Эмили

      Яркий свет бил в глаза. Раздражал их. Несколько мгновений потребовалось, чтобы разглядеть контуры окружающего. Белые стены, белая кровать, белая тумбочка, белый пол... нет - это не рай. Это больница, в палате которой я лежала одна. После попытки приподняться, чтобы получше разглядеть помещение и понять обстановку, тело заныло, в голове отозвалась резкая режущая боль. За секунду я вспомнила все события прошлого дня. Или позапрошлого... Интересно, сколько я здесь? - Эмили! - всхлипнула зашедшая женщина со светло-голубыми глазами и редкой проседью, которая, казалось, только украшала ее. - Мама! - мои руки крепко обхватили талию вошедшей. После недолгого молчания я спросила, - Как долго ты меня ждешь? Что со мной? - Успокойся, детка. Ничего серьезного, - улыбнулась та в ответ. - Тебя сейчас выпишут. Правда, доктор? - Ну, - пробурчал запыхавшийся толстяк, держась за дверь и переводя дух, - не сейчас, конечно. Но скоро. Завтра, - уточнил он. Обрадованная мать поцеловала меня и была готова сделать это и с доктором, но, вовремя опомнившись, пожала ему руку. Через 30 минут я снова осталась одна. Встреча с матерью успокоила меня и усмирила мою память. На душе стало спокойно, и ужасные события прошлого канули в небытие. Дневной сон был прописан мне тем толстяком, но глаза не хотели закрываться, как объекты, окружавшие меня, не хотели погружаться в кромешную тьму. Пролежав так с минуту, я встала и начала бродить по узким коридорам больницы. Пройдя мимо общих палат, набитых матерями и детьми лет от 5 и больше, я чуть не стукнулась о дверь, которая только что неожиданно распахнулась прямо перед самым носом. Из нее стремглав выбежал раскрасневшийся мальчик. За ним последовала пара докторов и пухлая медсестра, неторопливо передвигавшаяся, придерживая какой-то еще не раскрытый шприц в правой руке. Было понятно, что последняя - единственная сохранявшая спокойствие и невозмутимый вид - уже привыкла к таким выходкам в отличие от врачей, которым, судя по их озверевшим лицам, все это надоело. - Степан! Остановись и успокойся! Это же будто комарик укусит Ну да. Знаю я, как он укусит. Если бы вы продолжали мне вкалывать эту дребедень каждый день, то я бы наверное сдох от боли раньше чем от болезни. Эти мысли пронеслись моей голове.Наверное, нелегко ему.Поразмыслив немного, я пошла на экскурсию по больнице. Согласна, интересного мало, но что ещё делать? Забравшись на этаж повыше, я увидела золотую табличку: «Дети, требующие особого внимания». Наверное, так они называли тяжелобольных. Я спросила у медсестры, сидевшей за столом у стеклянной двери в темный коридор: - Почему бы вам не повесить надпись с заболеваниями? Так же намного проще. - Но дети тоже умеют читать, - произнесла она, улыбаясь.       Действительно, какой прок в том, что они узнают свои болезни? Точнее названия болезней. - Факт в том, что они не так хорошо разбираются во всём этом, - продолжила собеседница. - Но отчётливо понимают, что с ними происходит нечто необычное, - последнее слово она выделила. – Понимаете о чём я? Я кивнула. - Не хотите зайти? - Вы откроете дверь? - Она никогда не закрывалась, - та же нежная улыбка.        Мы вошли в светлый коридор – не белый, – а яркий, пропитанный множеством оттенков, составляющих своеобразные рисунки. Справа и слева от меня шли бесконечные двери, изрисованные красками, фломастерами, карандашами и даже ручками. На стенах каждый ребёнок оставил маленькую частичку себя. Всё переключало меня на позитивный настрой. Неожиданно, до меня дотронулось какое-то хрупкое существо, предварительно пискнув. - Сестленка, пойдем поиглаем. Я взглянула на остановившуюся со мной медсестру. Та кивнула. - Ну пойдем, - улыбнулась я. Девочка взяла меня за руку и повела в холл. Всё это время я невольно смотрела на её голову: на затылке не было волос и виднелся уже немного заживший шрам. Как ей удаётся сохранять желание играть после пережитых операций?! В холле мы встретились с детьми разного возраста. Все играли между собой. Девочка подбежала к водившему машинку мальчику и начала изображать из себя офицера полиции. Нечто странное было в их игре - действия шли без звука. Девочка показывала мальчику скрещивающиеся ладони - машинка останавливалась; девочка крутила указательным пальцем - машинка разворачивалась. Один раз девочка показала "водителю" новый знак. Мальчик вопросительно посмотрел на неё, но шевельнуть губами не осмелился. Тогда "офицер" забрал машинку и показала мальчику, как нужно с ней обращаться в данной ситуации. Мальчик кивнул, а девочка, возвращая игрушку, сказала: "Пожалуйста". - Шон глухой, - пояснила она мне. - Но не смотря на это мы поженимся. После этого она подошла к Шону, обхватила пальцем его мизинец и поцеловала в лоб. Тот удивлённо посмотрел на неё и, краснея, отвел взгляд на свою машинку. Мизинца он не разжал. Я провела с ними целый день. На следующее утро, как и обещалось, меня выписали из больницы. Больницы... Я не стала будить малышей, чтобы попрощаться. Надо сказать, это было мое эгоистическое желание: я не смогла бы их оставить, увидь я их ещё раз. В глазах и так стояли слёзы. Я написала им записку, что буду навещать их. Буду! Буду навещать, следовательно прощаться не за чем! Не за чем нам прощаться...