"Я - кто?! Сенсей?": Изменяющий судьбы (Книга 2)

Мастер Нобу не верит в своего помощника, потому прямо над двигателем схема для дураков под стеклом, привинченная к стене на четыре шурупа. Не совсем привычные обозначения, но я понял, что двигателей у нас тут два. Один слабый, второй помощнее. И что внимательнее всего нужно относиться к малому зубчатому колесу и еще парочке проблем в других местах. Но колесо явно приоритетнее, потому что первое в списке и даже имеет схематичный рисунок. — Что может быть естественнее, чем вот эта тонкая сломавшаяся шестеренка размером с ладонь, которая раскрошится от нагрузки и своими осколками засорит весь механизм? Мы идем экономичным ходом, поэтому я порчу сначала шестерню одного двигателя, а затем, быстро переключаясь, второго. Мне не нужны осечки. Пока клон ищет в ящичках запасные детали и портит их, я затыкаю в сопла с маслом зубочистки со стола Нобу, которые тот так любит держать в зубах, и размещаю сзади шестерней миниатюрные печати, размером с половину спичечного коробка, сделанные на коленке. Ну все, дело сделано, остается только ждать. Приходит старший механик, делится новостями о том, что криворукий кок наконец-то сумел правильно приготовить мясо. Я поддакиваю, пожимаю плечами и всячески развожу его на дальнейшую болтовню. — …а тут еще придурочные шиноби в броне… — сокрушается Нобу, эмоционально размахивая руками. — Чует мое сердце, ничем хорошим это не кончится. Мой улучшенный слух подтверждает слова старикана — я слышу тонкий треск и звон разлетевшегося металла. Промороженная и посеченная кунаем деталь треснула. Я стою дальше от механизма, чем Нобу, рядом шумят движки. Он ничего не заметил. Пока. Уже через пару минут обломки шестерни и распечатанный по жесту-печати мелкий мусор заполонят весь двигатель, и его придется останавливать и разбирать. А вот и долгожданные непонятные свисты. Стармех заозирался. — Что-то не так, Нобу-сама?! — играя встревоженность, вскакиваю с места. — Я проверял, все было в порядке! — Не мельтеши! — раздраженно морщится Нобу. — Кажется, я что-то слышал… — неуверенно тянет механик, зло и подозрительно поглядывая на меня. Как на оболтуса, который опять что-то испоганил. — Это не я! — изобразить испуг сложнее, потому просто склоняю голову, слегка вжимая ее в плечи, будто ожидаю подзатыльника. Раздается звон и треск. Я тщательно изображаю квадратные глаза и подправляю иллюзию, становясь бледнее. — М-м-мастер-сама? Что может быть естественнее полуобморочного состояния новичка, когда вверенное имущество ломается на глазах начальства? Через какое-то время звук повторяется. За ним следует скрип, потом снова звон и череда громких хлопков, воздух начинает пахнуть раскаленным металлом и чем-то химически жженым. Витиевато выругавшись, старший механик связывается с мостиком и говорит о поломке и необходимости экстренной остановки. Капитан Тетсуо явно недоволен и допытывается, нельзя ли наплевать на все и долететь до дворца и ремонтировать уже там. Основной аргумент — Господин Дото будет Недоволен. Да, именно так, все с большой буквы. «Дед» одновременно ругается на остолопов, которые подсунули партию бракованных деталей, и просит прощения за то, что проглядел ее. Долго извиняется, но ничего сделать не может… Это он зря. Бесплатный цирк — это всегда хорошо. Я готов долго и с удовольствием смотреть на пунцовое от гнева лицо Нобу, его извинения, слушать ругань капитана и творящуюся сверху суету. К сожалению, цирк скоро прекращается, и начинается работа. Чтобы дирижабль не снесло ветром куда не надо, мы пришвартовались. Стерва с крыльями слетала вниз, закрепила якорь и в одиночку умело осуществила швартовку. Мы остановились на ремонт, и мне приходится пахать, как и всем остальным. Обидно. Впрочем, у меня должно получиться. Какаши знает, где столица страны Снега, а даже если и забыл, то рядом с ним куча добровольных проводников. Дирижабль по-любому застрял тут надолго, так что у них есть шанс успеть вовремя. Принцесса нужна Дото живой. Иначе его шиноби убили бы ее вместе со мной. Первоначально ледяных ежей бросали на поражение, но потом, когда Коюки была у меня на руках, стали пытаться задержать, а не убить. Я покрутил мысль о ликвидации правителя Снега и отбросил… Увы, не получится. Его слишком хорошо охраняют, и тот черный доспех, если я правильно понял, тоже может стать проблемой. Блин, Штирлиц никогда не был так близок к провалу. Совместный труд — задалбывает. Особенно когда приходится отыгрывать роль не пойми кого. Хорошо еще, что Такео был больше принеси-подай-пошел-вон. Ну, еще открути, закрути, подержи и так далее. У меня встал выбор — травим еду, заменяем принцессу на клона и тихонько валим, или я и дальше изображаю помощника механика… Как-то слишком рискованно получается. Ну, что же. Придется спасать нашу актрису. Надеюсь, мне за это хоть премию дадут. Я отошел в туалет. На рабочее место вернулся уже клон. Как ни смешно, но запертую в местном карцере принцессу никто не охранял, так что я спокойно вскрыл замок и подошел к дремлющей девушке. «Мне же легче. — подумал я, создав еще пару клонов. — Один из них под хенге подменит принцессу. Второй должен изобразить Какуйоку Фубуки. Их задача проста — устроить раздор и перевести стрелки. Клоны начнут представление, только когда я и Коюки отсюда уберемся, а для этого мне нужно сначала ее украсть». Когда Коюки притихла в моих руках, боясь пошевелиться от ужаса, я понял, что просчитался: вдвоем обратным призывом не уйти, у меня силенок не хватит. Просто вылетело из головы, что телепорт в земли суммонов штука специфическая, а не универсальная, как трансгрессия у магов Роулинг. Представим, что на перемещение в мир призыва мне нужно пятьдесят единиц чакры и еще столько же, если у меня будет попутчик, а мой резерв что-то около восьмидесяти пяти — девяноста единиц. Можно подумать, что чакропилюля решила бы мою проблему, но это не так. Пилюля увеличивает восполнение резерва, а не сам резерв. Я могу съесть сколько угодно пилюль, но объем, который мне доступен одномоментно, останется прежним. Да и не знаю я на самом деле, сколько чакры будет потрачено на переход вдвоем. И пока не узнаю — лучше даже не пытаться. На ходу корректируя план, я потащил упирающуюся Коюки к двери сбоку от ее камеры. — Замолкни, — потребовал я, не убирая руки, зажавшей рот принцессы. — Я не убить тебя собираюсь, а спасти. Холодный воздух ожег лицо, после парилки машинного здесь было особенно холодно. Если бы не «Убийца», я бы не смог так спокойно смотреть на приближающуюся землю и обязательно бы оглянулся на расцветающий на боку дирижабля огненный «цветок». Еще одна диверсия для отвлечения внимания. И точно бы не стал прыгать с самодельным парашютом из куска плотного брезента, который лишь немного притормозил наше падение. Еще когда я находился в воздухе, пришло воспоминание клона под личиной Какуйоку Фубуки. Он изображал побег с принцессой с другой стороны гондолы несколькими мгновениями раньше. Клон ударом кулака в горло заставил замолчать какого-то бедолагу из экипажа дирижабля, потом ткнул его кунаем, но аккуратно, не насмерть, позволив тому притвориться мертвым. Клон сумел поймать воздушный поток и спланировать достаточно далеко, разбившись среди густых елей, далеко внизу. Там, где никто этого не увидел. Тяжело искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Спуск с дирижабля вышел не особо удачным, я упал туда, куда планировал, но на спину, смягчая удар для вырывающейся Казахана Коюки, а потом ее еще и догонять пришлось, успевая при этом гонять лечебную чакру по ушибленному копчику. — Стой! — крикнул ей и прошипел по-русски: — С-сука! Она не послушалась, пришлось сбивать ее с ног метким ударом снежка в затылок, а затем запечатывать брезент и подбирать копошащееся на снегу тело. Упала она больше от неожиданности и потери равновесия, чем от силы удара. Снежок был лишь чуть-чуть укреплен чакрой. Пока тихо матерящийся клон орудовал еловой веткой, заравнивая место падения и следы принцессы, пропахавшей снег, как перепуганный лось, я добрался до Коюки. — Пусти! Я буду кричать! — очухалась она. Подняв актрису за шиворот, я процедил сквозь зубы: — Скажи честно, тебе жить надоело? Держи. Можешь прямо тут убиться, — сунул ей под нос кунай, чтоб нагнать страху. — Мне так гораздо проще будет. Придушенная Коюки что-то испуганно пробормотала, что я посчитал похожим на «не хочу». Держась елей, растущих на склонах, мы плелись вниз. Это было испытание для моих нервов на прочность куда большим, чем спуск с дирижабля. Мне приходилось контролировать каждый шаг принцессы, чтобы Казахана не стала очередным Мистером Зеленые Сапоги, который так и остался на «Эвересте». Потемнело резко, пошел легкий снежок, а небо заволокло, как перед грозой. — Скоро начнется снегопад. — рассеяно заметила Коюки, сидя у меня на закорках. Терпение лопнуло заравнивать следы двоих. Не желая ей отвечать, проворчал что-то бессвязное. Мне ее придушить хотелось за те непередаваемые мгновения шевелящихся на загривке волос. Нас ведь из-за её дури легко могли заметить и отвлечься от той стороны, куда улетел клон. — Снег будет идти весь день и всю ночь… или два-три дня. — продолжила Казахана, крепче вцепляясь в мой воротник. Скрипнув зубами, я начал сканировать свистом скалы, чтоб найти достаточно крупную расселину и переждать в ней непогоду. Такая нашлась ниже по склону. Широкая трещина в горной породе соединялась с крохотной пещерой из двух залов, символически отделенных друг от друга сросшимися сталактитами и сталагмитами, похожими на ширму. Во втором «зале» толком развернуться было негде из-за низкого потолка, да и ям там было значительно больше. К сожалению, погода была такая, что искать что-то другое было бы безумием. Я-то еще туда-сюда, могу и выжить, а вот принцесса точно дуба даст. И так уже носом хлюпает. — Переждем здесь. Попрошу вас обойтись без глупостей, Казахана-сан. Сейчас все предельно серьезно, и ваша жизнь зависит от того, насколько точно вы будете следовать моим инструкциям. Коюки нехотя слезла, принявшись осматривать пещеру, при этом постоянно оглядываясь, будто тут можно было потеряться. «Боги, у меня кухня больше этой пещеры! Просто перестань пялиться на меня, как на спасательный круг!» Проглотив половинку пилюли, я призвал краба, чтобы тот ответил мне на пару вопросов и передал послание Наруто, как он тогда мне. Послание он передать согласился, а вот мои вопросы его смутили. Никому раньше в голову не приходило притащить не-шиноби обратным призывом, и таких тонкостей процесса никто ему не объяснил. Он взял время на посовещаться и попросил призвать его через час. Так и сделали. Пол первой от входа пещеры был достаточно ровным, но я всё же срубил водяным лезвием самые крупные бугры и принялся обустраивать лагерь. Коюки на все манипуляции смотрела с искренним интересом ребенка, попавшего на экскурсию в мастерскую. Разве что не «почемучкала» и не отвлекала. Палатка у меня была одна. И вроде бы я много чего в свитках запечатал, но для зимовки в экстремальных условиях этого «много чего» совершенно не хватало. Поначалу я хотел уступить Казахана палатку целиком, но это было до того, как она стала еще и покашливать, дрожать и тереть плечи, тяжело с хрипом дыша. В какой-то момент она даже потеряла сознание. На мой дилетантский взгляд Коюки замерзала, а согреть ее было нечем. Костер в маленькой пещере быстрее угарным газом отравит, чем согреет, если же не закрыть вход, то разжечь костер просто не получится. Горелки надолго не хватит, и сидеть придется в темноте. Впрочем, это может и не понадобиться. Ровно через шестьдесят минут с момента нашего разговора я снова призвал краба. Со слов зверя выходило, что обратным призывом мне с принцессой не уйти, только в одиночку, и вообще я был немного не прав в расчетах. На перенос меня и Коюки мне бы потребовалось чакры как на перенос четверых шиноби. Почему так много? Во-первых, Коюки не шиноби, своей чакры у нее совсем мало, значит, стоимость переноса уже как у двух шиноби. Во-вторых, она не контрактник, что означает дополнительный расход чакры. Тоже моей. В-третьих, нас двое и перенос должен быть жестко синхронизирован. В-четвертых, я сам вообще-то тоже должен уйти обратным призывом. Если совсем грубо, то Коюки будет жрать чакру на свой перенос за троих, и при этом есть риск, что ее выкинет куда-нибудь во время перемещения, если я буду невнимателен. А в своем нынешнем состоянии я это просто не потяну. Это тебе не трансгрессия из Гарри Поттера, я после этого «заклинания» в лучшем случае буду пуст, даже если выполню его с полным резервом. А его у меня сейчас в лучшем случае половина наберется. И это самый оптимистичный прогноз. Я сильно потратился на дирижабле и во время спуска, да и сейчас греться как-то надо. Если же я попытаюсь перенести одну Коюки, то принцессу может выкинуть к «ее призыву», а не к крабам, что равносильно смерти для обычного человека. Мало ли где обитает зверье, к которому у Коюки душа лежит. Короче, до утра придется ждать здесь, призвать завтра краба, чтобы получить от него подтверждение, что я с Коюки сможем безопасно перенестись в мир призыва и нас будет кому призвать обратно. И только после этого я рискну использовать технику. Краб уверил, что завтра он сможет достать печать, которая может перенести человека без чакры. И если мы найдем место, чтобы отогреться, восстановить чакру и сделать нужную печать, то можно будет попробовать. Будем ждать ответа от Наруто. Если крабы до него достучатся — можем попробовать. Ну, а пока надо переждать ночь и выбираться отсюда к жилью, еде и теплу. На этой ноте призыв нас покинул, не забыв в который уже раз пожаловаться на холод. Да-да, а мы тут, блин, загораем! Пока я думал, как быть, Коюки сама отыскала выход: прижалась ко мне, вроде бы даже задремала, приобняв за пояс и положив голову на мягкий валик внизу чуунинского жилета, пока я настороженно вглядывался в темноту через прозрачное пластиковое окошко «двери». Что-то меня в поведении Казахана царапнуло, но я не почувствовал в этом угрозы и просто забил. Вздохнув, я снял куртку, которую, под едкие комментарии Какаши, носил поверх форменного жилета, и накрыл ею плечи принцессы. А между тем снегопад превратился в кромешный белый ад, и заканчиваться он явно не собирался, наметая снег уже внутрь пещеры, заметая путь наружу. В палатке было тесно, душно и слышалось шуршание острых снежинок, поземкой стелившихся по полу. — Это действительно надолго… — кротко заглядывая в глаза, прошептала Казахана. Сидеть в тишине актрисе-принцессе быстро надоело, и она начала рассказывать о себе. Рассказывая о детстве, она будто смотрела сквозь меня, теснее прижимаясь и тяжело вздыхая. Она говорила о том, что ради безопасности ее лишили имени, прошлого и всего самого дорогого, не дав ничего взамен. Под потолком палатки едва заметно покачивался крошечный источник на фуин-печати, похожий на тусклое солнце, пробивающееся через плотные тучи: не желтоватый, но и не белый. — Радость, счастье, привязанность… — голос Коюки грудной, тягучий, убаюкивающий и дурманящий, — все чувства остались в прошлом. Я перестала ощущать себя живым человеком. — Знакомо… — выдохнул, хотя до этого я ей вообще не отвечал. — Я замкнулась в себе, перестав чувствовать. Тогда я решила стать актрисой, чтобы играть эмоции, которые не могу испытать. Коюки прижалась теснее, положив голову мне на грудь, слегка поморщившись от царапнувшего щеку замка-защелки.