Свет Амана в глазах

— Вот, возьми, — протянул ему Атаринке послание. — Тебе письмо пришло уже под утро. Прости, я не стал тебя будить, ты едва уснул. Впрочем, раскаяния не чувствуется в голосе Куруфинвэ, так как он считает, что поступил правильно. Но Келебримбор уже не слышит его. Он ломает печать, вглядываясь жадно в строки. От нее. Поднимает на миг глаза, прежде чем погрузиться в чтение, пытается вспомнить. Он должен был ещё сделать что-то? Кивает отцу: — Спасибо, атто. Отходит читать к окну. Прислонясь к резному наличнику, всматривается в строки. Атаринке внимательно следит за сыном, пытаясь угадать, что несет с собой его мальчику это послание: радость или горе? От кого оно? От Эльвинг. Это Келебримбор понимает сразу, еще даже не увидев первых строк. А увидев их, прочитав, убеждается — это ее слова, к нему обращенные. Тени от листьев ложатся на белый лист, пляшут, повинуясь порывам ветра, но они не мешают ему читать. «Келебримбор, — пишет ему в письме она. — Я ведь могу обратиться к тебе просто так, по имени? Я бы ни за что не решилась беспокоить тебя таким посланием, но я в отчаянии. Я влюблена в тебя, и у меня нет надежды. Прости. Нет надежды видеть тебя, встречаться ненароком по утрам или в вечерние часы в Менегроте. О, если бы я могла слышать хотя бы изредка твой голос, видеть твое лицо, то сочла бы, наверное, себя почти что счастливой. Но увы, вряд ли ты когда-нибудь еще приедешь к нам. О, как много хотела бы я сказать тебе о себе, о своей любви. О том, как я тоскую одна, как ты мне снишься ночами. Поведать о том, что ты мне снился еще до того, как мы встретились впервые воочию. Ты веришь в это? Веришь, что такое возможно? И это так. Но, увы, не все слова можно доверить бумаге. Я пишу сейчас, и чувствую, что каждый взмах пера делает тебя еще более далеким от меня, чем ты был раньше. Я могла бы обратиться с просьбой к тебе? Ты позволишь? Услышь бедное, глупое сердце несчастной девушки, влюбленной в тебя. Сжалься, даже если не чувствуешь в груди своей ответных чувств ко мне. Прошу, позволь мне увидеть тебя еще раз и сказать тебе это все лично. Приезжай. Я буду ждать тебя у границ Дориата. Родичи мои, и отец особенно, предостерегли бы меня доверять нолдо, но я отчего-то уверена, что ты не обманешь моих надежд и не поведешь себя бесчестно. На этом заканчиваю и жду тебя. Теперь уже твоя навек, Эльвинг». Словно громом пораженный, стоял Тьелпэ, сжимая в руках письмо и ничего, совсем ничего не видя перед собой. Медленно подошел к нему Атаринке, принял лист, отложил в сторону. — Что написала тебе она? — вполголоса, словно опасаясь отпугнуть проснувшуюся надежду, спросил сына он. — Это ведь было ее письмо? И, услышав голос отца, Келебримбор, наконец, очнулся. Моргнул глазами. Раз, другой. Неожиданно с силой сжал Куруфинвэ в объятиях и громко, от всей души рассмеялся. — Я еду в Дориат, отец!