Сердитая Принцесса

о стеклянном доме, о Сайрусе Критикусе и его привидениях и о Дане Ньюмэн, ставшей одной из тринадцати.

      Расхаживая по комнате, я то и дело поглядывал в окно: близился вечер. Часа через три старина Фрейзер заснёт. А мне что делать? Склоняться над унитазом после его ног, «пердячки» и страшных рассказов. Хо-хо, да ни один нормальный человек в мире не станет заниматься ловлей призраков! Разве что Дэвид Фрейзер и любой другой человек со стальными, пусть уже и неработоспособными яйцами, сквозь жизнь которого проходит тема мистики.       Стеклянный особняк был плодом всей жизни Сайруса Критикуса, о котором Фрейзер узнал спустя несколько лет охоты на призраков. Он находил и изгонял духов из жилых помещений, борясь со страхами, но один страх – перед мёртвой Даной Ньюмэн – не проходил. Страх моего друга сменился диким желанием увидеть любовь всей жизни после того, как он устроился работать у Критикуса, живущем в Иллоу-гроу в двух часах езды от большого города.       - Пятый призрак – Растерзанный Принц, - сказал Сайрус, смотря прямо в глаза Дэвида: так он проверял, можно ли продолжать доверять человеку, не разболтает ли он его тайну и не подведёт ли человека страх. – Тебе предстоит его поймать. Принца зовут Ройс Клэйтон. Шестой призрак – Сердитая Принцесса. Её зовут Дана Ньюмэн.       - Дана Ньюмэн? – с волнением спросил Фрейзер.       - А что такое? – Сайрус тут же что-то заподозрил. – Тебе знакомо это имя?       - Н-нет вообще-то. Просто был у меня когда-то друг с фамилией Ньюмэн. Парень. А девушки такой я не знаю.       - Хо-хо! – засмеялся Сайрус, и Дэвид был доволен, что не раскололся. Сайрус – опасный тип, и Дэвид уже сожалел, что сработался с ним. – Это не девушка, а жестокий призрак с ножом и гниющий труп. Я уже поймал и пустил в дом эту цыпочку.       - Поймали?       - Да. И тебя, я вижу, это волнует.       - Ну да, - отшутился Дэвид. – Не хотел бы я встретиться с таким жестоким призраком.       - Встретишься. Это я тебе гарантирую. Но с другим. За дело, Фрейзер, я не люблю болтунов.       Сайрус же «болтал» с Дэвидом только из желания выяснить, кем приходилась для него Дана Ньюмэн. Он не привык проигрывать, не привык не находить ответа, поэтому посчитал, что Дэвид был честен с ним. Да и если мисс Ньюмэн приходилась Дэвиду кем-то, сейчас Фрейзер его человек, не захочет вытаскивать из дома мертвеца.       Дэвид Фрейзер поймал Ройса Клэйтона, посадил в стеклянную клетку и выпустил в дом. С помощью Калины это было совершенно не страшно, да и быстро. А вот окажись Дэвид один в большом особняке, наполненном привидениями, ему бы не поздоровалось. Однако с каждым днём Дэв всё больше понимал, что другого выхода у него нет.       После постройки дома и того, как его населили всеми призраками, Дэвид получил плату и, не поставив в известность ни Калину, ни медиума Дэнниса Рафкина, ни тем более самого Сайруса Критикуса, проник в дом. Сайрус, говорил после того Дэвид, не интересовался, где он: надёжный человек выполнил обязательства, получил деньги и исчез – его право, лишь бы не проболтался.       Стеклянные комнаты с населяющими их призраками и сделали из Фрейзера то, что я с сожалением называю старческим маразмом и невстающей каланчой со всеми сопровождающими последствиями вроде той же «пердячки».       В одной из комнат столик украшали самурайский меч, будда с большим животом и в красной одежде и золотой телескоп. Дом жил дорогими коллекциями Критикуса, а его очернённые лёгкие дышали трупным запахом пленённых душ. Все они находились внизу, в подвале, куда и направился старина Фрейзер.       Дэвид, мать его, сошёл с ума из-за любви к Дане, а я мысленно стыдился некромантских фантазий, практически предательства лучшего друга, который старше меня, и притаившихся внутри меня поучений: дескать, при жизни надо было любить и не допустить её самоубийства, а что теперь-то жалеть. Фрейзер тогда решил, что никогда не поздно. Что ж, это был его выбор. Я его тогда даже не знал, и этой мыслью отгородился от всяких иных дум – мол, что я хотя бы косвенно виноват в его судьбе. Меня всё ещё мучила совесть, что я не сжёг все фотографии.       Фрейзер надел специальные очки, в которых мог видеть призраков. Затем он прочитал какую-то слабую молитву, не имеющую никакого действия, кроме уверенности в благополучности происходящего, лучше по эффекту, чем та, которую произносит христианская семья, держась за руки во время обеда, но не лучше и не хуже клятвы сделать всё «для Господа и страны». Он не знал, как действовать, потому что впервые должен был столкнуться с более страшными привидениями, чем те, которые каждый день стучали в окошки, завывали, как собака Баскервилей, и сбрасывали лёгкие вещи. С призраками в доме Критикуса нельзя было спать в одной комнате, просыпаясь в холодном поту от пристального взгляда или толчка в грудь. Они моментально убивали, останься человек с ними наедине. Их главное опасное отличие состояло в том, что они не оставляли там и тут эктоплазму и не только пугали обликом, но вели себя, как живые люди. А кто, скажите, на Земле опаснее человека? А когда он похож на зомби, зато полон жажды мести, жди гибели.       Фрейзеру было плевать. Иначе бы он не пошёл в подвал.       Он миновал одну из многочисленных стеклянных стен с латинским заклинанием «Mauris non ire de», значение которого знал прекрасно – «Не выходить из подвала», - и сделал шаг туда, откуда мог потом не вернуться. Мёртвый дом в Иллоу-гроу начал дышать, переваривая в желудке-подвале эмоции и чувства призраков, которые когда-то были людьми. После них остались истории, одну из которых Фрейзер знал назубок, и он хотел поставить в ней точку взамен запятой. Неслабое желание, старина.       Подвал, бесконечными стеклянными стенами похожий на стоящие друг напротив друга зеркала, встретил Дэвида подозрительной тишиной. Фрейзер крикнул:       - Есть кто-нибудь?       Прислушался. Если бы здесь находились призраки, они бы тут же пошли, поползли или побежали ему навстречу. Но они находились пока ещё далеко, за перегородками в тесных комнатках, едва наполненных кислородом: им уже не нужно было дышать, так что Критикус особо не заботился о своей коллекции, если и без кислорода она прелестно сохранится. Критикус вообще ни о ком не заботился, а за работу платил не меньше и не больше, чем требуется.       Фрейзер двинулся дальше, и через несколько шагов ему стало не по себе. Живот скрутило, руки запотели, а светодиодный фонарь и небольшой серебряный молоточек в руках задрожали.       Если бы Дэвид посветил фонариком в тот момент немного левее, он бы увидел, как навстречу ему движутся чьи-то босые ноги. Дэвид, опоздав на пару секунд, заметил низ блёклого зелёного платья – больничной одежды, никак не похожей на эктоплазму. Если бы существо и человека не разделяло стекло с заклинанием «Ne aperias» («Не открывать»), Дэвид мог бы потрогать настоящую ткань, сидящую поверх мёртвого тела.       Сайрус рассказывал о женщине, стоящей сейчас с капельницей напротив Дэвида. Джин Критикос, жена Артура, сына Сайруса, погибла, спасая всю семью от пожара. Она была едва жива, когда её отвезли в больницу, а там она скончалась от ожогов. Окровавленное её лицо обращалось к Дэвиду, по губам он прочитал: «Не ходи туда».       Медленно, чтобы женщина могла прочитать по губам, он спросил:       - Где Дана Ньюмэн?       Женщина не поняла его, видимо, не зная настоящих имён остальных призраков. Она оторвала синюшную руку с вживлённой в неё иглой от капельницы и показала пальцем на себя, а потом выставила перед Дэвидом четыре пальца.       - Я не понимаю… - начал было он, а потом спохватился: - Ты четвёртый призрак, Джин Критикос. Увядшая Любовница.       Женщина кивнула и резко повернула голову назад: сзади неё виднелось какое-то движение, издалека просто напоминавшее тёмную синюю фигуру, проплывающую сквозь перванш стеклянных коридоров и спёртого воздуха. Она возвратилась взглядом к Фрейзеру, и тот, боясь, что она уйдёт, быстро показал шесть пальцев.       - Сердитая Принцесса, - сказал он, поднося пальцы как можно ближе к светящейся желтоватой надписи «Ne aperias».       Увядшая Любовница кивнула на тень и двинулась прочь. Её зелёное одеяние неслышно колыхалось под воображаемую тихую и страшную мелодию.       - Дана! – имя возлюбленной слетело с уст Дэвида.       Он двинулся вперёд по коридору, и я бы сказал – не разбирая пути, будь это лес или улочки незнакомого города. Вскоре Дэвид понял, что оказался на территории с тонкой гранью между мирами людей и призраков. Откройся новая дверь, передвинься невесть откуда взявшееся стекло, сдвинься дверь с заклинанием с прежнего места – и ты, Дэвид Фрейзер, окажешься среди призраков.       Теперь Дэвид видел их сквозь стёкла и с сожалением понял, что заблудился. Сколько коридоров он прошёл – три или четыре? Где он свернул налево, а где направо? Он не помнил. Если направо – то хуже. Ведь слева безопасные призраки вроде жуткого на вид, но не обладающего физической силой Торса, а справа бесчеловечные при жизни и злые теперь Шакал, Молот и Разрушитель. И не вовремя он забоялся, не вовремя. Поздно понял, что ему не выйти оттуда живым.       Вот в свете фонаря Дэвид разглядел гоночный автомобиль Ройса Клэйтона. За фантомом в раз исчезнувшей машины стоял, сжимая в синих руках биту, Растерзанный Принц. Молодой человек, которому ещё жить да жить, очень рано стал призраком, а теперь он смотрел сквозь стекло на Дэвида и, похоже, ненавидел его. Лицо призрака не выражало удивления, зато на губах заиграла ухмылка. Ухмыляясь, он кивал на свою биту и подзывал к себе Дэвида.       - Прости, чувак, - сказал Дэвид, а в животе у него так и бурлило от страха, что жертвой теперь стал он. – Это была моя работа. Но я не могу выпустить тебя. Ты из желания мстить убьёшь кого-нибудь.       Принц не слышал Дэвида, но медленно кивал на стекло, как будто с каждым кивком стекло рушилось, пока полностью не исчезло бы. Неспокойное чувство одолело Дэвида, когда Растерзанный Принц замотал головой, стуча по стеклянной стене. Призрак хотел разбить стекло – судя по следам на бите, он пытался это сделать не раз. Мёртвый фиолетовый свет глаз сверлил Дэвида, и тот чувствовал, что хищник даже в клетке продолжает следить за жертвой. Разорванные ухо, лоб и щека устрашали при одной мысли, что побои оказались смертельными. Гниль, страх и месть разделял такой толстый и одновременно тонкий слой стекла.       Фрейзер не успел продвинуться дальше, как в стекло с той стороны полетели искры. Следующий удар Дэвид уже увидел. Бита Ройса Клэйтона ударяла в стекло вдвое быстрее удаляющихся шагов Дэвида, а фигура направилась к нему, пока не оказалась в тупике – наглухо запертой двери своей комнаты. Тупик был дверью тесной коморки Растерзанного Принца с нанесённым на стекло знаком призрака. Ройс ещё раз ударил по двери, как тут отшатнулся и застыл на месте. Должно быть, сработало какое-то заклинание. И в самом деле, понял Дэв, заклинание «Obice» («Барьер») сдержало нападение Принца.       - Вот так-то, - сказал Дэвид и услышал, что голос уже дрожит. Он понимал, что в любой момент может случиться непредвиденное. И эти движущиеся стены, двери… Что, если они внезапно поменяют положение не с лучшим исходом для Дэва?       Чёрный силуэт Принца покорно и обездвижено, как восковая фигура в музее зомби, стоял перед дверью с заклинанием и своим символом, похожим на китайские иероглифы.       Здесь, в глубине подвала, между жизнью и смертью, Дэвид уже сдавался и желал стать одним из мёртвых, лишь бы встретиться с Даной. Догадывались ли призраки о его желании? Конечно, догадывались, Сайрусовы отродья.       Фонарь Фрейзера – звучит не хуже, чем станок Фрейзера – поймал нового призрака. Тот не слева и не справа, а прямо навстречу Дэвиду медленно полз, потому что идти или бежать не мог. Дэвид подумал было, что ему сейчас понадобится завернуть, раз уж впереди стекло, но тут понял: после того, как ему встретился Растерзанный Принц, он никуда не сворачивал. Это значит одно: впереди попросту нет стекла.       Дэвид забрёл на территорию призраков. Помогая создавать надписи с заклинаниями, которые должны были соблюдать привидения, он сам же нарушил вторую сторону законов, предполагающую подчинение людей миру мёртвых. С их территории нелегко было сбежать, а взамен простому изгнанию человека убивали.       Джимми «Игрок» Гамбино, он же Торс и он же Расчленённый, перебирался на двух руках. Он опирался на руки, потому что ног у него не было, а тело закутали в целлофановый кулёк. Целлофан сверкал мёртвым белым светом, под ним виднелось туловище, закутанное в марлевую повязку, а от того половина его уцелевшего тела напоминала египетскую мумию. Стена напротив Торса покрывалась кровавыми брызгами, как от выстрела в человека из винтовки, а голова призрака, закутанная в тот же целлофан, неистово кричала, покрывая кулёк мёртвым паром. Казалось, призрак двигался навстречу голове, желая воссоединить её с телом.       Торс не видел Фрейзера, потому что глаза некогда убитого Гамбино были сомкнуты, но он знал о его присутствии, чувствовал так, как умеет только привидение. Духа не обманешь, от него не убежишь – даже от такого, на первый взгляд, беззащитного, которому даже можно посочувствовать. Знал бы он при жизни о судьбе быть разрубленным на семь кусков.       Фрейзер двинулся навстречу Торсу и на цыпочках прошёл мимо него. Тот развернул корпус и двинулся навстречу Дэвиду. Старина Фрейзер вовремя попал в следующий коридор, потому что дверь закрылась. В противном случае он остался бы наедине с тушей Расчленённого. Фрейзер помнил слова Дэнниса Рафкина, что некоторые привидения не могут навредить, некоторые – не хотят, и Торс был одним из тех, кто не мог, не зайти Фрейзер на его территорию, а сейчас особо не хотел. Найти голову ему было важней. Но найти человека, который упрятал некоторых из его сородичей или братьев по несчастью в дом больного коллекционера, нащупать его ноги, дотянуться до шеи и – кто знает – задушить – не менее важное дело для души. Так что не сильно легче становилось от воспоминаний о словах Рафкина.       Знал Фрейзер и предостережение медиума: опаснейшие из призраков – Шакал, Молот и Разрушитель. С тяжёлой судьбой, убивающие при жизни, желающие убивать сейчас, чрезвычайно сильные, они поджидали наживы, человека-игрушку, которому можно было бы мстить.       Фрейзер повернул направо. Зелёный подсвеченный пол светил чуть тускнее фонаря, а впереди слышался чей-то смех – то отдалённый, то приближающийся.       - Не ходи туда, - услышал Дэвид незнакомый голос. Он повернул голову налево и увидел Увядшую Любовницу. Джин Критикус отзывала его и не приближалась, хотя, как оказалось, и её тоже не разделяло с Дэвидом стекло.       - Мне нужно найти Дану Ньюмэн, шестого призрака, - сказал Дэвид.       Увядшая Любовница покачала головой, как бы сообщая, что это плохая затея, отдалилась, развернув капельницу, и исчезла в воздухе, будто состояла из песка, который сдуло сильным порывом ветра.       В спину Дэвида постоянно дышали призраки. Мёртвые всё время провожали его, следили сквозь стёкла, мучаемые запретом латинских заклинаний и непонятных большинству людей символов.       Фрейзер хотел было прошмыгнуть в одно помещение, но дверь тут же со скрипом закрылась. Он направился в другую сторону – механизм закрыл и другую дверь. Дэвид оказался взаперти. Он протёр потный лоб и снял очки, протерев шершавым рукавом пиджака и глаза, что оказалось его ошибкой. С призраками нельзя расслабляться ни на минуту.       Фрейзер глубоко вздохнул и понял, что не просто сбился с пути, не просто оказался заперт в одном из длинных и устрашающе тихих коридоров. В какой-то момент Дэвид почувствовал едва уловимое изменение в составе воздуха: его чувствует только наблюдатель, знаток, тот, кто сталкивался с подобным раньше. Страх не берётся на пустом месте, а если даже едва-едва пахнет гнилью, у запаха всегда есть источник. Слишком уж близко источник, слишком… И этот источник видит Дэвида, а Дэвид - пока нет.       Дэвид прошёл несколько развилок, и на одной из них он уже сбился: надеясь пройти по пустым коридорам, он зашёл на территорию первых, не самых жестоких призраков. Теперь, считая, что он по-прежнему находится рядом с Первенцем, Торсом, Удавленной, Увядшей Любовницей, помогавшей ему, Растерзанным Принцем и Сердитой Принцессой – своей возлюбленной, - он совершил новую, уже роковую ошибку.       Нет, это были не те же самые, а уже новые стеклянные коридоры и комнаты. Коридоры наглухо закрывались, пути отступления исчезали, как сожжённые мосты, а открывались комнаты с теми, кто только и жаждал свободы и человеческой крови. Надо было возвращаться, но теперь он, глупый Дэв, в ловушке: со всех сторон его окружали всё ещё закрытые в комнатах, что вот-вот откроются, и уже освобождённые, видимые и невидимые, медлительные, жаждущие мучений жертвы, и быстрые убийцы. Совсем рядом и неизвестно где находились другие, более опасные духи.       Кто здесь? Старая разлагающаяся Пилигримша, много килограммовое Великовозрастное Дитя и калека Умирающая Мать, Молот, Шакал или Джагернаут?       Дэвид надел очки и тут же получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Перед его взором скривилась гниющая кривая пасть серокожего призрака с клеткой на голове. Клетка была с выгнутыми прутьями: призрак старался её снять, но не мог. Зато когти его, которые он не замедлил выставить, поражали длиной.       - Знак зимы в аду, - прошептал Дэв пугливо. – Шакал.       Отнюдь, не чепрачный и не эфиопский шакал повстречался ему, а один из самых быстрых и озлобленных призраков. Как только он не заметил символа шакала перед тем, как пройти в открывшуюся дверь, наивно полагая, что впереди новый пустой коридор! Как его вообще угораздило заблудиться, не составить карту! У Дэвида были секунды, чтобы осознать оплошность.       Впервые за время нахождения в доме Дэвид закричал, только свидетелем его крика не были живые люди. Шакал в смирительной рубашке, давно сгоревшей при пожаре в тот день, когда он умер в психиатрической больнице, грёб руками-лапами навстречу Дэвиду, желая поцарапать. Фрейзер ловко увернулся, испугавшись и подумав, почему именно с ним творится такая чертовщина. Его недолговечную мысль оборвал могильный рёв Шакала, что догонял убегающего Фрейзера.       Ему не спрятаться. Это люди не видят призраков, а призраки могут видеть кого угодно.       Дэвид поскользнулся на стекле, упал и почувствовал, как его спину, секунду назад в рубашке, а теперь голую с порезанным тряпьём, раздирают когтистые лапы.       - Нет! – закричал Дэвид. – Нет, я должен ловить вас, а не вы меня!       Старина Фрейзер, что ты знаешь о смерти и жажде крови? Кому ты пытаешься доказать человеческую правоту в мире призраков? Умей отвечать за поступки.       Шакал, оказавшийся проворнее, ловчее и ещё страшнее, чем представлял себе Дэвид, когда смотрел книгу Базилиоса, перевернул Дэвида и поволок из одной стеклянной комнаты в другую, смеясь загробным голосом. Так смеётся хитро улыбающийся игрушечный клоун в тёмной детской, когда время близится к полуночи. Таков смех ехидного убийцы, знающего, что его жертву никто не спасёт.       Когда Шакал облокотил охотника за привидениями об стену, тот увидел, как перед ним раскрывается желтозубая пасть с красным – не то кровавым, не то за время гниения превратившимся в тухлое мясо языком. Шакал попадал в тень, меся Дэвида обеими лапами, и в тени выглядел более устрашающе: чёрным выделялись его нездоровые глаза, грязные волосы и прутья. В какой-то момент кричавший Дэвид вспомнил о том небольшом серебряном молоточке, который до сих пор держал в руке вместе с фонарём, чудом не выронив то и другое.       Дружище посветил Шакалу в глаза, и зрачки того тут же расширились. Дэв ещё больше разгневал призрака, но теперь он воспользовался моментом, когда призрак ошалел, и ударил того молотком в грудь. Шакал отскочил, а Дэвид понял, что еле справляется с болью и, дабы замедлить погоню, ударил призрака ещё раз: он бил не по эктоплазме, а по вполне имеющему форму телу, только мёртвому телу. Иными словами, он столкнулся не просто со злобным призраком, а с зомби. И ВСЕ в подвале были не просто привидениями, а зомби. Как и его Дана…       Дэвид чудом удрал от Шакала, двинулся навстречу открывающейся двери, заметив, что, к счастью, это коридор, а не комната нового мертвеца. Шакал догнал Дэвида, когда их уже разделяло стекло. Заклинание удержало призрака, и тот двинулся обратно, озлобленный, со сгорбленной фигурой. Грязные волосы и клетка исчезли так же, как ранее исчезло зелёное одеяние Увядшей Любовницы.       - Знаю, знаю, вскоре ты встретил ЕЁ,- сказал я, вернувшись из кухни с чаем. Старина Дэв сидел бледный, будто из воска, а глаза его почти не двигались. – Дэв? – я испугался и потряс его за плечи. Он обратил на меня внимание. – Ты пугаешь меня, Дэв.       - С-скоро н-ночь, - заметил Дэвид.       - Да, да, - я посмотрел в окно. Последний луч заката скрылся вместе с рассказом о Шакале и о том, как Фрейзер чудом не столкнулся с Молотом и Джагернаутом. Над городком, должно быть, плыла синяя дымка, а над нашим лесным домишкой и вовсе сгустились сумерки.       Я вдруг резко сел на стул перед Фрейзером.       - Эй, Дэв! – потребовал я. – Расскажи, что случилось, когда ты встретил Дану, - я поднёс к его рту ложку с чаем. – Попей, попей, - он отхлебнул и жестом попросил поставить чашку на стол.       - Я слеп-пой, но н-не ид-диот.       - Что-то? – недоумевал я.       - Ты не сжёг ф-фотографии. Т-только одну.       - Нет, я…       Я смотрел прямо в глаза Дэвида и хотел соврать, но тот уже разгадал моё враньё. Интересно, сначала ли знал он о том или только сейчас заметил. Будь что будет, подумал я, и достал фотографии. В голове не укладывалось, как Дана превратилась в злобного призрака.       В ту ночь, такую же тревожную, как наступающая сейчас, страх Дэвида отошёл куда-то на второй план. Его сердце заполонила любовь – платоническая, не находящая отдушины в телесных прикосновениях, некромантская, от которой хотелось бежать и которая так манила. Он пришёл в опасное место, на территорию, где его никто не ждал.       Стекла не было. Впереди виднелся только один призрак с женским силуэтом. Фигура вышла из темноты и стала приближаться к Дэвиду, а он светил вперёд фонарём, сжимал серебряный молоточек, спасший его уже от Шакала, но жестами показывал, что не тронет её. Да, он не ошибся: к нему вышла озлобленная душа, принадлежавшая когда-то Дане Ньюмэн.       - Дана… - вымолвил Дэвид.       Он скучал за ласковым и тревожным «Дэв», за объятиями, прикосновениями и поцелуями. Но никак не мог понять, что молчащая и движущая на него фигура – уже не та Дана. На него шёл живой труп со смешанными запахами приторных духов и гнилого мяса. С головы свисали отмершие ржавые космы, в которых давно погибли прелестный оранжево-розовый оттенок, дополняющий тёмно-русые волосы.       - Дана… - Дэвид отшатнулся, когда её белёсая рука замахнулась на него. В руке Ньюмэн был нож – кухонный нож из её, из их общего дома. - Я помню этот нож, - Дэвид отходил назад, оглядываясь по сторонам, нигде ли не открывается дверь. – Да, Дана, да! – говорил он, идя безопасными путями. Негроидной расы Молот с жестоким оскалом и булавой вместо руки неслышно рычал на отходящего назад Дэвида. – Иди за мной, Дана. Я выведу тебя.       Сердитая Принцесса молчала. Но чей-то голос Фрейзер услышал. Он вздрогнул, увидев за стеклом, где было пусто минуту назад, фигуру Увядшей Любовницы.       - Это уже не Дана. Это Сердитая Принцесса...       Больше Увядшая Любовница не говорила с Фрейзером, а он всё ещё пытался найти общий язык с Даной. Та замахивалась на него ножом и медленно, будто загоняя жертву в ловушку, вдавливала его в мрачное пространство и возможные стеклянные стены, которые могли появиться в любую секунду.       - Я люблю тебя, Дана. Знай, что люблю. Мне очень жаль, - говорил Дэвид и смотрел на глубокие, смертельные порезы Принцессы. – Ты моя принцесса, моя.       … Он и сам не помнил, как выбрался из дома. Помнит, что оглядывался, не догоняют ли его призраки, выкрикивал имя Даны и отрицал, что она стала призраком. Потом уехал, чтобы его не нашёл Сайрус Критикус.       - Он-на найдёт нас… - сказал Дэвид и вздрогнул. – Ты н-не сдел-лал т-того, что я пр-росил.       Тогда я вытащил из кармана джинсов фотографии, что так повышали мою не без того хорошую потенцию и заставляли подниматься детородный орган. Должно быть, я наврал самому себе: признаться, стояло и без фотографий. Чиркнув спичкой, я сжёг остальные фото, а пепел ненадолго оставил на полу.       - У-у, - посмотрел я на часы. – Время пить молоко. Сейчас, я подогрею его тебе.       С тревогой стоял я в кухне. Ночь как-то быстро сгустилась над нашим тихим домом. Кругом ни души, но я был уверен, что одна душа всё же забредёт к нам. Знал об этом и боялся.       Когда я вернулся, Дэвид спал. Только пальцы его не двигались, грудь не вздымалась. Что-то не так.       - Дэв! – я кинулся к нему и услышал треск. Вздрогнул и тут же понял: ах, чёрт, это всего лишь чашка с молоком. Несложно подогреть ещё раз. Но для кого?       Дэвид не отвечал. Ну где же его заикание, где его вздох, пугливость – хоть что-нибудь?       Колыхнулась штора, будто поднимаемая силуэтом из ветра. Пепельница слетела со стола. Я почувствовал чьё-то мёртвое дыхание над собой и тут же отскочил от Дэвида. Я не поверил своим глазам: над телом Дэва стояла та самая Дана Ньюмэн.       - Уй-йди, - я сам начал заикаться, как минуту назад ещё дышащий Дэвид. – Ты убила его, убила! – выкрикнул я и хотел взбежать наверх, но отчего-то вспомнил скрипящие половицы, стуки во входную дверь, шаги и холод из-за портрета. От упоминания о холоде по спине пробежали мурашки.       Я вжался в стену у камина, а Сердитая Принцесса подошла ко мне. Она сжимала нож, но не замахивалась на меня.       - Ты ведь свободна! – вскрикнул я. – Артур Критикус освободил всех вас.       - Нет, - презренно сказала Сердитая Принцесса, глядя на меня. – Не всех. Меня держат не Критикусы.       - Тогда кто? – спросил я недоумевающе, стараясь не выдавать своего страха.       - Дэвид… Но теперь он со мной.       Принцесса исправилась в воздухе, чудом не тронув меня, а только напугав. Исчезла её обнажённая изрезанная фигура, пропали ржавые волосы, красивый овал мёртвого лица и кровавые губы.       …Я бежал из дома. Никогда не забуду ни пережитый кошмар, ни силы любви моего друга и Даны Ньюмэн.       Наверно, я так же, как и Дэвид Фрейзер, сойду с ума, а потом присоединюсь к покойникам. Быть может, всё обойдётся.       Но что-то мне подсказывает, что какой-нибудь новый «Сайрус Критикус» начнёт собирать души и наименует меня Мёртвым Принцем. А в Иллоу-гроу появится новый стеклянный дом – специально для нас, мертвецов.