Холодок

Предмет, плавно опускающийся на дно, дёргался, извивался, и мы не сразу сообразили, что это такое. А когда поняли – то похолодели. Это был никакой не предмет. Это был связанный человек в богатых одеждах, с привязанным к ногам огромным камнем. И он был ещё жив. В наших дурных головушках даже мысли не возникло, что с незнакомцем могли расправиться… ну, скажем, за дело. Что он мог оказаться мерзавцем, негодяем и убийцей, сто раз заслужившим свою смерть – даже такую отвратительную. Нет, на наших глазах погибал живой человек, а мы были, несмотря ни на что, всё-таки не в средние века воспитаны, и слова учителей о гуманности и ценности человеческой жизни засели в нас крепко. Поэтому, едва мы поняли, что опускается на дно, то торопливо бросились к утопающему, на ходу вытаскивая ножи, подаренные нам на прощание морскими девушками. Кто ж знал, что они пригодятся нам так скоро… Увидев нас, утопающий задёргался ещё сильнее, в глазах его отразился прямо-таки животный ужас, и тут я его понимал. Узрей я под водой парочку голубокожих парней с ножами в руках, рванувшихся к утопающему, как Ксюша Собчак к импортным устрицам, я бы тоже охренел. Но надо было действовать незамедлительно, парень явно пытался задерживать дыхание, но надолго его не хватит. Нахлебается воды – не откачаем. К счастью, он понял, что мы не замышляем худого, когда мы с Антошкой в два взмаха перерезали верёвки, связывавшие его и привязывавшие камень, и не сопротивлялся, когда мы, подхватив его под руки, рванули на поверхность. Нам хватило на это каких-то секунд, но наш спасённый всё-таки успел хлебнуть водички, и когда мы, как пробки из бутылки шампанского, вылетели на поверхность, он стал судорожно выкашливать воду, пытаясь вдохнуть. Добрый Антошка пару раз хлопнул его по спине, после чего незнакомец смог продышаться. Наверху по-прежнему царила кромешная тьма, разрываемая вспышками молний, но ярость грозы уже пошла на убыль. Море успокаивалось, шторм заканчивался. И только благодаря вспышкам молний и моему острому зрению я сумел разглядеть слабые огни улепётывавшего корабля. Уже достаточно далеко, кстати. Интересно-интересно. Это явно не похоже на торжественную казнь. Скорее уж на тайное убийство. Вот гады. Интересно, кого это мы спасли – прямо как Русалочка принца в Андерсеновской сказке. Однако спасённый парень – именно парень, потому что он был достаточно молод, и, что греха таить, даже в этом состоянии красив, был пока явно не готов удовлетворить наше любопытство. Он тяжело, со всхлипами дышал, и его ощутимо трясло. Явно последствия шока. Его надо вытащить на сушу и согреть. Это нам комфортно в воде, а ему – вряд ли. Я поделился этим соображением с Антошкой, встретил у него полное понимание, и мы повлекли несопротивляющегося спасённого назад, на островок. Выбравшись на сушу, мы осторожно пристроили враз потяжелевшее тело подальше от бушующих волн и стали думать, что делать дальше. С трудом вспомнив нужное заклятие, я прежде всего поставил над спасённым невидимый полог, защищавший его от дождя и морских брызг, а затем жестом показал, что ему не худо бы снять одежду. Клянусь, в эту минуту я сам от стресса позабыл, что вполне могу изъясняться на языке Махароджи. Парень покосился на нас с некоторым испугом, но одежду снял. - Приготовь тёплое питье, - сказал я Антошке. – Вон тут скорлупок от «орехов» полно валяется, а я попробую одежду просушить. Антошка кивнул, набрал несколько скорлупок, из которых мы намедни выскребли всю мякоть, наполнил их морской водой и, задумчиво сосредоточившись, стал эту воду превращать во что-нибудь пригодное для снятия стресса. Я же сложил одежду спасённого парня на песок и несколько раз провёл над ней руками. Для первого раза получилось неплохо – одежда стала сухой и чистой, а несколько появившихся на ней подпалин… ну, что поделаешь… Нет в мире совершенства. Похоже, спасённый рассуждал именно так, постольку он торопливо схватил предложенную мной одежду и стал с солдатской быстротой одеваться, стремясь прикрыть свою наготу. Хм, он что, нас боится? В это время Антошка тоже не медлил. Он поднёс спасённому половинку ореха, над которой курился ароматный парок с удивительно знакомым запахом. Парень удивлённо принюхался, попробовал, но желание согреться пересилило, и он стал делать маленькие, осторожные глотки из импровизированной чашечки. Ещё одну половинку ореха Антошка преподнёс мне, и вид у него при этом был довольный-предовольный. Я принюхался, сделал глоток, и… - С ума сойти! – вырвалось у меня. – Шоколад! Как это у тебя получилось? Да уж, горячий шоколад я любил, правда, пить его доводилось нечасто. То есть, нечасто после того, как я попал в интернат. А мама его постоянно делала мне на завтрак. Мама… Ох… Не надо мне об этом вспоминать… - Невкусно? – расстроился Антошка, углядев, как на минутку скривилось моё лицо. - Что ты, - отозвался я, - замечательно просто. Вспомнилось тут… не к месту. Но как ты всё-таки его наколдовал? - Да не знаю, - беспечно ответил Антошка, - просто представил, и получилось. Представляешь? Некоторое время мы просто наслаждались тёплым шоколадом, наблюдая за спасённым. А с ним стало твориться что-то непонятное. С каждым глотком шоколада он словно пьянел, движения его становились неровными, глаза подозрительно заблестели. - Чего это он? – не понял Антошка, когда парень допил последние капли шоколада, попытался вылизать половинку ореха, а потом наконец-то заговорил. Правда, речь его не была информативной – он, то и дело заикаясь, поблагодарил «прекрасных морских дев», потом попросил «подарить поцелуй, который его согреет», и даже попытался встать на ноги и куртуазно поклониться. К счастью для него, его ноги благополучно подкосились, согревшийся спасённый прилёг на песочек, подложил руки под щёку и почти мгновенно вырубился. Вот и ладно. А то дарить поцелуи мы не намеревались никому, и лично от меня он мог бы получить разве что коленом по яйцам. Да ещё и Антошка добавил бы. - Чего это он? – повторил Антошка свой вопрос. Я нагнулся и поднял половинку ореха, из которой пил незнакомец. Пахло однозначно шоколадом и больше ничем. А то я уж думал, что Антошка просто напутал по неопытности и вместо шоколада угостил незнакомца чем-нибудь спиртным. - Ну, я не знаю, - протянул я, - возможно, у них метаболизм другой, и наш шоколад действует на здешних людей, как спиртное. - Но на нас же с тобой не подействовало… - протянул Антошка. - Чоуроджи более выносливы – напомнил я, - может, и подействовало, но наш организм с этим справился. К тому же мы воспринимаем шоколад как нечто безобидное. Наколдуй ещё чашечку. - Ага, - радостно согласился Антошка и быстренько выполнил мою просьбу. На этот раз в шоколаде явно прослеживались нотки корицы и мёда – ну прямо всё, как мне нравилось. И я подумал, что со стороны картинка выглядит полнейшим сюром – сидят два голубокожих парня на маленьком островке посреди бескрайнего моря, рядом с ними спит третий, вокруг прорезают кромешную тьму вспышки редеющих молний, и льёт проливной дождь, при этом ни капельки на них не попадая. И эта парочка мирно распивает шоколад, вспоминая при этом всех общих знакомых. Да-да, мы с Антошкой ударились в воспоминания, и сейчас жизнь в интернате мне вспоминалась исключительно с хорошей стороны. Попытавшуюся всплыть догадку о возможном мамином предательстве я придавил на корню. У меня уже возникла одна очень интересная мысль, и, если получится, я ещё сумею всех удивить. Но сначала нужно выполнить то, ради чего мы так упорно движемся к землям людей – найти Диск и Циферблат и создать новую ветвь уже существующей реальности. Наговорившись всласть, мы ещё немного подремали, а когда открыли глаза, солнце уже взошло, небосклон радовал глаз своей свежестью, а море вновь было тихим и ласковым. Шторм миновал, пора было двигаться дальше, только вот что делать с нашим найдёнышем? И тут лежащее неподалёку тело зашевелилось. Мы с Антошкой хмыкнули и стали наблюдать за спасённым, притворяясь спящими. Парень поднял голову, обвёл взглядом маленький островок, с немалым удивлением воззрился на «спящих» нас, потом схватился руками за голову – видно, вспомнил всё своё вчерашнее приключение. Он обратил руки к небесам и взмолился: - Светила Небесные! Сурайя и Шан-Сурайя! Помогите мне, ведь вы, пресветлые богини, направили этих бессмысленных тварей, дабы поднять меня из пучины морской! Помогите же мне выбраться с этого острова, пошлите корабль! Не понял… Это кто это бессмысленные твари? Мы, что ли? Хотя… если он видел только пойманных морских девушек, то неудивительно, что считает так… Надо, пожалуй, объясниться. Но пока я думал, Антошка завёлся с пол-оборота: - Ты кого тварями назвал, сын плешивого шакала и ослицы, больной гонореей? – тут же высказался он. М-да, Антошка недавно прочёл «Повесть о Ходже Насреддине» Соловьёва и иногда выдавал цветистые восточные речи. Порой получалось на редкость уморительно. Во всяком случае, сейчас вышло именно так. Я еле-еле сдержался, чтобы не заржать, а у спасённого глаза стали просто квадратные. - Простите, прекрасные девы, моё невежество, ибо я не знаю, кто такие «шакал», «ослица» и «гонорея», но я даже предполагать не мог, что ваши головы осенил светлый разум, подобный по красоте вашей внешности… - начал оправдываться он. Так. Ещё один любитель восточного колорита на мою бедную головушку. Антошка же обозлился ещё больше и заявил, уже не придерживаясь витиевато-восточного стиля: - Мужик, ты спятил? Какие мы тебе «девы»? Разуй глаза! - Ну, - неуверенно протянул парень, - даже если утратили вы девство и познали радость материнства, это никак не отразилось на вашей несравненной красоте… - Вот же бестолочь! – не выдержал Антошка. – Ничего мы не утратили и не познали! Парни мы! Парни! Смотри, если не веришь! - Антошка, не надо, - попытался вмешаться я, но куда там. Моего друга уже несло. Он привычным жестом провёл по чешуйкам в паху и продемонстрировал ошеломлённому парню основное отличие мальчика от девочки. Тот охренел ещё больше: - Да не может быть! Всем известно, что в море обитают только девы! И что не осенил их головы свет разума, но они милы, ласковы и могут дарить своим хозяевам силу, здоровье и молодость, поэтому на рынках рабов их покупают на вес золота… - На рынках рабов? – прошипел я. – Значит, бедных Чоуроджи продают на рынках рабов? - Ну, - пролепетал парень, - сейчас всё реже и реже… Потому что их… то есть вас… попадается всё меньше… простите… Я неправильно начал. И тут этот чокнутый падает на колени и начинает голосить: - Простите меня, прекрасные дети моря, что я не поблагодарил вас за моё спасение и оскорбил, назвав неразумными. Нет мне прощения за то, что я упомянул о рабстве соплеменниц ваших… Приношу вам свои извинения, я ваш должник отныне. Мы с Антошкой переглянулись. Нам явно попался какой-то ненормальный Махароджи. И вот что прикажете с этим делать? Не бросать же его на этом клочке суши посреди моря? И мы вздохнули, смирились со своей участью, и я сказал: - Мы прощаем тебя, ибо неприятные нам слова ты произнёс по неведению. А теперь, может, прекратишь выделываться и объяснишь, кто ты такой? - Боюсь, что вы не поверите, но я говорю чистую правду, - с достоинством выпрямился спасённый. – Я – Шамшур Кай-сур, старший сын Правителя Шамшур Лат-сура. И я в беде. В большой беде.