Драббл - mania

Джин почти привык. Это как будто у него был рак в агрессивной стадии, а потом химия/лучевая терапия/магия начала помогать. И даже можно теперь как-то жить. Куда-то ходить. Чему-то радоваться. И почти не вспоминается. Но иногда обжигало, особенно когда по привычке готовил на двоих, убирал все опасные предметы с поверхностей и пробегало холодом вдоль позвоночника если чьи-то шаги за дверью. Джин каждый раз надеялся, что он вернется. Со своей гребаной Америки, без своей сраной помолвки (хотя говорил что это все родители), с той же улыбкой и очередной порцией вкусного к чаю. - С-с-сука, - это был очень опрометчиво, так вспоминать. Снова мысленно разлагаться от внутреннего яда. И это его тихое "прости" на пороге шипело, а потом прочь, в аэропорт и из жизни. А ты сиди тут, вой и тихо спрашивай: "если же ты любил меня, какого хера вывернул мне душу и бросил"!? Или не любил. Или любил-не любил, на самом деле Сокджин окончательно запутался. Но сегодня он снова не сможет спать в спальне. Почти три месяца прошло. Джин удалил все его контакты и почти все фотографии. Намджун ничего не обещал, но и на связь не выходил. Социальные сети молчали, общие друзья молчали, будто ничего и никогда не было. На самом деле, так даже проще. А потом у него телефон вибрирует в кармане. И снова. Явно не оператор с оповещениями, или же очень настойчивый оператор. Сокджин почти давится воздухом. "Я, наконец-то развелся. И теперь свободен". "Прости". Джин почти удаляет себя носом об столб, потому что телефон в руке, а ноги механически продолжали двигаться дальше. Будь-то обрыв или ещё чего, он бы даже не заметил и шагнул бы на тот свет. "Прости, это все родители. Меня отрезали от мира". Твою мать. "Я возвращаюсь сегодня вечером". Какая же ты мразь, Намджун. "Нам нужно поговорить. Прошу". Тварь. Тварь. Тварь. И Джин понимает, что не выдержит. Потому что все ещё его любит.