"Я - кто?! Сенсей?": Изменяющий судьбы (Книга 2)

А вот это Собакина задело за живое, хоть он и удержал лицо. Еще бы, он же мнит себя допущенным во все тайны, а я ему так ощутимо по носу щелкнул. — Я элитный джонин и бывший капитан АНБУ, — надменно процедил Хатаке, с неприязнью глядя на меня, — Третий дал мне максимальный допуск… — Третий давно мертв, — спокойно парировал я. — Да и вы уже не первый год не капитан АНБУ, и какой там у вас допуск, я не знаю. Никаких бумажных подтверждений не видел и от Цунаде-самы ничего не слышал. Будет бумага — будут сведения, нет бумаги — нет информации. Конечно же, Хатаке после моих слов долго фонтанировал возмущением, злостью, и (ну надо же!) он искренне оскорбился на такой ответ! Хотя морду состроил невозмутимого кирпича. А затем, покрутившись и не сдержавши чувств, ушел в каюту, бросив презрительный взгляд. Меня особенно сильно рассмешила исходящая от взрослого мужика детская обида. Я нечто похожее, бывало, от Наруто чувствовал, когда тот дулся на необоснованные, как ему казалось, запреты. Например, не есть упавшие на пол яблоки, не помыв их. Разумеется, даже будь у Хатаке наивысший доступ, я бы один хрен ему ничего не сказал, потому что дела моего клана его не касаются. Но тогда ему не было бы так обидно, как сейчас, когда я ему прямым текстом сказал, что он рылом не вышел. В смысле, не пользуется доверием начальства, не допущен до тайн да и вообще не пойми кто. Про годы сказал за тем же самым — чтобы намекнуть, что он уже боги знает сколько времени перестал быть большим начальником и вообще не пойми чем занимался. Именно это я и объяснил Наруто под техникой «от ушей» (так мы в шутку называли антипрослушку), после того, как тот отозвал дельфина. Радиус техники был достаточно большим, чтобы в него попал Саске, облокотившийся на фальшборт рядом с нами. А так как я не попросил его уйти, он остался на месте. Мне нужно было его присутствие. — Наруто, ты будущий глава клана Узумаки, — объяснял я. — Неважно, кто перед тобой — джонин, капитан твоей команды, да хоть сама Хокаге. Дела твоего клана и тем более нашей семьи их не касаются, пока они не пересекаются с интересами Деревни, и даже тогда твоя задача состоит в том, чтобы защитить свои, — я выделил это слово голосом, — интересы. Саске заинтересованно покосился на словах «нашей семьи». — Но он же… — робко заговорил мелкий. Я перебил:  — Еще раз повторю — свои интересы. У нас, клановых шиноби, есть права и клановые привилегии, которые мы и наши предки заслужили потом и кровью, храбростью на поле боя, деловой хваткой вне его, а также деньгами, техниками и другими ресурсами в мирное время. Ты всегда должен помнить о них и, если надо, использовать к своей выгоде. И это не будет наглостью, этого не надо стесняться, это твое по праву! Наруто взглянул на меня не скрывая сомнений. — А если это покажется кому-то наглостью, или даже если оно будет ею… Твой клан, твоя семья важнее мнения каких-то посторонних. Так ведь, Саске-кун? Учиха согласно кивнул, может быть, немного поспешно. Для него все это было очевидными, прописными истинами. И все равно я видел, что Наруто колеблется, ведь до меня ему внушали совсем иные ориентиры, и даже авторитет Саске большой роли не сыграл. — Он ведь ничего такого не спросил, — медленно пожав плечами, проговорил Наруто, но после моего взгляда уныло протянул: — Да я понимаю… Дела семьи — это дела семьи. Мне же было очевидно, что нет, не понимает до конца. — На нас уже косятся, — неуютно передернул плечами Узумаки. Саске фыркнул и ушел, видимо, решив, что ничего интересного он больше не услышит. Видя реакцию мелкого, я убеждал себя: «У меня достаточно здравомыслия, чтобы не выбирать безнадежных битв: я объясню ему это еще раз, позже и другими словами, когда на нас не будут пялиться любопытные. Пока мне хватит и того, что он здесь и сейчас смог осознать, прочувствовать, дополнить что-то новое в своей картине мира». Но учительский характер взял вверх, и я не стерпел: — Погоди, Наруто, — я накрыл ладонью последнюю из серии печать, которую сложил Узумаки, чтобы помешать снять купол. — Какаши капитан нашей команды, не отрицаю этого факта, но это не значит, что ты должен раскрывать ему детали миссии, на которой его не было и которая его никак не касается. Раскрывая даже малозначимую информацию другим людям, ты ставишь в опасность и меня, и себя. Например, сегодня Хатаке и куча гражданских, которых мы при всём желании не можем заткнуть, узнали, что у главы клана Умино до недавнего времени даже не было фамильного призыва, а это важная информация, которая может выйти нам обоим боком… Беззвучно ойкнув, мелкий сделал поклон. — Извини, Ирука, — выпалил он. — Извиняю, — вздохнул я. — Но старайся больше так не делать. «Думаешь, а потом говоришь», — напомнил я, — не наоборот. После того разговора Наруто еще долго задумчиво морщил лоб, явно вспоминая, что и где он мог сболтнуть лишнего. Не сомневаюсь, что как в посмертно оставленном мною мире, так и в этом нашлись бы прекраснодушные идиоты или подлецы, которые завопили бы, что вот не надо делать из парня эгоиста! Это нехорошо, аморально и прочее бла-бла-бла! И вообще, в манге он смог объединить других своим примером и спасти мир только потому, что весь такой открытый, откровенный и готов жертвовать собой! Ага, знаем мы это «быть добрым и щедрым хорошо», только никто не уточняет, «кому именно от этого хорошо». Уж точно не обладателю этих качеств. Нахер! Вот просто пусть идут нахер колоннами по двое! У нас тут не шоколадно-ванильная манга для подростков, а Игра Престолов в псевдояпонском и шинобском варианте. Здесь слепо доверять посторонним опасно для жизни. И я так рисковать не буду. Не к месту и не ко времени сказанные слова здесь и сейчас могут привести меня и Наруто в могилу. Так что быть честными и открытыми парнями и бороться за все хорошее — пожалуйста, но… Сами. Все сами. Без меня и без Наруто. Я хочу жить долго и счастливо и пацану того же желаю. Позже я предложил Наруто почитать со мной сценарий «Несчастной принцессы», на что получил отказ и праведное возмущение на тему спойлеров. Похихикав и тяжко вздохнув, я принялся за чтение и неожиданно залип. Зачитался настолько, что просидел в коридоре под керосиновой лампой до самого рассвета, а вернувшись в каюту, попытался выключить солнечный свет из иллюминатора выключателем. В каютах, из-за их небольшого размера и многоярусных «кроватей»-гамаков, были тусклые электрические лампочки под самым потолком, а в коридоре крепкие керосиновые лампы, подвешенные на разноцветных карабинах, словно взятых из снаряжения скалолаза или промышленного альпиниста. Какаши, конечно, бурчал, что я завалился спать днем, но он сам не знал, чем себя занять. Да и формально попенять мне все равно было нечем. Пост сдал — пост принял. Опасности нет, так почему бы и не поспать? А Хатаке, похоже, бесился из-за вчерашнего и потому что сценарий попросить почитать ему гордость не позволяла, а делать все равно нечего. Ну и пусть себе страдает. Ему полезно. На рассвете третьего дня заметно похолодало. Пар изо рта стал гуще, начали попадаться крупные льдины и одиночные «враги Титаника», проплывающие дальше, в море. После легкой тренировки Наруто носился по палубе, выдыхая клубы пара и изображая пароход, который, обогнав нас, подозрительно медленно обошел крупный айсберг и скрылся за ним. Поначалу показавшаяся мне средним по размеру куском льда, белая гора, приближаясь, росла и росла, пока не сравнялась размером с небольшим островом, где бы с удобством разместилась рыбацкая деревушка семей эдак на пять-семь. — Ирука, а почему… Но вопрос я так и не услышал: парень из «вороньего гнезда» очухался и наконец заметил помеху. Хорошо, что наша посудина не Титаником зовется! Среди массивных льдин мне слегка не по себе, ведь наш кораблик вообще-то — деревянный парусник. Да, тут такое забавное смешение нового со старым: генератор, электродвигатель, электричество… но они мало используются при местном каботаже*. Кстати, ни то ни другое новым не выглядит. Я бы даже сказал, имеет хорошо различимые следы колхозного ремонта. Конечно, парусное оснащение довольно совершенное и удобное в использовании, но почему такая странная остановка на полпути к нормальным кораблям? Такое ощущение, будто все это было каким-то паллиативом*, временным решением, которое вдруг стало постоянным. Я думал, мы обойдем эту глыбу и продолжим путь, но Синдо перевозбудился и решил, что айсберг — это отличное место для съемок. Но что-то я такого эпизода в сценарии не припомню. Он его на ходу придумал? И хотя хозяин-барин, прежде чем вылезти, я попросил обождать с высадкой, чтобы проверить льдину. Эта гора мутно-голубого с белесыми вкраплениями цвета казалась мне слишком подозрительной, местами даже искусственной, но зуд в пятой точке к делу не пришьешь. Я просто не мог объяснить, что меня здесь не устраивает. — Что вы собираетесь делать, Ирука-сан? — недовольно спросил Хатаке. — Проверить, нет ли здесь крупных трещин. Если утопим оборудование... — улыбнувшись, я развел руками и, словно деревенщина, произнес: — Ки́на не будет. Естественно, его собачество ничего делать не стало — не царское это дело. «Остров» я чуть ли не обнюхал — ничего. К моему сожалению, глыба рассыпаться не собиралась, и мне пришлось давать добро на высадку. Съемки на айсберге неожиданно затянулись. Первый день ушел только на то, чтобы расставить оборудование, положить рельс для громоздкой камеры и скрутить подъемник для режиссера, с которого тот контролировал процесс. А уж неудачных дублей, не того времени суток для кадра и других неподходящих условий — не счесть. Один день мы вообще нос наружу не высовывали из-за сильного снегопада. К счастью, сцена уже была другая, так что расчищать снег «как было вчера» не придется. А то зная Синдо (режиссера) и его педантичность по отношению к деталям, ему в голову вполне могла прийти такая мысль! Тем вечером я долго и бездумно пялился в темный провал неба, стоя на палубе, пока вниз, в каюты, меня не утащил Наруто, бурчащий, что я так простужусь, заболею и обязательно умру. Сейчас, сидя около иллюминатора и прилипнув щекой к холодному стеклу, я наблюдал за крупными хлопьями, быстро исчезающими в матово-черном море. Если не смотреть на воду, начинало казаться, что ты поднимаешься вверх, в эти темные небеса без единой звездочки. А еще я думал, что это должно быть чудно — Умино, выходец с побережья тропического моря, который любит снег и холод. Наруто же моих восторгов не разделял, и после первой игры в снежки он решил, что ему больше нравилось сидеть в тепле и уюте, закутавшись в пуховое одеяло до самого носа и слушать рассказы, наблюдая за мной через огонек свечи. Его Нара покусал, что ли? — «Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба, заволокла и деревья, и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает. Испугалась тогда мачехина дочка…» — Она уснула, — заговорщически прошептал Узумаки, — Ирука. Уснула. Опустив руку к боку девочки, я передал ей чакры и снова сел к «окну», рассказывать сказку про двенадцать месяцев. Знаю, что это медвежья услуга, но смотреть, как вялая Харуно кутается в плащ и подозрительно пошмыгивает носом, дрожа как осиновый лист, ни у меня, ни у Наруто нет никакого желания. Уже в дороге Сакура поняла, какую глупость совершила, выбрав себе гардероб на эту миссию — «чтоб красиво», а не «тепло и комфортно», но делала вид, что все в полном порядке. Упертая ослица! Это додуматься надо, зимой носить топ с открытыми плечами и животом! Да, она кокетливо прикрывала голое пузо и плечи теплым плащом типа пончо… но где плащ, а где куртка?! И в теплом климате Конохи это бы даже прокатило, но мы-то не дома, да и мороз в море ощущается острее, чем на суше, из-за высокой влажности и ветров. Кто-то может напомнить, что шиноби в принципе легче переносят жару и холод, но это потому, что мы обогреваемся чакрой. Это идет у нас на уровне инстинктов и защитных реакций. Некоторые, из-за этой особенности зимой и летом одним «цветом», предпочитая удобное теплому. Но Сакура не джонин, чтобы ради удобства пренебрегать защитой от холода, и резерв у нее мизерный для такого пафосного превозмогания. Кому как не ей каждую кроху экономить? Взрослому шиноби позволительно просадить часть чакры на обогрев, если он начнет подмерзать, что особенно актуально во время слежки или засад. Из-за интенсивного оттока чакры Харуно становилась вялой, если надолго отлучалась от печки, даже иногда покашливала, но неизменно отказывалась от помощи, показывая, какая она самостоятельная и взрослая. А ничего, что даже Хатаке с шарфиком ходит и в теплой обуви, не? Все равно «назло маме отморожу уши»? А печать Наруто — это лишь усиление естественной терморегуляции. Да к тому же печать на Наруто явно рассчитана на него и пережигает резерв Сакуры меньше чем за сутки. Если мелкий сам не осознает, что с его творением что-то не так, я ему на это укажу. Потом. А то если сейчас об этом ляпнуть, то он получит в лицо от Розовой, попытавшись извиниться за просчёт. А еще это испортит впечатление, которое Узумаки произвел на нее своим фуин талантом. Впрочем, обошлось. Наруто сам осознал косяк и после незапланированного купания Сакуры в ледяном море (сама как-то умудрилась свалиться, никто не помогал) сказал ей, что долго носить печать-обогрева нельзя. А потом Сакуре нашли и на скорую руку перешили нормальную теплую одежду в костюмерной. В следующий раз будет умнее. Наверное… Целую неделю на айсберге-острове ничего не происходило, и я начал задумываться о том, что мне померещилось чужое присутствие. Как оказалось, не показалось! Напали на нас в седьмой день съемок, даже дали пообедать. Вежливые, сволочи!