Кот в мешке

      Хорошо бы Александра предупредить, что план немного изменился, впрочем, он и так будет Джону зубы заговаривать, пока не услышит звон бьющегося стекла.       Из комнаты заиграла бодрая мелодия. Ник осторожно отпустил штору и, вытянув монтировку из-под куртки, снова полез в окно. Примериваться нужно было уже сейчас: на что оно тут крепится? Штырёк, соединявший две планки в раздвижные ножницы, наверное, можно вырвать, лишь бы он не очень громко бздынькнул — или нужно подгадывать, когда мимо поедет что-нибудь достаточно шумное.       Мелодия прервалась.       — Александр?.. А… — Джон запнулся и сдавленно зарычал уже, видимо, не в телефон: — А какого чёрта ты делаешь за дверью?!       Ник сунул заточенный конец монтировки под верхнюю планку и замер, напряжённо отслеживая приближающийся по дороге свет фар и прислушиваясь к ругани Джона. Ну же, иди, открывай… Во входную дверь нетерпеливо постучали. Шлёпнули латексные перчатки, тяжело зашуршала прорезиненная ткань — сопроводив процесс снимания защиты откровенным матом, Джон чем-то грохнул и вышел из комнаты.       Ник надавил, постепенно отгибая планку, пошатал, немного усилил нажим, и штырёк — под громкое «шух!» с дороги — просто вывалился. Ник едва успел подхватить и его, и створку, чудом при этом не разнес монтировкой стекло. В комнату потянуло сквозняком, и из коридора послышались голоса.       — Ты рано, — как ни в чём не бывало заметил Джон. — Не стал своего нового друга ждать?       Откинув створку до упора, Ник извернулся и полез в окно. Протиснуться в него целиком не вышло бы, к тому же, если попытается, сорвёт створку с петель и уронит на пол. Но можно было дотянуться монтировкой до ручки большой створки.       — Нет, — отозвался Александр. Сквозняк прекратился: дверь закрыли. — Решил узнать, как у тебя дела.       — Мог бы позвонить.       — Мне не тяжело приехать.       Ноги свесились с козырька, голова и плечо влезли в комнату, пришлось поднапрячь пресс, чтобы не навалиться спиной и не раздавить стекло. Агенты продолжали молчать. Ник досадливо сморщил нос, но ждать не стал — некогда — упёрся монтировкой в ручку и надавил, постепенно сдвигая в положение «открыто».       — Понятно, — вздохнул Джон. — Узнал, значит. Я ведь не просто так оставил тебя погулять… Тебе лучше уйти.       — Правда? Застрелишь меня?       Монтировка сорвалась. Мысленно чертыхнувшись, Ник с трудом установил её обратно — мышцы от напряжения уже подрагивали, и конец монтировки уворачивался от оконной ручки, как живой. И ещё чуть-чуть… Запорный механизм сдвинулся. Ник выдохнул и пополз обратно, выбираться наружу было труднее: не свалиться бы с козырька.       — Если совсем вынудишь. Слушай, я выполняю приказ, и мне приказано сохранить «пыль» любой ценой. Если не веришь, давай позвоним Де Груту, он подтвердит…       Так далеко от окна различить голоса не удавалось. Ник с трудом сел, потом поднялся на корточки и, распахнув верхнюю створку, шагнул на подоконник, сдвинул штору и бесшумно спустился на пол.       — Просил ведь отозвать тебя, — раздражённо посетовал Джон. — Никому нет дела… Слушай, Александр, я всё понимаю, тяжёлые воспоминания, травма, но не смешивай личное и работу.       — Личное? — в голосе засквозил такой холод, какого Ник от него ещё не слышал. — Я не настолько трепетный, как ты думаешь, чтобы при малейшем упоминании падать в обморок.       Себастьян, повернув голову, смотрел на Ника круглыми слезящимися глазами. Изо рта у него выглядывал конец интубационной трубки — вот почему он не мог издать ни звука — кое-как дышал, горло сокращалось от рвотных позывов, но избавиться от неё не мог. А если вытащить, он закашляет, и сразу прибежит Джон. Придётся потерпеть трубку ещё немного. Ник потянулся к карману за ножом, но он не понадобился. На столике у кровати обнаружился лоток с инструментами, рядом — знакомый наполненный шприц и пустая кобура.       — При малейшем упоминании — кого? — ядовито уточнил Джон.       — Чего, — поправил Александр. — Никто не заслуживает такой смерти, и я не дам этому повториться.       Опустив монтировку на пол, Ник подцепил из лотка скальпель — удалось вытащить тихо — и принялся быстро надрезать скотч. Ещё немного, и опоздали бы: Джон как раз заканчивал срезать с Себастьяна одежду, рубашки уже не было, правая штанина разрезана доверху, левая — по колено.       — Не дашь? — усмехнулся Джон. — И как же? Твою мать!..       Выстрела не последовало, только рык, удар, грохот и звон. Ник перехватил скальпель в левую руку, подхватил монтировку, в два прыжка вылетел в смежную комнату — и замер под дулом пистолета.       — Бросай, — рыкнул Джон, сверкая рубиновыми глазами.       Ник разжал пальцы — монтировка со скальпелем гулко упали на пол.       — Иди назад.       Попятился, стараясь разглядеть предохранитель. Снял?.. К сожалению, да.       Джон осторожно шёл следом.       Понять, что случилось, никто не успел — в спину словно таран ударил, Ника швырнуло прямо на пистолет, и тот отлетел в сторону, мимо кто-то промелькнул, шлёпая босыми ногами. Сущность перехватила управление телом. Ник рванул когтями поперёк косматой морды Потрошителя, вцепился ему в горло, и они покатились с завываниями, рыком и грохотом сшибаемой мебели, во все стороны полетели клочья шерсти и обрывки одежды. В какой-то момент перед самым лицом распахнулась клыкастая пасть, неумолимо надвинулась и вдруг с воем исчезла. Ник рухнул на пол, дезориентированный внезапной лёгкостью.       Рядом стоял Александр. Чуть в стороне обнаружился и Джон с торчащим из бока скальпелем — злобно скалясь, подбирал с пола монтировку.       — Беги за Себастьяном, — велел Александр, перекладывая пистолет Ника из левой руки в правую.       В голове после схватки плыло и звенело. Ник поднялся, придерживаясь за опрокинутое кресло, и бросился в коридор, на ходу принимая человеческий облик, и очень вовремя: практически из каждой двери торчали любопытные лица. До лестницы Ник добежал, прикрывшись воротником, на мгновение замешкался на площадке — куда Себастьян рванул-то полуголый? — и побежал вверх, на крышу.       Искать не пришлось. Он стоял напротив выхода, занеся руку со шприцем и никак не решаясь вонзить иглу в бедро, на скрип двери заторможено оглянулся — и метнулся на край козырька.       — Не подходи!       Ник замер, на всякий случай вскинув руки. Высота пятого этажа. Если разобьётся насмерть — рассыплется, и что, Нику прыгать следом, чтобы получить немного «пыли», пока она не распалась на воздухе? А если не насмерть, то Себастьяна разбитого и поломанного везти к капитану?       — Себастьян…       — Я туда не вернусь! — лязгая зубами от холода, пробормотал он и демонстративно отвёл руку со шприцем в сторону, большой палец лёг на поршень. — Лучше тут всё закончить.       — Стой-стой-стой, это последняя доза! Я не собираюсь тебя туда возвращать. Смотри, — Ник покрылся шерстью и уставился на него кошачьими глазами, — это я тебя выпустил. Я хочу помочь, но для этого нужно задержать распад.       — Чтобы ты сам мог меня распилить? — Себастьян горько усмехнулся: — Все вы говорите «помочь». Мне нельзя помочь. Холод даст прожить ещё пять минут, и это… — он подозрительно покосился на шприц, — не знаю, что это, но мысли проясняет.       — Этот препарат блокирует волю Виктора, и пока он действует, нужно успеть довезти тебя до Шона Ренарда…       — И всё-таки отравить его «пылью»? Мне казалось, ты работаешь на Совет. Или Совет теперь заодно с Феррат?       Ник, снова став человеком, обескураженно покачал головой:       — Я не работаю на Совет. Вы как сговорились. Я вообще ни на кого не работаю. Хотя… нет же, работаю — на департамент полиции Портленда.       Рука со шприцем безвольно опустилась. Себастьян недоверчиво оглядел Ника с ног до головы, и в глазах наконец вспыхнуло понимание.       — Ты Гримм, — убитым голосом прошептал он. — Я помню тебя, видел на фотографии.       — Технически, уже не совсем Гримм, — улыбнулся Ник, — так получилось. Слушай, раз мы разобрались, что я не причиню вреда ни тебе, ни капитану, давай ты отойдёшь оттуда, и поедем?       Себастьян неуверенно шагнул от края.       — Что ты собираешься делать?       — Вначале нужно вколоть блок, а дальше попробуем переподчинить тебя Ренарду — если всё прошло хорошо, сейчас он, должно быть, уже король…       На крышу, блеснув в свете фонаря, брызнула прозрачная струйка препарата. Ник оторопело моргнул, с трудом отвёл взгляд от пустого шприца и, глядя в тёмные глаза Себастьяна, не нашёл, что сказать. Зачем? Уже ничего не исправить: нет препарата, и значит, не нужно выбирать: спасать его жизнь или возвращать сущность Вернодолга Александру.       — Королю нужен Гримм, — убеждённо проговорил Себастьян — для кого, для себя или Ника? И уверенно пошёл к нему.       Едва не попятившись, Ник усилием воли заставил себя замереть на месте и зажмурился. Сущность вздыбила шерсть, вцепилась когтями в душу, испуганно сжалась в комок — и… Они открыли глаза и огляделись. На крыше никого больше не было, под ногами мятой тряпкой лежали разрезанные брюки и пустой шприц, с кожи и шерсти поднималось и растворялось в воздухе облако перламутровой пыли.       — Давай-ка назад, — попросил Ник, принимая человеческий облик. Сущность подчинилась, как своя, но ведь это больше не так. Он судорожно ощупал карманы, нашёл телефон и быстро набрал Александра.       Тот ответил, не прошло и пары секунд:       — Ник, ты в порядке? — голос звучал настороженно, на заднем фоне раздавались голоса и шумели машины. Вот же… зараза, точно уже не в номере.       — Относительно: меня стало двое, — Ник огляделся по сторонам и, болезненно поморщившись, присел на корточки. На каком расстоянии от первого встречного начинается переход сущности? Нужен ли для этого зрительный контакт, или достаточно будет кому-то появиться в одном из окон соседнего здания? — Я на крыше. Ты сможешь подняться?       — Здесь полиция, — вместо ответа сообщил Александр. — У вас тут убийство в номере… Мне пришлось уйти.       — И? — Ник перехватил себя поперёк груди, как будто это чем-то могло помочь. Нет, не получится удержать. — Мне сидеть тут, пока они не решат проверить крышу? В какой стороне пожарная лестница?       — Она выходит на проезжую часть, здесь полно народа — я при всём желании их всех разогнать не смогу. — Александр задумался и заговорил глуше, явно прикрыв рот ладонью: — С восточной стороны у этого здания довольно тихий небольшой дворик, его ещё два дома закрывают. Беги туда. Всё самое интересное происходит на дороге — маловероятно, что кто-то станет смотреть с балконов. Если я правильно помню, балконы там удобные, можно зацепиться — спускайся по ним. Я встречу.       С высоты пятого этажа по балконам? Зря не увлекался скалолазанием. Ник убрал телефон в куртку и, пригнувшись, побежал к дальней части крыши. Если бы не поднимающийся из глубин сознания ледяной ужас, скручивающий внутренности жгутом, попытался бы найти другой выход, но времени на раздумья не было: замок на двери сбит — это быстро заметят, и в любой момент поднимутся осмотреть крышу, а прятаться здесь негде.       Здания были однотипными, с козырьками, каждое немного ниже предыдущего, располагались уголком на небольшом расстоянии друг от друга. На небольшом — для Вернодолга. Ник посмотрел с края. Дотянуться до балкона с козырька было проблематично, проще сорваться — сейчас он находился на самом высоком из трёх зданий, а прыгать нужно было со второго.       — Ну что, друг, — криво улыбнулся Ник, отступая подальше, — одолжишь когти? Надо вернуть тебя предыдущему владельцу. Давай, нам очень нужно вниз.       Воли и разума у сущности не было, но ему сейчас нужны только звериные инстинкты. Разогнавшись, Ник прыгнул, перекатился по крыше второго здания и встал на четыре лапы. Теперь на балконы. Снова разгон и прыжок. Хорошо, что пальцы длинные, человеческие — уцепились за металлические прутья. Теперь вниз. Подушечки обжигало холодом, и нужно было торопиться, пока не утратили чувствительность. И ботинки зря не снял: когти на ногах тоже были бы не лишними, но, уже перебираясь с балкона на балкон, некогда было разуваться. Если хоть кто-нибудь выглянет на шум, когтей у Ника не останется вовсе.       На втором этаже балконы заканчивались — повиснув на последнем, нужно было прыгать. Ник перебрался через перила, готовясь к прыжку, спустил ноги — и за спину дёрнуло. Оторвало от прутьев, кувыркнуло в воздухе, швырнуло вниз, выворачивая грудную клетку лепестками рёбер наружу. И снова подбросило вверх, выгнуло до боли в суставах. В глазах потемнело, что-то плотное и тягучее потекло по коже, въедаясь под закрытые веки, и вдруг всё прошло.       Ник кое-как сел и огляделся вокруг. Это, наверное, был обмен? Если со стороны выглядело, как ощущалось, то действительно зрелище отвратительное… За спиной раздался тихий угрожающий рык. Кувыркнувшись, Ник по-звериному сжался, оскалил зубы и настороженно замер. Монохромный пушистый везен, лежащий перед ним, был оглушён и пока только приходил в себя: упирался руками, пытаясь приподняться, слабо покачивал головой, но его рык, вздыбленная шерсть и расфокусированный взгляд диких зелёных глаз не предвещали ничего хорошего.       Глупо и бессмысленно накатила обида. Вот только что сущность была с ним, одно целое с человеческой душой, чувствовала и отзывалась — а теперь хочет убить. Но по крайней мере, перед ним Александр.       — Эй, — тихо окликнул Ник.       Александр прижал уши, вскинув голову, ощерил клыки, и его снова повело в сторону и завалило на бок: левая рука не держала.       — Спокойно, это я, — Ник качнулся к нему и отшатнулся от просвистевших перед лицом когтей.       Можно было понадеяться, что человеческий разум вернётся до того, как Александра перестанет заносить и он начнёт рвать когтями в полную силу, но там, с другой стороны здания, полиция, и нельзя здесь долго оставаться, тем более нельзя допустить, чтобы люди увидели везена. Ну не бить же его по руке, в самом деле! Но нужно ведь как-то успокоить! Если не Александра — нет его сейчас, бесполезно взывать к разуму — то этого чёртового драного кошака. А как к нему обращаться, если у него есть одни только инстинкты и слов он не понимает?       — Друг, — позвал Ник и еле успел отскочить от очередного дезориентированного выпада. — Да чтоб тебя, очнись! Ну, сам виноват.       И, прыгнув на Александра, покатился с ним по асфальту, собирая все лужи. Руки удалось заломить за спину далеко не сразу, и хоть бы чем это помогло, только рычать громче начал. Скоро все жильцы перебегут от окон, выходящих на проезжую часть, к балконам — посмотреть, кто там гарцует на ягуаре. И поскольку выпустить когтистые лапы Ник не рискнул, а третьей руки у него не было, то в меховой вздыбленный загривок вцепился зубами — и замер, пытаясь сообразить, зачем это делает. Отголоски инстинктов? Полный рот шерсти… Стиснув зубы сильнее, Ник потянул зажатую шкуру вверх, тряхнул головой и не шевелился более, долго, размеренно вдыхая запах «их вида», пока шерсть изо рта вдруг не исчезла, а в зубах не оказалась гладкая человеческая кожа.

***

      Привыкание к своей сущности шло заметно легче: если в сторону аэропорта Ник куртку нёс в руках, подставляя лицо порывам напитанного дождём ветра, то к пикапу уже возвращался застегнувшись под горло и нахохлившись. Александр тоже успел немного остыть и, пока Ника не было, поднял все стёкла, завёл двигатель и включил обогрев в салоне. И сейчас коротал время экспериментами: выставленные вперёд кисти рук покрывались короткой плюшевой шёрсткой, ногти сменялись когтями, а глаза на человеческом лице вспыхивали яркими зелёными огоньками.       — Волосатые ладошки? — поддел Ник, усаживаясь на водительское место.       — Обижаешь, — усмехнулся Александр и продемонстрировал гладкие розовые подушечки. — Раньше думал, только Потрошители так умеют: изменить глаза, не изменяя остальной облик. У меня пока получается только вместе с руками, но надо потренироваться.       — Да, я немного прокачал твою сущность, — улыбнулся Ник, — пользуйся аккуратно.       Александр втянул когти и принял полностью человеческий облик. Ник полез во внутренний карман куртки:       — Держи билет, твой паспорт, регистрация уже началась, но тебе не нужно идти сильно заранее.       — Меня уже разыскивают? — уточнил Александр и, глянув на билет вскользь, убрал в куртку.       — Вроде нет. Думаю, улететь успеешь, а там по возможности замнём… — Ник криво улыбнулся: — Если сам не сяду.       — Ну, у тебя есть все шансы избежать этого. Знал бы ты, чего мне стоило не стрелять: если бы засветили твой пистолет, всё было бы куда хуже…       — Да знаю я.       — За монтировку извини, — без тени сожаления сказал Александр, и Ник восхищённо покачал головой:       — Нет, ты мне объясни, как её вообще можно было сломать?       — Талант, — скромно потупился Александр. — К тому же я не один старался.       — Что тебе за Джона будет? — посерьёзнел Ник, но он только невозмутимо пожал плечами:       — Простят. Скажу, что я был в состоянии аффекта и себя не контролировал.       — Поверят?       — Мне — да.       — Ты кого-то потерял? — Ник вжал голову в плечи и, прикусив губу, виновато обернулся. Вопрос так долго крутился в голове, что стоило лишь на миг отвлечься, как сам слетел с языка. — Чёрт. Прости, вырвалось…       — Брата, — как ни в чём не бывало спокойно ответил Александр. — Очень давно.       Наверное, сейчас шерсть должна была встать дыбом. Внутри, под сердцем кольнуло пустотой: там никого не было, никто не отозвался — не зашипел, не прижал уши. Потребуется время, чтобы перестать обращаться к сущности, которой у него больше нет. Ник неуютно поёжился, через силу возвращая себе человеческие реакции.       — Он тоже был белым?       — Да, что, в общем-то, неудивительно: мы родились одинаковыми, — Александр улыбнулся: — Хотя мы всё равно удивились. Думали, будем как отец, Ягуарете, или в мать, Баламами — не принципиально. Никто не ожидал, что мы окажемся белыми, иначе к первому обращению нас бы успели увезти куда-нибудь в цивилизованный мир. Но до определённого возраста все мы — коты в мешке… А некоторые всю жизнь. Честно говоря, думал, мне понравится быть Гриммом, потом как-то не заладилось, но потом…       — Что? — осторожно спросил Ник.       — Сложно сказать, — Александр задумчиво помолчал, подбирая слова. — Наверное, не хватило времени оценить. Я заметил только одно свойство твоей сущности: она, правда, как плёнка — пока цела, даёт какой-то запас прочности. Ты-то как, рад возвращению?       — Да нормально, — хмыкнул Ник и, помявшись, кивком указал на его грудь. — Не хватает, конечно. Я к нему привязался.       — Это у вас взаимно, — привычно оскалился Александр.       Меланхолию как рукой сняло. Ник закатил глаза, но тоже непроизвольно расплылся в улыбке. Ответить не успел — в кармане ожил сотовый, требовательно звякнул и умолк: пришло текстовое сообщение.       — Капитан, — поделился Ник, прочитав, и убрал телефон обратно, — угрожает позвонить через пять минут.       — Ты сам ему ещё не звонил?       — Пока нет. Боюсь, предстоит разговор.       — Понятно, — усмехнулся Александр и, застегнув куртку, протянул ему руку. — Ладно, пойду регистрироваться. Приятно было с тобой в очередной раз поработать, надеюсь, больше не придётся.       — Оптимист, — похвалил Ник, сжимая его ладонь, и замолчал в попытках собрать мысли в слова.       Нужно было сказать что-то ещё, быть может, добавить пустое и бессмысленное пожелание доброго пути, ну хоть что-нибудь, лишь бы не молчать, потому что всё это было уже чересчур странно. Слишком много мыслей, но не на человеческом языке. Сколько могло длиться рукопожатие? Александр не разжимал руку, не разжимал и Ник. Под пальцами почудилось шёлковое прикосновение шерсти, но глаза Александра оставались тёмными, человеческими. Где-то за ними скрывалась пушистая монохромная сущность, и ей было безразлично, что Ник до сих пор пытался с ней говорить. Александр потянул руку на себя, придвинулся ближе — Ник потянул к себе, тоже сдвигаясь навстречу. Когда их губы коснулись, мышцы словно парализовало, ладонь сжалась крепче, почти до боли, в груди волной поднимался обжигающий холод, по щекам растекался жар сухого перегретого воздуха. Ник закрыл глаза, но мир не стал проще. Какого чёрта они делают? И почему он целуется с Александром?       Тот замер, словно очнувшись, и отстранился, по-прежнему сжимая его ладонь. Несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Наконец пальцы разжались. В салон ворвался поток холодного ветра и шорох дождя с дробным перестукиванием по крыше пикапа. Александр захлопнул за собой дверцу, открыл заднюю, ни слова не говоря, забрал свою сумку, хлопнул — и снова стало очень тихо. Наблюдая в зеркало заднего вида, как он идёт к зданию аэропорта, Ник растеряно потёр лицо ладонью всё ещё горячей от затянувшегося рукопожатия. Что это было? Никакого рационального объяснения не находилось, впрочем, безумных теорий тоже не было — разум отказался сотрудничать и замолчал наглухо. Кажется, нужно выпить… Точно, пиво! Ник оглянулся на заднее сидение, нашёл взглядом две купленные днём упаковки и выдохнул: на сегодня с него хватит сложных интеллектуальных задач.       Звонок капитана пришёлся очень некстати, когда Ник уже почти выехал с парковки, но нужно было отдать должное: тот ждал дольше пяти минут.       — Капитан.       — Ник, что у тебя? — устало спросил он.       Ник прижался к обочине и затормозил.       — Всё хорошо, — проговорил он, пытаясь добавить голосу хоть немного жизни. Почему-то начало потряхивать, и на лицо снова нахлынула волна жара, губы так просто горели. — Всё закончилось.       — Как Себастьян умер?       Как? Ник в замешательстве не сразу подобрал слова. Зачем об этом спрашивать? Умер и всё. Кто он такой, чтобы давать оценку, да и что оценивать? Технику и артистичность? Может быть, Себастьян устал бороться, и если так, то в этом нет ничего удивительного. Или он всегда мечтал умереть во славу кого-нибудь, принести себя в жертву — тогда его мечта сбылась. Не говорить же теперь, что ему вовсе необязательно было умирать.       — Он умер свободным, — вздохнул Ник.       — Спасибо.       — У вас как? Вы всё ещё в «Сентинеле»?       — Дома, — усмехнулся капитан. — Через час Львиногривам сообщили о смерти Роджера Хикса, продолжать вечер было бы кощунством.       — Но это не повлияет?.. — нахмурился Ник.       — Уже нет, — успокоил капитан. — Подъезжай. Нам есть, что обсудить.       — Сегодня? — Ник сморщил нос и даже помотал головой. — Я планировал добраться до дома, выпить пива и ничего, совсем ничего, сегодня больше не делать.       — Выпить? А почему бы и нет, думаю, нам есть, что отпраздновать.       Пивом? Ник оглянулся на заднее сидение, прислушался к себе: нет, виски он точно не хотел, хотел пива.       — Я весь грязный, — прибег он к последнему аргументу, — и у меня дырявые носки.       Капитан помолчал немного, обдумывая полученную информацию, и сдержанно пообещал:       — Что-нибудь придумаем.       Вообще, наверное, для их королевства нет ничего странного в том, что король и Гримм сядут вечером на кухне после тяжёлого дня, выпьют пива и, может быть, обсудят какие-нибудь ещё далеко идущие планы, чтоб уже точно весь мир содрогнулся.       — Ладно, — сдался Ник. — Скоро буду.