Бал Мора

Глава 6. Переулок. Мы играем чужие роли В этом мрачном театре масок. Здесь для смерти так много боли, Здесь для жизни так мало красок. В галерее картин без названий, Бесконечно скитаясь по кругу, Среди призрачных воспоминаний Мы не можем найти друг друга. Хасфат Антаболис. 426-й год Третьей Эры.       Мало кто знает, что Хасфат Антаболис пишет стихи. Быть может, при первом рассмотрении это покажется странным. Быть может, при втором тоже. Но что есть странность? Не более чем проявление чего-либо, отличающегося от привычного, выходящего за рамки ожидаемого. Нечто новое. И достаточно всего лишь просто принять это, как оно быстро перестает быть таким уж странным или необычным. Не знаю, что и когда пробудило в скептически настроенном ко всему на свете Антаболисе страсть к поэзии; не помню, случилось ли это до знакомства со мной или же после. Ныне это не так важно. Хотя, признаюсь, некоторые работы приятеля Хасфата я нахожу весьма талантливыми. Жаль, что ему так и не выдалась возможность стать настоящим поэтом. А то мог бы и попытаться составить конкуренцию самому Вехку. Дремора! Снова Вехк… Гильдию Бойцов я покинул с чуть более легкой головой, нежели явился сюда. Нет, груз мрачных размышлений по-прежнему давил на плечи, но теперь у меня была хоть какая-то ниточка, в которую я крепко вцепился, точно голодный пес в брошенную ему кость. Антаболис рассказал все, что знал. Нет, не много. Как раз напротив, даже меньше, чем я рассчитывал. Но и этого было достаточно, чтобы, наконец, двинуться вперед. К концу моего с ним разговора я узнал, что прошлым утром в доки Сейда-Нина прямиком из Сиродиила на имперском корабле прибыл некто очень важный. Зачем, насколько и для кого — никто не знает. Но в смутных образах из моего видения, посетившего меня как раз в ту самую ночь, я видел именно это — чужеземец, прибывший в Морровинд по воде. В тот момент я даже не удосужился спросить, откуда Хасфату было известно о корабле, удовлетворившись коротким, сомнительным пояснением: — Один мой хороший знакомый обмолвился. Он очень много знает. Это его работа. — Ну, хорошо, — согласился я. — И что дальше? Как я его найду? — А это, Чародей, всего лишь вопрос времени, — Антаболис улыбнулся. — Не понял, — я с удивлением воззрился на своего собеседника. — Насколько я знаю, со дня на день он должен объявиться здесь в Балморе, по поручению начальника береговой охраны Сейда Нина. — Хм, — я побарабанил пальцами по подлокотнику. Поразительная осведомленность Хасфата о текущих событиях порой пугала меня. — Тебе нужно лишь не пропустить его, — резюмировал Хас. — Звучит как насмешка. Учитывая, что я даже не знаю, как он выглядит. — Данмер. Темные волосы до шеи. Не татуированный, — Антаболис бросил быстрый взгляд в мою сторону, поняв по выражению моего лица, что эти данные не дают мне ровным счетом ничего. Данмер в стране данмеров. — В Имперской Канцелярии отметили, что он очень странно себя вел, — прибавил он. — Думаю, ты сразу поймешь, когда он прибудет в город. Смеркалось. Я брел по одной из улиц Балморы, что вела в сторону южных ворот. Хоть воздух и стал прохладнее, нежели днем, сегодняшний вечер здесь не вынуждал меня кутаться в плащ, спасаясь от холода и сырости, как это случалось обычно. Ясный, солнечный полдень, которым я прибыл в город, мягко погружался в колючий полумрак. Бархатное, иссиня-черное покрывало, сверкающее бисером загадочных звезд, медленно и бережно укрывало Балмору. Стражники Дома Хлаалу зажигали факелы и фонари. Дивный вечер. Чудесный. Слишком чудесный для этого серого города, так открыто мною не любимого. Но сегодня я был готов признать: есть в Балморе нечто… необычное. Волшебное. И отталкивающее одновременно. Какое восхитительное и чудовищное противоречие. Это приводило в легкое оцепенение. Будто смотрит на тебя из чарующего полумрака узких улиц кто-то могущественный и опасный, кто знает о тебе все и имеет над тобою власть; смотрит тебе прямо в глаза, а ты не можешь отвести взгляд. Но на самом деле я видел глубже. И пугало меня отнюдь не противоречие. Оно являлось не более, чем следствием. Следствием великих перемен. Ужасных перемен. Перемены — вот что вызывало предательскую, ненавистную дрожь в коленях. Мир менялся, и это отчетливо прослеживалось всюду и во всем: в людях, мерах, в земле, воде и в воздухе. Пусть большая часть населения Морровинда не замечала или не хотела замечать их, но для меня изменения были настолько очевидны, что даже возжелай я всей душой отрицать их явственность, у меня бы не получилось… Чудесный вечер. Дивный вечер. На самом деле, нет ничего хуже, чем слова «ты сам все поймешь». Они придают невыносимой неопределенности происходящему. Находиться в подвешенном состоянии я до ужаса не любил — это не давало сосредоточиться, мешало ясно думать. Мысли начинали путаться. Нужно ждать. Но чего? Скамп, ненавижу ждать! А если что-то уже произошло, а я не углядел? Пропустил? Вдруг какая-то мелкая деталь проскользнула мимо моего внимания? Нет. Исключено. Чувства еще никогда меня не подводили. Отогнав бесполезные сомнения, я свернул в узкий безлюдный переулок. Несколько шагов. Я не сразу понял, что вокруг слишком тихо и пусто. Свист. Яростный, молниеносный свист рассекаемого воздуха где-то сзади, справа. Я узнал его сразу. Мне часто доводилось слышать подобный звук, едва различимый для уха обычных людей и меров. Он — последнее, что слышит заблудившийся путешественник или солдат, попавший в западню. Этот звук — предвестник гибели. Стремительный и беспощадный, как сама Смерть. На сей раз, среди прочих шумов, этот я различил слишком поздно… ********** Три данмера, в грязных черно-коричневых плащах, подпирали стену у входа в какой-то скуумовый притон. Они умело ругались, плевались, пили отвратительное пойло, что разливал здешний трактирщик, хватали шлюх за задницы, в общем, вели себя ничем не лучше и не хуже прочих посетителей сего общественного заведения развлекательного характера. Возможно, даже под шумок приторговывали сахаром. Кто их знает? При нынешнем положении дел активность контрабандистов и наркоторговцев в Морровинде достигла своего апогея. Уровень преступности повышался чуть ли не с каждым днем, увеличиваясь буквально в геометрической прогрессии, разрастаясь, словно корпрусовая опухоль, пуская метастазы все глубже и глубже в кровоточащее, больное тело данмерской страны. А искоренить эту мразь, как бы то ни было печально, вдруг оказалось некому. Все эти непреступные, грозные форты, рассыпанные по Вварденфеллу точно грибы по лесу после осеннего дождя, и заполонившие их не менее грозные легионеры, с ног до головы закованные в стальную броню, лишь выглядели сурово и устрашающе, на деле же представляя собой почти бесполезное явление. Беззаконие и коррупцию такого уровня нельзя подавить или искоренить ни одним известным закону методом. Их необходимо выжигать. Выжигать каленым железом, без малейшей тени сомнения или жалости, без пощады и сострадания, без страха, вместе с кровью и плотью; отрубить пораженную заразой конечность, вырвать с костями и мясом. Лечение здесь бесполезно. Лишь решительные, радикальные меры могут спасти Морровинд. И это понимал лишь один человек во всем Имперском Легионе, представленном на Вварденфелле. Но речь о нем пойдет позже. В какой-то миг троица вдруг резко изменила свое поведение. Данмеры вдруг предельно посерьезнели, оставили кружки, и отошли в сторону, будто их внимание привлекло нечто крайне любопытное. По сути, так оно и было. — Это он? — Вроде, да. — Вроде? — Ну, а ты сам как думаешь? — Думаю, пора. — Идем, иначе прошляпим. Три фигуры накинули капюшоны и скорым шагом удалились, скользнув в грязный переулок за неспешно бредущим седым данмером… Стоп. Седым ли? Судя по всему, они выслеживали его уже ни один час. Чем он был так примечателен? Никто из стоявших возле той таверны не понял, если хоть кто-нибудь вообще его заметил. Ничем. Все в нем было обычно: темная серо-зеленая кочевническая мантия, что носят многие путешественники, пыльные кожаные сапоги, сбитые о тысячи дорог, походная сумка через плечо. Все, кроме волос. Это казалось странным: на вид мер был довольно молод, но его волосы отливали мертвенно-пепельной белизной, отчего-то немного пугающей. В тот момент троица не придала этой мелочи никакого значения. И вот беловолосый данмер и трое его преследователей зашли достаточно глубоко в переулок. — Все тихо? — Да. — Доставай арбалет, скорее. — Готово. — Не уйдет. ********** Его звали Назим. Нищий редгард, вечно слоняющийся по самым грязным закоулками Балморы в едва вменяемом состоянии. Нет, таким он был не всегда. Когда-то, — о, это было очень давно, как ему казалось! — давным-давно, у него были и работа и дом и все остальное, что имел каждый уважающий себя обыватель. Но, как писано в старой притче, Назим возжелал большего — богатства, славы и успеха, что, к слову, обычно не вполне свойственно обывателям. И, как следствие, в виду своего недальновидного ума и обывательской, по сути, природе, он пошел по крайне скользкой дорожке. Связался не с теми людьми, занялся не тем делом и в итоге оказался должен всем, кому только мог. Так всегда и бывает. И теперь господин Назим представлял из себя зрелище весьма жалкое, а все, что осталось от его прежней жизни — драная рубаха, потертые штаны, да имя, данное ему матушкой при рождении. И вот, под вечер, как обычно, он валялся под грудой зловонного мусора, потягивая бутылочку дешевого мацта, невесть где и как раздобытого, и дымя самокруткой. Как вдруг сквозь пелену пьяного дурмана он заметил медленно бредущего данмера с серебристыми волосами. Все бы ничего, но его вид отчего-то заставил Назима приоткрыть заплывшие глаза чуть шире. Не смотря на видавшую виду одежду и накинутый капюшон, лицо незнакомца показалось редгарду… величественным, хоть и выражало крайнюю усталость. Залитый до краев, но по-редгардски острый глаз нищего нельзя было обмануть. Сквозь выцветший походный плащ тело данмера сочилась неоспоримой силой, которая завораживала и пугала одновременно. Каждый его шаг был исполнен уверенностью. Этого мера звали Чародей. В тот же миг Назим понял, что сейчас должно что-то произойти. И вдруг раздался сухой щелчок арбалетного выстрела. Редгард видел, как в воздухе мелькнуло что-то черное, слышал свист рассекаемого воздуха в вечерней тиши. Видел он и то, как едва уловимо для зрения дернулся этот беловолосый мер, но… слишком поздно. Отброшенный мощным ударом арбалетного болта, он рухнул навзничь, успев лишь прижать правую руку к груди. Поблизости раздались шаги. К распластанному на брусчатке телу приближались трое. — Готов? — Да. — Уверен? — Я никогда не промахиваюсь. — Проверь его. Троица оказалась совсем рядом. Один из данмеров наклонился над телом, но его пальцы не успели коснуться серой кожи Чародея. Рука, что, казалось, тщилась закрыть смертельную рану, в последней отчаянной попытке удержать душу в остывающем теле, медленно откинулась в сторону, раскрывая ладонь и демонстрируя пойманный болт. Зрачки наклонившегося данмера расширились от удивления, но он так и не понял, что произошло. Кулак беловолосого эльфа угодил ему точно в подбородок, сломав челюсть и шею. Удар был такой силы, что отбросил несчастного на несколько шагов назад, скомкав его тело, будто того сбило тараном. Чародей одним мощным рывком оказался на ногах еще до того, как оставшиеся двое смекнули, что к чему. Назим наблюдал за происходящим чуть дыша. Он первым понял, что трое нападавших были обречены с самого начала.