it hurts, but it feels right

- Стайлз, ты не видел мой ингалятор? Куда? На север. Скотт просто спросил друга, что он делает в эти выходные и не хочет ли провести уикэнд с ним. Стайлз просто сказал, что хочет сбежать отсюда, хотя бы до понедельника. А желательно, насовсем. Скотт просто спросил, куда, в таком случае, друг хочет отправиться. Стайлз, пошутив, сказал, что на север. Чем дальше на север, тем лучше. На севере у них Орегон – это Макколл знал, пусть и не дружил с географией. Они в процессе поисков точек соприкосновения. Скоро, Скотт запросто сможет назвать все пятьдесят штатов и их столицы, если география пойдет с ним на контакт. А Стайлз в друге, в общем-то, не сомневается, помогая ему с домашкой. Как обычно, в их самой обычной жизни. - Стайлз? Скотт повернулся – друг спал на задних сидениях, непроизвольно облизывая во сне губы. Скотт не знает причины, по которой он всем телом напрягся, заметив этот жест. Скотт также не знает причины, по которой решил провести этот уикэнд с другом, а не с Эллисон. Раньше ведь не было другого варианта развития событий. Но суть в том, что выходные со Стайлзом – это давно уже… не норма. Черт, да Скотт просто не смог оставить друга наедине с диким желанием свалить отсюда к чертовой матери. Признаться, он тоже иногда хотел. Затяжная депрессия может стать толчком к преднамеренному лишению себя жизни. Скотт читал это в каком-то журнале, пока ждал мать в приемном покое. - Спишь. Ты спишь. Это же… замечательно. Вспышка выгоняет из реальности на долю мгновения. Он вдруг вспомнил те самые слова Стайлза, сказанные в раздевалке, после одной из неудачных тренировок по лакроссу, которые не были самыми худшими. Скотт неожиданно вспомнил то, что неожиданно для себя запомнил. Невозможно запомнить все, что Стайлз говорит. - Самым лучшим в этой тренировке было, - усмехнулся он, - аномальное потепление. Оно просто спасло этот день, и эту тренировку, от попадания в разряд самых худших. Понимаешь, чувак? Я благодарю Бога за короткие топики для девочек. Но где-то в подсознании, глубоко-глубоко в нем, я даю пять ему же, со словами ах ты ж гений, когда понимаю, что парням можно оголиться при всех, и сделать это абсолютно без каких-либо последствий. Скотт тогда тоже снял с себя майку, с закрепленным за ним одиннадцатым номером, но еще не хотел замечать на себе любопытный, лисий взгляд Стайлза, скользящий по кубикам его пресса. Да, Скотт хорошо запомнил те слова. Стайлз никогда больше не возвращался к теме своей бисексуальности, но Скотт не давал себе скучать анализированием и (удачными) попытками вспомнить все предпосылки, которые Стайлз подкидывал ему намеками в своих нескончаемых, бурных речах. Как будто Стилински знал обо всем. Как будто спланировал. Знал, что Скотт не будет вслушиваться во все им сказанное. Знал, придурок! В тот день, когда Скотт, за домашним заданием по истории США, осознал это… понадобилось несколько выстрелов ингалятором прямо в глотку, чтобы не задохнуться в очередном приступе. Астмы или гнева? Это был переломный момент. Своеобразная точка невозврата для Скотта. С тех пор, он относится к Стайлзу с трепетом и… что, Эллисон? Скотт роется в себе, роется с необычайным усердием, но – ничего. Тогда, может, и жалея немножко, он все-таки понимает, как мало она для него значила, значит и будет значить, на самом-то деле. - Только не просыпайся, не сейчас, слышишь? Скотт мягко улыбается в ответ на сонную улыбку Стайлза, который был за рулем с полуночи до восьми утра, и осталось им ехать каких-то два с половиной часа, но Стайлз вырубился без угрызений совести. То есть, Скотт надеялся, что без. И почему мысль о том, что этот джип им обоим дорог – согревает? Скотт не дурак, и понимает, что с тех пор стал относиться к Стилински иначе. И ко всему, что связано со Стилински, так или иначе. С осознанием того, что это все – бесценно. Никаких сожалений: Только больше ингаляторов; дорогущих, за шестьдесят долларов каждый. И больше пота на ладонях, когда Стайлз до жестокого рядом, тараторит что-то хитрым шепотом. И еще, ох уж это еще – больше слюней застревает в горле вместе с приступом астмы, приступом любви и приступом будь моим пожалуйста Стайлз боже просто будь, когда взгляд падает на его очаровательные родинки. Он бы напрягся и пересчитал их все. - Я всегда плохо спал, - сквозь сон зашептал Стайлз, беспокойно ворочаясь. Скотт же позорно вздрогнул, словно его словили на чем-то непристойном, - и всегда был телепатом. Пришлось выдать себя, выдать глубоким вдохом, лишь бы ответить без дрожи в голосе: - Вот не ври, телепатом ты никогда не был. - Но ты наблюдал за мной и раньше, пока я спал? Скот потянулся рукой туда, где по идее должен лежать ингалятор, и в этот раз нащупал его пальцами, будто кто-то забрал его ранее и вернул только что. Так тяжело дышать. Больно сделать еще один, хоть еще один вдох. - Наблюдал. Я наблюдал, и знаешь… ты милый, когда спишь. И не пускаешь слюни, как Эллисон. Только часто облизываешь губы и морщишься, словно знаешь, что я смотрю на тебя. Стайлз просто никогда не хотел его беспокоить. Кошмары снятся буквально каждый день. Каждый день после смерти мамы. - Так знай же, что я на самом деле смотрю. Знай и еще кое-что: когда ты пытаешься что-то скрыть от меня, то беспокоишь лишь сильнее. Ты никогда не умел врать, Стайлз. Тебе даже собственный отец не верит. И Скотт не ждет, пока Стайлз проснется окончательно и выскажется по этому поводу, чудесному для размышлений и его гиперактивности: Скотт перелезает назад, обрекая друга на крепкие объятия и сон в своих сильных смуглых руках. - Ты горячий, - фырчит Стайлз спустя некоторое время, затянувшееся молчанием и скрипом чехлов, которыми обтянуты здесь сидения, - и гладкий. - А ты прохладный, - Скотт дует на его волосы, не прекращая гладить по спине, - и бархатный. Очень-очень. - Мы уже близко к северу? Мы уже достаточно далеко от дома, где я не могу тебя целовать? - Будем еще ближе, если ты поспишь. Хорошенько поспишь, Стайлз. И впервые за многие месяцы кошмаров и многие литры кофе, Стайлз засыпает. А Скотт улыбается, впитывая в себя бессонницу друга и, наконец, считая его родинки.