Холодок

Закончив все деловые и не очень переговоры, мы распрощались с Рах-матом и Кай-суром и отправились назад в трактир. Киш-Миш встретил нас как родных, наговорил кучу комплиментов моему новому одеянию, а заодно и поинтересовался, как устроились наши дела. Мит-каль туманно ответил в том духе, что дела устроились наилучшим образом и что завтра за нами должны прислать экипаж, дабы отвезти к одному пациенту. Дядюшка Киш-Миш понятливо прищурился, но от дальнейших вопросов воздержался. Ну и ладно. Что-то этот принц меня утомил до невозможности со своими истериками и любовью. Или нет, скорее всего, его избалованное Высочество привык, чтобы все перед ним по щелчку на спину падали и ноги раздвигали, а я ему дважды отказать умудрился – и как юноша-Чоуроджи, и как дочь целителя. Такой удар по самооценке бесследно не проходит, и если бы мы всерьёз хотели обосноваться в столице, у меня были бы основания опасаться принца. Но если завтра всё пойдёт по плану… Мы вылечим Правителя, заберём Диск из сокровищницы и быстренько сделаем ноги. Спешить надо, нам ещё Наароджи уговаривать, а мне что-то подсказывает, что Крылатые могут воспринять нашу просьбу отдать Циферблат без энтузиазма. Думая на эту тему и мысленно переговариваясь с Антошкой, я довольно-таки вяло попробовал кулинарные изыски трактирщика и подумал, что с чем-чем, а с едой в этом мире всё в порядке. Аппетит пришёл во время еды. Хоть я и перекусил немного у Рах-мата, но всё равно отдал должное кухне «Кота в колпаке». Благо, предусмотрительный Мит-каль заказал ужин в комнаты, и мне не пришлось изображать в трактирном зале благовоспитанную девицу-скромницу под вуалью. Я задумался. Странное какое-то общество. Женщины здесь явно находятся в подчинении, вынуждены следовать куче дурацких правил, а те, кто относится к знатным или хотя бы более-менее обеспеченным кругам, – ещё и лицо закрывать. Лично мне это успело надоесть за очень короткое время, и я представил, что мне предстоит прожить так всю жизнь – под вуалью, не имея права вмешаться в разговор, не являясь самостоятельной мыслящей единицей, а просто некой придачей к отцу, мужу или брату… Бррр… И как только местные дамы это терпят? И я поинтересовался у Мит-каля, всегда ли так было? Оказалось, не всегда. С незапамятных времён на престоле Махароджи сидели не только Правители, но и Правительницы, причём жена Правителя и муж Правительницы носили титул Соправителей и пользовались практически такой же властью, подчиняясь только своему Супругу(Супруге). Кстати, у Махароджи практиковались и однополые браки, но для того, чтобы оставить наследников, брак мог быть тройным – если женский, то третьим был мужчина, если мужским – женщина. Был ещё вариант – дети от наложников или наложниц, но такие дети Правителей теряли право на престол, а вот у других социальных групп их права не ущемлялись ничем. Однако, когда умер третий из Правителей династии Шам-Шуров, то его Супруга, став регентом при малолетнем сыне, объявила себя Правительницей и была у власти почти сорок лет, причём, если верить легендам, правила она мудро и справедливо. Звали её Ариджа-сура Великая. - А как же то, что все здешние женские имена заканчиваются на «айя»? – спросил Антошка, внимательно слушавший Мит-каля. - Это было введено потом, "айя" - значит просто "женщина", - пояснил маг, - в то время у женщин были ещё собственные имена. «Ариджа», например, значит «Смуглоликая». Она была родом из южных Махароджи, у них кожа более тёмная. Так... Понятно. И что же случилось? - Однако, - продолжил Мит-каль, - сын Правительницы подрос и требовал власти. Но Ариджа-сура была железной женщиной, и сыну пришлось дожидаться её смерти. Когда Правительница скончалась, ему было уже сорок пять лет, и он был страшно зол на свою мать. Эту нелюбовь к матери он перенёс на всех женщин и стал постепенно издавать законы, всё более и более подчёркивающие их зависимое и неравное положение. Кстати, одним из первых указов он велел переписать исторические книги и убрать из них все имена Правительниц и Соправительниц. Многие из знати его поддержали, а политику отца продолжил его сын. И теперь мы имеем то, что имеем. Женщины превратились в слабых, во всём зависимых от мужчин существ, не имеющих права голоса. Более того, они и собственного имени не имеют. Пока они не замужем – носят родовое имя отца – как Кин-эш и Кинайя. А если ты, «возлюбленная дочь моя», выйдешь замуж за Кай-сура, то станешь Кайсайей. - Вот ещё! – фыркнул я. – Уж лучше сразу в воду! - Ну, да, - хмыкнул Мит-каль, - в море он тебя точно не найдёт, Сти-сляб. Но на твоём месте я бы не недооценивал твоего «поклонника». Такие люди привыкли получать всё, а не получив желаемого, становятся очень опасны. Очень. Всё это настолько совпадало с моими размышлениями, что я кивнул. И добавил: - Если всё пройдёт гладко, мы должны уже завтра покинуть столицу. И Богини с ними – Правителем, Наследником, Орденом. Пускай сами разбираются, кто главный в песочнице. Кстати, тут мне Кай-сур амулет подарил. Утверждает, что это амулет портала и что с его помощью мы сможем покинуть дворец, если что-то пойдёт не так. - Ну-ка, ну-ка… - заинтересовался Мит-каль и рассмотрел камушек, подаренный мне принцем. А рассмотрев, сказал: - Я ожидал подвоха, но это действительно амулет портала. Старинный, дорогой, качественный и очень простой. Чтобы его активировать – достаточно сжать в руке и провести по нему большим пальцем трижды. А чтобы закрыть портал – достаточно простого сжатия. Единственное… Наверное, Мит-каль собирался рассказать об особенностях закрытия портала, но тут я нахмурил брови и сделал сердитое лицо. Маг замолчал. Вот и славно, не стоит Антошке знать, как мы можем покинуть дворец. А то ещё решит, что он – самая подходящая жертва для того, чтобы замкнуть портал. Нет уж. Если всё пойдёт не так… Не буду думать. Просто сделаю, как я решил. Поэтому я просто перевёл разговор. - Знаете, Мит-каль, это всё безумно интересно, но мне хочется выкупаться на ночь. - Это естественно, - кивнул маг, - ты же Чоуроджи. Кстати, лучше вам с Ан-ташши спуститься в общую купальню – я узнавал у нашего доброго хозяина – вода туда поступает не из озера, как в те, что в номерах, а из подземного источника, причём минерального. Её слегка нагревают, и постояльцы часами плавают в больших бассейнах – мужском и женском. Да и местные жители частенько посещают трактир не ради выпивки, а ради этих минеральных ванн. Так что, если хотите, я договорюсь с хозяином. Мы с Антошкой хотели. И через пятнадцать минут отправились на женскую половину общей купальни. В отличие от мужской половины, с которой до нас доносились неясные разговоры и взрывы хохота, здесь было безлюдно. Но нам это даже понравилось. Купальня действительно оказалась выше всяких похвал, более того, природные шипящие пузырьки приятно щекотали тело и расслабляли. Мы с Антошкой некоторое время подремали в удивительно приятной воде, чувствуя, как в нас вливается сила – не такая, как в море, немного другая, но всё равно родственная. Усталость прошла очень быстро, и появилась новая проблема… ну, да, хоть внешне мы и выглядели, как девушки – не подкопаешься, но наши… эээ… первичные половые признаки никуда не делись. Заняться сексом захотелось со страшной силой, но вряд ли бы дядюшка Киш-Миш заценил бы, если бы его купальню использовали бы по этому назначению. Поэтому мы быстренько завернулись в громадные полотенца – настоящие простыни, ей-богу, и быстренько вернулись в свою комнату. Настроение и желание у нас не пропало, поэтому мы быстренько оглядели комнату, никого в ней не обнаружили – где шлялся Мурик, было совершенно непонятно, а Мит-каль с Дин-суром ушли к себе – предусмотрительно заперли дверь… и нас притянуло друг к другу словно магнитом. Мы стали жадно целоваться – так, словно в последний раз, потом начались более откровенные ласки, а потом Антошка пробормотал: - У тебя… то есть, у Кинайи… где-то в сундучке крем был… скользкий такой… Я сначала не понял, а потом сообразил, что он имеет в виду, и меня бросило в жар пуще прежнего: - Ты хочешь… - вырвалось у меня. - Ага, - без тени стеснения ответил Антошка, - очень хочу. Больше всего на свете хочу… стать твоим, Холодок. Честно, до меня не сразу дошло. А когда дошло… Мне просто снесло башню. Помянутая Антошкой коробочка отыскалась «на раз», крем действительно был прохладным и очень скользким, и я приступил к воплощению теоретических знаний в практику. Мне наша первая ночь запомнилась какими-то фрагментами. Помню, как стонал Антошка, когда мои пальцы оказались у него внутри… Как больше всего на свете я боялся причинить ему боль… как это мешалось с совершенно нестерпимым возбуждением… как я осторожно входил внутрь его расслабившегося тела… и как там было узко… как Антошка сам задвигался, постанывая, навстречу мне, и я почти задохнулся в вихре острых ощущений. До боли, до судорог… помню наше дыхание – рваное, сбитое, капельки пота, выступившие на Антошкиных висках… и огромное наслаждение, которое посетило меня. Такого я не испытывал никогда. Некоторое время мы просто лежали, обнявшись, я прижимал к себе Антошку и тихо шептал, что люблю его, а он просто кивал и улыбался. И мне пришло в голову, что я готов умереть ради этой улыбки. Мне не кажется. Я действительно люблю Антошку. И если кому-то это не нравится – пусть гуляют лесом. Неважно, в каком мире. Потом Антошка задремал, а я оттащил в сторону испачканные простыни – хорошо, что в номере были и свежие – вытер его мокрым полотенцем и, как мог, поправил постель, всерьёз задумавшись, что делать с испорченным бельём. Если учесть, что служанки в гостинице не слепые, а в нашей комнате ночевали две непорочные девы, это могло перерасти в серьёзную проблему. Но тут я пожал плечами и решил, что утро вечера мудренее. Однако и мне не мешало бы ополоснуться, и я, осторожно чмокнув спящего Антошку в висок, отправился в маленькую купальню, расположенную рядом с нашим номером. И, к своему удивлению, обнаружил там Мурика, сидевшего в своей человеческой форме на полу. Вид у мьяли был самый разнесчастный. - Ты что? – спросил я. – Тебя кто-нибудь обидел? Мурик покачал головой: - Нет… никто… просто… вы так друг друга любили. Меня обожгло просто. Меня так никто никогда не полюбит. - Так ты видел? – спросил я. - Не видел, - снова покачал головой Мурик, - ощущал… Это было так… так прекрасно… А я… я вам совсем не нравлюсь, а вы мне нравитесь. Оба. Вот так история. Что ж теперь делать-то? Мьяли, конечно, очень даже красивый парень и лично у меня вызывает тёплые чувства, но… как-то я привык, что любящие друг друга люди – это не тройка, а пара. Да и как к этому отнесётся Антошка? Стоп. Что-то я не о том думаю. Но Мурик-то точно ни в чём перед нами не провинился, не стоит его отталкивать. - Слушай, - мягко сказал я, - давай мы сначала разберёмся с исцелением Правителя и покинем столицу. А там… Там видно будет. Ладно? Ответом мне было громкое урчание. Оказывается, я непроизвольно опустил ладонь на голову Мурика и стал его машинально поглаживать. Вот же ж… Но Антошку я люблю. А Мурик мне нравится. И что делать? И тут неожиданно я вспомнил кое о чём другом. - Мурик, - быстро сказал я. – Ты можешь поклясться, что обязательно выполнишь одну мою просьбу? Мурик сначала игриво заурчал, но потом, видя мою серьёзность, твёрдо ответил: - Клянусь, что выполню всё, о чём ты меня ни попросишь, Сти-сляб. - Хорошо, - кивнул я, - тогда поговори с Дин-эром и скажи ему следующее… Наутро мы поднялись рано, как ни странно, ощущая себя выспавшимися и свежими. Так что, когда за нами прибыл экипаж Советника Рах-мата, мы уже завтракали, причём Антошка откровенно дулся на меня, а мне кусок не лез в горло. Нет, дело было не в том, что произошло между нами ночью. Дело было в том, что, одеваясь, я снял с шеи Ключ и велел Антошке надеть его. - Это ещё почему? – возмутился Антошка, почуяв что-то неладное. Но тут я призвал Мит-каля и заявил, что хочу отдать Ключ Антошке – дескать, есть у меня ощущение, что находясь у меня на шее, он помешает мне применить магию Воды. - Но ведь до сих пор не мешал! – взвился Антошка. Однако, Мит-каль встал на мою сторону: - Исцеление во многом зависит от ощущений целителя. Если Сти-сляб так чувствует – значит, стоит к этому прислушаться. Не сердись, Ан-ташши, как только исцеление совершится, и мы получим свою награду – ты вернёшь Ключ Сти-слябу. Антошке ничего не осталось, как согласиться, но он весь завтрак бросал на меня подозрительные взгляды. Однако, когда прибыл посланный с экипажем от Советника, дуться стало некогда, и мы поспешили занять места в экипаже. Мурика я взял на руки – наш «боевой кот» нипочём не согласился остаться в трактире. Впрочем, это совпадало с моей просьбой, и я не возражал. Вот так, впятером, если считать мьяли, мы и двинулись в полную неизвестность, которая могла обернуться для нас как грандиозным выигрышем, так и полным крахом всех наших надежд и планов.