Холодок

Я всмотрелся, отложил «орех» и толкнул Антошку: - Гляди, ты так переживал, что мы последние в этом мире. Так вот, похоже, что нет. Антошка тоже отложил в сторону свою половинку «ореха» и стал внимательно вглядываться в море. Действительно, в волнах мы сумели разглядеть полтора десятка головок с длинными волосами самых разных оттенков – от тёмно-зелёного до пурпурного. И, судя по нежно-голубому цвету кожи, это были наши с Антошкой новоявленные соплеменники. Плывущие всё приближались, быстро рассекая изумрудные волны, и вскоре мы расслышали странные звуки, похожие на птичий щебет – похоже, синенькие так общались. Антошка помахал им рукой, а они увидели нас, щебет усилился, стал выше тональностью, и пловцы стали приближаться к островку ещё быстрее. А когда они выбрались на берег, мы с Антошкой слегка обалдели. Неведомые пловцы оказались пловчихами, то есть, девчонками. Одежды на них, как и на нас, не было никакой, нижнюю часть тела покрывала перламутровая чешуя того же оттенка, что и волосы на голове. Глаза у красавиц – действительно, красавиц, фигурки у девчонок были такие, что мисс Мира урыдалась бы от зависти, черты лица правильные, даже чуть-чуть видневшиеся из ртов белоснежные клычки их не портили, - так вот, глаза у красавиц тоже были золотистого цвета, как и у нас с Антошкой, с вертикальными зрачками. То есть, выглядели девушки необычно, но весьма привлекательно, на мой взгляд, каждой из них было лет по восемнадцать-двадцать, то есть, казались они вполне взрослыми, но… но вот их поведение больше походило на поведение несмышлёных детей. Они некоторое время рассматривали нас с Антошкой, некоторые подходили и обнюхивали, пытаясь лизнуть в щёку или в плечо, но… Никакого контакта не получилось. Девушки вели себя вполне дружелюбно, однако, разглядев нас, они утратили к нам всякий интерес, стали гоняться друг за другом по песку, подбирали и ловко вскрывали когтями белые «орехи», лакомясь их содержимым, при этом пачкались совсем как маленькие дети. Неужели это действительно дети, только выглядящие взрослыми? Признаюсь честно, при взгляде на некоторые выдающиеся подробности их анатомии я сначала почувствовал, как чешуйки в паху начинают раздвигаться сами собой. От конфуза я удрал в лагуну, и только прохладная вода немного привела меня в себя. Чуть позже ко мне присоединился и Антошка. Но когда мы присмотрелись к поведению морских девушек, всякое нескромное желание как отрезало. Да, они красивые, да, по меркам нашего мира они выглядят вполне взрослыми… Но ведь это всё равно, что хотеть ребёнка. Так что возбуждение спало само собой, мы вновь вылезли на берег и продолжили свои наблюдения. Девушки нас совершенно не стеснялись, порой то протягивали половинки уже расколотых плодов, то пытались вовлечь в свои догонялки. Антошка несколько раз пытался объяснить что-то жестами, но его движения вызывали только смех. Морские девушки не просто не понимали его, они, похоже, были неспособны к какой-то серьёзной мыслительной деятельности и находились на уровне развития двух-трёхлетних малышей. Я даже попытался вступить с ними в мысленный контакт, но это тоже было бесполезно. Мне удалось уловить неясные мыслеобразы в сознании нескольких девушек – тепло… играть… пища… отзвуки каких-то неясных, но неоформленных в сознании опасностей… И всё. Похоже, обитательницы моря были неразумны. Или минимально разумны. Но как же так? Я вновь присел на песок, рядом устроился заметно расстроенный Антошка. - Холодок, они как дети… Они почти неразумны, - проронил мой друг. – Но почему? Я покачал головой: - Сложно понять. Но город… Его обитатели были явно разумными. Такие, - я кивнул на девушек, - не смогли бы построить дома, дворцы, храмы, не сумели бы создать росписи, делать украшения и предметы быта. В подводном городе было достаточное развитое общество со своими законами, искусством, религией… Куда всё это делось? - Может быть, немногие уцелевшие утратили разум из-за случившейся катастрофы? – спросил Антошка. – А это их неразумные потомки? - Но какого масштаба должна быть катастрофа? – поразился я. Антошка покачал головой: - Не знаю. Но это явно было что-то ужасное. - Погоди, - улыбнулся я, - возможен другой вариант. Это просто стайка расшалившихся несмышлёных детишек, удравших из-под надзора. И скоро сюда явятся более разумные нянюшки. - Хотелось бы верить, - вздохнул Антошка, - но это вряд ли. Вспомни росписи подводного города. Там были изображены не только взрослые, но и дети. И в останках… черепа были и большие, и маленькие. Я вот думаю – может, это как в Спарте? - В смысле? – удивился я. - Ну, помнишь, - ответил Антошка, - там избавлялись от хилых, слабых и больных детей? Может быть, и от этих девушек избавились, когда стало понятно, что они умственно неполноценные? А они выжили – пищи здесь много, а опасности встречаются нечасто. Так что где-то имеются и более разумные их соплеменники. Я помолчал. Гипотеза Антошки была вполне правдоподобной, но… - Знаешь, - сказал я, - если это и впрямь так, то меня не особо тянет знакомиться с такими… более разумными. Но долго гадать нам не пришлось. Глаза у нас были на диво зоркие, и Антошка первым разглядел на горизонте приближающуюся чёрную точку. - Смотри, - дрогнувшим голосом сказал он, - это, кажется, корабль? Корабль? Значит, морские жители не единственная раса в этом мире? Интересно, что на сей раз за сюрприз ждёт нас? Я хорошенько пригляделся и признал, что Антошка не ошибся – в направлении атолла стремительно приближался корабль с большим косым парусом и двумя прямыми, на трёх мачтах. А на палубе корабля я разглядел вполне себе обычно выглядящих людей. Самые обычные матросы – в синих штанах и серых рубашках, на головах повязаны платки чёрного цвета. Они деловито перемещались по палубе кораблика, возясь с какими-то снастями. Ещё несколько человек, одетых более богато – в высоких сапогах, вышитых… ну, не знаю, пусть будет – куртках и белоснежных рубашках наблюдали за процессом. Один из них навёл на островок что-то вроде бинокля и повернулся к матросам. Наверное, скомандовал что-то. Мне очень хотелось рвануть прямо к ним – может быть, эти люди тоже окажутся дружелюбными? К тому же в нашем мире моряки не обижали русалок – это было дурной приметой, может, и здесь так же? Правда, мы не совсем русалки, но кто знает? Антошка тоже раздумывал, переводя внимательный взгляд то на корабль, то на меня. А я медлил. Бросаться очертя голову к тем, кто кажется безопасным и дружелюбным? Что-то не тянет. Люди на корабле были явно разумны, но разумность бывает разной, и не всегда разум несёт добро. - Подождём, - тихо сказал я. – Поглядим, что им нужно. Антошка кивнул, соглашаясь. А ещё нас сбило с толку поведение девушек. Они не пытались удрать, но были насторожены и даже напуганы. И тут один из стоящих на палубе людей махнул рукой, и два матроса поднесли ему здоровенную, странно изогнутую трубу. Зачем? Ответ я получил почти сразу же. Мужчина поднёс к губам трубу, и над морем разнёсся странный жуткий звук – высокий и томительный. Морские девушки замерли на мгновение, а потом стали бросаться в море и поплыли к кораблю. Словно крысы, которых неудержимо влекла к себе дудочка крысолова из Гамельна. Я ещё не успел додумать эту мысль, как сам оказался на ногах и сделал несколько шагов по направлению к морю. И тут же мою щёку обожгла хлёсткая пощёчина. Я в недоумении затряс головой… и опамятовался. А Антошка, который привёл меня в чувство столь радикальным способом, отчаянно крикнул: - Уши! Холодок, заткни уши, иначе нам хана! Сами к этим сволочам поплывём! Собрав все остатки воли, я повиновался. Звук не исчез, но стал значительно слабее, а главное – утратил свою притягательность. Тело больше не двигалось в сторону моря, и я вновь опустился на песок, Антошка пристроился рядом, и мы стали беспомощно наблюдать за происходящим. А люди на палубе радостно расхохотались, глядя на покорно плывущих к ним морских девушек. А те оказались совсем рядом с кораблём, и тогда матросы сбросили в море сеть. Да-да, самую настоящую сеть, в которой бедняжки и запутались. По приказу мужчины с подзорной трубой матросы слитными и привычными движениями потащили сеть из воды. Морские девушки, казалось, стали приходить в себя, они пытались сопротивляться, может быть, стали резать когтями сеть, но тут странный "музыкант" отложил трубу и навел на запутавшихся в сети девушек что-то вроде большого фонарика, из которого вырвался тонкий зелёный луч. Зеленоватое сияние окутало сеть с запутавшимися в ней девушками, и те замерли неподвижно. После этого матросы быстро вытащили сеть на палубу и стали её распутывать. Девушек сноровисто связывали и уносили куда-то вниз – видимо, в трюм. Те же не шевелились, вконец одурманенные этим зелёным сиянием. Что же это такое? Зачем? А ещё я заметил, что некоторые матросы, связывая девушек, ещё и прикасались к ним – трогали грудь, живот, руки их спускались ниже… Правда, капитан что-то рычал тем, кто позволял такие вольности. Наконец матросы связали и унесли в трюм последнюю из морских девушек. «Музыкант» убрал свой странный прибор, судно быстро развернулось, поймав попутный ветер, и помчалось прочь на всех парусах. А мне ещё показалось, что «музыкант» разглядел нас и издевательски махнул рукой – мол, гуляйте пока. Позже попадётесь. И тут я вновь обратил внимание на Антошку. Он смотрел на всё творящееся безобразие чуть ли не со слезами, а потом выдал: - Почему? Почему всё так испортилось? Я сначала не понял, а потом… Почему-то мне показалось, что Антошка переживает за морских девушек не просто из добросердечия. Что-то он знает. И мы попали в этот мир, в эти тела отнюдь не случайно. Но как это связано с моим другом? И я понял, что больше выносить эту недосказанность, которая грозила встать между нами, как стена, я просто не смогу. Нужно было расставить все точки над «ё». И я решился. - Антош… - тихо начал я, - колись. Ты ведь явно знаешь об этом мире больше, чем я. Что здесь происходит? Куда нас, на хрен, занесло? Что ты от меня скрываешь? Колись! Антошка посмотрел на меня и шмыгнул носом. В глазах его была такая вселенская печаль, что я устыдился своего вопроса и решил, что просто напридумывал себе невесть что. У меня ведь больше и нет никого, кроме Антошки, а я к нему с допросами пристаю… Но мой друг грустно вздохнул и сказал: - Ты правильно думаешь… А после этого начал колоться.