Султанские пленники, или Необыкновенные приключения японцев в Стамбуле

Уже несколько часов лекари старались исцелить Ману-пашу. За ужином у Рустема-паши и Михримах-султан он съел бульон, после которого ему стало плохо прямо в коридоре. Сюмбюль-ага нашёл Ману без сознания, отнёс в его покои и позвал лекарей. Мана-паша лежал с закрытыми глазами и, казалось, не дышал. Лекарь водил у него под носом какой-то палочкой, и, наконец, пашу вырвало. Клаха и Сюмбюль держали его над тазом, пока яд не вышел из его желудка. — Яд вышел не полностью, пашу будет рвать ещё, — обратился лекарь к Клахе, — Не отходи от него, ага! — Я всё понял, ни на шаг не отойду, что вы? — заверил лекаря парень. В этот момент Мана-паша почувствовал очередной приступ и снова склонился над тазом. После этого у него начался сильный жар, и он откинулся на подушку, заглатывая в себя холодный воздух. Клаха погладил Ману по мокрым волосам, шепча: «Всё позади, Мана, сейчас тебе будет лучше…» — Паша, поспите. Яд вышел полностью, но вы так слабы… — Идите уже! — Клаха взял лекаря под локоть и стал буквально выпроваживать его из покоев Маны-паши. — Мы с Сюмбюлем-агой присмотрим за ним. — Если я понадоблюсь и паша, не приведи Аллах, почувствует себя хуже, вы зовите меня… — Обязательно, — шикнул Сюмбюль и ушёл на дворцовую кухню. Клаха остался с Маной в его покоях. Парень не спал всю ночь, и теперь начал дремать, но в реальность его вернул звук распахнувшейся двери. В покои Маны-паши влетела Хюррем-султан. Клаха вскочил и согнулся в поклоне. — Госпожа, что вы здесь делаете? Мана-паша только что уснул. — Как он? — Слаб… Не будите его, сейчас он не в состоянии даже пошевелиться… — Не отходи от него, Клаха-ага! Ни на шаг! — хасеки коснулась щеки спящего паши, — О, Аллах, он весь горит! — Лекарь сказал, что в его состоянии это абсолютно нормально… Жар скоро спадёт, и Мана-паша придёт в норму. — Хорошо, — кивнула Хюррем-султан и вышла. Клаха решил удостовериться, всё ли с Маной в порядке, и наклонился к нему. Сквозь сумбурный шёпот парень едва расслышал: — Хюмашах… Любовь моя… «Влюбился», — пронеслось в голове у Клахи, — «Хотя… Такая любовь ни к чему хорошему не приведёт. Они же не ровня друг другу!» Он снова посмотрел на Ману и тронул рукой его лоб. У паши был сильный жар. «Неужели бредит?» — Тихо, тихо… — пытался успокоить друга Клаха, — Всё позади… скоро будет лучше… Мана с трудом повернул голову к стене и снова закрыл глаза. В этот момент в покои влетел Ками-паша. — Клаха, что с ним? — паша сорвался на крик. — Да тихо ты! Он слаб ещё… Яд вышел, но у Маны сильный жар. — Какой ужас! — В бреду он звал Хюмашах-султан и называл её своей любовью… — Я же ему говорил… Блин, да не выйдет из этих отношений ничего хорошего! Клаха зевнул и потёр глаза кулаками. Было видно, что он замотан донельзя. Ками отозвал его в сторону и зашептал: — Я, кажется, знаю, кто мог отравить нашего Ману… — Серьёзно? И кто же? — Это происки Рустема-паши, я в этом более чем уверен… А отраву в бульон подлил кто-то из его прихвостней по его же приказу! — Ты так уверен? Не думал, что это может быть кто-то другой? — Исключено. Больше это никому не было выгодно. Рустем-паша ненавидел Ману больше, чем меня, тебя или кого-либо ещё! Мало того, он видел, как Мана говорил с Хюмашах-султан в дворцовом саду и какими глазами на неё смотрел! И что самое страшное — Михримах-султан это тоже видела! — Дааа… — протянул Клаха и опять зевнул. В это время Мана приоткрыл глаза и простонал: — Пи-ить… — И что мы стоим? За водой, и побыстрее! Оба парня вскоре оказались подле Маны-паши. Ками приподнял голову друга, а Клаха поднёс к его пылающим губам воду. Мана сделал пару глотков и снова провалился в сон. — Что лекари говорят? Долго он в таком состоянии будет? — Через несколько дней поправится. Его вовремя нашли. Иначе он бы умер. — Клаха смочил платок и положил его на лоб Маны. — Клаха, иди передохни, а то на тебя смотреть страшно… Я присмотрю за Маной, не переживай, ничего с ним не будет! — Но я… Сказали же, чтобы не отходил… — Иди спать! Клаха выдохнул, закатил глаза и удалился, оставив Ками с Маной наедине. Паша всхлипнул, увидев своего друга в жару и бреду, и погладил его по волосам. — Мана… Бедный Мана! Не оставляй нас одних… Паша даже не заметил, как в покои кто-то тихо вошёл и остановился около кровати. Он обернулся и увидел Хюмашах-султан. — Госпожа, как вы сюда вошли? — Я вчера узнала о том, что Ману-пашу отравили… Зашла справиться о его здоровье. — Мы могли его потерять. Лекари сделали всё, что в их силах, для того, чтобы его спасти, через несколько дней он поправится, инь-ша-Аллах. — Аминь. Оставьте меня с ним наедине, Ками-паша. — Как прикажете. Паша поклонился и вышел. Хюмашах-султан, оставшись с Маной, подошла ближе и осторожно погладила его по руке. Мана проснулся, но ему казалось, что у него галлюцинации. — Госпожа, Вы здесь… Или мне это померещилось? — Нет, паша, это действительно я, — еле сдерживая слёзы, ответила султанша, — Вы ещё так слабы… лежите, не шевелитесь… Позвать лекаря? — Нет, не нужно, — Мана-паша глотал слёзы от жара и одновременно от счастья, что видит свою возлюбленную, — Пи-ить… — простонал он. — Сейчас, паша, потерпите немного… — Хюмашах-султан развернулась к двери. — Клаха-ага! — Да, госпожа. — Мана-паша просит пить. Принеси воды. — Сейчас, — спустя некоторое время Клаха появился в дверях с графином. Хюмашах поднесла воду к губам Маны. Паша отпил и снова опустился на подушку: сил у него не было совсем. — Спите, спите, — Хюмашах провела рукой по мокрым волосам Маны, — Сейчас легче будет… — девушка наклонилась и поцеловала пашу. — Не оставляй меня, Хюмашах… Останься со мной… — Я здесь… я никуда не ухожу… — девушка всхлипнула. Мана повернул лицо к ней и закрыл глаза. Хюмашах-султан не отходила ни на минуту от Маны, протирала его лицо платком, подавала воды, когда он просил пить, и просто смотрела на него, пока он спал. На минуту Хюмашах показалось, что Мана вовсе не дышит, и это напугало девушку. Но нет, всё хорошо, он просто глубоко спит, и султанша успокоилась. «Какой же он красивый!» — думала госпожа, — «Наверное, все мужчины в Японии такие!» Она поняла, что любит пашу всем сердцем, и очень переживала за него. А тем временем Михримах-султан металась по всему дворцу в поисках дочери. В дворцовом саду её не было, в покоях Хюррем-султан — тоже. Наконец женщина увидела Хюмашах, выходящую из покоев Маны-паши. — Хюмашах, дитя моё! — Михримах-султан кинулась к дочери, — Разве можно так? Где ты была весь день? — Я была у Маны-паши, мама, — Хюмашах-султан не стала отпираться, — Я зашла справиться о его здоровье и засиделась. — Как он? — наигранно поинтересовалась Михримах-султан. Судьба Маны-паши её нисколько не волновала. — Плохо, слаб ещё… Но говорят, что через несколько дней он придёт в нормальное состояние. — Да пошлёт Аллах ему здоровья и долгих лет! — Аминь. В это время по коридору шёл Рустем-паша. Он также нервничал из-за внезапного исчезновения Хюмашах. Но, увидев её живой, здоровой и говорящей с матерью, паша кинулся к ней и сердито сказал: — Так нельзя делать, Хюмашах! Мы с матерью весь дворец обыскали… — Оставь её, Рустем! — вмешалась Михримах, — Она зашла проведать Ману-пашу и засиделась у него… — Значит, этот японский раб для тебя важнее, чем родные отец и мать? — вскипел великий визирь, но тут его окликнули: — Рустем-паша! Мужчина обернулся. К нему быстрым шагом приближался Ками-паша. Вид у него был грозный и не предвещающий ничего хорошего. Хюмашах и Михримах, видя, что не стоит вмешиваться в мужской разговор, быстро ушли. — Я долго скрывал своё к вам неуважение. Но то, что вы сделали, переходит любые границы, — шипел Ками в лицо Рустему. — Ты на что намекаешь? — сухо спросил Рустем. — Это ведь вы отравили Ману-пашу, больше некому! Именно после вашего приглашения на ужин ему стало плохо в коридоре! Так ему плохо и сейчас! — с каждой фразой парень заводился всё больше, — Я знаю, что вы ненавидите и меня, и его, но травить-то зачем? Из-за его чувств к Хюмашах-султан? Так это настоящее сумасшествие! — Не забывайся, щенок! — шикнул Рустем-паша, — Перед тобой великий визирь! И я не отдам свою дочь в жёны какому-то японскому музыканту, чьё место не во главе флота, а в местном борделе! — Да как вы смеете?! — Ками не выдержал и набросился с кулаками на Рустема. Драку увидели Локман и Сюмбюль и кинулись их разнимать. — Прекратили немедленно! — кричал Сюмбюль, — Вы что, хотите, чтобы дело дошло до повелителя? — Он оскорбил Ману-пашу, Сюмбюль-ага! Сказал, что его место не во главе флота, а в борделе! А меня назвал щенком! Я просто заступился за своего друга, и всё! — Неправда! — стал отпираться Рустем, — Я не говорил этого! — Шехзаде Баязиду будешь мозги пудрить, ясно?! — Хватит! — закричал Сюмбюль. Оба паши мигом присмирели. — Дожили: раньше наложниц в гареме разнимал, а теперь пашей! Срам-то какой! — евнух махнул рукой и ушёл. Вернувшись в свои покои, Ками рвал и метал. Клаха, видя состояние друга, спросил: — Да что с тобой? — Рустем-паша совсем задолбал! Он сказал, что место нашего Маны не на флоте, а в публичном доме! А меня так вообще щенком назвал! И при Сюмбюле отпирался, что не говорил такого! — Да, великий визирь — тот ещё, скверный тип… — Вот-вот! А ещё он сказал, что не выдаст Хюмашах-султан замуж за Ману ни при каких обстоятельствах! Хотя я столько раз предупреждал: «Мана, из этих отношений не выйдет ничего хорошего!» Кто бы меня ещё слушал? Хотя… я и сам хорош: влюбился в Нурбану-султан с первого взгляда! — Сумасшедший! Она же любимая женщина шехзаде Селима и мать четверых его детей! — Так и я о том же! Её пытались убить той же ночью, когда отравили Ману, а я её спас! Люблю её, чёрт побери, но не судьба! А когда получил твоё письмо, так сразу, никого не предупредив, сорвался сюда! — То-то у тебя глаза такие красные, как платье Хюррем-султан… Я пойду на дворцовую кухню, а ты пока отдохни после такого сумасшедшего дня. Ками свалился на диван и предался размышлениям. «Я молчать не буду, Рустем-паша!» — мысленно обращался парень к великому визирю, — «Повелитель непременно узнает о том, кто отравил командующего флотом, и от расправы тебе не уйти!»