***
Саша проснулась засветло. Впотьмах она выбралась из гнезда из шерстяных одеял, сооружённого за ночь и долго шуршала на кухне, ища нужные предметы для осуществления великого плана, зародившегося у неё ночью в голове. Когда всё необходимое было сложено в заплечную сумку из грубой мешковины, Саша наспех оделась и приладила засапожный нож, после чего бесшумно, едва касаясь пола, как водомерка воды, она на цыпочках выбралась из дому. Даупа, охотничья деревушка, змеёй сползавшая по склону горы в мягкую мшистую лощину, мирно дремала. Ни в одном домике-чешуйке не горел свет и, если затаить дыхание, можно было услышать, как сквозь брёвна пробивалось сопение их обитателей. Бодро шлёпая по мокрой от утренней росы дороге, Саша направлялась к покосившейся халупе чуть выше по горе, таращившейся на беспредельный и безмолвный лес своими чернющими окнами-провалами. Она лихо перелетела через забор и пушинкой приземлилась в не под стать дому ухоженном саду: аккуратно вскопанные грядки, подстриженные кустики пряно пахнущих трав да пара раздутых пламенно-оранжевых тыкв, поблёскивавших влажными боками в предрассветном сумраке. Саша осторожно ступала по увядшей траве, сухо шептавшейся под её шагами, и вся обратилась в слух, внимая звукам внутри жилища. Убедившись, что никто сейчас не выскочит с порога и не погонит её в шею метлой или чем-нибудь покрепче, Саша нашарила на земле небольшой камушек и с размаху кинула его в окно второго этажа. Стекло с упрёком дзынькнуло, но не разбилось, а Саша тут же юркнула за лохматый куст бузины. Окно приоткрылось, стряхнув деревянную труху, и показалась заспанная круглая мальчишечья физиономия, терявшаяся в гриве рыжих жёстких волос. — Тыквенная башка, а ну спускайся! — нетерпеливо прошипела Саша, высунувшись из куста. Она то и дело с опаской поглядывала на зашторенные окна первого этажа. — Сбрендила? Никуда я не пойду. С утра ещё мамане помогать, так что дай продрыхнуться, — протяжно зевнул мальчишка и протёр глаза. Он уже собрался закрыть окно, как Саша снова его приглушённо окликнула: — Конечно, ведь трусишка Шеймус МакМёрфи лучше штанишки постирает да цветочки в горах порвёт, чем отправится на настоящее мужское ДЕЛО. Стоило только дёрнуть за верёвочку — и ловушка уязвлённого самолюбия захлопнулась. Мальчишка фыркнул, и процедил что-то ну очень витиеватое сквозь зубы и скрылся в чёрном провале окна. Не более, чем через две минуты Шеймус уже стоял на крыльце дома и выжидающе сверлил Сашу взглядом. — Давай, выкладывай про своё дело, которое мне не по плечу, — прогудел он и обиженно нахохлился, отчего приобрёл сходство с растормошенной лохматой совой. Саша многозначительно кивнула в сторону входной двери. Шеймус непонимающе вытаращил бледно-зелёные глаза, нахмурил выгоревшие брови, покрутил шеей и лишь потом, догадавшись, в чём тело, понизил голос почти до шёпота: — Да чё ты трусишь? Маманя тебя веником не будет лупить, обещаю. Она про те горшки даже забыла… вроде бы. Но Саша всё так же насуплено смотрела на дом и, ни слова не говоря, поманила друга со двора. Морща короткий, чуть загнутый нос, похожий на клюв мелкой хищной птицы, от сырого и холодного утреннего воздуха, Шеймус с неохотой поплёлся за ней. Солнце взмыло в небо птицей, вырвавшейся из силок крючковатых ветвей. Его бледные лучи-лезвия разрезали небесную ткань, открывая путь новому дню. Саша бодро вышагивала впереди, свистом вторя утренней перекличке завирушек, населявших опушку леса. Шеймус медленно тащился за ней, загребая ногами. — Когда в следующий раз вытряхнешь меня из дома из-за того, что на заднице прыщ вскочил, и сидеть нормально не можешь, я точно надеру тебе уши и не посмотрю, что ты девчонка! — принялся ныть он после того, как Саша уже полчаса вела его в сторону леса, но так и не удосужилась хоть что-то объяснить. — Не надерёшь - ноги коротковаты, чтобы меня догнать, — отмахнулась Саша, не обращая внимания на вечную мину неудовольствия на лице Шеймуса. Тут она резко остановилась и, словно гончая, унюхавшая добычу, втянула носом воздух. Саша пробовала его на вкус, вбирая в лёгкие всю суть леса, косматым медведем развалившимся в долина. В прохладный, как родник, утренний воздух впивались хвойные иголки и вплетались ниточки-травинки болотного мха. Но среди ароматного хоровода трав пробивался незнакомый сорняк - тёплый сладковато-солёный запах. Чуждый, он смешивался с терпкой вонью грязных тряпок и нехорошей пищи. Саша вздрогнула и кивнула Шеймусу: — Чуешь? Он с недоверием вгляделся в белесую дымку, окутавшую чащу пухлым одеялом. Весь подавшись вперёд, Шеймус так глубоко вдохнул, что его щёки приобрели яркий пунцовый цвет. Поймав тот же запах, что и Саша, он посуровел и приглушённо выдавил: — Как думаешь, что это? Она лишь неопределённо подняла брови и присела на корточки. Саша стянула с плеч рюкзак и извлекла из него обёрнутую тряпкой ощипанную тушку курицы, две крупных картофелины и пучок укропа. — Вчера папка вернулся ни с чем, — очень серьёзно начала она., — я думаю, что кто-то из наших насолил Кальях Варе, вот она всё зверьё и попрятала. Надо её задобрить, а то зимой будем кишки от позвоночника отскребать. — Э-э-эм, — протянул Шеймус, потерев красную шею, — и ты хочешь пойти вглубь леса, оставить ей там угощения и вернуться? — Ну да. — А ты не подумала, что она нас самих за угощение может принять? — он снова боязливо покосился на чащу, где, по словам старейших жителей Даупы, в шалаше из поваленных деревьев и замшелых камней обитала тощая Кальях Варе. Саша заметила как расширились от испуга зрачки Шеймуса. Она поднялась, сложила поклажу обратно в рюкзак и потрепала его по плечу. — Да не бойся ты так! У меня с собой нож, так что если эта синемордая карга хоть оскалиться посмеет, я ей тотчас же улыбку до ушей вырежу! — Саша потуже затянула рыжеватый хвостик, из которого вовсю топорщились непослушные прядки. — А если не успеешь?..— Шеймус сглотнул и сделал один шаг назад от мрачной границы леса. — Не успею — она нас в один присест проглотит, зато станет сытой и довольной. А мы станем героями, — Саша издала лающий смешок и пожала плечами, — правда, посмертно. С этими словами Саша осторожно раздвинула колючие кусты ежевики и нырнула в плотный утренний туман.***
Чем дальше Саша углублялась в лес, тем мягче становилась почва под ногами. Она ступала осторожно, не смея сходить с тропинок, по которым её водил отец во время охоты. Повернёшь не туда и попадёшь на бродячую дернину. Так и будешь плутать в трёх соснах, пока озорные духи не наиграются вдоволь. Деревья-исполины мощными зазубренными когтями впивались в плоть земли. Саша краем уха слышала как на миниатюрных лапках по их стволам снуют белки. Рыже-бурые молнии скакали с ветки на ветку, стряхивая омертвевшие листья и куда-то спеша. Саша насторожилась - зверьки не просто беспорядочно носились. Они явно куда-то бежали. Весь лес недовольно роптал, чуя неладное. Саша снова принюхалась. В воздухе блуждал скорбный запах древесной крови - где-то недавно валили деревья. Это сильно озадачило, ведь лесопилка находилась совсем в ином направлении, а бобры в этом месте почти не водились. Саша беззвучно ойкнула. Земля у неё под ногами едва ощутимо задрожала и слуха коснулся треск сучьев и хруст подсохших листьев. Кто-то, громко фырча и ухая, приближался. Саша выверенным движением выхватила из сапога нож и прыгнула за ближайшую кочку. С досадой она подумала, что зря не взяла с собой лук, ведь, возможно, удалось бы подстрелить на ужин молодого несмышлёного кабанчика. Шумное существо вывалилось на поляну, при этом с оглушительным хрустом наступив на большой сухой корень. Саша высунулась из-за кочки и не сдержала вздоха разочарования. Никакого заблудшего кабанчика и в помине не было - только напуганный рыжий совёнок. — Шеймус, черти б тебя драли, какого хрена? — зло зашипела она на растрёпанного и раскрасневшегося от бега друга. — А какого хрена ты меня не подождала, а?! — если бы не сбившееся дыхание, он бы точно прикрикнул на неё от обиды. — Усвистала в лес и бросила меня одного! — Ладно-ладно, только тише, — Саша убрала нож и потёрла виски. Всё же Шеймус был её лучшим другом, хоть и страшно непутёвым, но долго злиться она на него не умела. Выбравшись из своего укрытия, она подошла к нему и вытащила из волос пару игольчатых шариков репейника, прицепившихся по дороге. — Ты сильно испугался? Шеймус протестующе хмыкнул и вздёрнул нос, скрыв за рыжими лохмами предательски блестевшие глаза. — Я ж не девчонка, чтобы каждого шороха бояться, — сказал он, хотя в его голосе сквозила неприкрытая ложь. Саша лишь приложила палец к губам, призывая к тишине. — А чего шептаться-то, раз ты говоришь, что Кальях Варе всех зверей забрала? — спросил Шеймус, но всё же перестал голосить. Саша нахмурилась и задумчиво почесала кончик вздёрнутого носа. — Тут недалеко должен быть камень, на котором папка обычно для неё часть добычи оставлял... С Шеймуса будто разом вся краска облезла. Осипшим голосом он промямлил: — Так, это, что, Кальях Варе где-то тут бродить должна? — Не совсем, но довольно близко, — наигранно-безразличным тоном ответила она, будто говорила не о владычице леса и гор, а о сбежавшей соседской кошке. На самом деле, Саша трусила не меньше Шеймуса, а то и больше. Ладони у неё вспотели, а по шее, под воротником свитера, сновали стайки мурашек. Стоило только подумать о выбеленном до синевы лице Кальях Варе, о шершавой и холодной, словно камень, коже, о кривых острых зубах, что с аппетитным лязгом перекусят детский хребет, так колени подкашивались и живот начинало сводить, будто туда целый мешок льда высыпали. Но Саша не смела и бровью повести, ведь если Шеймус, доморощенный сын знахарки, увидит, что и она чего-то боится, то о гордости и самоуважении можно было забыть навсегда.***
Чтобы добраться до заветного камня, нужно было пересечь чёрный глубокий порез на теле леса — овраг. Зловонный, как гниющая рана, он был полон жирной грязи, в которой нежились бородавчатые жабы. По его дну, словно сукровица, вяло текла грязная речушка. Шеймус с брезгливостью поглядел вниз. — Знаешь, а ведь там пиявки могут быть, — учтиво заметил он, когда Саша уже скользила вниз по глинистому склону оврага. Недовольно раздуваясь, потревоженные жабы бросились врассыпную прямо под детскими ногами. Саша чувствовала, что Шеймус был уже готов вот-вот заныть и броситься домой, но, видимо, он так же не хотел ударять перед ней лицом в грязь и держался очень мужественно. По голень погрязая в холодной чвокающей жиже, они медленно добрались до другого конца оврага, где их ожидал куда более трудный путь в горку. С каждым шагом сердце у Саши билось всё сильнее. За его безудержным рокотом, заполнившим уши, она почти не слышала ничего вокруг. Совсем немного оставалось до большого валуна, вокруг которого земля была усеяна острыми желтоватыми осколками - косточками зверьков, оставленных для Кальях Варе. А меж тем, тот самый пугающий сладко-солёный запах становился всё сильнее, забивал нос и не давал дышать. Сердце подпрыгнуло к горлу и будто уже билось в челюсть, норовя выскочить через рот. Оставался всего один шаг. Саша зажмурила глаза, а когда открыла их, то чуть не оступилась и не скатилась вниз по склону. Кальях Варе была там. Костлявая, нескладная, она бродила вокруг камня и перебирала паучьими пальцами кости. В её длинные немытые волосы впутались лепестки золотарника. Впалую грудь и тощие ноги скрывало грязное и изношенное тряпьё. Горящие, ввалившиеся глаза нездорово светились и рыскали по земле и ближайшим кустам. Кальях Варе что-то высмотрела у себя под ногами и наклонилась, чтобы изучить находку. Борясь с оцепенением, Саша стала стягивать с себя рюкзак - лучшего момента для задабривания разгневанной карги можно будет уже и не дождаться. Но тут над самым ухом раздался громкий всхлип Шеймуса, чья голова только-только показалась из оврага. Саша резко зажала ему рот рукой, но было слишком поздно. Лямка соскользнула с её плеча и рюкзак со шлепком упал на землю. Кальях Варе встрепенулась и повернулась в сторону звука, где в исступлении колотились два детских сердца. Она вытянула длинную шею и разомкнула сухие, обтянувшие череп, губы. — Кто вы такие? Покажитесь! Голос у неё был скрипуч, как сотня старых ветвей в ураган. Будто забирался внутрь и скрёб острыми пальцами самую душу. Наверняка Лесная Хозяйка была не слишком рада незваным гостям. Следующие секунды Саша помнила плохо - будто все её воспоминания свалялись в один ком речной тины. Кажется, Кальях Варе сделала шаг навстречу. В этот же миг Шеймус вывернулся из Сашиной ладони и швырнул в сторону карги упавший рюкзак. — Верни животину! — заверещал он не своим голосом и кубарем покатился вниз, а Саша - вслед за ним, прочь он проклятого камня и ошалевшей Кальях Варе. Земля дрожала под топотом испуганных ног. Переполошённые птицы взметнулись ввысь, разорвав утро пронзительным клёкотом. Шеймус сопел и всхрапывал на бегу. Саша оглянулась, проверить, не отстал ли он, и встретилась с ним взглядом - глазищи огромные, словно у совёнка, попавшегося в силки. Ещё чуть-чуть и Шеймус снова заверещит, не в силах сдержать панику внутри себя. Челюсти у Саши свело, только зубы не скрипнули. Сердце вновь зайцем подскакивало к горлу, отдавая оглушающей болью в затылке. Язык обдало железным привкусом крови, слюна загустела. Но ноги, несмотря ни на что, всё взрыхляли мягкую пружинящую почву. Перед туманящимся взглядом, среди костистых чёрных рук деревьев забрезжил холодный отблеск рассветного солнца.