Восемь поводов для ненависти

В тот день я сбежал с работы, попросив Эмми отмазать меня перед начальником. Она всегда помогала, если не садиться ей на шею и придумать отмазку получше, писала за нас объяснительные с какими-то невероятными поводами и, вписав время на два часа раньше реального, относила Уэю. Тот ворчал, что не было смысла и приходить, но подписывал, не забывая, конечно, нас штрафовать. Созваниваясь с девушкой по телефону, я заодно попросил придумать мне такой повод, чтобы я завтра мог остаться дома. Я уже тогда догадывался, что то чувство, которое мучило меня сейчас, не пройдет за один вечер. Я возвращался домой весь какой-то… Разбитый, что ли. Если честно, я не понимал, что я чувствую. Страх? Ненависть? Отвращение? Или гребаное отчаяние? Все, чего я хотел, сидя в мерно покачивающимся вагоне метро, так это поскорее залезть в душ, а одежду бросить в стирку. Попросту забросив попытки проанализировать свое внутреннее состояние, я старался не думать ни о чем или хотя бы направить поток своих мыслей в нейтральное русло. Я мог сделать сам себе еще хуже, а мне ведь еще предстояло решить, что делать. Боб звонил мне в конце рабочего дня, и чуть позже, вечером, не умолкал мой скайп. Я не выходил из аккаунта программы, оставаясь онлайн, но выключил звук на ноутбуке, чтобы потом сказать другу, что не слышал его звонков. До следующего рабочего дня у меня было порядком сорока часов и, кажется, я потратил на принятие ванны и душа около половины. Я ощущал себя безумно грязным, словно извозился в луже, или на свалке, или в грязи с розовыми, перепачкавшимися поросятами. Или как будто мной помыли полы на каждой станции метро. Я был противен самому себе, поэтому постоянно ходил мыть руки, но только я отходил от раковины, как мне казалось этого недостаточно, и я направлялся в ванную. Открывал воду, скидывал одежду и вставал под теплые струи. Мне уже не требовалось настраивать температуру воды, потому что с того момента, как я закрыл кран в предыдущий раз, проходило в среднем около сорока минут. Вода делала и хуже, и лучше одновременно. Я почти физически ощущал, как грязь, отпечатки чужих прикосновений, миллиарды микробов убегали вместе с каплями в сток ванной, далеко-далеко от меня, но, как заведено, в душе меня вновь и вновь посещали одни и те же мысли. Какого черта это вообще было? Что произошло? И что мне теперь делать? Как только я, переступая бортик ванной, становился на этот дурацкий коврик, мне казалось, что я уже все твердо решил. Но стягивая с себя футболку через час и вновь открывая кран, я уже не был так уверен в верности своих решений, в правильности своего выбора, и я вновь думал одни и те же мысли, едва ли не в той же последовательности, словно повторяя один и тот же сценарий, словно репетируя одну и ту же сцену. Итак, сцена первая, дубль пятый. Каждая капля, падающая сверху из лейки душа, разбивавшаяся о мой лоб, нос, впутывавшаяся в волосы и соскальзывающая из них на спину и плечи, несла с собой вопрос: что за херня? С того момента, как Уэй старший заступил на свою должность, сменив брата, он никогда не обращал на меня внимания. Столько внимания, я имею в виду. Я не имел для него отличий от других, мы были для него серым одноликим планктоном. Я понимаю, что не каждый день на него начинают сыпать издевками и провокациями, но… Начальники ведь не реагируют на это так? Он мог меня уволить, оштрафовать, сделать мне выговор, в конце концов. Но он… Дрочил мне, зажав меня в углу туалета? Это звучит, на самом деле, слишком безумно, странно и грязно, и, если бы не меня прижимали там к стене и не меня доводили до оргазма, я бы в жизни не поверил в реальность этой ситуации. Я тряхнул головой, сбрасывая приставшие к ресницам капли, и зажмурил глаза. О моей реакции и говорить нечего: я был против всего этого дерьма до, во время всего процесса и после, а то, что я кончил и то, что я жался к нему — невольная обычная реакция организма на подобное. Об этом я даже не хочу думать, это слишком… Смущающе. Ведь не станет, блин, человек дрочить первому встречному только потому, что он издевался над ним на эту тему? Должно быть, не знаю, хоть какое-то влечение или симпатия… И, если бы так и было со мной и Джерардом, я бы, блять, наверное, заметил? В последнее время я ведь часто с ним пересекался, благодаря Бобу. Но все, что я чувствовал и улавливал с его стороны, лишь ненависть, злость, чувство стыда, раздражение, отвращение и брезгливость. Разве можно с таким усердием и старанием ласкать гениталии человека, которого ты ненавидишь всей душой? Ладно, пускай, этот парень слишком странный и противный, чтобы думать о поводах и причинах его не менее странного и противного поведения. Больше меня волновал тот вопрос, что мне теперь следует делать? Дерьмово было то, что я ни с кем не мог об этом посоветоваться. Бобу я стеснялся и боялся такое рассказывать, не желая встречать негативную реакцию в мою сторону. Он был моим единственным другом на работе, и лишиться его из-за того, что я слишком слаб, чтобы не дать Уэю что-то сделать, мне не хотелось. И думая о своих последующих действиях в одиночку, я боялся принять неправильное решение. А много ли вообще у меня было планов дальнейших действий? Я мог сделать вид, словно ничего не произошло, но здесь было два отстойных минуса — я так и буду чувствовать себя грязным, неправильным, слабым. И самое дерьмовое, что Уэй может принять это за зеленый свет к последующим действиям и продолжить… Не знаю… Использовать меня? Хотя то, что он сделал, было похоже и вправду на ответную издевку больше, чем на использование. Он не выглядел так, будто получил от этого особое удовольствие. Думая об этом, в моем сознании невольно всплыло выражение лица начальника, с которым я сталкивался каждый раз, как только мне удавалось приподнять веки. Скривившись, я поджал губы, а через мгновение закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от самого себя, от собственного сознания, которое то и дело напоминало мне о случившемся. Еще я могу пожаловаться о случившемся Майклу, брату Джерарда. Пока он руководил нашим штатом, я и вправду чувствовал, словно он любит нас. Он был не начальником, он был лидером. В отличие от брата-тирана. Хотя вряд ли этот вариант такой уж годный — мне кажется, он все-таки стал бы на сторону брата. Все-таки, кровные связи. Если бы он не любил старшего, он бы не оставил его на своем месте, уходя на более высокую должность. Еще я мог подать в суд по факту изнасилования. Но меня в таком случае точно уволят. А даже если и нет, типа, Уэй не имеет права из-за личной неприязни этого делать, о случившемся узнает весь офис. Да и тем более, если я останусь, Джерард так же будет продолжать гнобить меня. Сильнее, чем кого-либо. Остается вариант с самостоятельным увольнением. Я понятия не имею, куда мне податься, если я уйду из этой компании, но оставаться там, я думаю, будет невыносимо после случившегося. Я поднял веки и уверенно, нахмурив брови, посмотрел на синюю плитку, покрытую прозрачными каплями воды, на стене прямо перед собой. Да, решено. Лучше всего для меня и проще всего будет просто уволиться отсюда. Не важно, что будет потом. Как-нибудь разберусь. Но оставаться в лапах этого сумасшедшего извращенца я больше не намерен. С этой мыслью я закрыл кран в какой уже раз за день и вновь ступил на коврик перед ванной. *** Поднимаясь в лифте на следующий день на наш этаж я все тер друг о друга ладони и делал что-то вроде дыхательной гимнастики — дышал глубоко и медленно, вдыхая носом и выдыхая ртом, — в попытках успокоить колотящееся в груди сердце. Конечно, я волновался. Выйдя из лифта, я направился прямиком в кабинет Уэя, вместо того, чтобы идти в офис, заставленный столами и тихонечко жужжащими компьютерами и залитый серой однородной массой работников. Проходя приемную босса, я лишь коротко кивнул растерянно взглянувшей на меня секретарше — я не стал с ней объясняться и ворвался в кабинет начальника без предупреждения. На часах было сорок минут девятого и до начала рабочего дня оставалось еще двадцать минут, но Джерард уже был на своем месте. Идя сюда, я, кстати, совсем не предположил того варианта, что он еще мог не быть в своем кабинете. Уверенно пройдя к его столу, я остановился в полтора шаге от него и хмуро взглянул прямо в глаза мужчине. Тот, отрываясь от бумаг, которые он заполнял, поднял на меня взгляд. На секундочку его лицо приняло озадаченное выражение, но затем он сразу же растянулся в удовлетворенной, хитрой улыбке, становясь похожим на какого-то гребанного чеширского кота. Я всегда относился к этому персонажу положительно, но сейчас, когда он имел сходство с этим ублюдком, я невольно возненавидел и его. — Ох, какие гости. — Босс щелкнул кнопкой на автоматической ручке и аккуратно отложил в сторону сначала ее, а потом документы, и, сцепив пальцы замком, положил руки пед собой на столешницу. - Ну, с чем пожаловал? Что хочешь сказать мне? Я молча протянул ему лист бумаги, который еще входя в здание нашей компании достал из своего портфеля. Он без разговоров принял его, протянув мне руку, и, тихонечко шмыгнув носом, начал читать вслух раздражающим помпезным тоном: — Заявление. Я, Фрэнк Энтони Томас Айеро, прошу уволить меня по собственному желанию, бла-бла-бла… По причине заболевания, препятствующие продолжению данной трудовой деятельности? Он прыснул и, растянувшись в улыбке, вскинул брови, а затем взглянул на меня: — Айеро, ты серьезно? Ничего другого из интернета скатать не мог? Есть еще такая уважительная причина, как «нарушение договора со стороны начальства», знаешь? Это подошло бы тебе больше. Я сжал руки в кулаки и медленно выдохнул, прежде чем ответить ему: — Это не Ваше дело, мистер Уэй. Просто подпишите это и я уйду. — А с чего ты взял, что я стану это подписывать? — Казалось, он был не менее удивлен моей просьбой, чем я его ответом. Моргнув, я раскрыл рот, в попытках отыскать на космической скорости подходящий ответ замычал, а затем, прокашлявшись, наконец заговорил: — А почему нет? Какое Вы право имеете держать меня тут насильно? — Официально — никакого. — Он легкомысленно пожал плечами и еще раз взглянул на мой лист, что держал в руках. Затем свернул его пополам и разорвал на две части, под мое возмущенное мычание и мысленные ругательства. — Но я не должен отчитываться о том, почему не подписал тебе это. Поэтому подойдут абсолютно любые причины для того, чтобы не дать тебе уйти. — И какие же это у Вас причины? — Фыркнул я. — Ты думаешь, после того, что ты позволил себе сделать, я позволю тебе сбежать так просто? — Мужчина придвинулся к столу ближе и вновь его взгляд приобрел те опасные искры, что пугали меня уже несколько раз прежде. — Ты насмехался над установленными правилами дресс-кода, ты испортил мою машину, ты опозорил меня перед коллегами. И теперь ты хочешь просто взять и сбежать отсюда, оставшись таким же чистеньким? — Он недобро усмехнулся, опуская взгляд. Развалившись в кресле, он начал барабанить пальцами по столешнице и покачал головой, — ну уж нет, Айеро, так просто ты не отделаешься теперь. Невольно я с каким-то испугом свел брови над переносицей и неслышно сглотнул. Мой план провалился и я судорожно пытался найти другой выход. — Я могу уволиться, обратившись к Вашему начальству тоже. У них не будет таких мерзких причин держать меня тут, чтобы издеваться надо мной. — Ох-ох, издеваться? — Уэй цокнул языком. - Ну, хорошо, уволишься ты, и что дальше? Я слышал, на тебе несколько кредитов висит, не правда ли? Чем ты их собираешься выплачивать? Натура у тебя не так уж хороша. — Он с наигранным сожалением пожал плечами, поджав губы, а затем продолжил, —, а устроиться на другую работу у тебя не получится. — Это еще почему? … — Неуверенно и робко спросил я, опустив голову и хмуро глядя на него с недоверием исподлобья. — А я просто тебе не позволю. — Джерард, тряхнув челкой, ловким и коротким движением руки убрал ее за ухо. — У меня связи по всей стране и тебя не возьмут даже в Макдональдс булки заворачивать с теми рекомендательными письмами, что я напишу тебе в личное дело. А еще я прикреплю к ним ту фотографию. — Он кивнул на свой лежащий на столешнице перед ним телефон. — Уж поверь, не найдется ни одного работодателя, который возьмет тебя с таким набором. Я не знал, что мне делать, что мне говорить ему на это. Я был растерян, я был напуган. Я снова чувствовал себя таким до омерзения слабым. Опустив голову, я стоял перед ним, пряча взгляд на своих начищенных туфлях и теребил в руках рукава своей рубашки. — У тебя что-то еще ко мне? — Устало спросил Уэй. Я тряхнул головой. — Тогда иди, у меня еще много работы. Абсолютно разбитый, я направился к двери, а затем в офис, на свое рабочее место. *** С самого утра я не виделся с Бобом — не спускался к нему тайком на проходную, не списывался с ним смсками по телефону и ничего вообще. Я даже не знал, пришел ли он вообще на работу. Поэтому впервые мы увиделись только в обед, в кафетерии. Я сидел за нашим столиком в углу и, тупо уставившись в стену, уже несколько минут мешал пластиковой палочкой, заменяющей ложечки, давно растворившийся сахар в чае. Боб, только поднявшись на обед, поначалу обрадовался, увидев меня, но затем, поняв, в каком я состоянии прострации, взволнованно нахмурился. Несколько минут, открывая упаковку сэндвича и кидая кубики сахара в свой стаканчик, который плавился от янтарного кипятка внутри, он ждал, пока я сам начну говорить. А затем, видимо, совсем отчаявшись, заговорил сам: — Ты вообще заметил, что я тут, друг? В чем дело? Твое лицо как будто переехал каток. — В каком-то смысле так и есть. — Только сейчас я пошевелился за все время, что находился тут. Горько усмехнувшись, я опустил руку, которой подпирал щеку — на ней остался красный отпечаток моего кулака, — и опустил взгляд в свой напиток. Брайар вновь подождал, в надежде, что я предоставлю ему объяснения, но я молчал. Мне не хотелось говорить об этом. Но он то ли не замечал и не понимал этого, то ли не хотел понимать: — Не хочешь рассказать, что случилось? Я выдержал паузу, раздумывая над тем, стоит ли рассказать Бобу о случившемся. Без рассказа о произошедшем в туалете объяснить не получится, да и парень огорчится и разозлится, узнав, что я пытался уволиться, не посоветовавшись с ним и даже не поставив в известность. — Ничего. — Наконец буркнул я. — Ничего не случилось. Боб, явно будучи недовольным моими ответами, раздраженно вздохнул, покачал головой, но больше ничего говорить не стал и откусил первый кусок от своего сэндвича. Несколько минут мы провели в относительной тишине — между собой мы не говорили, но помещение кафетерия было наполнен звуками. Коллеги разговаривали, смеялись, чавкали и хлюпали своими напитками. Кофе, чай, вода или газировки. Иногда мы с Бобом играли, пытаясь не глядя, по звуку, угадать что пьет тот или иной человек, спорили об этом. Это было весело. А теперь я даже не обращал внимание на весь этот шум, что плотным густым газом окружал меня. Я не уверен, что помнил даже о существовании той стены, в которую я пялился. Но вдруг я нахмурился. Мы с Бобом спорили об этом… Господи, наш спор! У меня же остается еще сколько… Пять желаний? Твою гребанную мать, это же мне придется снова и снова связываться с Уэем! Я едва ли не подпрыгнул на стуле от осознания. Резко испуганно охнув, чем я очень напугал Боба — тот дернулся, отпрянув на спинку стула, едва ли не разлив при этом свой чай, и ошарашенно взглянул на меня округлившимися голубыми глазами, — я наклонился к нему через весь небольшой круглый столик и взволнованным шепотом начал: — Боб, нам надо срочно прекратить наш спор! Он наградил меня недоумевающим взглядом, а потом вдруг нахмурился: — Чего-о? Ты снова начинаешь? — Фыркнул парень, а затем, покачав головой, недовольно выдохнул. — Слушай, чувак, если ты так боишься, зачем ты вообще в это ввязался? Ты же согласился, блин, на то, что если ты не выполняешь — ты отдаешь мне деньги. У тебя денег нет, еще один кредит тебе никто не даст, ты и так в них увяз как в болоте, так что о чем ты вообще говоришь? Тебе наоборот эти деньги пригодятся, почему ты, блять, просто не можешь закончить? — Потому что не могу! — Взорвался я. — Ты не понимаешь, что ты наделал! Я из-за тебя теперь… Я оборвался на полуслове, сглотнув конец предложения. Нельзя говорить об этом Бобу. Нельзя. — Ну, что из-за меня теперь, а? — Брайар явно злился из-за этого, он повышал тон не менее быстро, чем я сам. — Хватит загонять! Не выдумывай тут что-то только потому, что ты зассал! — Я не зассал! Просто я не могу делать то, что ты попросишь, понимаешь? — Я уже даже приподнялся на стуле, чтобы податься еще сильнее вперед, словно это могло помочь мне убедить Боба в искренности моих слов. — Ты даже не знаешь, что я собираюсь попросить! Да даже я сам, блять, еще не знаю! — Мы говорили уже слишком громко, так, что как минимум сидящие рядом с нами люди точно слышали нас. Но мы не обращали внимания за своей ссорой на недоумевающие взгляды со всех сторон. - Ну, окей, давай, расскажи мне, почему не можешь, а? Раз твоя причина насто-олько уважительная! — Я… Я не могу тебе рассказать… — Морща нос, я опустился обратно на стул и отвел взгляд, утыкаясь им в пол. Мои скулы залились румянцем, но Боб, видимо, этого не заметил, или не понял своим тупым мозгом, что, раз я краснею, причина может быть не самая деликатная. — Да что ты! Не можешь, правда? — С сарказмом он тряхнул головой, а затем несильно стукнул кулаком по столу, отчего тот, тем не менее, несчастно заскрипел и подпрыгнул. — Не можешь, потому что у тебя нет никакой причины! Ты просто обманываешь меня! Не стыдно тебе? — Да пошел ты. — Буркнул я, поднимаясь из-за стола. Еще несколько мгновений я смотрел в пол, а затем обиженно посмотрел на друга. — Если ты так хочешь, окей, я сделаю то, что ты захочешь. И спасибо, что ты такой понимающий друг и так искренне веришь мне. По пути бросив стакан с нетронутым чаем в большую урну у входа, я ушел из кафетерия в не менее дерьмовом настроении, чем с утра шел в офис. *** Глупо было, видимо, рассчитывать на понимание друга. Я и раньше замечал за ним, что он несколько эгоистичен. Просто не было до сих пор в нашем общении тех ситуаций, в которых это проявлялось бы так сильно. Я чувствовал себя преданным. И был огорчен теперь еще сильнее из-за ссоры с другом. Весь день я сидел в офисе и не отрывался от своего компьютера в попытках занять всего себя работой. В фильмах же всегда такое, типа, «он пытался с головой погрузиться в проект, чтобы не думать о ней». Вот и я пытался «погрузиться», чтобы избавить себя от мыслей вообще. Потому что, чтобы мне не приходило в голову, оно или напрямую было связано с Бобом или Уэем, или я добирался до них обоих ассоциативным путем. Разве что мысли об отчетах, таблицах, презентациях и проектах заставляли меня забывать об этих парнях, которые своим невольным дуэтом так умело выбили меня из колеи. Под конец рабочего дня, прикинув, сколько я сделал, я удивился — кажется, я выполнил план на два или три дня вперед. Оказывается, моя работа не была столь сложной и я запросто мог укладываться в сроки, что раньше мне не особо получалось. Как только я вернулся к себе домой, первым делом я уже по привычке включил скайп. Я не собирался сам звонить Бобу и, на самом деле, не рассчитывал что он позвонит мне первым. Хотя, наверное, все-таки я где-то, незаметно даже для себя, таил надежду, потому что хотел поскорее помириться с другом. Через полчаса или минут сорок, когда я уже принял душ и занимался приготовлением ужина, мой скайп булькнул, оповещая меня о сообщении. Услышав об этом из кухни, я, с этой варежкой на руке, — знаете, чтобы не обжечься такая, — прошел в гостиную и с интересом склонился к ноутбуку. Открыв бело-голубое окно скайпа, я увидел сообщение от Боба. Всего несколько слов, которые испортили мое и без того шаткое и хрупкое, всего лишь нейтральное настроение. «Следующее желание такое: на один день ты будешь секретаршей Уэя. Договорись с Эмми сам. И обязательно, чтоб в дамском был.» Дочитав сообщение, я взвыл — то ли от отчаяния, то ли от раздражения, — и тут же поспешил нажать на эту зеленую кнопку с трубкой, чтобы позвонить Бобу. Как только гудки прервались и из динамика моего компьютера раздалось знакомым голосом вопросительное «Да?», я завопил: — Какого черта, Боб?! Ты теперь из меня трансвестита решил сделать?! — Такое желание. — Сухо ответил он. Видимо, он был все еще обижен на меня и не менее сильно, чем я на него. Я зло фыркнул, снимая варежку и садясь на диван перед компьютером. Помолчав немного, я продолжил уже более спокойным, но все еще недовольным тоном: — А бабские шмотки я тебе где возьму? Моя бывшая, ты знаешь, забрала все с собой, когда уезжала, и оставила только то дерьмо, в котором я ходил пару дней назад. — Могу тебе подогнать. Я не уверен, что они тебе понравятся. Вернее, ты точно будешь взбешен еще сильнее. — Я попробую найти что-нибудь сам, но сомневаюсь в своем успехе. Уверен, он говорит так, потому что у него там самая развратная хрень, которую только могли придумать дизайнеры для самых сумасшедших девиц. — Значит, мне приносить завтра тебе это? — Да. — У меня не было выбора. Денег, чтоб купить себе что-то более менее нормальное, у меня не было. Хорошо еще, что это всего на один день. Мы с Бобом оба замолчали. И, если судить по тому, что я сейчас испытывал, мы оба ждали, чтобы другой начал разговор первым, хотя бы с этого обыденного «Как дела?» Когда молчание перевалило за отметку, равную пяти минутам, Брайар не выдержал первым и отключил вызов. Я лишь снова обиженно фыркнул и закрыл крышку ноутбука. После ужина я созвонился с Эмми, предложил ей завтра подменить ее. Она была настолько растеряна моим неожиданным и действительно странным предложением, что сначала глупо смеялась, подумав, что это шутка, а потом издавала странные отрывистые звуки, типа, «ээ?» или «аам…». Я соврал, что как раз насчет этого говорил с утра с Джерардом, мол, ты меня отмазала, а теперь я решил отблагодарить тебя, и Уэю было все равно, кто будет сидеть у него в приемной, главное, чтоб работали. Тогда девушка охотно согласилась, обрадовавшись внезапному выходному. Я положил трубку, и оба мы начали строить план на завтрашний день: Эмми придумывала, куда бы и с кем можно пойти, а я — как сделать завтрашний день хоть чуточку менее дерьмовым. *** Внутри все колыхалось, подпрыгивало и кружилось, пока я, ерзая, сидел в кресле Эмми. По столу сразу было понятно, что он принадлежит молодой девушке — слева цветок, вроде фикуса, такой ухоженный и аккуратный; пару рамок с фотографиями, на которые наклеены объемные наклейки-сердечки, знаете, эти мерзкие, с бегающими глазами; вокруг монитора, на черной рамке не меньше десяти стикеров с записками-напоминалками; а в ящиках стола, в которые я заглянул из любопытства, я нашел пару пилочек и пяток разных оттенков почему-то зеленого лака, при том, что с зелеными ногтями я Эмми никогда не видел. Ну да не важно. Я не знал, радоваться или переживать из-за того факта, что Уэй опаздывал. В новостной ленте, которая висела на стартовой странице в браузере компьютера Эмми я видел, что где-то недалеко от нас случилась большая авария, и, видимо, это и была причина его задержки. Радоваться я мог по той причине, что, наряжаясь в предоставленный Бобом костюм — как я и прогнозировал, у себя я не нашел ничего даже отдаленно похожего на женскую одежду, поэтому вынужден был использовать полный боекомплект Боба, который отказался объяснять мне причину наличия всех этих штук у него, — я сильно припозднился, и пришел на свое временное рабочее место только к сорока минутам десятого. Медленно выдохнув, я столкнулся взглядом со своим отражением в небольшом зеркале, стоявшем в подставочке на столе возле компьютера. Неумело накрашенное лицо, что я увидел там, выглядел крайне напуганным и как будто даже побелевшим от волнения. Немного криво приклеенные ресницы щекотали мне веки, свои глаза с этой подводкой я был просто не в состоянии узнать, а ярко-алая помада как-то неприятно стянула мне губы, хотя на вкус была довольно прикольная. А переживать я должен был из-за того, что, если бы Уэй пришел все-таки раньше меня, я бы наверняка столкнулся с ним еще не скоро, пока он сидел бы у себя и разбирал бы документы. А теперь мы наверняка должны скоро увидеться, и мне придется объяснять и то, почему я здесь сижу, и то, почему я так выгляжу. Ни на ту, ни на другую тему я не смог выдумать ни единого адекватного объяснения. Он появился где-то еще минут через тридцать. В мертвом тишине, стоявшей в этом крыле этажа, я услышал звук разъезжающихся дверей лифта, а затем быстрые шаги, а, когда они приблизились, еще и звон связки ключей. Уэй переступил порог приемной, как раз крутя в руках эти кольца с множеством металлических плоских ключиков, подбирая тот, что должен был отпереть дверь в его кабинет. Поначалу, он меня даже не заметил — коротко махнув рукой, он выдохнул «Доброе утро», но когда он бросил мимолетный взгляд на свою секретаршу, после чего опустил голову, он замер на месте. К моему удивлению, осознание к нему пришло довольно скоро. Джерард даже выронил ключи из рук и раскрыл рот от изумления. — Айеро? … — На всякий случай уточнил он, будто не веря своим глазам. Нет, детка, я просто твоя галлюцинация, основанная на муках совести за то, что ты сделал. — Доброе утро, мистер Уэй. — Я осторожно кивнул ему, сложив руки на коленях и взволнованно тиская одни пальцы другими. Мужчина молчал еще где-то минуту, невыносимо долгую минуту, а потом строго сказал: — Встань. Я послушно оторвал зад от кресла и, так как позади до стены уже не оставалось места, мне пришлось сделать шаг в сторону, выходя из-за стола. Уэй вскинул брови, осмотрев меня с ног до головы с неким осуждением во взгляде. Я невольно тоже опустил голову, чтобы взглянуть на свое одеяние: красные туфли на каблуке, черная юбка (я так радовался, что ее длина оказалась не мини, по правде говоря) и белая блузка с коротким рукавом. Я думаю, будь я миловидной девушкой, с волосами любого цвета и любой длины, любого телосложения и с любым объемом груди, этот наряд смотрелся бы на мне довольно неплохо. Но только я, блять, был мужиком, наряженным в это, и выглядел просто нелепо сейчас. Подняв взгляд, я вновь посмотрел на начальника, ожидая, наверное, какой-то реакции. Я предположил, что он сейчас может выгнать меня отсюда, или заставить раздеться, мол, я снова нарушаю правила о внешнем виде, или выдумает еще какую-нибудь безумную хрень, которая просто уничтожит меня, но нет. Ни одно мое ожидание не оправдалось, отчего я так растерялся, что забыл обрадоваться. — Что ты тут делаешь? — Просто спросил он. — Подменяю Эмми. Мы договорились. — А, понятно. Хорошо. — Он безэмоционально кивнул и ушел к себе в кабинет. Я еще пару минут сидел в прострации, не зная, как на это реагировать. Когда мне удалось хоть немного прийти в себя, я написал Эмми смс с вопросом, какой у нее план работы на сегодня и, получив ответ, приступил к работе. Это мне, с небольшим трудом, но к моему счастью, давалось. В обязанности девушки входило рассылать всякие отчеты по филиалам нашей компании в других штатах, различные документы уже состоявшимся и только потенциальным партнерам, звонить в их компании и договариваться о встречах, а также печатать различные документы, разносить их по нашему офису или отдавать курьеру, который должен был их куда-либо отвезти. До последнего я тянул с тем, чтобы относить документы в бухгалтерию — мне не сильно хотелось расхаживать, щеголяя обтянутыми капроном ногами, по офису, да еще и на этих каблуках это было совсем неудобно. Я это откладывал вплоть до обеда, когда голод вынудил меня все-таки выйти из приемной. Только зайдя в кабинет бухгалтеров, я исчез оттуда в ту же секунду, молча оставив документы на их столе в надежде, что они просто не успели заметить, что за чертовщина притащила бумаги. А затем я поспешил на обед, опуская голову как можно ниже, предполагая, что не все таким образом, проходя мимо, заметят, что прошедшая мимо юбка уж какая-то чересчур плоская и мужиковатая. Но только я показался в дверях кафетерия, как тот взорвался хохотом. Смеялись все, даже самые взрослые тетеньки и самые строгие дяденьки. Я и без того был смущен, но в тот момент я раскраснелся до такой степени, что, кажется, яркая помада на моих губах поблекла на фоне горящего румянцем лица. Игнорируя окружавший меня плотным слоем гогот, я купил себе поесть и окинул помещение в поисках свободного стола. Боб уже сидел тут, уплетая за обе щеки какие-то крекеры. Он был единственным, кто не смотрел на меня и не смеялся надо мной. Но парень будто почувствовал мой взгляд на себе и поднял голову. Мы столкнулись взглядами и несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Закатив глаза, он тряхнул челкой и отвернулся. А я, нахмурившись, обиженно насупился и ушел есть за стол в другой конец кафетерия. И больше даже не смотрел в его сторону. Вернувшись в приемную директора, я еще долго обиженно сопел, проигрывая в воображении наш с Бобом диалог, придумывая самые лучшие ответы для фраз, которые вряд ли будут сказаны, а затем я вновь втянулся в работу, снова, к счастью для себя, забывая о своем внешнем виде, об обиде на друга и ненависти к человеку, с которым нас разделяла всего лишь тонкая стенка. И мне уже даже показалось, что на этом негатив, отведенный мне на эти сутки, исчерпал себя и рабочий день у меня закончится спокойно, но мои планы сорвал голос, раздавшийся из динамика селектора на столе по правую руку от меня. — Айеро, сделай мне кофе. От неожиданности я чертыхнулся, а затем, поспешно склонившись к прибору в поисках нужной кнопки, надавил на, как мне показалось, нужную, и, вопросительно изогнув бровь, ответил: — Ээм, кофе? Мм, ладно, хорошо. — Я пожал плечами, хотя Джерард, блин, не видел этого все равно. — Вам какой? Ну, типа, сколько ложек, сахар там, сливки нужны? — Так-так, это еще что такое? — Его голос звучал из этого прибора немного иначе, нежели в действительности, и я не мог уверенно сказать, что он сейчас ухмыльнулся, но так мне показалось. — Секретарша должна знать, какой кофе предпочитает ее начальник. — Но я же- — Делай кофе, Айеро, это твоя обязанность. И поторопись, я не собираюсь ждать. — Перебил меня Уэй и, судя по щелчку, раздавшимся из динамика, отнял палец от кнопки, что означало, что разговор окончен. Я тяжело вздохнул и покачал головой. Вот же осел, он это серьезно? Да он просто издевается надо мной! Придурок. Ждать он не собирается. А вот не успею я, и что он делать будет? Сам пойдет сделает, что ли? Оттолкнувшись ногами, которые уже устало ныли от каблуков (пускай я и сидел весь день), я отъехал в кресле от стола, насколько это позволяла стена позади, и окинул приемную взглядом, предполагая, где может располагаться кофе-машина или баночка с растворимым кофе и все эти дела, вроде кружек, ложек. В приемной, помимо стола секретаря, ящиками обладал только комод, стоящий у стены и уставленный сверху такими же фикусами немного большего размера, поэтому я, пошатываясь на каблуках, направился именно к нему. И я облазил все чертовы ящики по несколько раз, когда на втором круге не додумался поднять папки с документами в одном из отделений, под которыми обнаружилась коробка — в ней то я и нашел посуду и молотый, ароматный кофе. Еще через пару минут, крепко держа блюдечко двумя руками — я и так был не устойчив в этой обуви, а тут еще и с кипятком из кулера переборщил, бахнув до самых краев, — я прошел в кабинет Уэя и, присев всем телом, боясь разлить напиток, поставил кофе на столе перед начальником. Тот притянул его ближе к себе и поднес кружку к губам. Подняв другую руку, он жестом сказал мне, ну, типа дождаться, пока он опробует то, что я приготовил, и я так и остался стоять перед столом, с нетерпеливым недовольным видом ожидая его слов. Сделав небольшой глоток, он нахмурился и поставил кружку обратно на блюдце, после чего, причмокнув губами, взглянул на меня: — Ничего более дерьмового я в жизни не пробовал. — Ну уж извините, — цокнув языком, я развел руками, а затем закатил глаза. Уэй, усмехнувшись, вскинул брови. — Вау, какие мы дерзкие. Забыл, что я тебя вообще-то наказать должен? — Что? — Я вопросительно вскинул брови, лишаясь своей уверенности в тоне. — А то, что моя секретарша обязана знать, какой кофе я люблю. — Он повернулся на стуле, уже не глядя на меня, и медленно поднялся из-за стола. — Но.. Я же тут… Один день и… — Неловко, несмело забормотал я в свое оправдание, невольно отступая на шаг назад, когда Уэй начал обходить стол. Его ладонь медленно скользила по краю столешницы, и он смотрел на нее, и как-то и я начал кидать на его руку опасливые взгляды. — Меня должно это волновать разве? — Он наклонил голову и поджал губы, а затем отрицательно покачал головой, когда нас разделял всего один шаг. - Нет, я подумал, не должно. Это твоя работа, Айеро, и ты должен выполнять ее хорошо, иначе я буду вынужден тебя наказать. — Это звучит дерьмово, мистер Уэй. — Брезгливо морщась, заметил я. С хитрой улыбкой он минутку смотрел в мои глаза, опираясь одной рукой о стол. А затем, протянув руку, сжал мое запястье как-то по-хозяйски и потянул меня к себе. Я шумно выдохнул, хмурясь, и дернул руку на себя в попытках вырваться, но на этих каблуках я был крайне неустойчив. Стоило Уэю приложить чуть больше силы, как я едва ли не повалился на него. Тот тут же, пользуясь ситуацией, прижал меня к себе, другую руку опустив на мою талию. — Вы, блять, снова, мистер Уэй? — Зарычал я и, поспешно вернув себе равновесие, попытался свободной рукой, которую он сжимал, приподняв над собой, оттолкнуть его от себя. — Блять, это уже слишком, понимаете? Не трогайте меня! Уберите от меня свои гребанные руки! Подавшись вперед, мужчина, как и два дня назад, коснулся своим носом моей скулы и, медленно и жарко выдохнув, — я дернулся и пискнул, зажмурив глаза при этом, — зашептал: — Раз ты накосячил в качестве моей секретарши, то, будь добр, наказание тоже выполняй как секретарша. — Вы никогда не трахали Эмми! — На моих щеках вспыхнул румянец от его слов. Блять, если бы у меня получилось снять сейчас эти гребанные туфли, которые уже, кажется, жали мне, мне бы, наверное, даже удалось вырваться. — Это потому, что она никогда не косячила, — усмехнулся он. Через секунду я почувствовал, как нечто горячее, влажное и мягкое скользнуло по моему уху. Его язык. — Да идите Вы нахуй, мистер Уэй! Вы даже с вагиной не были бы в моем вкусе! — Завопил я, изо всех брыкаясь и толкая мужчину, но тот, сжимая мои руки, так запросто удерживал меня. В какой-то момент он устало вздохнул и, снисходительно посмотрев на меня сверху вниз, один движением прижал меня к столу, всем телом прижимаясь ко мне. А я, обескураженный этой близостью, додумался лишь отклониться еще немного назад, чтобы его лицо было хотя бы подальше. — Ладно, окей, давай поступим иначе. — Недовольно начал он. — Давай вспомним, какая твоя фотография у меня и что я могу с ней сделать. Согласись, для тебя будет лучше, если я этого делать не буду? — Неужели Вы настолько отвратительный и бесчеловечный ублюдок? — Разбито пробормотал я, глядя на него. Босс, пожав плечами, покачал головой: — Мы с братом не были бы на этих должностях, если бы не поступали иногда отвратительно и бесчеловечно для достижения того, чего мы хотим. Я не нашел, что ответить. Несколько мгновений я смотрел в оливковые глаза начальника, а затем смиренно отвел взгляд. Кажется, то, как жалко и разбито я сейчас выглядело, его абсолютно не смутило, потому что, подождав моего ответа минуту или две, он наклонился ко мне и осторожно коснулся губами моей щеки в легком поцелуе. Я не стал сопротивляться. Он прав, мне нужна эта гребанная работа, уйти мне будет некуда. И все, что мне остается — просто покориться ему и терпеть, пока он не сделает то, что хочет. И, я думаю, будет лучше, если я не буду сопротивляться, хотя это превратит мои остатки любви к себе в жалкие ошметки, если не в пыль. Он задержался губами на моей щеке, прежде чем более короткими, но не менее легкими поцелуями не спуститься к моей шее. А там, скользнув языком по тонкой коже, он прихватил губами небольшой участок и начал неспешно посасывать, иногда сжимая челюсть и прикусывая, вынуждая меня тихо, покорно пискнуть и дернуть головой. Одной рукой я опирался о стол позади себя, иначе так, как я прогнулся в спине, я бы просто повалился назад; другая моя рука так же лежала на моей груди, но уже не проявляла попыток оттолкнуть мужчину. Разве что лишь по инерции, вялые, совсем слабые. Его глаза были закрыты, и меня поражало то, с каким спокойствием он это делает. Неужели его вообще ничего не смущает? Не беспокоит? У него есть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее совесть? Коленом он раздвинул мои подрагивающие от усталости бедра и, выставляя ногу вперед, прижался ею к моему паху. Одна из его ладоней, та, что не покоилась на моей спине на уровне талии, опустилась на бедро и медленно скользнула вверх, утягивая за собой и край юбки. Замычав, я опустил ладонь на его руку, пытаясь прекратить это, но он больно укусил меня в шею, намекая, что сопротивляться и вправду не стоит. Вскоре его рука, вместо того, чтобы задирать ткань юбки и дальше, просто пробралась под нее. Скользнув по заднице, он сжал одну из ягодиц и тогда оторвался от моей уже немеющей в месте засоса кожи: — Вау, я думаю, ты в колготках. — Мужчина подцепил пальцами резинку подвязки и, потянув, резко отпустил, отчего та с щелчком ударилась о мою ногу, заставляя вздрогнуть. — Миленько. — Это… Не я выбирал. — Как бы в оправдание выдохнул я, растерявшись, лишь через секунду осознавая, как глупо и лживо это прозвучало, несмотря на то, что это было гребанной правдой. Ощущать его руки у себя на заду было противно. Но, признаться, приятные ощущения на шее — поцелуи, покусывания и засосы, — немного отвлекали. Тогда я не видел его лица, а закрыв глаза, и вовсе мог совсем забыть, кто ласкает мою шею. Несколько минут спустя уже и вторая его рука, оставив мою талию, скользнула под юбку, и теперь уже две ладони массировали ягодицы с обеих сторон. Сжимали, слабо впиваясь ногтями, ласково гладили и так отвратительно пошло раздвигали, что я готов был просто взорваться. Джерард прошелся языком вверх, к моему уху, и слабо прикусил мочку, точно так же, как и в прошлый раз. Быстро выскользнув из-под темной ткани рукой, он взял меня за подбородок и вынудил повернуться к нему лицом. Невольно я встретился с ним взглядами. Подавшись вперед, он потянулся к моим губам в попытке поцеловать, но я увернулся. Затем еще раз, и еще. К моему удивлению, он не разозлился, не схватил мое лицо в грубые тиски пальцев, чтобы я наверняка не отвернулся. Мужчина мягко усмехнулся, покусывая губы, облизнул их и коснулся в поцелуе моего подбородка, словно он был моим любовником и покорялся капризу своего партнера в отказе от поцелуев. Фу. Плавно двигая бедрами, он терся пахом о мою ногу, и даже через ткань его брюк я ощущал его чертов стояк. Та из его ладоней, что до сих пор оставалась на моей заднице, мягким движением переместилась на противоположную часть, и я шумно выдохнул — пальцы мужчины сжали мой член через тонкую ткань боксеров (блять, да, я отказал Бобу надевать женское белье) и начали аккуратно ласкать и стимулировать. Не прекращая своих манипуляций, он несколько отстранился от меня, оставляя мою шею в покое, и, прочистив горло, — блять, это выглядело так, словно он делает какое-то повседневное, обыденное дело, — свободной рукой он начал ловко вытаскивать пуговки блузки из петель, расстегивая ее и обнажая мою грудь. Я мог лишь жалобно смотреть на действия его длинных пальцев, переводя взгляд на его спокойное лицо, и кусать губы от обиды, досады и отвращения. Откинув белую ткань в сторону, Джерард наклонился и, вновь опуская веки — сейчас мне показалось, что на его лице блаженное выражение, — начал выписывать своим гребанным языком кольца вокруг моих сосков, выделять влажными дорожками центр груди, ребра, выступающие косточки ключиц. Он оставил в лунке пупка легкий поцелуй, а затем, вернувшись выше, к соскам, поочередно лаская их, слабо кусал их, целуя и облизывая, и мягко посасывал. Я не сразу заметил, что моя ладонь уже попросту лежит на его плече, изредка сминая ткань его рубашки. Оставив еще несколько поцелуев на моем дрожащем снаружи, и скрученном изнутри животе, он встал передо мной на колени и, кусая губы, запустил руки под мою юбку, отчего я резко дернулся, чуть-чуть сгибаясь в поясе и невольно прикрывая ладонями пах через ткань одежды. Он с мягким укором взглянул на меня снизу вверх и от его долгого взгляда я как-то пристыдился за свою несдержанность. Ну, вернее, он как будто намекнул мне, что мне не стоит делать таких резких движений, пусть это и простая реакция смущения, я должен лучше контролировать себя. Подцепил в пальцах резинку боксеров, он потянул их вниз, не поднимая при этом края юбки, и оставил их на уровне колен. А затем, выскользнул ладонями из-под моей одежды, мягко похлопал меня по бедру, скомандовав: — Повернись. Я чуточку помедлил, развернувшись к нему спиной в несколько прерывистых движений. Опустив обе ладони на столешницу, я сглотнул и опустил голову, стараясь дышать ровно и спокойно. Почувствовав, как эта гребанная юбка заскользили вверх, мои колени вздрогнули, знаете, такое желание свести их вместе. Чужие руки вновь опустились на мои теперь обнаженные ягодицы и, помассировав их круговыми движениями несколько минут, потянули в стороны, раздвигая. Громко выдохнув, я пискнул и опустил веки, боясь, что следующее ощущение было болезненным. Но следующим, что я почувствовав, был поцелуй со стороны левой руки мужчины — он несколько раз легонько чмокнул мою чертову задницу, а потом укусил. Я ойкнул и дернулся, оборачиваясь на его через плечо, но от слабого шлепка вернулся в прежнее положение, отворачиваясь вновь к его столу. До моего слуха донеслись чмокающие звуки, которые не продлились долго, а затем я ощутил прикосновение влажных, видимо, от слюны пальцев к своему колечку мышц ануса. Я невольно напрягся, наверное, от волнения, и я ожидал за это нового шлепка или даже укуса, но, блять, все, что сделал Джерард, это сказал: - Успокойся. Больно почти не будет. Где-то в моем сознании промелькнула вопросительная мысль о том, насколько несильно его "почти". Судорожно выдыхая через рот, я позволил сначала одному, а совсем скоро и второму пальцу проскользнуть через сфинктер внутрь и начать там неспешно и осторожно двигаться. Мне казалось, что так нежно подготавливать меня, да и подготавливать вообще совсем не в стиле моего начальника, поэтому я уже где-то на задворках сознания начинал побаиваться, что все это сон на почве этой его дрочки. Подушечки пальцев надавливали на стенки внутри и я, кусая губы, чуть-чуть подрагивал и слабо, почти незаметно извивался, подергивая плечами или бедрами. Я готов был проклинать - да что уж там, я уже это делал,- себя за то, что мне это, возможно, даже чуточку нравилось. То, как он делал вот это своими пальцами. Но я быстро перестал себя корить, подумав о том, что то, что пока что происходит - сродни медицинской процедуре. Массаж простаты, вроде бы? Кажется, он проходит именно так. Это не продлилось долго, не больше пяти минут. И, когда пальцы так легко выскользнули, я как-то незаметно для себя расстроенно и капризно замычал, тут же через секунду мысленно матеря себя и свое легкомыслие. Мужчина поднялся на ноги и, прильнул со спины, мягко огладил ладонями мои бедра и ягодицы. Пока он целовал мои плечи, стянув с них блузку, я услышал негромкий звон, по всей видимости, пряжки ремня, а затем треск расстегиваемой молнии брюк. По телу пробежала новая волна дрожи, и дыхание сперло - я начал жадно и шумно сглатывать воздух в больших количествах, сжимая край столешницы и царапая ее поверхность ногтями. - Успокойся, ты как девственная школьница,- усмехнулся мне в шею Уэй. - Хотя те и то, меньше стесняются и боятся. - Ужасно, Вы трахали малолетних школьниц,- фыркнул я, вызывая у мужчину улыбку и срывая с его губ смешок. - Когда был таким же школьником, если тебе интересно. Я завязал с этим, не беспокойся. - Да как будто есть из-за чего беспокоиться, фу. - Готов? Я вдруг ощутил жаркое скользкое прикосновение между своими ягодицами - двинув бедрами, он скользнул по проходу головкой члена. Широко распахнув глаза, я глубоко вдохнул и забыл, как выдыхать. Он, и вправду терпеливо дожидаясь ответа, бездействовал. Наконец я произнес: - Могу я... разуться? - Серьезно? - Джерард рассмеялся, вызвав у меня этим смущенное удивление и растерянность, а затем коснулся моей макушки в поцелуе и пробормотал в копну моих волос. - Все, что угодно. Я поразился тому, с какой скоростью я сделал это, несмотря на чертову ситуацию. Ступив прямыми стопами на твердый пол, я издал какой-то удовлетворенный стон, чувствуя, как похрустывают пальцы на ногах. Уэй, издав удивленный вздох за моей спиной, вернул меня с небес в эту дыру, где я бы совсем не хотел оказываться: - Теперь ты еще меньше. Наклонись немного. Я, обиженно морща нос, послушно склонился в поясе, скользнул ладонями по столешнице дальше. Через секунду я понял, какого черта он был так нежен и ласков - он компенсировал то, что собирается сделать. Этот ублюдок вошел резко и сразу, блять, до конца, как мне показалось. Я боялся думать о том, что бы почувствовал, сделав он это на сухую, хотя думать у меня сейчас не больно хорошо выходило - адское жжение в заднице, казалось бы, мешало любому процессу в моем организме. Начальник дал мне несколько десятков секунд, чтобы привыкнуть, кажется, ориентируясь по-моему дыханию - только я сумел выровнять его хоть немного и задышал плавнее, как он сделал первый толчок, неглубокий и осторожный, словно пробный. Но, видимо, эти пробы были рассчитаны не столько на мою реакцию, сколько на его, потому что сразу же за этим он продолжил двигать бедрами. Немного быстрее, чем хотелось бы. Одной своей рукой он придерживал меня за бедро, другую же опустил мне на живот. Его пальцы то и дело вдруг взмывали вверх, на грудь, оглаживая или царапая ее, а потом так же неожиданно рушились назад, где скользили в опасной близости от члена, но так его и не касаясь. Кажется, он сделал просто миллион движений, подбирая угол, прежде чем дал мне почувствовать то, чего я совсем не ожидал. От удара головки по простате, я издал протяжный стон, закидывая голову назад, и через мгновение он сменился мычанием, капризным и жалобным. Безусловно, я знал о том, как происходит секс у геев, но я понятия не имел, что они испытывают при этом, поэтому это ощущения для меня было крайне неожиданным. И таким... Охуенным. И то, что теперь каждый последующий толчок заставлял меня это испытывать почти окупало малую часть моих страданий из-за этого чертового Уэя. Мои губы уже не смыкались, и я не поднимал век. Я то и дело закидывал назад голову или прогибался в спине, наклоняясь ниже, и царапал столешницу, заливаясь негромкими, но грязными и несдержанными стонами. О том, хорошо ли сейчас Джерарду я даже не думал задуматься, для меня его сейчас как будто даже не существовало. В какой-то мере, типа того. Я ощущал только его блуждающие по моему телу руки и член, который, блять, толкался внутрь, так приятно надавливал на простату внутри. Как-то неосознанно приподнимаясь на носочках, я выгибался, подставляя задницу толчкам, и извивался в руках мужчины, насколько это позволяло положение. Время для меня не то, что остановилось, а просто не существовало, поэтому я даже приблизительно не могу прикинуть через сколько я решился коснуться ладонью своего члена, ощущая не столь отдаленный оргазм. На самом деле, это было даже на руку - на этот раз я не буду комплексовать или переживать, если на самом деле кончу быстро. Я скользил ладонью по стволу, повторяя темп движений Джерарда, или, может быть, чуть-чуть быстрее, приближая с каждым движением свой пик. О том, что Джерард тоже вряд ли оставит меня в покое, пока не кончит, я опять же забыл. Опять же, мне не потребовалось много времени - дрожа и хватаясь за край стола, чтобы не повалиться с ног, я излился в свой кулак, закатив глаза, с прерывающимся утробным стоном. Во время оргазма я невольно напрягся от этого спазма, отчего так, блять, ясно и точно ощутил в себе член Джерарда, то, как он пульсировал с каждым толчком. До моего слуха донеслись тихие ругательства на пару нот выше реального голоса Джерарда, а пальцы его рук впились в мою кожу. Силы, отнятые сексом, оставляли меня не менее быстро, чем сладкие ощущения оргазма, поэтому, занятый восстановлением дыхания, я проскользнул руками еще дальше по столу и склонился к нему, опускаясь на него грудью. Резким движением Джерард вдруг вышел и я лениво, но непонимающе взглянул на него через плечо: судорожно подрагивающими руками он стянул презерватив и, прижимаясь к моим бедрам, быстрыми движениями руки заскользил по стволу, доводя себя дрочкой до финала. Капли его семени обожгли кожу моей спины и попали на белую ткань женской блузки, наполовину закрывающей мою спину. *** Связка ключей брякала в моей руке, пока я один за другим перекидывал их на кольце, постепенно добираясь до ключа от двери моей квартиры. Неспешно я отпер дверь и, потянув за ручку, переступил порог своей квартиры. Отставил в сторону, на полку с обувью, портфель, стянул с плеч пальто и повесил его в шкаф. Прислонившись спиной к закрытой двери, я медленно сполз по ней, пока не достиг пола. Подтянув к себе колени, я уткнулся в них носом, закрывая глаза. Мне нужно где-то достать денег, чтобы купить Бобу новую женскую блузку.