Уговор дороже принципов, Вуд

Маркус Флинт — эталон самоуверенности и образец пренебрежительного равнодушия — нервничает, как самый обычный маггловский подросток, и ненавидит себя за это. И ладно бы у него была хотя бы одна сколько-нибудь уважительная причина. Но причины нет, сколько бы Марк ни копался в своих мыслях. Нескладного, вытянувшегося и неожиданно окрепшего, но всё ещё восторженно кудрявого Оливера Вуда едва ли можно рассматривать в этом контексте. Маркус дёргает свой галстук, затягивает туже, словно сегодня ему предстоит очень важная встреча, поправляет воротник рубашки и снова смотрит на себя в зеркало, подозрительно щурясь. Угольно-чёрные волосы никак не хотят ложиться на левый бок, и Флинт плюёт на все попытки поправить ситуацию. В конце концов, это всего лишь Оливер. Стоит ли так стараться ради него? Чёрт дёрнул Флинта спорить с малышом Вудди. Если закрыть глаза, он, наверное, снова услышит насмешливое: "А ты ещё тупее, чем кажешься, Флинт. Выходит, не случайно в Хогвартсе тебя за глаза называли троллем". Корнуэльского пикси Оливеру в задницу. Зачем он вообще обратил на слизеринца внимание? А сам Марк? Неужели нельзя было тихо кивнуть и высокомерно отвести взгляд? или сделать вид, что не узнал? Зачем было Вуду вставать из-за стола, пожимать руку, подтрунивать над врагом... а потом ещё это идиотское пари. Почему Флинт не смолчал? Неужели не смог справиться со своими эмоциями? Семь лет в одной спальне с ядовитыми змеями прошли даром, и он уже не в состоянии уследить за своим языком? Как итог, нелепый спор и ужасное, позорное условие. Побеждённый Оливер должен нацепить на себя женскую одежду и прийти к Маркусу в любой удобный для него день. У-ни-зи-тель-но. Но Флинту ужасно хотелось унизить парня, особенно так. Так, чтобы Вуд запомнил на всю оставшуюся жизнь. Пожалуй, такой урок подойдёт даже для строптивых гриффиндорцев. Маркусу хочется сломать его. Одежду для сегодняшнего вечера Флинт выбирал сам, отказавшись доверить столь важный этап кому-либо ещё, ходил по маггловским магазинам, нарочито внимательно рассматривая бесконечные блузки, юбки и платья, едко улыбаясь про себя, представляя, как будет выглядеть Вуд, когда оденется во всё женское. Выбор слизеринца остановился на изящных чёрных чулках с симпатичным тонким плетением узора, короткой, выше колен, юбке и белой блузке. Больше всего проблем возникло у Флинта с выбором нижнего белья и обуви — найти изящные туфли на ласты Оливера было очень непросто. До этого момента Маркус не считал себя перфекционистом, но... обнаружив себя в четвёртом по счёту магазине женского белья, он подумал, что, пожалуй, слишком увлёкся этим их с Вудом пари. Тем не менее ему почему-то хотелось, чтобы Оливер почувствовал себя самой настоящей девушкой — слабым, робким созданием, вынужденным одеваться так, чтобы нравиться своему кавалеру. А Маркус точно знал, каким хочет увидеть парня. Флинт придирчиво рассматривал плотные чашечки бюстгальтера. Продавщица — эффектная брюнетка лет двадцати семи — обещала, что именно эта модель превратит даже самую маленькую грудь в, как минимум, подающий надежды второй размер. И Маркус поверил, заплатив запрошенную сумму. Вообще, женщиной быть довольно просто, если у неё есть мужчина, который знает, как должна выглядеть его спутница, а у Флинта был некоторый опыт в покупках подобного рода — это у простых смертных браки совершаются на небесах. Чистокровные решают вопросы будущих союзов в уютных гостиных за бокалом вина и партией игры в волшебные шахматы. Флинт мог сколько угодно повторять, что ему наплевать на дочерей Паркинсон, Гринграсс и Нотт, но, как только все детали будущего брака были обговорены, он был обязан покупать своей невесте подарки и хотя бы изредка целомудренно целовать её в щёку, шипя дрожащим от ненависти голосом "будь ты проклята". Вуд краснел, как девица в первую брачную ночь, когда Флинт поймал его в Косом переулке и потребовал назвать свои размеры, дабы было проще справиться с выбором одежды. Он возмущенно шептал (потому что кричать о такой интимной вещи явно стеснялся), что понятия не имеет, какой размер у его груди, и чуть не прожёг в Маркусе дыру, когда тот затащил парня к Мадам Малкин, заставив женщину снять соответствующие мерки. Надо отдать ей должное — лишних вопросов они не получили. И вот теперь... Теперь, когда самое сложное позади и Флинт может расслабленно наблюдать за предстоящим шоу, он нервничает и не находит себе места. Отец отправился во Францию с делегацией британских волшебников, мать наносит визиты своим родственникам, а дом предоставлен в его полное распоряжение. И не то чтобы родители питали иллюзии по поводу того, ЧЕМ Маркус собирается заниматься в их отсутствие и КАК может отпраздновать своё девятнадцатилетие... Пусть думают, что он привёл себе девочку. Пусть думают, что на этих простынях лежал кто угодно, только не его будущая жена. Не дай бог, узнают — здесь был Вуд, Оливер Вуд со своими блядскими ореховыми глазами и мягкими, влажными губами, одетый, как заправская шлюха, играющая девственницу. Одетый так им, Маркусом Флинтом, потому что унижение должно быть полным, а капитуляция безоговорочной. Маркус слышит громкий хлопок — порт-ключ работает безотказно, перенося гостя прямо в змеиное гнёздышко Флинтов. Интересно, Оливер когда-нибудь бывал в родовом поместье? Едва ли, такие, как он, водятся с грязнокровками и отпрысками осквернителей крови. Тем лучше. Маркус выжидает несколько минут, позволяя парню осмотреться самостоятельно. Флинт неторопливо спускается по лестнице вниз, борясь с желанием как можно быстрее увидеть Вуда, но ничем не выдать своё любопытство. Оливер крутит головой, разглядывая картины на стенах, а Флинт получает возможность рассмотреть его со спины. Вуд не такой фигуристый, как девушки, но вполне сойдёт за тощую дылду с мягкой копной мелких кудряшек. У него красивая длинная шея и прямая спина, а вот ноги ставит криво, безбожно портя дорогущие туфли на каблуке, и Маркус думает, что Вуд ещё за это поплатится. — Ты собираешься поздравлять меня с днём рождения или нет? — грубо интересуется он, останавливаясь на лестнице, впиваясь жадными глазами в повернувшегося к нему лицом парня. «Хорош. Просто неприлично хорош во всём женском.» Оливер чувствует себя идиотом, редкостным придурком, он слегка покачивается, поворачиваясь на каблуках, в первый момент даже пугается, но потом растерянное выражение пропадает с его лица, оставляя недовольную мину. — Нехрен ко мне подкрадываться, Флинт, и какие, скажи на милость, поздравления ты хочешь услышать после этого? Оливер чувствует, как тонкая ткань белья врезается ему между ягодиц, как обхватывает ногу прочный чулок, отчаянно хочется почесаться, особенно там, где ткань бюстгальтера прилегает к груди. Оливер готов поклясться — сиськи у него сейчас на размер больше, чем у Кэтти Белл, и это едва ли может вызвать у парня восторг. — Ты заставил меня поволноваться. Я был уверен, что ты струсишь и не придешь в логово тролля, — с усмешкой говорит Маркус, подходит к Оливеру и, не удержавшись, кладёт руку на обтянутую блузкой грудь парня и тут же получает по ладони. — Ты куда грабли свои потянул? — недовольно рычит Оливер. — Совсем обалдел? — Это был профессиональный интерес, — Маркус хватает пошатнувшегося в своем стремлении отскочить от него подальше Оливера за локоть и резко прижимает к себе, не позволяя потерять равновесие. — Чёрт возьми, Вуд, ты выглядишь так, как будто она твоя родная и всегда там была, только я семь лет не замечал её под дурацкой формой. Оливер недовольно сопит, но руку выдернуть не пытается, покорно позволяя Маркусу вести его по коридору. Флинту неожиданно хочется засунуть руку Оливеру под юбку, и он пытается убедить себя, что это просто когнитивный диссонанс — грудь в его сознании никак не может находиться на одном теле с членом, но... Маркус отгоняет лишние мысли, подводит Вуда к столу в гостиной, отодвигает стул, проявляя заботу о своей даме. «Дама» морщится недовольно — ухаживания слизеринца раздражают, хочется разбить ему нос, но нельзя, надо вытерпеть этот вечер в компании Маркуса, а потом забыть о нём, как о страшном сне. И больше никогда не здороваться, если судьба столкнёт снова. У Флинтов роскошный дом, и Оливер чувствует себя очень неловко: портреты словно смотрят на него с осуждением из массивных посеребрённых рам. Предки Флинта явно не способны оценить развлечения, которые выбирает их внук. Еда появляется на тарелке перед Оливером, как по волшебству, а в бокал льётся вино, но Вуд не имеет ни малейшего понятия откуда. Почти Хогвартс. Только там он чувствовал себя в безопасности, а здесь... Здесь холодные, но такие жадные глаза Маркуса и его лёгкая, ненастоящая улыбка, фальшивый светский разговор — Флинт как бы между прочим интересуется, чем Оливер занимается и как дела у его семьи. Внутренне Вуд напрягается — Маркус скорее всего пожиратель, а чистота крови Вуда весьма сомнительная, и Оливеру меньше всего хочется обсуждать это с Флинтом. Прошло не так много времени. Кажется, только вчера они закончили Хогвартс, где дрались такое бесчисленное количество раз так, что Оливер до сих пор может сказать, какие удары были наиболее действенными в сражениях с Флинтом. А теперь он сидит у Маркуса дома одетый так, что скулы алеют от одной мысли об этом, а Флинт наслаждается произведённым эффектом. Оливер пытается представить на своём месте девушку, но видит только собственное смущённое лицо. Легче не становится ни на минуту. "И всё-таки кубок выиграли мы,"— проносится в голове у гриффиндорца, и он ухмыляется, поднимая глаза на Маркуса, тот лишь вопросительно вскидывает бровь, но вслух не говорит ничего. Тем лучше. Флинт думает, что у Оливера потрясающие ноги, конечно, не такие стройные и прямые, как у женщин. Они красивы по-другому. Если присмотреться — можно увидеть, как работает каждая мышца под бледной кожей. Маркус готов поспорить: всё тело Вуда — натянутые струны, на которых не так-то просто сыграть, можно изрезать пальцы в кровь, но не добиться ни одного красивого звука. Впрочем, он готов рискнуть. — Потанцуем? — Флинт бормочет заклинание, игла граммофона сама собой становится на пластинку, и музыка льётся, наполняя гостиную. Отцу пришлось немного поколдовать, чтобы звук стал насыщеннее, грех не воспользоваться ситуацией. Оливер смотрит на него возмущённо, почти с ненавистью, складывает руки на груди, выражая своё нежелание, но Маркус плевать хотел на мнение парня по этому поводу. Флинт не привык, чтобы ему отказывали. Он отодвигает стул и тянет Оливера за руку, оттаскивая от стола. — Боишься сломать ноги? — дразнит он, вытаскивая Вуда в центр. — Не бойся, детка, я же держу тебя. Рука Флинта ложится на задницу Вуда, сжимая её через ткань юбки, но гриффиндорец недовольно шипит и поднимает ладонь выше, себе на талию, вызывая на губах Маркуса сальную улыбочку. Оливер чувствует себя девчонкой, которая сказала "да", а теперь ломается, не желая так легко отдавать то, что совсем недавно отдала фактически даром. У Флинта очень уверенные руки, а Оливер не танцевал уже сто лет и совершенно не помнит, как это делается. Но в их паре ведёт Маркус, кружит своего партнёра и поворачивает в нужную сторону, а Вуд только судорожно вздыхает, боясь, что вот-вот нога встанет недостаточно твёрдо, и у него точно будет перелом. Показываться в таком виде в Мунго — перспектива не из приятных. С каждым движением улыбка Флинта становится только шире. В какой-то момент он делает неуловимо быстрое движение вперёд, и длинный флинтовский нос скользит по шее Оливера, спичкой чиркая по ложбинке между стянутыми бюстгальтером грудями. Оливеру кажется, что кожа вспыхивает, загорается матовым пламенем, и Вуд краснеет, не позволяя себе в этот раз даже шикнуть на Флинта — он только этого и добивается, получает удовольствие от его беспомощной злобы, скотина. Рука снова скользит с талии вниз, забираясь под юбку, поглаживая обнажённую кожу ягодицы. Маркус позволяет себе ещё одну вольность — обхватывает ногу Вуда, неуловимо поглаживая кожу там, где заканчивается чулок, закидывает её себе на бедро, придерживая, наклоняет парня немного назад и замирает, с интересом рассматривая приоткрытый рот, внезапно оказавшийся перед его лицом, декольте и потерянные глаза Оливера. Совсем не такие, как он запомнил со школьных лет. — Никак не можешь расслабиться, малышка? — пошло интересуется Флинт, наклоняясь к самому уху парня. Эта безропотная покорность заставляет его испытывать что-то до ужаса схожее с возбуждением, и Маркусу почти страшно — не дай бог Вуд это почувствует. Но не играть с Оливером так сложно, что он не может отказать себе в удовольствии лишний раз прикоснуться к нему. Вуд с сожалением должен признать, что пахнет от Флинта гораздо лучше, чем от тролля. Он не знает, почему обращает внимание на такие детали, находясь в опасной близости от его губ и рук, почти не понимает, как Флинту с такой лёгкостью и грацией удаётся разворачивать его, прижимать, отталкивать и ловить, приподнимать. А потом его нога совершенно неожиданно оказывается между ног Оливера, и парень дергается, пытаясь отстраниться. Это слишком. Слишком для того, кому пришлось напялить столько неудобной, давящей, режущей, натирающей одежды. Оливер думает, что паника начинается именно так — ударом в грудь ненавистного слизеринца, неловкой попыткой сбить его с ног или хотя бы оттолкнуть как можно дальше, участившимся дыханием и ускорившимся сердцебиением. Оливера тошнит от мысли о том, что у него эрекция от этих дразнящих прикосновений, горячего дыхания на коже и заинтересованных взглядов, которые так и липнут к его коже. — Оливер, — Флинт прижимает его к себе, мешая толкаться, обнимает, гладит по спине, успокаивая. И у Вуда не остаётся сомнений: он чувствует, слишком хорошо чувствует эту чёртову эрекцию через ткань юбки. — Все нормально, Оливер. Хотя на самом деле ничего не нормально. Маркус не хочет, чтобы Вуд боялся, не знает, как относиться к их обоюдному возбуждению, но не считает его чем-то предосудительным. Маркус прижимает Оливера крепче, опуская руки на плоскую, твёрдую задницу, сжимает её пальцами. Оливер Вуд — горячая штучка, иначе он едва ли захотел бы парня. Пусть снова дёргается и шипит, пусть кусает за шею. Маркус даже поднимает голову повыше, приглашая, чем окончательно сбивает гриффиндорца с толку. Маркус наклоняется ниже, целует бьющуюся венку на шее, гадая, чего больше в этих ударах — страха или желания. Это не должно быть важно, потому что Флинт всё равно возьмёт своё, даже если это «своё» выходит за рамки их уговора. В конце концов, он ничего Оливеру не обещал. У Вуда сухая тёплая кожа, и он ведёт чуть ниже, прикасаясь губами к ложбинке, образовавшейся из-за плотных чашечек белья. Маркус тянется языком, скользя под плотную ткань с поролоном, скользит ладонями под юбку, поглаживая голые ягодицы, с садистским удовольствием цепляется пальцами за узкую полоску стринг, тянет и выпускает, заставляя интимную деталь врезаться глубже между ягодиц. — Флинт, — Оливер снова предпринимает попытку оттолкнуть его или по крайней мере отстраниться. — Такого уговора не было, Флинт, — но глаза у Оливера тёмные, и зрачки затапливают ореховую радужку, словно стремясь перемешаться в тягуче-кофейный цвет. — Но ты хочешь, — Маркус совершенно спокоен внешне, а отстраняется, только чтобы закинуть Оливера себе на плечо, поспешно унося в сторону лестницы. — Можешь звать меня Марком, раз уж мы знакомимся ТАК тесно, — самодовольно разрешает он. Оливер шепчет что-то до ужаса похожее на «я не хочу тебя», а потом судорожно выдыхает, потому что по дороге к своей спальне Флинт гладит его ноги через чулок, а потом выше, снова дёргает узкую полоску ткани между ягодиц, мягко шлёпает его по голой заднице, наслаждаясь отчётливым звуком и тем, как парень вздрагивает у него на плече. У Оливера совершенно нет сил, чтобы остановить Марка. Ни капли. Он пытается заставить себя собраться, взять в руки ситуацию. Он пытается объяснить себе — Маркуса он не хочет, это вина происходящего, постоянного раздражения эрогенных зон и слишком внимательных взглядов. Это они сделали своё чёрное дело, и вот Вуд... Оливер хочет доказать себе — он возбудился не потому, что это Флинт покупал всю эту блядскую одежду, не потому что Флинт смотрит на него, не потому что, мать его ведьму, Флинт пялится на его ноги. Но сам себе не верит. Между ними всегда было что-то большее, чем примитивная ненависть. Даже в Хогвартсе, когда они спрыгивали с мётел на траву, чтобы сцепиться, старались разбить друг другу нос или губы. А потом, когда их разнимали, когда обе команды уже отправлялись в замок, они метались по раздевалке, как два разъярённых тигра, не смея броситься друг на друга и вонзить клыки в кожу, чтобы наконец-то выяснить, кто сильнее. Теперь Маркус роняет Вуда на постель, жадно целуя его шею, обводя её языком и потираясь пахом о его возбуждённый член прямо сквозь ткань юбки, беспрестанно елозящей по головке. И это ни на секунду не помогает Оливеру соображать. Он просто не может думать ни о чём, тонет в зыбучих песках новых ощущений, потому что губы у Маркуса горячие и сухие, потому что в нём нет ничего морского, только знойное, палящее, выжигающее душу солнце с его ослепительным блеском и испепеляющим теплом. Маркуса много, он весь неожиданно солнечный и горячий. Прикосновения рук жгут через блузку, и в этот раз Оливер не говорит ничего, пока Марк мнёт грудь через ткань, а Флинт не позволяет себе раскрыть рот, чтобы не испортить. Одно слово — и Оливер снова постарается бежать. Одно чёртово слово. Флинт прикусывает язык. Руки Оливера ложатся на плечи Маркуса, неловко поглаживая через рубашку, когда парень прихватывает нежную кожу шеи зубами, заставляя его протестующе замычать. Флинт не спрашивает у него разрешения, делает то, что хочет делать, сердится, терпеливо расстегивая слишком мелкие пуговицы, тянется к губам Вуда, но тот успевает отвернуться и получает то ли укус, то ли поцелуй в уголок губ. — Тебе нравятся девушки, — уверенно говорит Оливер. — Мне тоже нравятся девушки, Марк. Этот вариант имени Флинта неожиданно приятнее. И ещё, он подходит парню куда больше. И ситуации, наверное, тоже. — Нравятся, — подтверждает он, выпрямляясь над зажавшимся под ним Оливером. Снизу профиль Флинта кажется более ровным и острым, таким, что можно порезать пальцы в кровь, если попытаешься коснуться. — Нравятся, но сегодня я хочу тебя. Маркус не терпит возражений и не хочет слушать отказы, но ждёт, вглядываясь в лицо Оливера. И Вуд кивает. Смирение? Флинт стягивает его блузку через голову, разглядывая Оливера в нижнем белье. Забавно и... странно. Он никогда не считал себя извращенцем. А вот сейчас — да. Сейчас очень даже. А Оливеру, наверное, потребуется обливэйт после их совместного ужина, но это уже не проблемы Марка. Задрать тонкие запястья, сжав их одной ладонью над головой мгновенно запылавшего Вуда. Ему такой напор явно незнаком, но... неприятен ли? Провести свободной рукой по шее, ниже, через зону декольте, сжать чашечку белья, сжать сильнее, пока Оливер не застонет, почувствовав прикосновение через ткань, сжать так, чтобы кожа под бюстгальтером покраснела, а потом дальше вниз, по торчащим ребрам, по напряженному прессу, пощекотать кончиками пальцев втянутый от напряжения живот попытавшегося отвернуться Оливера. Вуд закрывает глаза. Не хочет смотреть. Пусть не смотрит. Маркус своего не упустит. Выпускает руки, наклоняется вниз, проводит языком по животу парня, толкается языком в пупок и гладит бедренные косточки. На них одних, кажется, и держатся те несколько последних кусков ткани, что остались на теле. Вуд приподнимается, позволяя Маркусу стащить юбку, не открывая глаз. Неужели ему настолько противно? Кровь кипит, плещется раскалённой магмой, ударяя в голову, Маркус осторожно раздвигает ноги Вуда, прижимаясь к его паху своим стояком, толкается между послушно разведённых бёдер и слышит тихий стон. Толкается снова. Ещё. Опять. Оливер закусывает красивые губы, сдерживаясь, не позволяя себе откровенно, пошло, искренне стонать под слизеринцем, но Флинт же видит, что ему нравится, чувствует, как колени Вуда нет-нет, да сжимают его. У Вуда красивые выступающие косточки, и Маркусу хочется провести по ним языком, попробовав солоноватую кожу на вкус. Маркус целует его снова, прижимается к красивому рту Оливера, обводя контур губ языком. Парень мычит, напрягается, толкает его в грудь и крутит головой, но момент, когда можно было остановить происходящее, уже утерян, и Марк только шепчет что-то успокаивающее, как ему кажется, снова сжимает тонкие запястья, давит своим весом и ловит мягкие, влажные, совсем не такие, как у него самого, губы, целуя. Оливер — море, плещется, шумит, пахнет чем-то очень свежим, чистым, незнакомым. Оливер мягкий, плавный, гибкий, уже самостоятельно закидывающий ногу ему за спину, трущийся о его тело, когда язык Флинта скользит в его рот. Оливер нужный, близкий, с прохладной от волнения кожей, с ледяными пальцами рук и ног. Оливер стонет протяжно, красиво, пока Флинт возится с застёжкой, а потом стягивает с него абсолютно не мужской предмет одежды. Оливер сдавленно мычит, когда пальцы Маркуса ложатся на его соски, царапают, сжимают, крутят. Оливер выгибается, подставляя ему свою грудь, кусает за губу и шипит от боли, а Маркус чуть сдвигается в сторону, чтобы надавить между ног парня коленом, покрывает его шею жадными, влажными поцелуями, оставляет свои тёмно-синие следы везде, куда может дотянуться, прикусывает напряжённую горошину соска, оттягивает губами, засасывает в рот, обхватывает губами, снова оттягивает и выпускает с громким чмокающим звуком. Оливер запускает пальцы в его волосы, прижимает парня ближе к себе, гладит спину, царапает лопатки и снова приоткрывает рот, сипло выдыхая. Оливеру слишком хорошо, чтобы сказать Марку «хватит». Оливеру так хорошо, что он не хочет думать о том, куда заведет их эта игра. Он изучает широкую спину Флинта, кусает его за шею, рассматривая след от своих зубов, красными точками обозначившийся на коже, поднимает руку, чтобы положить её парню на шею и тоже целует в губы зачем-то, как будто Марку не всё равно. Марку не всё равно, хотя он никогда не признается открытому, податливому Оливеру. Марку настолько не всё равно, что от осознания того, что Вуд проявляет инициативу, ему хочется застонать громче, но Флинт не любит показывать слабости не меньше Оливера, плотнее прижимается к его губам, скользя рукой до поясницы, натягивая полоску ткани между ягодиц так, что она впивается в кожу парня, заставляя Оливера снова замычать ему прямо в рот. Флинт приподнимается, чтобы стянуть с него бельё, кладёт руку на край чулок, медленно стягивая один, затем второй... У Оливера такая гладкая кожа, что... стоп. Гладкая? — Вуд? — парень под ним краснеет. Смущение, видимо, активизирует в мозгу Оливера участки, отвечающие за дурацкие, иррациональные поступки, и парень выдергивает из-за головы подушку, запуская её в обалдевшего Флинта. Слизеринец рычит, падает на бок, притягивая к себе Оливера, кусает его за ухо, не давая отстраниться. — Что ты можешь сказать в своё оправдание? — интересуется он, пытаясь заглянуть в огромные, просто ужасно большие, тёплые глаза Оливера, гладит его по щеке тыльной стороной ладони, непривычно нежно лаская. — Красивой вещи красивые ноги, — голос у Вуда слегка хрипит, и он в свою очередь старается ни в коем случае не смотреть в глаза Флинту, хотя удается ему это с трудом. У Марка длинные тонкие пальцы, и он частенько тренировал своего ловца, быстро цепляя снитч налету. Для Оливера до сих пор остается загадкой, почему Флинт так и не попробовал себя в этом качестве в собственной факультетской сборной. Но его подбородок он ловит легко, держит крепко и смотрит в глаза так, словно хочет вынуть из Вуда душу. — У тебя и без того красивые ноги, — ладонь Марка сползает с талии на бедро парня, поглаживая теплую кожу, а потом устремляется на пах, мягко лаская его подушечками. — Это не нога, Флинт, — сдавленно шепчет Оливер и снова закрывает глаза, непроизвольно двигаясь вместе с ласкающими пальцами. — Красивой вещи красивые ноги? — медленно переспрашивает он. — Значит, бельё тебе не понравилось, — новый намёк добавляет красного на лицо Вуда, но он слишком увлечён изучающими прикосновениями Марка, чтобы ответить ему хоть что-нибудь внятное, поэтому Вуд мычит и прижимается ближе, утыкаясь носом в шею Флинта. Маркус обхватывает член Оливера так же уверенно, как делает это для себя, водит по нему ладонью, пытаясь понять — понравится Вуду или нет? Судя по тому, как часто дышит Вуд, ему нравится, очень даже. Оливер несдержанно стонет, когда рука Маркуса скользит ниже, сжимая его мошонку. Вуд раздвигает ноги шире, и Флинт улыбается, довольно прикусывает его нижнюю губу: — Ты такой умница, что передумал сопротивляться, Вуд. Оливер поглаживает его по груди, на пробу сжимает сосок пальцами, вырывая у Флинта хрипловатый выдох, улыбается слабо, всё ещё боясь отдаться ему до конца. Маркус убирает руку, укладывая ладонь Оливеру на поясницу, второй гладит его задницу, мягко, ненавязчиво проводит пальцами по ложбинке между, но даже этого достаточно, чтобы Вуд напрягся. Зато у него свободны обе руки, и Оливер старательно гладит, щупает тело слизеринца, пытаясь наверстать упущенное время. Вуд никак не хочет смириться с неизбежным, морщится и напрягает задницу каждый раз, когда пальцы Маркуса оказываются в опасной близости и когда он мягко надавливает на и без того тугое колечко мышц. — Я всё равно сделаю это, — тихо обещает Марк, целует Оливера, слышит его судорожный, на этот раз, точно испуганный вдох, чувствует, как сильнее сжимается парень, как его тело буквально каменеет в руках. Флинту остаётся только ругать себя, и он хмурится, толкает Вуда на спину, чувствует, как цепляется за него гриффиндорец, видит широко раскрытые глаза... Испуганный Оливер возбуждает ничуть не меньше, и Марк может сколько угодно убеждать себя, что он не насильник. Рядом с этим парнем он почему-то не может думать ни о чём, кроме секса. — Не строй из себя девственницу, Ол, — Маркус морщится, а потом угрожающе сдвигает брови. — Ты сам напросился. Флинт подтягивает Оливера на подушки, раздвигает его ноги, преодолевая лёгкое сопротивление, которые пытается оказать ему Вуд. Вот дурак. Знал бы, от чего защищается. Губы Маркуса скользят по животу парня, всё ниже и ниже, так настойчиво, что в какой-то момент в комнате становится очень тихо, а ноги Оливера замирают в каком-то одном положении, и парень почти не двигается и не дышит. Маркус целует член Оливера, минуя лобок, проводит языком по стволу, словно пробуя на вкус. Потом у гриффиндорца, конечно, возникнут вопросы о талантах Марка, но сейчас... он явно сосредоточен на своих ощущениях. — Тебе когда-нибудь делали минет, Вудди?.. впрочем, это не столь важно. Парень не делал точно, — и он улыбается, обхватывает головку губами, вкусно засасывает её в рот и сжимает губами, демонстрируя Оливеру свою осведомлённость в этом вопросе. Флинт не знает других способов заставить Вуда расслабиться, а этот ему однозначно понравится, и Марк старается, лижет головку, обводит её языком и старательно направляет себе за щёку, позволяя тереться о слизистую, языком подталкивает его член вверх, прижимая к нёбу и впуская немного глубже, но не в горло. Вуд стонет и толкается глубже, открывает рот, выгибается на постели, раздвигает острые коленки, опускает взгляд на Флинта, ритмично двигающего головой между ними. У Флинта глаза дьявола-искусителя, у Оливера в глазах желание быть искушённым. Парень расслабляется, и Маркусу удаётся протолкнуть палец в тесную задницу на одну фалангу. Оливер великолепно узкий, и Флинт даже мечтать не смеет о том, как хорошо будет, когда он толкнётся в его тело членом. Вуд зажимается моментально, только вытолкнуть палец уже не может, беспомощно смотрит на Флинта, но тот только плотнее сжимает губами его член, а потом начинает крутить в нём пальцем, сгибать его, а Оливер подрагивает от новых, незнакомых, тянущих ощущений. Флинт даёт ему время привыкнуть, терпит, крепко сжимает зубы, старательно массируя гладкие стенки пальцами изнутри, потому что Оливер всё же позволяет ему добавить второй, как бы тесно ни было. А Флинт не отказывается от таких подарков. Яйца отзываются болезненным напряжением, и Маркус дёргает Оливера за лодыжки, запихивает подушку, чтобы приподнять задницу Оливера под нужным углом. Вуд смотрит на него с опаской. Вуд явно не уверен, что это стоит, но Маркус уже не может и не хочет по-другому. — Не смотри на меня, словно ты жертва, — его голос хрипит, но Флинт умудряется дать себе ещё немного времени на то, чтобы как можно нежнее поцеловать Оливера в губы. — Ты тоже хотел. Хочешь. Маркус тянется к тумбочке, кидает на кровать смазку, облизывает губы, проводит руками по груди парня. — Я не люблю презервативы, — честно признаётся он. — Хорошо, что ты парень. Вязкие капли на пальцах, медленно размазать по своему члену, а потом уделить еще несколько бесконечных минут покрасневшей заднице Оливера. Он такой красивый и чувствительный к ласкам, что крутится даже сейчас, стоит только Маркусу надавить пальцами на простату. На этот раз он ждёт, пока три пальца ни окажутся в нём целиком. Этого как будто недостаточно, но сделать ещё что-то он не сможет. Маркус обхватывает бёдра парня, сжимая их руками, быстро, рывком толкается внутрь, пытаясь войти сразу глубже. Входит почти до половины, но Оливер так жалобно стонет, что Флинт готов плюнуть на все и выйти. Лишь бы Вуд заткнулся. Вуд и правда затыкается, едва ли потому что ощущения стали приятнее. Вуд просто не умеет быть слабым, и Флинт делает вид, что не видит слезинки на его щеке, целует лоб и виски, дает парню еще немного времени привыкнуть, почувствовать его в себе, а потом толкается до конца. Оливера прошивает насквозь резким болевым импульсом, отдающим в копчик, его пальцы нещадно впиваются Марку в спину, царапая кожу. — Я убью тебя, Флинт, — тихо шипит он. — Чёртов извра-а-а-а... Маркус не хочет говорить сейчас, он плавно двигает бёдрами, рыча от наслаждения, потому что крепкие мышцы Оливера доставляют больше удовольствия, чем самые нежные губы, а тело парня отзывается на каждое движение так, что хочется только толкаться резче и глубже. Чёртов Вуд вдруг выгибается дугой и стонет громко, шумно, совсем как во время минета. Глаза Оливера спрашивают: «что это было?» А тело просит «пожалуйста, ещё.» Флинта никогда не волновало, каково его партнёру. Сейчас не должно тоже, но губы как будто предают его, лаская подставленные грудь и шею мягкими, нежными прикосновениями. Язык выписывает узор вокруг напряжённых, торчащих вверх сосков, а потом и у Флинта заканчивается воздух, член Вуда трётся о его живот, растирая смазку по и без того скользкой от пота коже, а удары, с которыми соприкасаются их тела, слышны всё чаще. Флинт делает ещё несколько движений, чувствует, как вздрагивает, сжимается Оливер, кончая. Их стоны сливаются, потому что сдерживаться и дальше у него не получится. Флинт опускает голову на тяжело вздымающуюся грудь Оливера, судорожно выдыхая. Оливер пытается ударить его в бок, но движение выходит очень слабым и вызывает сочувствующий смешок у парня. У Оливера нет сил, и он до сих пор не может понять, почему было больно так, что он мечтал разделаться с Флинтом, как только всё закончится. А потом боль смешалась с таким сумасшедшим наслаждением, что ему не удавалось контролировать себя. Вуд неловко гладит Маркуса по коротким волосам, пока пальцы слизеринца нежно скользят по его рёбрам, поглаживая. Такой Флинт ему незнаком. Мягкий, нежный, расслабленный, без ядовитых слов на языке. Маркус приходит в движение, и Вуд жмурится, думая, что их идиллическому отдыху пришёл конец, но Флинт только переворачивается на спину и натягивает на них одеяло, прижимая Оливера ближе к себе. Маркус резко сжимает его ягодицу, когда видит, как Оливер открывает рот, чтобы что-то сказать и раздражённо мотает головой, коротко целует его губы и закрывает глаза. Маркус думает, что Оливер выиграл. Маркус думает, что он и правда тупой тролль, если выпускает удачу на самом финише, но унизить Вуда и вышвырнуть его из своей постели не получается от слова «совсем». Ему было слишком хорошо и спокойно рядом с полукровным Оливером. А об остальном можно подумать завтра.