глупенький, - она выпрямилась, заправила выбившиеся локоны за ушко, - я и так за тебя выхожу. - Нет, - помотал головой Драко, - по-настоящему. Не потому что мы должны это сделать, а потому, что мы этого оба хотим. Потому что я тебя люблю и не представляю своей жизни без тебя. Потому что кроме тебя у меня нет никого ближе. Потому что я хочу настоящую семью, хочу детей. Хочу отдельный домик далеко-далеко отсюда. Хочу быть колдомедиком. - Я выйду за тебя по-настоящему, Драко Малфой. Я обещаю хранить верность и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии. Я буду любить тебя и уважать тебя каждый день моей жизни, - она произнесла это на одном дыхании, чувствуя, как дрожит всем телом, а горло сдавливает спазмами от переполняющих ее эмоций. - Я, Драко Малфой, беру тебя, Астория Гринграсс, в свои жены. Я обещаю хранить верность и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии. Я буду любить тебя и уважать тебя каждый день моей жизни. И ничто и никто уже не были важны. Слова сказаны. Жребий брошен. Они любят друг друга. И Драко подумал, что, возможно, все будет хорошо. Астория смотрела на него сияющими от счастья глазами. - Поцелуй меня, - прошептала она еле слышно. – Поцелуй так, чтобы я забыла себя. Обними меня крепко и не отпускай. И Драко решился. Он дотронулся до ее щеки своими «грязными» руками. И ничего не произошло. Она осталась чистой. Кровь не липла к ней. Это невероятно обрадовало его, он мог быть спокоен. Наклонившись к Астории, Драко коснулся ее мягких губ. Они никогда раньше не целовались. Это даже немного странно, учитывая тот факт, что они были помолвлены, и везде в обществе представлялись почти супругами. Но пуританское воспитание не позволяло им вести себя более откровенно. Но не теперь. Они дали друг другу клятву, а все остальное формальность. Драко обнял ее и притянул к себе. - Пойдем отсюда, - подала голос Астория. Он кивнул и отпустил ее. - Куда? – уточнил он, отряхивая рубашку и выпрямляя стрелки на брюках. - Ко мне, - буркнула Гринграсс, кротко опустив голову, на ее щеках расцветал румянец. Более красноречивого объявления о своих намерениях, он еще никогда не слышал. - Ты уверена? – на всякий случай уточнил Малфой. - Не спрашивай меня больше ни о чем! – воскликнула Астория еще больше краснея от смущения. – Иначе ты все испортишь! - Хорошо, - кивнул Драко, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. Ох, уж эти девчонки. Мистер Гринграсс отвлекся от «Пророка», краем глаза заметив, как Астория прошла мимо малой гостиной, ведя за руку растрепанного молодого Малфоя. Он поднялся из кресла, подошел к открытой двери и заглянул в коридор. Его дочь тащила своего суженого наверх. На третьем этаже располагались спальни и библиотека. И отчего-то Элиуд Гринграсс догадывался, что молодые поднимаются наверх не книжки читать. Он улыбнулся, поправил очки на переносице, вспоминая, как когда-то давно он и нынешняя миссис Гринграсс, а тогда еще мисс Алкмена Гамп тоже занимались чем-то подобным. - Поцелуй меня, - попросила Астория, стоя посреди спальни, не зная, куда деть руки. От волнения она то обхватывала себя за плечи, то опускала вниз, то хваталась за мочку уха. Драко отчего-то заколотило. Он подошел к ней, посмотрел в ее карие глаза, так похожие на глаза его матери. Поймал каштановый, почти чёрный локон пальцами, щеки Астории лихорадочно заалели. Ее сердце так громко билось, что даже Драко его слышал. Или это было его сердце? Да, какая теперь разница, если перед ним стоит его любимая Астория, ее губы только и ждут, когда он прикоснется к ним. И он дал ей то, о чем просили ее губы. Сладко. Ее губы сладкие, а кожа бархатная. Она прекрасна, и все в ней прекрасно от ее волшебных глаз, до кончиков пальчиков на ее изящных стопах. Ее хотелось целовать бесконечно, осыпать поцелуями каждый сантиметр ее божественного тела, вырывать из ее груди стоны, дарить наслаждение. Любить ее. Зарыться лицом в ее густые, по-блэковски темные волосы. Пить аромат ее алебастровой кожи. Касаться ее ярко-розовых сосков губами и смотреть, как они твердеют. Наблюдать, как ее кожа покрывается мурашками под его ладонями. Упиваться ее девичьей стыдливостью, когда она сводит в смущении бедра. И мысленно кончать, когда она, наконец, допустив до своего лона выгибается в спине и задерживает дыхание от того, что он там творил своим языком. Ласкать и нежить ее. Хотелось подарить ей весь мир. И если она не прекратит так стонать, то он кончит, даже не добравшись до самого интересного. - Что будет дальше? – спросила Астория сонным голосом. Она прижалась к Драко всем телом, закинув на него ногу и рисуя пальцем на его груди завитушки. Он поцеловал ее в лоб и вздохнул. - Ничего не изменилось, Астория. Все будет, как и прежде, - он взял ее локон и пропустил сквозь пальцы. – Я буду шпионить, ты и дальше будешь невестой Малфоя младшего и по совместительству связной. И мы будем играть свои роли сколько понадобится. Пока все это не кончится. Пока ОН не упокоится навечно. Мы будем существовать в двух параллельных мирах, пока наши души совсем не иссохнут, или мы не сойдем с ума. - Или не умрем, - добавила Астория. - Или не умрем, - подтвердил Малфой. – Мне пора идти. Я и так неприлично долго здесь нахожусь, а уже глубокая ночь. Он аккуратно снял ногу Астории с себя и встал. - Не уходи, - взмолилась Астория, сжимая в кулаках накинутое на голое тело одеяло. – Останься сегодня со мной. - Ты знаешь, что я не могу, - хмуро ответил Драко, собирая разбросанную по полу одежду. Астория расстроено засопела, но украдкой разглядывала Драко, до этого у нее не было такого шанса. Он без смущения ходил по комнате обнаженный, и юная Гринграсс почувствовала, что между бедер снова стало влажно. Она сконфужено покраснела. – Лучше ложись спать. Она кивнула, а сама думала о том, что этой ночью она точно не уснет. Драко неторопливо одевался, сидя на краешке кровати и уже собирался накинуть рубашку, но Астория не дала, вырвав ее из рук. - Что ты делаешь? – повернулся к ней Малфой, недовольно хмуря брови, но, увидев честные глаза Астории, ухмыльнулся. Барышня изволила заигрывать. Хорошо, он тоже умеет играть в эти игры. Он поднялся с места, обошел кровать и протянул руку, требуя рубашку обратно. Астория закусила нижнюю губу, игриво улыбаясь и помотала головой. И пока Драко силой не забрал сорочку скинула одеяло и натянула ее на себя. Малфой прикрыл глаза и застонал. Через не запахнутые полы рубашки он видел очертания груди, пупок и узкую полоску темных кудрявых волос. Астория инстинктивно догадывалась, как нужно себя правильно подать. Других вариантов Драко не мог придумать. Она соблазняла его, разве он мог устоять? Кажется, сегодня он останется здесь. И пусть весь мир катится к дементорам! *** Дурман очень занимательное растение. В зельеварении оно бесполезно также, как мята и боярышник. Но магглы знают толк в веществах, убивающих реальность. Если бы не дурман, то кто знает, что было бы с ним сейчас. Если бы не Снейп, подсадивший его на эту пакость, то он бы давно спрыгнул с крыши собственного мэнора. Реальность премерзкая штука, особенно та реальность, в которой его жизнь стремительно катится под откос. Где достоинством и чистотой крови только прикрывают грязные делишки. И когда его жизнь превратилась в хоровод из кошмарных эпизодов, повторяющихся изо дня в день? Когда он перестал обращать внимание на Нарциссу, на ее просьбы, практически мольбы? Когда его собственный сын возненавидел его? Возненавидел так, что в его глазах можно было прочесть «авада кедавра». И Люциус чувствовал, что когда-нибудь Драко скажет эти слова, наставив на него палочку. Одна часть Люциуса мечтала о таком исходе, другая часть, опьяненная дурманом, ненавидела всех и вся в ответ. А третья часть мечтала о власти. Снейп предупреждал его, что эта отрава неизбежно приведет его к могиле, или он больше никогда не вернется из собственных иллюзий. Честно говоря, Люциус не горел желанием возвращаться, но трусливая осторожная натура тряслась за его моральный облик. И он возвращался. Он продолжал жить обычной жизнью, лицемерить, лгать и ненавидеть грязнокровок. Каждый вечер он подходил к зеркалу, закатывал рукав, разглядывая метку, и долго надрывно смеялся. До шума в голове, до боли в легких, а потом отпивал глоток дурмана и метка переставала существовать в его реальности, будто никогда и не было, будто никакого Темного Лорда. Вот и сейчас жгучая боль в левом предплечье прорывалась сквозь пелену дурмана, напоминая о реальности. Лорд звал его, и он не смел ослушаться. Мелкая дрожь во всем теле, сопровождаемая диким сердцебиением и тяжелым дыханием, скрыть ее от посторонних было делом сложным, но Люциус собрал оставшиеся силы и отправился на зов. Много, очень много знакомых лиц мелькали перед ним. Что-то происходило, но Люциус не понимал, что именно. Кто-то знакомый подошел к нему и спросил, почему у него такие странные глаза. Глаза? Причем здесь глаза, и что с ними не так Малфой не мог взять в толк, и развел руками. Знакомец отстал. Худой маленький человек с красными глазами что-то громко вещал на весь зал. Люциусу он казался очень знакомым, но откуда он не мог вспомнить. Человек говорил что-то про верность и предательство, про наказание и про Драко, тыкая палочкой в распростертое на полу тело. Тоже смутно знакомый человек. Малфой хотел возразить, что человек на полу никак не может быть его сыном. У его сына белоснежные волосы, как и у него самого, а этот человек брюнет, и к тому же намного старше. Но пока он обдумывал ответ бесконечное долгое количество времени, желание озвучивать его пропало совершенно, и он не стал заморачиваться. Человек на полу что-то визгливо кричал и так смешно сучил ножками, что Люциуса разобрал смех. Кажется, он действительно смеялся, потому что в зале повисло молчание, даже человек на полу замолчал. Все смотрели на него. - Что? – недоуменно спросил Малфой. – Посмотрите, как он смешно корчится. Можно со смеху умереть. - Люциус, ты меня пугаешь, - прошептали сбоку. - Да? – обратился Малфой к говорившему. Этот человек был чем-то похож на лежавшего на полу. Люциус повернулся лицом к красноглазому и снова чуть не подавился со смеху. Вместо серокожего он увидел серебряную ложку из фамильного набора. Только ложка почему-то была с глазами и в мантии. Ложка недобро прищурилась, разглядывая его. – Простите, мой Лорд. Слова сами вырвались, а Люциус не хотел анализировать из каких таких соображений он называет ложку своим Лордом. Но решил больше вслух не смеяться. Представление продолжалось, красноглазое чудище что-то патетично орало, размахивая палочкой, человек истошно пищал. Скоро однообразное действие наскучило Малфою, ему сильно захотелось домой, но он не знал, как отсюда сбежать. Ему чудилось, что все смотрят на него и чего-то ждут. И тут неожиданно все закончилось. Чудище исторгло из себя зеленый луч и человек на полу затих. - Наконец-то, - закатил глаза Малфой, - я уже думал, что он никогда не прекратит орать. Кажется, он опять произнес это вслух. Или это только в его голове? Никто не ответил ему. Он стоял посреди зала один. - Конченый, - прошептали на грани слышимости. - Что? – вскинулся Малфой. - Ты конченый, - уже громче. - Это ты мне? – нахмурился Люциус, ища глазами нахала, и напоролся на тело, бывшее когда-то Родольфусом Лестрейнджем. - Тебе, - ответило тело голосом Снейпа. – Посмотри на себя. Во что ты превратил свою жизнь? - Не твое дело, сукин ты сын! – выкрикнул Люциус, сжимая кулаки, - Это ты подсадил меня! - Нет, - помотал головой Северус, - это ты умолял меня помочь тебе. Я предупреждал о последствиях. - Ты не говорил, что я не смогу отказаться от него, - возразил Малфой. - Говорил, - упрямился Снейп, расхаживая из угла в угол. – Я говорил, что дурман доведет тебя до могилы. Ты уже одной ногой стоишь в ней. Ты выкопал ее себе сам. - Замолчи! – зашипел Малфой. – Замолчи, или я убью тебя, - Снейп удрученно покачал головой. - Ты конченый, - тяжело вздохнул Северус. – Нельзя убить того, кто уже давно умер. Все еще хуже. Ты разговариваешь с мертвецами, тебе срочно нужна помощь. - Замолчи! – выкрикнул Люциус, глаза защипало от навернувшихся слез. – Замолчи, или я ударю тебя! – он замахнулся для удара. - Не надо, Люциус! – Нарцисса закрылась руками от него. – Не бей меня. Я боюсь тебя. - Не бойся, - прошептал Малфой, делая ей навстречу шаг. Нарцисса испуганно отшатнулась назад. – Я не сделаю тебе больно. - Сделаешь, - уверенно заявила она. - Нет, милая, - поспешил он заверить. – Я никогда не сделаю тебе больно. Только не тебе. - Уже сделал, - она закатала рукава мантии, выставляя на обозрение предплечья. У Люциуса перехватило дыханье, он неверяще смотрел на почерневшие синяки. Нарцисса расстегнула ворот мантии и отогнула воротник платья. – Нет, это не я. Не я, - он двигался ей навстречу, она пятилась. Казалось, это не прекратится никогда. – Я не мог. - Мог, - холодно и с отвращением произнес Драко. – Я видел своими глазами, отец. Последнее слово Драко произнес с таким омерзением, что Люциус возненавидел сам себя. Он упал на колени и схватился за голову. - Не мог. Нет, - шептал он сквозь слезы. - Ненавижу тебя, - выплюнул Драко и исчез. Люциус очнулся, обнаружив себя стоящим на коленях перед телом Лестрейнджа. Сколько времени прошло? Иногда время играло с ним, то растягивая секунды на целые часы, то превращая часы в секунды. Дурман слабел, делирий проходил. Люциус уже начал ощущать привычную ломоту, и пульсирующую боль, сдавливающую виски. Что же он делает со своей жизнью? Из-за отходняков после употребления дурмана, он плохо соображал и чаще всего приходил в себя только к обеду. Часто не помнил, что происходило вечерами, в то время, когда он находился в мире иллюзий. Что же произошло сейчас? Таких страшных видений у него не было никогда. Правда ли все это? Нет, определенно это не могло быть правдой. Снейп давно мертв, а кроме Люциуса и Родольфуса в зале никого не было. Все ложь. Но он уже не мог оставить все как есть. Ему необходимо было знать наверняка. Аппарировав домой, Люциус ураганом пронесся по этажам ища Нарциссу, и обнаружил ее в спальне. В ее спальне. Они давно уже не спали в одной постели. Только сейчас он заметил, как она постарела. Темные круги вокруг глаз. Она испуганно прижимала руки к груди, замучено глядя на него. - Покажи свои руки, - нетерпеливо потребовал он. Она вытянула руки вперед. – Закатай рукава, - она послушно закатала, показывая синие разводы от его пальцев. Люциус заглянул в ее глаза, покрасневшие и припухшие, ища в них объяснения. Но ее руки были более чем красноречивы. - Драко знает? – цеплялся за последние соломинки Малфой. Но Нарцисса разрушила всё, утвердительно кивнув. Мир рухнул в одночасье. Нет. Люциус давно разрушил реальный мир, но только сейчас имел смелость оглянуться. Желание спрыгнуть с крыши мэнора вновь овладело его разумом. - Мне нужно выпить… - прошептал Малфой, сглатывая слюну, - мое зелье. Нарцисса моргнула и из ее глаз потекли слезы, она даже не попыталась их утереть. Люциус бросил на нее мучительный, переполненный виной взгляд и, будто оправдываясь перед ней, пробубнил: - Мне нужно. Люциус развернулся и вышел, оставляя Нарциссу наедине с собой. Он быстро добрался до кабинета, плюхнулся в кресло и открыл верхний ящик, заставленный маленькими темными бутылочками. Он не хотел трогать их, но рука сама… - Дурман доведет тебя до могилы, Люциус, - эхом отозвался Малфой, вторя голосу Снейпа в своей голове. *** - Ты в порядке? – спросил Антонин, прекрасно понимая, что она не в порядке. Разве может быть в порядке человек, убивший себе подобного? Но против ожиданий она кивнула, что все хорошо. Долохов, конечно же, не поверил. Ее стеклянный взгляд и неестественная улыбка говорили об обратном. Она уже второй день ходила будто замороженная, отвечая односложно, либо вообще не отвечая. Он ее прекрасно понимал. Это ужасный стресс. Когда-то давно, когда был молодым, он тоже сходил с ума от таких вещей. От первого убийства, которое он совершил, его долго мутило и, в конце концов, вырвало. Антонин еще долго не мог привыкнуть к такого рода стрессам. А потом смерть стала его работой, и он перестал реагировать, ничего не ощущая внутри. Но как же он справлялся со своими эмоциями? Кто-то помог ему, но кто он не мог вспомнить. Антонин закрыл глаза, представляя себя молодым. Да! Точно! Это был певец. Музыка! Долохов вспоминал слова песни, которая так задела его. - Gonna love you baby, here I come again*, - напел он. Да это именно та песня. Он вспомнил, как закрыл глаза и выкрикивал слова песни вслед за певцом. Это было странное ощущение. Весь стадион орал слова песни вмести с ним. Антонин не помнил, как очутился на этом концерте, но после этого он еще несколько раз посещал концерты этой группы. И название у нее странное, связанное со свинцом и какими-то летательными аппаратами. В семидесятые они были очень популярны в Британии. Их считали пророками. Долохов не мог понять - за что? Слова их песен в большинстве своем не несли глубокого смысла. Но отчего-то он не мог выкинуть их из своей головы и на каждом концерте орал во все горло. После их концертов он ощущал себя опустошенным и счастливым, на время забывая обо всем. Гермиону нужно отвлечь. Может ей тоже поможет музыка, как и ему когда-то? Он подскочил с места и отправился искать Бруствера. Гермиона проводила его ничего не выражающим взглядом. Через несколько часов и кучу магловских магазинов, он, все-таки, добился, чего хотел. Ввалившись в гостиную, где до сих пор сидела Гермиона, кажется, даже не меняя позы, Антонин поставил на столик проигрыватель и аккуратно положил сверху небольшую стопку пластинок. Гермиона уставилась на него, но ничего не спросила. Он недовольно пожевал губу, распаковал одну из пластинок и запустил проигрыватель. Аккуратно положив пластинку на резиновую прокладку, он подвинул тонарм. Первый же гитарный риф вернул Антонина в дни его молодости, а когда солист запел: «Good Times, Bad Times, you know I had my share**» Долохов уже подпевал ему. Гермиона завороженно на него смотрела. Он подошел к ней и протянул руку, чтобы она встала. Гермиона подчинилась, поднимаясь с места, но так и осталась стоять безучастная к происходящему. Вторая песня оказалась лиричной, солист пел о том, что он уйдет от своей любимой женщины, но они обязательно встретятся. И когда Антонин пел: «Baby, baby, I don't wanna leave you***», Гермиона сморгнула. Она будто очнулась. - Нет, - помотала она головой, подходя к нему. - Нет, не оставляй меня. - Никогда, - шепнул он ей в макушку. – Пой со мной. Она отрицательно помотала головой. - Ну же, девочка, не упрямься, - уговаривал он Гермиону. – Обещаю, тебе станет легче. Просто спой со мной. Всегда становится легче. Ты веришь мне? - Да, - шепнула Гермиона, прижимаясь к Антонину. - Тогда поверь мне, - он погладил ее по голове. – Ну же, давай спой со мной. Она неуверенно подняла голову, доверчиво заглядывая ему в глаза. - I said you shook me, baby. You shook me all night long****, - дрожащим голосом повторяла Гермиона слова песни, успевшей сменить предыдущую. Антонин улыбнулся. На четвертой песне ее прорвало. - You hurt and abuse tellin' all of your lies*, - надрывно орала Гермиона во все горло, закрыв глаза. Слезы катились по ее щекам. Под конец трека она уже ревела навзрыд. Спазмы пережимали горло, она сжалась в комок на диване. Долохов облегченно вздохнул, перевернул пластинку на сторону B и сел рядом с Гермионой. Она прижалась к нему. - Все будет хорошо, - приговаривал он, поглаживая ее по спине. Она мотала головой, пыталась что-то сказать, но из-за спазмов не могла. – Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Впервые в жизни он радовался ее слезам. _________________________________ * - слова из песни "Dazed and Confused" группы Led Zeppelin ** - слова из песни "Good Times, Bad Times" группы Led Zeppelin *** - слова из песни "Babe I’m Gonna Leave You" группы Led Zeppelin **** - слова из песни "You Shook Me " группы Led Zeppelin Песни из первого альбома группы Led Zeppelin, вупущенного в 1969 году. Сторона А. Долохову в это время не больше 35 лет, и вполне могло быть так, что он присутствовал на их концертах.