Эроменос

— Говорят, ты скоро уедешь? — Нелей присел на камень рядом с Кассандром и положил руку на его плечо. — Да, — вздохнул тот, не поворачиваясь, продолжая глядеть на чаек, летающих над волнами, — отец хочет, чтобы я стал учеником его друга Реса. — А ты не хочешь? — юноша заставил Кассандра развернуться и посмотреть себе в глаза. — Не хочешь? — Я не знаю, — после паузы ответил тот, — в последний раз я видел этого… Реса, когда мне было десять, не помню его толком, только бороду… черную. А вот он, похоже, меня запомнил, раз приглашает к себе, отец показывал мне его письмо, там он себя уже называет моим поклонником, а меня своим Ганимедом. — Вот как… — Нелей прикусил губу, — значит, дело серьезное. — Отец говорит — это честь для меня, а Рес может очень многое мне дать. Ты знаешь, в последнее время дела у нас идут не очень, — Кассандр вздохнул — бедность с каждым днем все ближе подбиралась к дверям их дома. — Не только у вас, неурожай принес беды всем… — кивнул юноша, запуская пальцы в свои черные кудри, — я бы благословил богов, если бы они и мне послали такого поклонника. — Рес обещал щедро вознаградить отца за меня, — в синих глазах Кассандра мелькнуло что-то похожее на иронию и тут же пропало. — Отцу не помешает пара мин. — Сколько? — ошеломленно переспросил Нелей. — Две мины. — Ого! Это же целое состояние! — Да, — Кассандр спрыгнул с камня на песок и пошел к воде. Они сидели в крохотной бухте, втиснутой между скал — тут можно было не опасаться разбить ноги о камни, желая искупаться. Говорили, что Посейдон специально сделал такие купальни, чтобы эллины могли наслаждаться лаской моря и возносить хвалу милосердному богу. Нелей последовал за другом, в который раз поймав себя на мысли, что откровенно любуется им. И было как-то странно осознавать, что совсем скоро он уже не увидит Кассандра, не услышит его голоса, не одержит очередную победу в учебном бою. Для Нелея давно стало особым удовольствием бороться с Кассандром, подминать под себя гибкого, но не очень сильного друга и слышать, как стучит его сердце. Вдыхать запах разгоряченного тела, от которого кружилась голова, и неохотно разжимать руки, выпуская Кассандра из захвата, хоть именно этого хотелось меньше всего. В своих мечтах Нелей всегда поступал иначе — принимался осыпать поцелуями лицо и шею друга, зарывался пальцами в светлые волосы, играя шелковистыми прядями. А Кассандр будто бы отвечал ему сначала робко и как бы нехотя, а потом — загорался такой же страстью. Но это происходило только в мечтах и сновидениях юноши, а на самом деле все заканчивалось совсем иначе: он просто поднимался на ноги и подавал Кассандру руку, а тот снова проклинал себя за то, что проиграл. Он вообще болезненно переносил поражения, даже в этих, ненастоящих боях. Гордости в Кассандре было куда больше, чем силы, это Нелей понял уже давно. А еще он знал — родись его друг в Спарте, Кассандра сбросили бы со скалы, потому что был тот болезненным и слабым, и до трех лет тень Танатоса не раз возникала над его головой. Нелей знал об этом, потому что их семьи дружили, а отец имел привычку громко обсуждать с мужчинами новости. Да и в палестре Кассандр долго был одним из самых слабых мальчиков. Ему неоднократно доставалось от более крепких товарищей, но, к чести золотоволосого мальчишки, он никогда никому не жаловался и не плакал — переносил побои молча, стиснув кулаки и сжав побелевшие губы. Собственно, и дружба их началась, когда Нелей влез в драку, решив, что трое на одного — недостойно мужчин. В той драке они вышли победителями, да и потом количество желающих почесать кулаки о ребра Кассандра значительно поубивалось. В отличие от друга, Нелей, рожденный спартанкой от победителя Олимпийских игр, был силен не по годам и ловко управлялся с оружием — иметь его соперником не захотел никто, и если уж Нелею взбрело в голову стать покровителем этого «червяка» — так тому и быть, а вскоре в палестре заговорили о том, что Нелей и Кассандр делят одно ложе. На одном ложе они и правда спали — один единственный раз зимой и совсем не так, как хотелось бы Нелею. В ту ночь Кассандр плохо себя чувствовал — после ужина его долго тошнило, а потом и вовсе вывернуло. «По всей видимости, съел что-то не то», — решили тогда опекуны, приказали рабу напоить мальчишку укрепляющим отваром и велели ложиться спать. Нелей же сначала просто сидел у постели друга, а потом, видя, что тот дрожит и никак не может согреться, решительно забрался на ложе и прижал Кассандра к себе: «Так будет теплее», — спокойно пояснил в ответ на вопросительный взгляд. Кассандр молча кивнул и улегся удобнее, тесно прижался к Нелею и очень скоро перестал дрожать и стучать зубами, а потом и вовсе заснул. А сам Нелей так и не смог уснуть в ту ночь — так близко был тот, кого он уже давно видел своим возлюбленным. Так доверчиво прижималось к нему смуглое, загорелое тело, так сильно пахло им, что сон сбежал, а тело отчаянно желало слиться с безмятежно спящим мальчишкой. Но всё, что Нелей тогда себе позволил — просто гладить Кассандра по спине, всякий раз одергивая себя, когда рука норовила опуститься с поясницы вниз. Это была настоящая пытка, испытание для воли и Нелей его выдержал. Наградой стала дружба, которая крепла день ото дня, но… не становилась тем, о чем мечтал Нелей. Кассандр намеки — иногда очень откровенные — просто не замечал или быстро менял тему разговора. Даже совместное чтение стихов о любви мужчин друг к другу, не произвело, казалось, на него особого впечатления и не заинтересовало так, как на это надеялся Нелей. — А ты бы хотел вот так? — спросил он тогда, указывая на рисунок, изображающий мужскую страсть. — Да, — кивнул Кассандр, — обрести своего Ахиллеса — это милость богов. — Обрести? Значит, ты пока ещё не… — скрыть разочарование Нелею не удалось. — Да, — без тени лукавства или игры раздалось в ответ, — я знаю, что такое дружба, — тут Кассандр улыбнулся Нелею так, что у того больно екнуло что-то в груди, — а любовь, такая как у них… Чтобы быть готовым умереть за возлюбленного — такого я пока не чувствовал. Вероятно, Эрот еще не вынул из колчана стрелу для меня, — заключил он, отодвигая свиток, ставя точку в разговоре, на который Нелей возлагал очень большие надежды. И все же юноша продолжал мечтать, что рано или поздно Кассандр всё поймет, но… Иногда надежды крошатся, как сухие водоросли, стоит только к ним прикоснуться. О том, что Кассандр очень скоро уедет в дом покровителя, Нелей узнал два дня назад, но до сих пор не верил, считал это очередной сплетней или просто не хотел верить? Между тем оба они уже подошли к кромке прибоя: Кассандр снял хитон, швырнул подальше и побежал к воде, Нелей сбросил свою одежду и поспешил следом. Он плавал куда лучше Кассандра и очень быстро настиг друга, нырнул и уже под водой обхватил того за пояс, как бы желая утянуть на глубину. Но делать этого не стал — вынырнул, продолжая держать Кассандра в объятиях, и сказал, глядя в глаза: — Я не отпущу тебя. — Почему? — бровь изумленно приподнялась, но попыток вырваться Кассандр не делал. — Потому что не хочу, — упрямо заявил Нелей, притягивая того ещё ближе, — потому что люблю тебя, — негромко добавил юноша и замер, ожидая ответа. — И я тебя, — улыбка теплая и искренняя, но совсем не такая, на которую рассчитывал Нелей, — ты мой лучший друг, я буду безумно по тебе скучать, — добавил Кассандр со вздохом, — там мне точно будет не до смеха. — Друг, — едва слышно повторил Нелей, все еще не разжимая рук, — и только?.. — А этого мало? — Да! Да, во имя Эрота! — так долго сдерживаемая страсть вырвалась наружу в этом отчаянно-протестующем крике, спугнувшем чаек, присевших было на скалу. — Я хочу, чтобы ты был моим возлюбленным! Вот чего я хочу, — Нелей коснулся губ друга и поцеловал, вкладывая в этот первый поцелуй всю силу своего желания, надеясь зажечь в Кассандре ответный огонь. Но… очень скоро он понял, что и эта мечта хрустнула сухой водорослью — тот не сопротивлялся, но и не разжимал губ. И как ледяная вода, попавшая на разгоряченную кожу, эта безучастность охладила кровь Нелея — руки разжались и он отступил на шаг: — Скажи, что любишь меня так же, как я тебя! — так же отчаянно спросил, вглядываясь в синие, спокойные как сегодняшнее море глаза и читая в них ответ, тот, который так и не произнесли плотно сомкнутые губы. — Скажи!.. Молчишь… Не любишь, — Нелей развернулся и побрел к берегу, чувствуя, как близки сейчас предательские слезы и надеясь, что сумеет с этим совладать. — Погоди! — Кассандр схватил друга за руку, понимая, что только что обидел его, и не желая расставаться вот так. Слишком многое их связывало, не один год они провели вместе и Нелей всегда ему помогал, и если другу так хочется… — Мы можем возлечь вместе, раз ты так желаешь, — он облизнул губы, ощущая на них соль теплой воды. — Я слышал, как мальчишки смеялись и говорили, что я веду себя как девственница, потому что еще ни с кем не делил своего тела, так пусть оно достанется тебе. В ответ Нелей просто отрицательно покачал головой, развернулся и побрел к берегу, проклиная себя за несдержанность. Видел же, знал прекрасно, что Кассандр не испытывает к нему ничего, и все же надеялся, а от предложения «возлечь» стало просто мерзко. Много ли радости — овладеть безучастным телом? Зачем? Лучше уж самому себя утешить! Этим разрешением можно было бы воспользоваться, если бы не хотелось большего — видеть ответный огонь в глазах, ощущать дрожь в возбужденном, млеющем от ласк теле, слышать стоны, срывающиеся с припухших от поцелуев губ, и ловить среди них своё имя. Хотелось такой любви, как у Ахиллеса и Патрокла, жить ради любимого и уйти в Аид следом за ним. Хотелось, чтобы Кассандр стал его парой, как воины из Священного отряда, с которыми никто не сравнился в храбрости. Но ничего этого Кассандр не мог ему дать, так зачем тогда нужно тело? Это слишком похоже на кость, которую бросают голодной собаке, на подачку — на что угодно, но не на ответное чувство. — Я обидел тебя? — рука Кассандра легла на плечо и Нелей резко ее сбросил. — Прости… Я не хотел. — Неважно, — юноша по-прежнему шел к берегу, не поворачиваясь, — надеюсь, хоть Реса этого ты сможешь полюбить! Не статуя же ты на самом деле без сердца и крови! — Если я не поеду, в наш дом придет голод, — словно оправдываясь, пробормотал Кассандр. — Ты хоть понимаешь, что он просто покупает тебя, как гетеру? — Нелей все же повернулся — очень хотелось видеть глаза Кассандра в этот момент. — У меня нет выбора, — тихо прозвучало в ответ. — Да и что тут такого? Ты сам говорил, что не отказался бы иметь такого покровителя! — Забудь, что я говорил. Всё забудь. И лучше нам с тобой больше не видеться, — окончательно разрывая все связывающие их нити, холодно и резко бросил Нелей, — никогда. — Как скажешь, — ещё тише обронил Кассандр, замедляя шаг. Он вышел из воды только тогда, когда Нелея на берегу уже не было. Сел на песок, а потом лег навзничь, подставляя загорелое тело жарким ласкам солнца. В сердце мальчишки царило смятение — он боялся того, что должно случиться с ним в доме Реса, о чем так прямо сказал Нелей, теперь уже бывший друг. Осознавать это было больно и неприятно, где-то глубоко внутри саднило, как саднит содранная коленка — боль вроде и несильная, но и хорошего мало. И чем обидел-то? Всего лишь предложил дать то, чего Нелею так хотелось… Так что тут такого? И зачем было со статуей сравнивать! Это слово и так уже давно приклеилось к Кассандру в палестре. В отличие от других, его пока что не терзали плотские желания, и похоть не туманила разум. Нет, желания приходили, чаще всего — во сне, плоть наливалась и тогда, просыпаясь, он, как и все остальные, сражался с Афродитой рукой, но случалось это не так часто, как с другими мальчиками. Кассандр видел, как образуются в палестре пары, становился иногда невольным свидетелем чужой страсти, загорался ответной, но огонь этот так просто было погасить рукой. Вот и сегодня, когда Нелей стал его целовать, по жилам побежало пламя, но погасло слишком быстро, стоило только вспомнить, чего на самом деле желает друг - куда большего, чем просто овладеть телом. Дать этого Кассандр не мог, а врать не умел совершенно, вот потому и обидел невольно того, кто был единственной радостью. Читая о героях и богах, Кассандр пытался представить, как это — любить кого-то, но получалось плохо, похоже, такое нужно пережить самому, чтобы понять. Как смерть: никто из живых не видел лика Таната, не отдавал плату Харону и не слышал рычания Цербера — так и любовь. Как-то он прочел у поэта, что Любовь терзает сердце, как орел Прометея, и она же дарует крылья, и подобно Гермесу ты воспаряешь над землей, и как Геракл готов совершать во имя Любви подвиги, не жалея себя самого. Жить и умирать ради Любви. Кассандр читал слова, но не понимал их сути, узнал, что Нелей любит его, но сердце продолжало молчать. Впрочем, это не так уж и плохо, иначе было бы куда сложнее уехать, ведь даже сейчас больно, тяжело и неспокойно на сердце, но разве можно отказаться от такой чести — стать учеником богатого и знатного афинянина? О таком даже думать нельзя, особенно если ты нежеланный ребенок в отцовском доме. Новая жена отца Гелла даже не пыталась быть любезной с Кассандром. Его мать умерла, когда мальчику было пять, отец вскоре привел в дом замену — молодую, красивую и здоровую, и вскоре у Кассандра появились еще три брата и сестра. Дети Геллы были уменьшенными копиями ее самой, такие же черноволосые и смуглые, в отличие от светловолосого и светлокожего Кассандра. И это отличие усиливало неприязнь женщины к пасынку, вот почему мальчик старался как можно меньше времени проводить дома, вот почему затеплилась сейчас в его сердце робкая надежда на то, что Рес станет его проводником в совсем другую жизнь. Иногда Кассандр боялся, что его просто отравят, ведь пока именно он был наследником имущества отца, что никак не могло устраивать Геллу. Трое из рожденных ею были мальчиками, и все они подражали матери в отношении к Кассандру. Как-то он даже подрался со старшим из сводных братьев, когда тот заявил, что мать Кассандра была из варваров и куплена отцом на Афинском рынке рабов. Откуда же еще могли взяться эти светлые волосы и глаза, вобравшие в себя синеву неба? Только от северных варваров! Тогда их разнял отец, услышав крики Геллы, безуспешно пытавшейся оттащить Кассандра от своего сына. Силы были неравны, а в ответ на вопрос: «Кто виновник?» мелкий паршивец завопил, что ничего не делал, а сводный брат набросился на него просто так. Возражать Кассандр не стал, в такие моменты он почему-то просто терял дар речи — чужая ложь смыкала уста и обездвиживала язык. Отцовское наказание он перенес без единого стона — уже давно научился терпеть боль, стискивая кулаки так, что ногти впивались в ладони, оставляя на них отпечатки. На следующий день Нелей увидел его спину во время тренировок, но задавать вопросов не стал, за что Кассандр был ему благодарен. Не мужское дело — жаловаться. Но то, что друг старался как можно аккуратнее обращаться с ним, Кассандр заметил и поблагодарил потом пожатием руки. Теперь поддерживать будет некому, Нелей больше не считает его своим другом, но все же так лучше для них обоих. Так Нелей быстрее забудет о нем и найдет возлюбленного, а сам Кассандр теперь будет зваться эроменос, заимеет покровителя и, может быть, больше никогда не вернется сюда, под отцовский кров. Какой смысл возвращаться туда, где тебе не рады?