Это моя комната! (It's my room!)

Да уж, неловкая ситуация. Очень неловкая. Гермиона сидела между Роном и Малфоем, нервно покачивая ногой. Они с Малфоем уже станцевали на открытии бала, и это стало для них довольно тяжелым испытанием, поскольку их руки были скреплены очень неудобным для танца образом. Им приходилось импровизировать, и Гермиона даже не знала, как им удалось станцевать что-то вразумительное. После того как ее волнение улеглось, она даже обнаружила, что наслаждается происходящим. Теперь, когда война заклинаний была временно приостановлена, Малфой стал идеальным партнером, который уверенно вел ее в танце. Постепенно ей уже не приходилось думать, куда шагнуть и как держать руки, и Гермиона просто плыла над полом. Она была взволнована, но не боялась. Она знала, что он не позволит ей упасть. Пусть даже это был Малфой. Ей действительно было жаль, когда танец завершился. Она была готова танцевать весь вечер, но знала, что это произведет на ее друзей неправильное впечатление, да и она никогда не призналась бы Малфою, что ей понравилось с ним танцевать. После танца Рон все время был с ними, и напряжение нарастало все больше. Парни без остановки оскорбляли друг друга, пока Гермионе это окончательно не надоело, и она вспылила, наорав на них и приказав заткнуться. После этого они сидели молча, что было даже еще более неловко, особенно когда все вокруг веселились и смеялись. — Рон, потанцуешь со мной? – неожиданно перед ними появилась Лаванда. — Ты не возражаешь? – спросил Рон у Гермионы. — Нет, иди, танцуй, — немного разочарованно ответила она. Ей не особо нравилось, что Рон идет танцевать с кем-то еще, но не могла же она запретить ему развлекаться только потому, что сама была не в состоянии. Из-за Малфоя она не могла танцевать с Роном. Три человека – многовато для танца, особенно если ты собираешься танцевать с двумя парнями, которые ненавидят друг друга. — Отлично. Один идиот-гриффиндорец уходит, другой приходит. Если я ослепну от того, что встретился лицом к лицу с таким количеством гриффиндорцев за один день, ты будешь за это в ответе, — пробормотал Малфой, стараясь отодвинуться от Гермионы как можно дальше. Гермиона заинтересованно взглянула на того, о ком говорил Малфой. Это был Гарри. Она так замоталась со всеми приготовлениями к балу и проблемами с Малфоем, что не видела друга целый день. Гарри сел рядом с ней. Джинни, вероятно, пошла за напитками или вышла в туалет, поскольку рядом с ним ее не было. — Сочувствую твоей неприятности... — сказал Гарри. — Да, надеюсь, уже скоро все закончится, — громко ответила Гермиона так, чтобы Малфой услышал ее. Он целый вечер жаловался на их сцепленные руки, и она хотела показать ему, что тоже не особо наслаждается этим. — Ему-таки удалось это сделать, — улыбнулся Гарри. — Ты о чем? – спросила Гермиона, не понимая, что он имеет в виду. — О Роне. Он пытался пригласить Лаванду на бал последние несколько дней, но она не соглашалась. Видимо, ему удалось убедить ее – вон, они танцуют вместе. — Да, верно, — Гермиона изобразила улыбку, хотя никакой радости сейчас не испытывала. Рон пытался пригласить Лаванду до того, как пригласил ее? Как она могла пропустить такое? Честно говоря, она, конечно, в последние месяцы была слишком занята Малфоем. Она все еще проводила время с Гарри и Роном, но куда меньше, чем в предыдущие годы. — Мне нужно идти, позже поговорим, ладно? – сказал Гарри, увидев вошедшую в комнату Джинни, и тут же направился к ней. Гермиона гневно уставилась в толпу: Рон, танцующий с Лавандой. С широченной улыбкой на лице. Он сделал это снова, прямо как на четвертом курсе. Гермиона всегда была для него второй. А может, и вовсе последней. Кто знает, скольких он попросил пойти с ним на бал до того, как пригласил ее? Как Рон мог так поступить с ней? Снова? Гермиона чувствовала себя преданной, использованной, уязвленной. Теперь ей просто хотелось уйти. Уйти с бала, который стал для нее кошмаром. — Я хочу вернуться в комнату старост, — прошептала она Малфою. — Но мы же были здесь только час, — возразил он. — Можем мы просто уйти? – попросила Гермиона почти умоляюще. Она ожидала, что сейчас Малфой начнет противиться или задавать вопросы, но, к счастью, он просто кивнул, и они незаметно выскользнули из зала, оставив свой уход незамеченным. Вскоре они пришли в комнату старост, которая была странно темной и тихой по сравнению с оставленным ими помещением. Такая обстановка идеально подходила настроению Гермионы. — Чем хочешь заняться? – спросил ее Малфой. — Ничего не хочу делать. Вымотанная, она опустилась на диван. Оставленный без выбора Малфой сел рядом с ней. С помощью палочки он сотворил бутылку огневиски. После нескольких бесплодных попыток открыть ее одной рукой, он снова воспользовался магией. Предложил выпить и Гермионе, но та лишь покачала головой. Она не часто пила, и тем более не собиралась делать это в компании Малфоя. — Ты в любом случае для него слишком умная, — неожиданно сказал он. — Ты о чем? — Ну очевидно же, что ты расстроена из-за Уизли. Хотя я не понимаю, почему, — объяснил Малфой. — Это не твое дело, — Гермиона отвернулась, совершенно не собираясь разговаривать с ним о предавшем ее Роне. — У меня сегодня нет другого выбора, — усмехнулся Малфой. – Так как я даже не могу заколдовать тебя сейчас, единственное, что может меня развеселить – это твои проблемы. Гермиона с подозрением взглянула на Малфоя, который без малейшего колебания сделал большой глоток огневиски прямо из бутылки. С внезапным огорчением она подумала, что, видимо, без алкоголя вечер с ней для него будет совершенно невыносимым. — Скажи мне, что тебя бесит в Крысли, — приказал ей Малфой. — Что? – удивленно спросила Гермиона. Что он задумал на этот раз? — Должна же быть какая-нибудь раздражающая привычка. Выкладывай. — Я не могу, Рон мой дру… — О, гриффиндорцы и ваша преданность! Ну да, вы же все такие хорошие и правильные. — А вот и нет! – возмущенно воскликнула Гермиона. Ей надоело, что все вечно считали ее маленькой послушной девочкой, которая всегда делает то, что ей говорят. Они с Гарри и Роном нарушили немыслимое количество школьных правил за эти годы, не говоря уже обо всей этой войне заклинаний с Малфоем. Почему никто не видит ее бунтарскую сторону? — Ну ладно, — сдалась Гермиона, понимая, что Малфой нарочно спровоцировал ее. С другой стороны, она убедила себя, что имеет полное право сказать что-нибудь неприятное о Роне, так как все еще злилась на него. Да и если бы Малфой использовал эту информацию против нее, Гермиона всегда бы смогла сказать, что он врет. В любом случае, ни один гриффиндорец не поверил бы в правдивость слов Малфоя. — Меня всегда ужасно раздражает, когда он просит помочь с домашним заданием. Особенно если он делает его в последний момент, — призналась Гермиона. — Я знал, что без твоей помощи он бы не смог протянуть и года! – объявил Малфой таким тоном, будто сделал важное открытие. — Однажды я так разозлилась, что написала ему в задании полную чепуху. В результате ему поставили Тролль, и когда он спросил у меня, в чем дело, я сказала, что так вышло случайно, — Гермиона слегка улыбнулась, вспоминая случай со второго курса, о котором она почти забыла. Это было немного подло, но, в самом деле, Рону следовало самому выполнять домашнюю работу. — Возможно, ты и не так уж безнадежна, — поддел ее Малфой. Гермиона не могла не почувствовать довольство от одобрения Малфоя. Хотя почему ее вообще заботит его отношение? — А тебе не было обидно и больно? – задала она ответный вопрос. Малфой лишь непонимающе на нее посмотрел. Гермиона пояснила: — Ну, когда Панси не захотела идти с тобой на бал из-за нашего рукосцепления? — Мне никогда не больно, — холодно ответил он. Типичный малфоевский ответ. — То есть ты не хочешь говорить, что тебя раздражает в Панси? — Все в Панси, начиная с ее розовых тапочек и заканчивая лицом, с которого круглые сутки не сходит злобное выражение, меня раздражает. — Тогда почему ты встречаешься с ней? – недоуменно спросила Гермиона. — Ты такая наивная, Грейнджер. Мы не встречаемся. Мы просто тусуемся вместе, когда нам хочется. Не все отношения основываются на какой-то неземной любви, как ты думаешь. Мои отношения основаны исключительно на статусе. Эмоциональная привязанность только создает неудобства и делает человека слабым. — Не все твои отношения основаны на статусе. Ты не настолько бездушен, ты ведь любишь своих родителей, — возразила Гермиона. Она была последним человеком, который отозвался бы о Малфое положительно, однако все же не думала, что он был абсолютно бессердечным человеком, не способным испытывать эмоции. — Мы связаны узами крови. Не удовлетворенная ответом, Гермиона продолжила: — Ты заботишься о своих друзьях. Помнишь, когда кто-то сказал Гойлу, что он сможет стать бессмертным, если погладит руноследа, и в результате он оказался в больничном крыле, ты навещал его. Ты угрожал всякому, кто пытался над ним насмехаться. А когда у Панси были эти ужасные зеленые прыщи по всему лицу, ты постарался сделать так, чтобы они исчезли до следующего утра, чтобы никто этого не увидел. — Ты меня преследуешь? – игриво изогнул бровь Малфой. — Нет, мне просто приходилось наблюдать за тобой последние несколько недель, — попыталась объяснить Гермиона. – Мне нужно было знать твое местонахождение, чтобы я могла заколдовать тебя. — Я, возможно, и не ходячая энциклопедия, как ты, но, по-моему, постоянное преследование кого-то вполне подходит под определение слежки. — Я тебя не преследую, — ответила Гермиона, краснея. – Кроме того, ты уходишь от темы. Ты действительно заботишься о своих друзьях. — Ну, мне кажется, если бы мои слизеринские чистокровные друзья были бы полными идиотами и постоянно выставляли себя дураками, это бы повредило моей репутации, не так ли? Гермиона с сомнением посмотрела на Малфоя. Она была права, и они оба знали это. И она не собиралась сдаваться. Неожиданно она вспомнила его же собственные слова, которые он сказал не далее как этим вечером. Тогда они показались ей странными, но сейчас стали вполне объяснимыми. На лице у Гермионы появилась широкая ухмылка. — Ты действительно заботишься о людях. Ты проявил ко мне сочувствие, и это никак не могло помочь твоему статусу. Напротив, это ему бы повредило. — Ты о чем? – прищурился Малфой, пытаясь разгадать, что она имеет в виду. — Ты попросил меня сказать что-нибудь плохое о Роне, чтобы я почувствовала себя лучше. Ты даже сотворил огневиски и предложил мне выпить. Все это, конечно, было проделано очень странным образом, но все равно: ты не хотел, чтобы я расстраивалась, — закончила Гермиона с триумфом. Она посмотрела прямо ему в глаза и увидела, насколько удивлен тот был ее словами. Но она знала, что была права. Ему, однако, не понадобилось много времени, чтобы вновь вернуться к своему обычному самоуверенному состоянию. — Грейнджер, ты пьяна, — ответил Малфой, пытаясь опротестовать саму идею того, что он мог хоть немного заботиться о чувствах Гермионы. Она рассмеялась над его жалкой попыткой. Было абсолютно очевидно, что она не пила никакого алкоголя в этот вечер. Рассмеявшись, Гермиона автоматически дернула рукой, которой ей приходилось держать руку Малфоя. Эффект Хейли Аадан прошел. Им больше не нужно было держаться за руки. Гермиона тайком взглянула на Малфоя, проверяя, заметил ли он, что заклятие больше не действует. Видимо, нет, поскольку он продолжал держать ее за руку. Странное чувство овладело Гермионой. Весь вечер она ждала того момента, когда наконец-то не будет зависеть от Малфоя, а теперь, когда могла распоряжаться своей рукой, уже не хотела этого. Каким-то странным образом ее успокаивало его прикосновение. Она решила, что ничего не скажет Малфою и будет продолжать держать его руку. Ведь они никогда не смогут больше держаться за руки, во всяком случае, по своему желанию. И Гермиона могла продлить это необычное мгновение. И хотя настоящая магия исчезла, прикосновение Малфоя казалось ей действительно волшебным.