Людской маяк

Ночь поднималась от земли. Рассвет сменялся закатом, ветер – дождем. День растягивался, заполняя собой проблески давно утерянного и уже несбыточного, оставляя за собой только одно – мольбу. На двенадцатый день началась жатва. Дистрикт наполнила тишина, которой не было уже многие годы. Детей собирали молча – вплетали в косы обереги и молитвы, расправляли белоснежные рубашки, целовали сжатые ладони и скрюченные пальцы. Смерть прошлого затронула немногие дома. Несколько десятков на всю деревню, но люди проявили сочувствие – ни за одним окном не звучал смех. Они голосовали, не отдавая отчета, ведомые внутренней клокочущей местью, и сейчас столкнулись с тем, что совершили. Что натворили, отправляя детей своих же соседей на пепелище. - Меня выберут? Далия спокойно вглядывается в отражение в зеркале, не позволяя себе замечать дрожь в руках матери, когда она застегивает молнию на новом хлопковом платье. Девочка не дает себе видеть, как мама жмурится от вопроса и тотчас хватается за спасительную соломинку – волнами расправляет мягкие волосы дочери и целует ее в макушку. - Не говори глупостей, милая. Далия оборачивается, и Эффи приседает, протягивая ладонь к ее щеке. Женщина выдавливает улыбку, заправляет спавшую прядь, и замирает, едва слова дочери повисают в воздухе. - Вы будете со мной? - Всегда. Девочка медленно выдыхает и закрывает глаза. Она знала – домой сегодня ей вернуться не суждено. - Не отпускай меня, мама. До самого конца.

***

-Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте. Эффи тихо шепчет слова, до боли знакомые и врезавшиеся в память каленым железом. Рядом стоящие люди поглядывают на нее, и бывшая сопровождающая понимает, что сегодня они предпочли бы видеть ее на этой сцене. Они научились видеть в ней не Эффи Бряк – женщину, ежегодно забирающую детей. Они смогли разглядеть в капитолийке такую же мать и любящую жену. Все знают - она давно не палач, и взгляд ее метается от лица к лицу, отыскивая родную фигуру. В самом страшном сне Эффи не могла бы представить, что будет стоять по другую сторону ада, что однажды она поймет тех женщин и мужчин, что смотрели на нее с неприкрытой ненавистью. Теперь она и сама ненавидит. До боли в висках, до сломанных костей, до скрежета и рвущегося наружу рокота. Эта девка на помосте отберет ее ребенка – загонит на смерть без тени сожаления и поаплодирует в конце, улыбаясь напропалую. Эффи ненавидит ее и ненавидит себя. Зная, что прибывшая из Капитолия девушка не виновата. Но именно ее рука опускается в стеклянный шар после непродолжительной речи. - Дамы вперед. Капитолийка повторяет заученные слова, которые стали регламентом после Эффи. Бряк умела говорить так ярко и живо, что в каждом жителе просыпалась животная неприязнь, и эта юная девочка идет по выверенному пути, скандируя за своим прошлым идолом. Имя Эффи знали в Капитолии по разным причинам. Прожженные революцией называли ее глупенькой перебежчицей, не имея ни малейшего представления, что на самом деле делала женщина. Кто-то грубо отзывался о ней, связывая ее с постелью пьяницы Эбернети. Другие отдавали ей дань уважения, признавая смелость и силу, которую она проявила в войне. Для остальных она оставалась всё той же Дивой – иконой, сумевшей оставить при себе красоту даже после бомбежки. Девочка на помосте достает листок и Эффи хватает одного брошенного взгляда сопровождающей в ее сторону, чтобы понять, чье имя записано на карточке. Она громко кричит, сильные руки обхватывают ее сзади и не дают сдвинуться с места, пока капитолийка читает имя. -Далия Эбернети.