Эроменос

Дверь впечатляла. Сначала Кассандру даже показалось, что она целиком отлита из золота — под солнечными лучами её блеск так резал глаза, что приходилось жмуриться. По сравнению с деревянной дверью отцовского дома эта была невиданно роскошной. Однако, приглядевшись внимательнее, Кассандр понял, что украшена дверь не золотом, а начищенной до блеска бронзой, но и это поразило не привыкшего к богатству юношу. Отвернувшись от двери, он оглядел самого себя — вспотевшего и запыленного, и скривился — сложно придумать что-то более неуместное, словно старые сандалы на алтаре храма! Острое желание развернуться и уйти буквально захлестнуло Кассандра, он даже шаг назад сделал, но тут же одернул себя. Нельзя. Пути назад нет. Отец вряд ли обрадуется, увидев его, а о мачехе и говорить нечего. Они, скорее всего, уже успели поделить деньги, которые прислал Рес. Кассандр тяжело вздохнул, заставил себя шагнуть вперед и взяться за дверной молоток. Зачем оттягивать неизбежное? Дверь открылась почти сразу, Кассандру показалось, что даже звук от ударов еще не растаял в жарком воздухе гекатомбейона. Из дверного проема пахнуло прохладой, а на паренька внимательно уставился мальчишка-раб: — Хайре, — поздоровался тот и замолчал, вопросительно глядя на гостя в ожидании ответа и пояснений. — Хайре, я Кассандр, господин Рес ждет меня. — Знаю, — кивнул раб, — пойдем, я провожу тебя. Следуя за мальчиком, Кассандр смотрел не столько под ноги, сколько по сторонам, всё сильнее изумляясь и не пытаясь скрыть восхищение увиденным. Жилище Реса недаром находилось в самом аристократическом из всех демов — Гипий Колоносе. Это был настоящий мраморный дворец, не имеющий ничего общего с домом, в котором вырос Кассандр. Даже пол, по которому ступал юноша, оказался не глиняным, а мозаичным, стены украшали фрески, рассмотреть которые внимательнее он не успел, но почувствовать себя совсем чужим в этой роскоши времени хватило. Шагая за рабом, Кассандр с горечью отметил, что и хитон черноволосого мальчишки выглядит лучше, чем его собственный. И точно так же не ускользнули от внимания Кассандра многочисленные статуи богов, атлетов и просто каких-то эфебов, то и дело попадавшиеся на глаза. Статуй было так много, что дом становился похожим на храм, только вот какого из богов? — Господин там, — сообщил раб, указывая Кассандру на дверной проем, ведущий в сад, — он беседует с гостем около фонтана, видишь? Юноша кивнул, давая понять, что видит. И действительно — под сенью огромных олив и платанов находился фонтан, на мраморном бортике которого сидели и о чем-то разговаривали двое мужчин. Один из них был уже стариком — лысая голова и белоснежная борода говорили о том, что свидание с Хароном для него не за горами, второй оказался моложе, но и в его черных густых кудрях и короткой бороде щедро серебрилась седина, тело прикрывали изящные складки длинных одежд, а лицо показалось Кассандру смутно знакомым. — Это и есть твой господин? — спросил он у раба, указывая кивком на чернобородого. — Да, — отозвался мальчишка, — идем же! С каждым шагом Кассандр всё сильнее ощущал прохладу, так отличающуюся от жаркой духоты улиц. Тут у фонтана даже дышалось легко, а сам он изображал обнаженного Ганимеда, держащего в руках амфору, из горлышка которой вместо вина текла вода. Сам виночерпий Зевса выглядел настолько живым, что казалось, вот-вот шагнет через борт и скроется в темной зелени можжевельника. Кроме Ганимеда стояли тут и другие статуи, но кого — Кассандр понять не мог, да и не это было сейчас главным. Всё его внимание привлёк Рес, который прервал разговор и смотрел на гостя внимательными черными глазами. — Господин, я привёл его, — сообщил раб, подводя Кассандра ближе. — Хайре, — тут же прозвучало негромко и суховато, а взгляд из внимательно-изучающего превратился в ощупывающий, юноша отвел глаза и пробормотал ответное: — Хайре. — Как я понимаю, это и есть тот Ганимед, о котором ты столько говорил мне? — послышался низкий голос лысого. — Да, Мелон, — губы Реса чуть тронула улыбка, он подошел к гостю и приподнял его голову за подбородок, заставляя Кассандра посмотреть себе в глаза, — и разве был я не прав? — Клянусь водами Стикса, прав! — теперь и седобородый изучал юношу не менее внимательно и оценивающе. — Когда ты представишь его? — На ближайшем симпозиуме, — пальцы Реса скользнули по щеке Кассандра, коснулись волос, — для начала его нужно отмыть, негоже такой красоте покрываться пылью! Думаю, моего воспитанника ожидает ошеломляющий успех, Мелон. — Разве может быть иначе? Мне и сейчас кажется, что я вижу перед собой виночерпия Зевса, — старик одобрительно кивал в такт своим же словам. — И где ты отыскал его? — Я разве не говорил? — Рес запустил руку в волосы юноши, чтобы лично оценить шелковистость светлых прядей. — С отцом Кассандра — Эвмелом, мы знакомы добрых двадцать лет. Когда-то он тоже входил в Совет, но… боги сочли, что были достаточно милостивы к нему, подарив такого сына, и лишили жены, потом — не очень заладилось хозяйство, так ведь, Кассандр? — Да, господин, — глядя в глаза воспитателя, негромко ответил тот. — Учитель, — мягко поправил Рес, отступая на шаг, но продолжая любоваться юношей, — именно так следует тебе звать меня, запомнил? — Да… учитель, — послушно повторил Кассандр, вспоминая отцовские наставления о том, как ему следует вести себя в доме покровителя, и что будет, если тот останется недоволен воспитанником. — Тебе не стоит бояться меня, — добавил Рес, — разве боялся ты своего отца? — Нет, — ответил Кассандр, продолжая ощущать на себе внимательные взгляды. — Теперь я буду заботиться о тебе так, как делал это он. Я научу тебя всему, что положено знать гражданину, познакомлю с людьми, которые помогут тебе занять достойное место в обществе. Ты должен во всем доверять мне, Кассандр. Я дал слово твоему отцу, что сделаю для тебя всё возможное, и сдержу его. А начать стоит с… омовения, — мужчина снова улыбнулся и перевел взгляд на раба: — Идей, проводи моего гостя в купальню, потом покажешь Кассандру его комнату. — Да, господин, — склонил голову мальчишка и поманил юношу за собой. Уже уходя, они услышали, как Рес сказал, обращаясь к своему собеседнику: — Мелон, пришли ко мне Алкиноя, пусть принимается за работу. — О, думаю, в этот раз он не заставит тебя ждать так долго! — послышалось в ответ, и Кассандр спросил у мальчишки, когда они покинули сад и направились вглубь дома: — А кто такой Алкиной? — Скульптор, — охотно пояснил тот, — видел, сколько тут статуй? Ну, так почти все Алкиной и сделал. А эти вот, — показал на изваяния эфебов, — были учениками господина, как и ты, понял? — Ты хочешь сказать, Рес… собирается сделать мою статую? — переспросил Кассандр, для которого подобное казалось просто невероятным. — Да, — раб широко улыбнулся, — и она будет красивой, потому что ты и правда похож на него, — тут Идей указал на стену, мозаика на которой изображала пир на Олимпе, и Ганимед — светловолосый и синеглазый, как и сам Кассандр, наполнял чашу Зевса вином. — Наверное, — пожал плечами юноша, шагая следом за мальчиком и уже не задавая вопросов. Молчал он и тогда, когда Идей отворил дверь в купальню, а несколько взрослых рабов быстро наполнили бадью водой, повинуясь приказу хозяина, переданному мальчиком. Потом они выскользнули за дверь, а Кассандр сбросил на пол хитон и забрался в воду. Прикосновение её — прохладной и чистой — к запыленной коже было настолько приятным, что он невольно улыбнулся и удовлетворенно вздохнул, откидываясь на бортик, но в это время Идей поднял с пола его одежду и швырнул в огонь. — Ты зачем это сделал?! — возмущенно спросил Кассандр, испытывая острое желание дать мальчишке подзатыльник. — Господин не любит, когда по дому ходят в тряпье, — брезгливо сморщился тот, — да ты не переживай, я принесу тебе новую одежду, а на симпозиуме она и вовсе не понадобится. О том, что воспитанников представляли обнаженными, Кассандр знал, а потому просто кивнул, снова устраиваясь в воде удобнее и закрывая глаза. Он пытался представить, что же будет дальше, но ничего не получалось. Юноша прекрасно знал, что рано или поздно покровитель захочет сближения с ним, но радости такое знание не добавляло, скорее печалило. Впрочем, толку предаваться подобным размышлениям тому, за кого уже всё решили? — Интересно, что скажет Лаэрт, когда увидит тебя, — задумчиво протянул раб, и Кассандр вздрогнул, открывая глаза: — Кто? — Лаэрт — это сын господина, — терпеливо пояснил мальчишка, расстилая на ложе, расположенном тут же в купальне, чистую простыню, — он скоро должен вернуться из Академии, где учился у лучших философов. — А сколько ему лет? — наблюдая за действиями раба, спросил юноша. — Двадцать три, — сообщил тот, а потом взял в руку бомбилий, поднес к носу, вдохнул, одобрительно улыбнулся и добавил несколько капель благовонного масла в стоящий около ложа арибалл. — Он красив как Ахиллес и умен, как Одиссей. — Вот как? — теперь Кассандр улыбнулся. — А его жена — вылитая Пенелопа? — У Лаэрта нет жены, — пояснил Идей, — господин ещё не нашел для него подходящей невесты. — Понятно, а ты сам, как давно служишь здесь? — Давно… много лет, — мальчик явно терялся в подсчетах, — я маленький был, когда господин купил меня. И слава Зевсу, что это был он! — Он… добр? — юноша встал и как только перешагнул через борт бадьи, Идей тут же оказался рядом и принялся тщательно вытирать его тело, не прекращая при этом своей болтовни: — Да, господин — лучший хозяин из всех! Он никогда не бьет рабов, хорошо кормит, я рад, что меня купил именно он. Закончив вытирать юношу, Идей указал ему на ложе, и Кассандр вытянулся на льняной простыне, зная, что сейчас мальчишка примется умащивать его тело маслом. Дома подобное позволяли себе не часто, последний год был худшим из всех, которые помнил Кассандр, а здесь… в этом доме, похожем на дворец и на храм одновременно, всё было иначе. И ему стоит как можно быстрее привыкнуть к новой жизни. Закрыв глаза, юноша вслушивался в свои ощущения — щедро смазанные маслом ладони Идея скользили по коже умело и легко. Это было приятно, и так хотелось просто закрыть глаза и задремать, не думать о том, что будет дальше, и как можно скорее позабыть последний разговор с Нелеем, от которого что-то внутри до сих пор кровоточило и неприятно ныло. — Перевернись, — коротко попросил Идей, снова невольно вытаскивая Кассандра из неприятных и тягостных раздумий. Юноша решил, что с болтливым мальчишкой стоит подружиться, если раб ненавидит или боится тебя — ничего хорошего не будет. Руки, касающиеся тела, глаза, смотрящие на тебя, уши, слышащие так много, не должны быть одержимы ненавистью. В этом Кассандр был совершенно уверен, да и Идей оказался из тех, кто способен вызвать симпатию с самой первой встречи. Повернувшись и подставив умелым рукам раба грудь и живот, юноша спросил: — А сколько тебе самому лет, знаешь? — Конечно, — не прерывая своего занятия, ответил мальчишка, — четырнадцать. А тебе? — Я на два года старше, — сообщил Кассандр, наблюдая за манипуляциями, — мне шестнадцать. — Я умею считать, — немного обижено сообщил Идей, растирая масло по ногам юноши, — и читать тоже — господин научил, а еще он обещал освободить меня, как только я вырасту, — доверительно добавил мальчик. — И что ты будешь делать тогда? — полюбопытствовал Кассандр, чтобы отвлечься от щекочущих прикосновений. — Буду и дальше служить господину, я же родился не в Афинах, мои родители — фиванцы, так что гражданином мне не быть, — Идей тяжело и совсем не по-детски вздохнул, — так что лучше уж и дальше служить здесь, чем попасть в какое-то нехорошее место. — Это верно, — согласился Кассандр, садясь и озираясь в поисках одежды, — ты говорил, что дашь мне новый хитон? — Да, — мальчишка хитро улыбнулся, окинул юношу внимательным взглядом и направился к одному из ларнаков, откинул крышку и вскоре вернулся к сидящему на ложе Кассандру, протянул ему хитон ярко-голубого цвета, — вот, этот будет как раз под твои глаза. Давай, помогу надеть. Ткань, из которой был сделан хитон, оказалась очень мягкой и легкой, и практически не ощущалась на теле. Кассандр коснулся края хитона, убеждаясь в том, что ничего подобного ему прежде не доводилось носить, и улыбнулся, благодаря Идея за ловкость и быстроту, с которой тот сколол ткань фибулами. — Ну вот, — лицо мальчишки осветила довольная улыбка, — готово, остались сандалы, — он направился к другому ларнаку и принес Кассандру обувь, которую тот надел сам, радуясь, что сандалы из мягкой кожи пришлись впору. — А теперь пойдем, я покажу тебе твою комнату, господин велел приготовить её еще вчера. Комната, в которую они вскоре вошли, располагалась на мужской половине дома, была совсем небольшой, но и она показалась Кассандру, никогда прежде не имевшему отдельной комнаты в отцовском доме, просто роскошной. Тут были анаклитрон и стол, на котором юноша разглядел принадлежности для письма. У противоположной от ложа стены стоял небольшой ларнак, над которым висело бронзовое зеркало. Стены были покрыты фресками, а с пола на юношу смотрела мозаичная Медуза Горгона, обещая хранить его от дурного глаза и зла. Солнечный свет лился в комнату через широкое окно, занавешенное прочти прозрачной тканью. Осматривая все это великолепие, Кассандр окончательно растерялся и только негромкое и восхищенное: — О боги, — сорвалось с губ юноши.