Это моя комната! (It's my room!)

Гермиона нервно собрала бумаги. Она стояла перед старостами других факультетов, которые пристально на нее смотрели. В конце каждого семестра проводилось собрание, на котором старосты школы и отдельных факультетов обсуждали наиболее часто возникающие проблемы, в том числе: в каких частях замка ученикам лучше не находиться. Она подошла к двери. Где, черт возьми, Малфой? Собрание должно было начаться уже несколько минут назад. Малфой же не собирался сорвать встречу, не явившись на нее? По правде говоря, Гермиона верила, что он способен на все что угодно, лишь бы ее позлить. Их война продолжалась уже три недели, и Малфой, казалось, был готов вести ее бесконечно. Гермиона не знала, какие у него были пределы. Ей совсем не хотелось проводить собрание в одиночку. Она приготовила только свою часть выступления и не имела ни малейшего понятия, о чем собирался говорить Малфой. Как староста школы, Гермиона хотела проработать все темы собрания вместе, но Малфой наотрез отказался, аргументировав это тем, что она как мисс-я-знаю-все-на-свете заберет и его часть тоже. И как только Гермиона решила закрыть дверь и провести собрание сама, блондинчик – да, он наконец вернул себе нормальный цвет волос – вошел в класс. Его лицо не выражало никаких признаков вины за опоздание. Напротив, он выглядел еще более самодовольным, чем обычно. — Прелестный Малфой и я… — попыталась Гермиона начать собрание и осеклась. Стоп. Что она только что сказала? Прелестный. Малфой. Прелестный Малфой? Этим словам не положено находиться в одном предложении. — Я имею в виду, красивый Малфой… — Гермиона снова остановилась. Почему она говорит это? Она с подозрением посмотрела на Малфоя, который широко ухмылялся и выглядел крайне довольным собой. Взяв себя в руки, она попыталась продолжить собрание. — Мы рады приветствовать вас здесь, — сказала Гермиона. – Блистательный Малфой сначала расскажет об одной из лестниц на пятом этаже, которая периодически приводит учеников к химере. После того как умный и очаровательный Малфой закончит, я расскажу о других жалобах учеников. Потом вы сможете задать вопросы. А сейчас я передаю слово… ему, — Гермиона указала на Малфоя. Она не хотела и дальше унижаться и говорить Малфою не предназначенные ему комплименты. — Что же, спасибо, мисс Грейнджер. Я очень ценю ваши приятные слова, но не думаю, что сейчас подходящее время и место выражать свое восхищение, — серьезно сказал Малфой, и непосвященному наблюдателю могло бы показаться, что он действительно так думает. Однако для Гермионы каждое его слово сочилось сарказмом, да и в глазах Малфоя мелькал торжествующий огонек. — Ты так прекрасен, — процедила она, собираясь сказать нечто совершенно другое и обратное по смыслу, но была не в силах сделать этого. Признавая свое поражение, Гермиона опустилась на стул, а Малфой в это время начал свое выступление. Отлично. Теперь она не может произнести его имени, не добавив к нему какой-нибудь лестный эпитет. А когда Гермиона хотела оскорбить его, то бранные слова заменялись комплиментами. Должно быть, Малфой применил к ней какое-то заклинание восхищения или обожания, и теперь Гермиона не могла говорить о нем, не употребив приятного слова. Ну ладно, раз уж он испортил ее речь, то и ей можно. Гермиона вспомнила заклинание, которое недавно прочитала в какой-то книге, без малейшего колебания опустила руку под стол, направила палочку на Малфоя и прошептала: «Вокс фемина». — Особенно много проблем вызывает хвост химеры, которым, как вы знаете, является змея, — говорил Малфой. – Укус змеи может быть смертельно ядовитым… ядовитым… Неожиданно голос Малфоя изменился и стал высоким и даже писклявым. Он прочистил горло и попытался заговорить своим нормальным голосом снова: «Но если… правильно… с ними обращаться…» Но у него ничего не получилось. — Дальше продолжит Грейнджер, — быстро проговорил Малфой, видимо, надеясь, что если он будет говорить быстрее, то никто не заметит, что случилось с его голосом. Гермиона нахмурилась. Неужели он думал, что ему удастся отделаться так легко? Во второй раз она подняла палочку, направила ее на его ноги и тихонько произнесла заклинание. В тот же момент Малфой споткнулся и упал. Она думала, что он тут же встанет с пола, однако он продолжал лежать, совершенно не двигаясь. Почему он не поднимается? Она ведь использовала совсем простенькое заклинание-«подножку». Оно не могло так уж сильно ему навредить. Другие старосты начали волноваться. Некоторые встали со своих мест и подошли к тому месту, где лежал Малфой, чтобы посмотреть, что происходит. Гермиона тоже подошла к нему и села рядом с ним на колени. Она ведь не собиралась действительно вредить ему. — Секс-идол Малфой, ты в порядке? – спросила Гермиона встревоженно, но недоверчиво. Ответа не последовало. Его глаза были закрыты, и он все еще не двигался. В его беспомощном виде было что-то пугающее. — Кто-нибудь, позовите мадам Помфри! – наконец крикнула староста Рейвенкло. * * * — Мне нужно увидеть очаровашку Малфоя, — запинаясь сказала Гермиона медсестре. Заклятие все еще работало, но в данный момент это тревожило ее меньше всего. Она все еще не могла поверить в то, что случилось во время собрания. Малфоя принесли в больничное крыло полчаса назад, и мадам Помфри выпроводила всех, чтобы осмотреть его в тишине. Гермиона волновалась на протяжении всех тридцати минут. Если что-то случилось, это была ее вина. — Он там, за ширмой. Волнуясь, Гермиона направилась к койке Малфоя. А ведь он наверняка не хотел ее видеть. Для него было бы куда более предпочтительно общество его слизеринских друзей, но никак не гриффиндорки, тем более ее. В конце концов, именно она была виновата в том, что он вообще сюда попал. И они уж точно не были друзьями, которые поддерживают друг друга в трудные времена. Надо сказать, они сами старались сделать жизнь друг друга трудной. Но Гермиона не могла не прийти. Ей нужно было удостовериться, что с Малфоем все будет в порядке. Она в каком-то смысле даже привязалась к нему за последнее время. Не так, как к друзьям или, например, своему коту Живоглоту. Она пыталась подобрать какое-то название подобной привязанности и пришла к выводу, что он был для нее кем-то вроде кактуса. Кактуса, о который она постоянно кололась, и Гермиона знала, что рано или поздно его придется выбросить. Но она так привыкла к нему, что без него чувствовала бы себя странно. Гермиона подошла к лежащему на кровати Малфою, до подбородка накрытому одеялом. Он выглядел очень беззащитным и уязвимым. — Грейнджер, — еле слышно сказал Малфой. Несмотря на ее опасения, Гермионе показалось, что он вовсе не возражал против ее присутствия. — Как ты? – спросила она, садясь на стул рядом с койкой. — Неплохо для обреченного. — Что ты имеешь в виду? — Твое простенькое заклятие парализовало мне ноги. Я не могу ходить, — бесстрастно объяснил Малфой. Гермиона в абсолютном шоке уставилась на него. Он не может ходить? Как такое простое заклинание могло нанести такой большой ущерб? — Но они же вылечат тебя, правда? С тобой все будет хорошо? — Нет, Помфри даже сомневается, выживу ли я. — Но должен же быть какой-нибудь способ исправить это. Я могу посмотреть в книгах, я найду выход, — решительно сказала она. — Не думаю, что у тебя получится, — Малфой отвернулся от Гермионы, не желая даже смотреть на нее. Гермиона решила, что в любом случае будет искать заклятие, даже если такового вообще не существует. Это была ее вина, и она не собиралась позволить ему умереть. Она никогда не хотела причинить ему настоящего вреда, ей нужно было просто выиграть, доказать свое превосходство в знании заклинаний. Это война между ними зашла слишком далеко. — Мне так жаль, благородный Малфой, — она осторожно погладила его по голове. Гермиона не надеялась, что этот жест будет для него что-нибудь значить. Это было бы чудом, если бы он когда-нибудь простил ее. Малфой, казалось, был поражен ее прикосновением, но ничего не сказал. — Грейнджер, ты не могла бы кое-что для меня сделать? – внезапно спросил он. – Я думал об этом уже давно. Я был бы очень признателен, если бы ты сделала это. — Что угодно, — тут же ответила Гермиона, терпеливо ожидая его просьбу. — Поздно ночью, когда тебя никто не увидит, прокрадись в комнату Поттера и Уизли и отруби им обоим головы. Мне так надоело видеть их рожи каждый день. — Что?! — Ради Мерлина, Грейнджер! Ты такая доверчивая! – ухмыльнулся Малфой и встал с постели. На нем все еще была его школьная мантия. – Ты бы видела свое лицо! Выглядело так, будто тебе действительно не все равно. «Тупой хорек, это совсем не смешно!» – хотела закричать Гермиона, но вместо этого произнесла, все еще находясь под действием этого дурацкого восхваляющего заклинания: — Ты такой веселый, адонис с золотыми кудрями! Малфой рассмеялся. — Неужели ты не знаешь, что слизеринцам нельзя верить? Гермиона смотрела на него, не веря своим глазам. Он все это время притворялся, просто чтобы посмеяться над ней? Это было просто невероятно. Как он мог сделать это? Здоровье – совсем не подходящий предмет для шуток. Злясь, она решила, что больше не будет такой наивной. Она не позволит ему впредь играть с ее эмоциями. — Бесценно, — услышала Гермиона бормочущий голос Малфоя перед тем, как он покинул больничное крыло.