Чужая душа - потемки

- Нервничаешь? - белозубая ухмылка и озорные искорки в глазах. - Да ничуть, - добродушный тычок в плечо чуть не отбрасывает шутника к стене. Тот потирает ушибленное место: - Такой большой и такой глупый. Силу соизмеряй, здоровяк, - и ни капли обиды в голосе, только скрываемая усмешка над медведеподобным братцем. - Сам виноват, ты же от тренировок отказываешься, а не я! - А вот так? - еле заметный дымок от факела потек по воздуху и обвился вокруг запястья мужчины в красной мантии, постепенно обретая цвет и форму юркой маленькой змейки, сверкающей обсидиановыми глазками. Сзади послышался рык. Здоровяк обернулся - дым от другого факела сложился в пепельно-серого волка. Поймав взгляд животного, мужчина узнал зеленые глаза своего брата. - Шутки шутишь? - он перехватил рукоятку устрашающего по виду молота и оскалился. - Не сегодня, - волк вывалил язык на бок в усмешке, а потом растаял, превратившись обратно в высокого зеленоглазого насмешника. - Давай, медведь, это твой день, - он почтительно наклонил голову. Чуть помедлил и добавил, - Должен же ты хоть в чем-то меня победить! - и снова добродушное ехидство сквозит в глазах и голосе. - Ты... не сердишься? - виноватый щенячий взгляд невозможно синих глаз. - За что мне на тебя сердиться? Это ведь даже не твое решение, а отца. Иди давай. Все тебя заждались. Еще подумают, что я тебя упрятал куда-нибудь, - смех, такой искренний, что стоило бы поверить. И он поверил. Почти. Первый шаг из-за кроваво-красной портьеры. Секундная тишина. Серьезное лицо и немного нерешительности на первой ступеньке. На второй - зал взрывается восторженными возгласами, хлопками, криками. Маска невозмутимости пропала - теперь вместо нее опять та добродушно-простоватая очаровательная улыбка, из-за которой ему в детстве прощали практически любую шалость, чем он и пользовался. На третьей ступеньке - из-за портьеры появляется второй, в черном камзоле и зеленом плаще с перевязью, золотой шлем в знак уважения снят и покоится в руках. Мимолетный взгляд на ладонь - там притаилось небольшое, но заметное чернильное пятнышко. Ладонь сжимается, поудобнее перехватывая шлем. Он не ловит взгляды толпы, потому что не ему они предназначены. Да и не будут никогда. Ничего, кроме почтения, трикстеру добиться не удалось... Это не так уж и мало, но... не то. Уважение выказывали ему при встрече и асы, и асиньи, и полубоги - все, кто должен был. К сожалению, это почтение было только внешним, потому что за ним скрывалось на самом деле всеобъемлющее и емкое ничто. Большей части населения Асгарда было глубоко наплевать на младшего сына Одина, хотя бы потому, что в тени брата он был не очень-то и заметен, сам же он из этой тени выглядывал крайне редко. Теперь он - лишь ее часть, не более. Но... и не менее? Тор шел не спеша, по-детски непосредственно упиваясь вниманием к себе, дурачась, подкидывая молот и с легкостью его ловя у самой земли, улыбаясь счастливым лицам и маша рукой друзьям. Один наблюдал за этим с трона, изредка улыбаясь в бороду, чтобы никто не заметил - сейчас он не отец, любящий и понимающий расшалившегося сына, а царь, суровый, справедливый и беспристрастный. Еще пока царь. Фригг легко коснулась плеча супруга, поймала его взгляд и ободряюще улыбнулась. "Все хорошо". Приблизившись к ступенькам, ведущим к трону Всеотца, Тор остановился, с громким звоном поставил молот на пол, а потом сам опустился на одно колено, склонив голову. Один поднял руку, и в зале вновь воцарилась тишина. Локи отступил в сторону, смешавшись с стоящими слева у трона людьми. Всеотец тяжело поднялся с трона: - Тор, сын Одина. Властью, данною мне, как царю Асгарда, я нарекаю тебя своим преемником и новым царем, - голос разносился по всему огромному залу, долетая до каждого уголка, заставляя точеные колонны звенеть и дрожать. - Клянешься ли ты править мудро и справедливо? - Клянусь, - Тор поднял голову и теперь смотрел царю в лицо. - Клянешься ли ты защищать и оберегать всех, живущих в Асгарде? - Клянусь, - с каждым новым словом голос Тора обретал большую уверенность и силу. - Клянешься ли ты, Тор, сын Одина, выполнять свой долг, возложенный на тебя мной, Одином, сыном Бёра, царем Асгарда? - Клянусь! - Тор поднялся с колен, перехватил молот и направил его в проем между колоннами, туда, где видны были лучи полуденного солнца. - Кляну-у-у-у-сь! За несколько мгновений солнце затянулось грозными чернильно-фиолетовыми тучами, прогрохотал гром, и молния ударила в центр молота, притянутая им самим. Порыв прохладного, свежего ветра разметал занавеси, сдул огонь с факелов и взметнул плащ Тора, чья фигура была словно подсвечена голубоватым светом молнии. Пораженные силой, асы склонились перед Тором, принося дань уважения новому царю Асгарда. Повинуясь жесту отца, Тор прошел по ступенькам вверх и нерешительно коснулся спинки трона. Оглянулся, посмотрел на Одина. Но ответ пришел с другой стороны. - Он твой, - неслышный, только ему предназначавшийся шепот матери достиг его ушей; Тор, не сомневаясь больше, правильно ли он поступает или нет, решительно опустился на золотой трон, поставив молот у подножия. - Слава Тору, сыну Одина, царю Асгарда! - вскричал, опомнившись, один из герольдов. Остальные вторили ему - кто голосом, кто низким раскатистым смехом обитого серебром рога. Отовсюду теперь слышны были эти слова - асы и асиньи ликовали, приветствуя своего нового повелителя.