Бал Мора

— История, мой друг, это не хер гуарий, — справедливо заметил Хасфат Антаболис, погладив подбородок. Затем он откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Его слова повисли в воздухе, но не под потолком, а где-то пониже, в неровном свете масляной лампы, тускло мерцавшей на старенькой, но дюже крепкой, как и все остальное в Гильдии Бойцов, дубовой тумбе. «И ведь не поспоришь» — резюмировал я. Мое прибытие в Балмору состоялось несколько часов назад, в жаркий ясный полдень, что совсем не характерно для здешнего холодного и сырого климата. Я вошел через Южные Ворота и, не теряя времени, скорым шагом направился в Гильдию Бойцов, пересекая широкую торговую площадь, щедро поливаемую лучами яркого полуденного солнца, сквозь толпившийся здесь народ. Хасфата я застал в его кабинете за написанием какого-то отчета то ли для Айдис, то ли еще для кого. Едва завидев меня, он прищелкнул языком и воскликнул нечто, вроде: «Любишь ты нагрянуть внезапно, точно гром среди ясного неба!» И был прав. Уже не вспомню, при каких именно обстоятельствах мы познакомились, но появлялся и исчезал я всегда в самый неожиданный момент. Притом, абсолютно не умышленно. Мы сидели друг напротив друга в просторной и прохладной комнате без окон, со скудным освещением и не хитрым интерьером, пока я рассказывал моему другу обо всем, что накопилось у меня за долгие годы странствий и исследований. На столе перед нами стоял поднос с парой синих кружек и чайником, над которым курился легкий парок — Хасфат знал о моей нездоровой страсти к чаю. И вообще обо мне он знал, пожалуй, больше, чем любой другой житель Морровинда. — История — это больше, чем что-либо взятое в отдельности, Чародей, — Хасфат Антаболис отпил из кружки. Когда дело касалось тонких материй, этот имперец чувствовал себя точно рыба в воде. Старина Хасфат, инструктор Гильдии Бойцов Балморы, мне он всегда представлялся не просто кожаным мешком, натянутым на скелет и набитым внутренностями, но в большей мере сосудом глубоких мыслей и метафизических рассуждений. И сейчас он сидел передо мной, до мозга костей нашпигованный знаниями, задумчиво глядя на слабо освещенную масляной лампой стену, будто читая на ней что-то, а блики от огня играли в его темных зрачках. Как правило, любые разговоры на различные темы в итоге сводились к обсуждению величественности истории и к монументальности ее значения в мировом порядке. Исключения не было и на этот раз. Я знал, что старина Хас с недоверием и изрядной долей скептицизма отнесется к моему так называемому докладу. Но у меня не было времени, дабы подготовить контраргументы для достойного отпора. И потому я просто сидел и слушал. — Больше, чем эта тумба, — продолжил инструктор, бросив в ее сторону короткий взгляд. — Больше, чем я и ты, Чар. Больше, чем Балмора или Орвас Дрен, — Хасфат сделал паузу, посмотрел на меня и уже чуть более значимо прибавил, — даже больше, чем Вехк. Комната наполнилась тишиной, лишь откуда-то с верхних этажей доносились еле слышимые голоса. Инструктор поднялся, взял поднос со стола и отошел куда-то в сторону — по-видимому, за новой порцией его превосходного чая. «Вехк… — вдруг промелькнуло в голове, заставив меня встрепенуться, будто выдернув из зыбкой пелены Забвения. — Живой бог… Вехк и Вехк, Двоединый, вечно медитирующий защитник Последнего и Последний, осознавший существование вне двойственности и антитезиса… — картинка перед глазами плавно поплыла. Стены, лампа, тумба — все размывалось, теряя четкие очертания, смешивалось во что-то невразумительное, незначительное, проваливалось в серую бездну отсутствия. Я взмывал вверх, одновременно падая вниз так быстро, что казалось, будто и не двигался вовсе. Окружающую реальность стремительно застлал туман, погружая мир во мрак, и лишь окутанный сиянием, золотым с одной стороны и голубым с другой, силуэт, исполненный мощи, гордо парил в пустоте, скрестив ноги. — Вехк, сын самого себя, сумевший сквозь рассеивание индивидуальности внутри безграничной сущности произнести Я!.. — Привычные истины этого мира потеряли всякий смысл. Сияние превратилось в яростное пламя, голубые и золотистые всполохи жадно пожирали пустоту вокруг силуэта. — Больше, чем Вехк…» Вспышка, сумасшедший рывок, падение и я вновь оказываюсь в кресле, шумно и часто дыша. Морок исчез, привычные серые стены кабинета Антаболиса вернулись на место. Череп гудел, будто там били в исполинский колокол, а сердце бешено колотилось, норовя проломить грудную клетку. Я завертел головой, отчаянно пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли. Глубокий вдох. «Раз». Я задержал дыхание. «Два… три…» Медленный выдох. Вроде, помогло. Я огляделся по сторонам, провел рукой по грубому подлокотнику кресла, удостоверившись, что все реально. Негромкий, приятный голос Хасфата окончательно освободили мой разум от тяжелого покрывала метафизических размышлений, вернув заблудшее невесть куда сознание обратно в тело. — Ты в порядке? — Поинтересовался инструктор и, поставив поднос с чаем на стол, опустился в свое кресло. — Очень уж ты бледный для данмера. — Все хорошо, — тихо произнес я, поправив одежду и устроившись поудобнее. Конечно же, я слукавил. И глупо было бы полагать, что Хасфат ничего не заподозрит. — Продолжай. — Кхм, — Антаболис, однако, не придал этому значения, либо просто сделал вид, что поверил и вновь завел свой монолог. — История… Тебе следует читать больше книг, если хочешь приобщиться к ней. А ты, я уверен, очень этого хочешь. Так вот. История — это нечто необъятное, Чародей, глубокое, словно бездна Забвения. А кто мы? Мы — всего лишь ее частички. Шестерни в невообразимо огромном вечном механизме. И сейчас, мой друг, ты собираешься как следует встряхнуть его. Но не забывай, что механизм этот — ржавый и старый, как само мироздание, и между его лопастями набилось очень много дерьма, которое смачно повалится в тот самый момент, когда ты будешь находиться рядом. Хасфат сделал несколько глотков горячего, крепкого напитка и, скрестив пальцы, положил руки на стол. На моей стороне не было весомых аргументов, дабы возразить ему. Да я и не собирался. Не за этим я сюда пришел. Как ни крути, но отчасти он прав. Недаром этот человек являлся автором, по меньшей мере, двух значимых исторических трудов, которые, к слову, мне так и не довелось прочесть. И сейчас, кажется, я начинал жалеть об этом. — Погоди, — я поднял ладонь. Хасфат гнал коней. Рассуждать он мог вечно, поэтому самое время было вставить свое слово. — Рано поднимать панику. Мы ведь еще почти ничего не знаем наверняка. — А я ничего определенного еще и не сказал, — пожал плечами Антаболис. — Но настоятельно советую тебе трижды подумать, прежде чем во все это соваться. Хотя бы потому, что есть Храм Трибунала. Ты помнишь, как они относятся к подобным вещам? Особенно, если в них упоминается слово «Нереварин». — Помню, — тихо произнес я. — Ты всегда был осторожным, Хас. И это вовсе не плохо. Но сейчас самое время рискнуть. Слишком много очевидных знаков вокруг, слишком много нитей сошлись в одном месте. Такое чувство, будто я запутался в них и никак не могу выбраться. — Быть может и не надо выбираться? Учитывая обстоятельства, то, что ты задумал, может быть весьма опасно. Для жизни. — Я все понимаю, — я покачал головой. — Но надвигается нечто серьезное. Мое видение — оно очень тревожно. От него веет силой. Страшной силой, не способной созидать, но несущей смерть и разрушение. — В Морровинде подобные сны считаются признаком душевных расстройств. Я бы не советовал тебе лишний раз распространяться о них, — подчеркнул инструктор. — Знаю, — я кивнул. — Возможно, стоило прежде поговорить об этом с шаманками… Но общение с ними требует уйму времени только для того, чтобы отделить зерна от плевел. Я уже не говорю о том, чтобы как следует изучить и систематизировать полученную информацию. Слишком мало конкретики в их словах. — Чародей, сколько ты прожил среди эшлендеров? — вопрос Антоболиса явно содержал подвох. — Достаточно, — бросил я в ответ. — По-моему, чересчур долго. Что если никакой конкретики попросту нет? — Предположил Хасфат. — Что если вся эта хрень с Нереварином — не более чем обычное суеверие? — Исключено, — отрезал я. — Все эти культы, Чар, — протянул Антаболис, — со своими безумными последователями… Их сотни. И в каждом — свои пророчества. — Эшлендеры — не культ. Они — хранители многовековых традиций моего народа, ныне, к моему горькому сожалению, забытых большинством данмеров. Может, отчасти они и дикари, а их верования больше похоже на сказки, но сквозь весь этот мрак суеверий пробивается свет истины. И я его разглядел, но не смог к нему пробиться. Именно поэтому я здесь, перед тобой. Мне нужна помощь. Совет. Твой совет, Хас. — Мой совет… — Антаболис вздохнул, поднял кружку и не торопясь насладился ароматным чаем. — Мы с одним моим хорошим знакомым всегда спорим о роли личности в истории. Личность формируется и управляется историей? Или личность может изменять историю и управлять ею? Каждая личность — всего лишь часть потока? Или она может повернуть течение потока вспять? Я говорю, что Тайбер Септим изменил мир. А мой знакомый утверждает, что Тайбер Септим был продуктом своего времени, и если бы не было его, его роль сыграл бы кто-нибудь другой. А что ты? Собираешься изменить мир? Или поплывешь по течению? Не думаю, что последнее. Я молчал. Хасфат как всегда заставил задуматься. Я никогда не плыл по течению. Он знал, что не собираюсь и на этот раз. Но я не Тайбер Септим, чтобы менять мир. Хотя, можно было бы и попробовать… Единственное, в чем я был уверен — надо идти дальше. Антаболис не чувствовал того, что чувствую я, в силу своего скептического склада ума, заточенного больше под науку, нежели под абстрактное мышление. И по обыкновению осторожничал — слишком трепетным было его отношение к истории, и как к науке, и в целом. Он хорошо осознавал, что я пойду на все ради истины, но не мог по настоящему ощутить ее ценности. Объяснить ему всего я был не в силах, даже если бы очень захотел. Мое последнее видение не давало мне покоя… Луна и звезды… Страшная фигура на горе… Нет. Нельзя бросать уже начатое. Мои многолетние странствия, поиски и исследования не могут вот так запросто закончиться прямо здесь, в этой комнате. Я обязан идти до конца и разобраться во всем. — Скажи мне, Хас, что ты знаешь о Пророчествах? — Я первым нарушил тишину внезапным вопросом. — Каких? — Не поднимая глаз, кинул он. — О Нереварине, — уточнил я, хотя Хасфат и без того понял, что я имею в виду. — Не больше тебя, — вздохнул Антаболис. — Сирота и изгнанник, рожденный в определенный день неизвестными родителями, объединит все племена данмеров и выгонит захватчиков из Морровинда. Утопические верования эшлендских кочевников. — Стоп, — Я наклонился к столу и поднял вверх указательный палец. — Давай по порядку. Эшлендеры верят, что легендарный герой кимеров Неревар возродится в новом теле. Неревар Возрожденный, Нереварин. Он объединит данмеров против иноземных захватчиков, избавит Морровинд от меча угнетателей — Империи и вернет былое величие народу Темных Эльфов. Но тогда почему Храм отрицает Пророчества, приравнивая их к тяжкой ереси, а тех, кто в них верит, преследует, как конченых еретиков? Лорд Неревар — великий герой данмеров и святой Храма. Но лишенные сострадания и жалости Ординаторы забивают дубинами последователей Культа Нереварина до смерти. Где логика? И это не все. Больше всего мне не понятна роль Дагота Ура в этой истории. В неясных рассказах шаманок порой проскальзывали сумбурные упоминания о нем. Дай-ка припомнить… Ах, да. Якобы, Нереварин победит Дагота Ура. У эшлендеров весьма странный, непонятный диалект. Возможно, я что-то не так понял, но Дагот Ур побежден в битве под Красной Горой много веков назад и это уже давным-давно известно абсолютно каждому. Как я уже говорил, Хас, много ниточек, но ни одна из них не связана с другой. — Все пророчества абстрактны, — резюмировал Антаболис. — Они могут трактоваться по-разному, означать все, что угодно и подразумевать кого угодно. — На то они и пророчества, — развел руками я. — В них необходимо верить. Ибо у пророчеств есть одно замечательное свойство — сбываться. — Ты веришь? — Вдруг спросил Хасфат. — Я верю, что это не просто сказки. Эти Пророчества — нечто большее. Я чувствую за ними некую необъяснимую, величественную мощь. — Величественные и страшные силы, о которых ты говоришь… Ты знаешь, кто они? Я тоже не знаю. Сомневаюсь, Чар, что нам нужно во все это вмешиваться. — Не стоит. Сомнения — это яд для души. — Я допил свою кружку с чаем и поставил ее на поднос. — Не спрашивай почему, но я почти уверен, что если Пророчеству о Нереварине суждено сбыться, то это произойдет очень скоро. История показывает нам, что подобные события случаются раз в тысячи лет. Мне бы не хотелось оставаться в стороне, когда начнется самое интересное. А тебе? Разве не хотел бы ты копнуть глубже, добраться до сути? Почувствовать свою сопричастность происходящему? Хасфат ответил не сразу. Я умело надавил на его слабое место. Глаза инструктора теперь заблестели иначе в этом волшебном свете единственной масляной лампы. Было заметно, что он задумался на несколько секунд. Видимо, заработали те самые набитые дерьмом механизмы в его голове. Его точеный ум сейчас обрабатывал полученную информацию, взвешивал все «за» и «против», оценивал шансы и прикидывал возможности. Эти секунды я глядел на него, почти не моргая. Я знал, что он не сможет устоять. — Хорошо, — выдохнул он. — Все это крайне сомнительно, но, признаюсь, мне таки стало интересно. Видит Дракон Всемогущий, я отговаривал тебя, как мог. И если вдруг я окажусь прав, то обязательно скажу в конце — «Ну я же предупреждал!» — Замечательно! — Выдохнул я. — Теперь можно обсудить дальнейшие действия. — Давайте послушаем.