Приюти меня!

- Семь. - Восемь. - Валет. - Дама. - Король. - Туз. - Козырный туз. - Чёрт, - покидаю тёплое кресло и плетусь на кухню, Жан сопровождает меня. Я беру кастрюлю с поварёшкой и выхожу на улицу. Что-то народу больно много. Надеваю ёмкость из нержавеющей стали на голову, Жан преспокойно ждёт моих решительных действий, присев на крыльцо. Представление начинается. - Кхе, кхе… - обращаюсь я к прохожим, а стало быть к моей только что созданной публике, и начинаю колотить поварёшкой по кастрюле, в которой мне уже не раз приходилось готовить обед и ужин, - хочу борща, хочу борща... На меня пялятся, как на придурка, и обходят стороной, чего я, в общем-то, и ожидал. Голос срывается, и я слышу хлопки. - Браво, Алекс, ты бесподобен! - Жан встаёт со ступенек и движется ко мне. Я сгребаю карты со стола и ненавистно тасую, при этом тихо насвистывая мелодию «Одинокий пастух». Мы сидим в гостиной, друг напротив друга, то есть, враг напротив врага, и пилим взглядом ни в чём неповинный затухающий камин. - Не свисти, раздражает, - Жан откинулся на гладкую спинку дивана, заложил руки за голову и уставился в выпуклый синий потолок, выполненный в форме бассейна. Смотришь вверх и кажется, что вода вот-вот покинет свою обитель и выльется прямиком на тебя. - Читал "Убийство по алфавиту"? - спрашивает парень. - Нет, а что? - Там есть момент, когда Пуаро утверждает, что песня или мелодия, которую напевает тот или иной человек, зачастую выдаёт его мысли. - То есть ты хочешь сказать, что я одинок? - я так и не дождался ответа. Пока он отвлёкся, я, пожалуй, схитрю и незаметно положу лишних козырей в рукав, благо, Жан одолжил мне именно эту толстовку, она потрясающая: чёрная, а я люблю этот цвет в одежде и считаю его самым что ни на есть привлекательным и завораживающим; рукава мне чуть великоваты, поэтому, если вдруг замёрзнут пальцы, можно спрятать их под плотной, но лёгкой тканью; небольшие карманы, которым смело можно доверить свой телефон, так как они на замке; а ещё эти две болтающиеся верёвочки, не знаю, есть ли на планете Земля люди, тащащиеся по этому незначительному атрибуту, но я – один из них. - Ходи, - закусив губу, я пытаюсь не выдать улыбки и не заржать, иначе план по спасению моей гордости провалится, и я совсем перестану себя уважать. Жан подозрительно косится на меня, верно, пытается прочесть. Под конец партии у меня остались два козыря, а парень сидел с "веером" в руках, в полном недоумении. - У меня такое чувство, будто ты меня надул, - перебирает он взглядом карточки, хватаясь то за одну, то за другую. - Ты просто не хочешь проигрывать мне. Он резким движением бросает сломанный "веер" на столик, переплетает пальцы, подносит их ко лбу и обращается к моей торжествующей персоне: - Что я должен делать? Я сижу в кресле, как на собственном троне из дорогостоящих камней, жутко улыбаюсь, сложив ногу на ногу, как истинный джентльмен, и наслаждаюсь. - Алло, меня слышно? – спрашивает Жан, понизив голос. - Да, да, говорите, - слышен женский голос в трубке. - Вам холодильник нужен? - Нет. - Тогда мы сейчас заедем и заберём, - парень нажимает на отмену вызова и нервно выдыхает. Хотя шутка старая, от смеха я всё равно еле сдерживаюсь. Жан собирает карты и такое с ними вытворяет. - Американская тасовка – "Рифл Шафл", - пояснил он. Я вновь побеждён. - Что хочешь? – с жалостью вздыхаю я и смотрю в эти горящие глаза. Но это ведь моя привилегия. Мы будто бы поменялись местами. - На колени, - вздёрнув голову, приказывает он. Фетиш, что ли? Я падаю вниз возле него и замечаю этот презрительный взгляд сверху вниз. - Я имел в виду ко мне на колени, - уточняет он. - Хотя, я мог бы немного изменить желание. - Не надо, - понимаю я его пошлый намёк, встаю с паркета и отряхиваюсь. Алекс, спокойно. Я всего лишь исполняю маленький приказ непоседливого ребёнка. - А теперь поцелуй меня, - с серьёзным видом говорит парень. - Мы так не договаривались, - пытаюсь выкрутиться я. Слова Жана смущают и приводят в замешательство. - Ты проиграл, а значит обязан выполнить моё желание, - настаивает парень и смахивает невидимые снежинки с моей щеки. - Хорошо, - сглатываю я и решаюсь на отчаянный для меня поступок. Я негодующе приблизился к его губам и безостановочно глазел на них, пытаясь хоть как-то затормозить процесс. Он несильно дунул мне в лицо, от чего мои волосы слегка встрепенулись, и я мгновенно зажмурился. У него свежее дыхание, но это ничего не меняет. Почему я должен целоваться с ним? Не то, чтобы мне не хотелось, однако... - Ну, я жду, - Жан напомнил о своём присутствии лёгким прикосновением к моему плечу. Когда я вновь открыл глаза, то почувствовал, как горят щёки. Я чувствовал кожей его горячее дыхание и временами нервно сглатывал. Сердце бьётся, как боксёр на ринге: его удары прерывистые, но одновременно с этим точные и быстрые. Наши губы уже соприкасаются, а я всё не могу выкинуть из головы абсолютно нелепые мысли. Я мужаюсь и прихватываю нижнюю губу парня, неловко её посасывая. Вдруг замечаю, как с моей верхней губой проделывают то же самое, но более уверенно и бесстыдно. Далее в дело вступает мой язычок и нерешительно, маленькими толчками, пытается вызвать своего оппонента на дуэль. Я ощутил, как по телу прошлись мурашки, потому что Жан ответил на вызов и стал подчинять мою жалкую волю своей. Кончик его языка двигался по часовой, заставляя меня вздрагивать время от времени. Не знаю, как это произошло, но я мычал и дёргался из-за приятных ощущений, Жана это заводило, впрочем, как и меня самого. Он не спеша уложил меня на диван, чего я сперва не заметил, и настойчиво прокрался своим языком в мой рот. Я впился ногтями в его спину и жадно притянул парня к себе. Он теребил пальцами ремень на моих штанах и время от времени задевал кое-что весьма чувствительное. Почему мне так приятно? Я ведь не девушка. Что со мной происходит? Он мой заклятый враг, а я спокойно лежу под ним, при этом умудряюсь получать от этого огромное удовольствие. Это такая разновидность ненависти? Смирение? Что всё это значит? Может я, и правда, … Входная дверь с грохотом распахнулась. - Сын, мы верну…лись.