Run Boy Run

Run Boy Run! This world is not made for you. Run Boy Run! They're trying to catch you. Run Boy Run! Running is a victory. Run Boy Run! Beauty lies behind the hills Woodkid -- Run, Boy, Run.

      Гарри медленно шел вдоль гробовых плит. Царившие в этом гнетущем месте спокойствие и тишина действовали на мужчину странным образом успокаивающее. Здесь он чувствовал себя защищенно. Эти моменты одиночества, так редко выпадавшие на его долю, были для него ценны как раз за счет их уникальности. Конечно, иногда Джинни устраивала семейные походы на кладбище, но это вызывало у Гарри лишь головокружение и приступ тошноты. Она суетливо бегала из комнаты в комнату, пытаясь собрать детей вместе, наколдовывала слишком помпезные и тривиальные букеты кроваво красных роз, надевала на маленького Джеймса белую рубашку, с накрахмаленным воротником, который неприятно сжимал его шею и вызывал слезы и бурные протесты: «Мама, нет, я не пойду туда». Гарри казалось унизительным, когда они шли по Годриковой впадине (Джинни отказывалась телепортироваться сразу к кладбищу. «Милый, это семейный поход! Мы прекрасно доберемся и так!») шумной процессией, и местные маги собирались поглазеть на них, как на диковинку. Миссис Поттер грелась в лучах славы жены-мальчика-который-выжил, а Гарри каждый раз мечтал оказаться в каком-нибудь другом месте и желательно кем-нибудь другим. Именно поэтому ночные походы на кладбище были так дороги Гарри. Без шума, без пафоса, без привлечения внимания он просто хотел побыть с теми, кто был ему так дорог.       Без сомнения, он любил Джинни. Она была его первой и единственной любовью, другом и опорой, но с каждым годом она все больше походила на миссис Уизли. Впрочем, ему это даже нравилось. Нравилась их семейная жизнь, нравилось просыпаться по утрам вместе с ней, целовать лучики-морщинки вокруг глаз, нравилось смотреть, как рождаются и растут их дети. Это было то, о чем он мечтал с детства – семья. Однако иногда изнутри его душила странная тревога. Хотелось хотя бы пару дней побыть кем-то другим. Не мальчиком-который-выжил, не трудолюбивым работником Аврората, не типичным семьянином, а кем-то… Кем-то другим. Черт, он и сам не знал, откуда берется это чувство. Его жизнь идеальна, и быть еще и недовольным ею – сумасшествие. Но когда изнутри снова поднималось это нелогичное чувство я-не-на-своем-месте, Гарри целовал жену в щеку, весело говорил, что отправляется к Симусу (которого Джинни по неясным причинам презирала и точно бы не стала проверять наличие Гарри у «этого Финигана) и отправлялся на кладбище.       Его маршрут всегда был одним и тем же – родители, Сириус, Ариадна и Альбус Дамблдор, Северус, Фред Уизли, Тонкс, Люпин и напоследок… Гарри не знал, что его тянуло к этому человеку, которого он никогда не знал и никогда не узнает. Странным образом он чувствовал в нем родственную душу, кого-то, кто мог бы стать близким ему. Мог бы, если бы был жив. Гарри коснулся кончиками пальцев золотой гравировки, слегка переливающейся в лунном свете: «Регулус Арктурус Блэк. Любимый и любящий сын. Покойся с миром». Ниже виднелась гравировка, явно сделанная недавно: «Le coeur fou Robinsonne à travers les romans»*. Гарри удивленно смотрел на эту надпись, силясь прочесть ее. Он не думал, что кто-то, кроме него, посещает эту могилу, забытую Богом.       Тут мужчина заметил тень, мелькнувшую рядом, он резко выхватил из кармана палочку, и наставил ее на человека, скрывающегося в тени.       - Что, Поттер, рефлекс, заставляющий тебя доставать палочку при моем появлении, все еще работает? – послышался надменный голос. Из тени вышел Драко Малфой собственной персоной. Он, казалось, почти не изменился за последние десять лет. Только черты его лица еще больше заострились, а глаза у него стали как у затравленного зверя.       - Малфой, - изумленно пробормотал Гарри, все еще не опуская палочку, -ты что здесь делаешь?       - Могу задать тебе тот же вопрос, Поттер, я пришел навестить своего дядю, а вот что ты тут делаешь – для меня загадка, - холодно произнес Драко, казалось, не замечая направленной на него палочки, и неслышными шагами подошел к каменной плите с именем Регулуса.       - Твой дядя… - растерянно пробормотал Гарри. Он настолько привык к тому, что все чистокровные семьи – родственники друг другу, что уже и не пытался вникнуть, кто кем кому приходится.       - Именно так, Поттер, ты демонстрируешь чудеса дедукции, как и всегда, впрочем, - еще более холодно ответил Драко. По нему было видно, что он, как и Гарри, надеялся, что никого здесь не встретит.       Драко присел на корточки, не замечая, что полы изумрудно-зеленой мантии подметают земли, и бережно положил на плиту белую розу, перевязанную ленточкой под цвет мантии.       - Человек, предавший свою семью, свои ценности, свою фамилию… Знаешь, если бы кто-то узнал правду, его бы возненавидели, - задумчиво проговорил Малфой, глядя на строчку на французском, написанную на могиле.       - Он был героем! –гневно произнес Гарри, голос его эхом прокатился по кладбищу.       - Я разве спорю, Поттер? Но среди чистокровных семей, сторонников Того-Кто-Все-Таки-Сдох, он бы стал изгоем, узнай они о последних днях его жизни, - как-то совсем не по-малфоевски ответил Малфой, в глазах его на долю секунды мелькнуло что-то вроде горечи, но последующие слова тут же испортили впечатление, - Ему повезло, что полоумный эльф рассказал об этом только мне, и честь дражайшего дядюшки оказалось незапятненной.       - Ты не меняешься, Драко, - процедил Гарри, задетый саркастическим тоном Малфоя.       - Ты тоже, Поттер, - вполне миролюбиво ответил Малфой, - видишь, во всем есть стабильность. Ты все еще герой и национальное достояние, а я мерзкий ублюдок, - с кривой ухмылкой закончил он.       - Хочешь, поменяемся? Я не против, - мрачно ответил Гарри. Отчего-то, при виде заклятого школьного врага ощущение того, что его жизнь – не его, обострилось еще сильнее. Чертовски хотелось сделать что-то, что было бы для него нетипично, хотя бы ненадолго выйти из образа золотого мальчика магического мира. Впрочем, слова, которые вырвались у него затем, показались ему слишком уж нетипичными, - Может, выпьем вместе в «Дырявом котле»?        Брови Малфоя удивленно поползли вверх, и Гарри закусил губу, жалея, что сделал Малфою такое предложение. В их прошлом было слишком много ненависти, обид, подлостей, после которых притвориться двумя бывшими однокашниками, решившими выпить при случайной встрече по баночке пива, было уже невозможным. Впрочем, ответ Малфоя удивил Гарри еще больше:       - А что, можно, почему бы нет, - после секундной заминки ответил Драко, и в его взгляде Гарри снова заметил на доли секунд какую-то тоску и измученность. Но затем Малфой прищурил глаза, растянул губы в змеиной усмешке и аппарировал. Гарри вздохнул, бросил прощальный взгляд на могилу Регулуса и исчез вслед за ним.       «Рон бы мне не поверил», -пронеслось в его голове.