***
Музыка в «Heaven» просто закладывала уши. Десятки потных мужских тел двигались в ритм этой музыке, пытаясь привлечь внимание друг друга. А кому не хочется переспать с горячим парнем, даже если это вечер среды и завтра на работу? Даже если ты гей, ты все равно мужчина. Возможно, ты еще больше мужчина, когда с тобой рядом другой мужчина. Найл, парень лет двадцати шести стоит у барной стойки, крепко сжимая бокал маргариты и ища глазами своих друзей. В общем-то, он не любит такой шум, когда он не пьян или не под кайфом. Сейчас его нервы на пределе, потому что уже полночь, а его лучший друг и по совместительству любовь всей жизни - Луи Томлинсон - в данный момент скорее всего получает отличный минет в чиллауте этого клуба. Он продолжает искать глазами Луи, когда Зейн и Лиам подбегают к нему, подтанцовывая быстрым тактам клубной музыки. — Где, блять, Луи? — громко спрашивает Зейн, пытаясь перекричать музыку. — А сам как думаешь? — отвечает вопросом на вопрос Найл, прикладывая бутылку к губам. — Не сложно догадаться, — закатывает глаза Лиам и ставит опустошенный бокал на барную стойку. — Нам пора домой. Найди Луи. Найл закатывает глаза и идет к темной металлической двери, ведущей в комнату отдыха. Неподготовленному человеку покажется странным, что куча парней в освещении неонов просто так, безо всяких стеснений, трахаются на глазах друг у друга. Но ведь это гей-клуб, здесь все по-другому, и Луи Томлинсон знает, как оторваться здесь. Стоны то и дело доносятся с разных уголков, а Найл все продолжает идти вглубь помещения. Оглядывая обнаженные тела, он всего лишь пытается найти Луи. И наконец его поиски увенчиваются успехом – вот он: спина прижата к стене, рот приоткрыт в полустоне, он двигает бедрами и запускает свои пальцы в волосы незнакомца, чье имя он не знает, и вряд ли когда-нибудь захочет узнать. — Луи, блять, мы уходим, — сказал Найл, ничуть не смутившись позы своего друга. — Две минуты, милый... Ах, да, вот так, — стонет он. — Жду две минуты, и мы уезжаем. Парень, что сосет, набирает темпы, и, кажется, всё как всегда.***
Гарри впервые попал на эту улицу. Радужные вывески мелькают то тут, то там. Казалось бы, этот культ радуги должен был остаться далеко в начале нулевых, но пока мир сам выделяет это сообщество, оно никогда не захочет отказаться от того, что исконно принадлежит ему. Сотни лучей света проламываются сквозь темноту, и он просто идет вперед. Намерение Гарри было сегодня твердо как никогда. Он не уйдет с этой проклятой улицы до тех пор, пока не лишится девственности. Это идея гложет его так давно, что сегодня вечером он пошел на отчаянный шаг. Сердце бешено стучит от одной мысли, что сегодня может, а точнее, должно что-то произойти. Что-то, что он запомнит навсегда. Его кудри растрепаны, а зеленые глаза светятся отражением цветных вывесок, испугом и желанием воплотить свою идею в жизнь прямо сейчас. То и дело он слышит призывы потрахаться от толстых байкеров и случайных людей, которым по какой-то причине не нашлось места в клубах, но в глубине души он знает, что ищет кого-то особенного, такого же, как он. Это глупо, но разве в его возрасте людям не положено быть глупыми? Гарри в привычной ему честолюбивой манере скажет, что это его маленькая привилегия. — Парень, а тебе не пора в кроватку? — двусмысленно спрашивает мужчина лет тридцати. — Отъебись. В свете ламп и вывесок он идет дальше к парковке у клуба, где хочет попытать удачу. Парень встает под фонарем и достает сигарету. Неужели никто путный не захочет трахнуть его этой ночью? И не то, чтобы он не хочет зайти туда, просто что-то подсказывает ему стоять здесь. «Гарри, ждем пять минут и заходим», — говорит ему внутренний голос. Он видит черный джип и троих, очевидно, насквозь промерзших парней. Один очень даже симпатичный, он одет в кожаную куртку, волосы черные, а его глаза кажутся такими проникновенными, что на секунду Гарри думает, что должен сам подойти к нему, но вовремя себя одергивает. Второй — блондин с голубыми глазами, он вечно смотрит в телефон, будто кого-то ждет. Его худые ноги обтянуты джинсами, а куртка совсем тонкая. Третий — абсолютно обычный парень с карими глазами, Гарри готов поспорить, что там, где тот парень работает или учится, никто не знает, что он гей, и по ночам его задницу трахают мужики. Черт, это же не его гребаное дело. — Блять, где Томлинсон? — выругался последний. — Меня заебало ждать этого хуесоса каждый вечер, — добавляет брюнет. — Думаю, это зависть говорит в тебе, — доносится сзади почти сладкий самодовольный голос, — тебе ведь никто так и не отсосал. И Гарри готов был поклясться, что откровенно пялится на этого... Он не знал, как описать то, что перед ним появилось. Сродни второму пришествию Иисуса, но более многообещающе. Чуть взлохмаченные каштановые волосы, колкий, острый взгляд и такие же острые скулы, слегка припухшие от поцелуев губы и, Господи, он смотрит прямо на него. — Луи, блять, мой член сейчас отмерзнет, поехали домой. — Он давно отмерз от бездействия, Лиам. А вот я... — он смотрит в сторону Гарри, — я знаю, чем займусь прямо сейчас. Одним легким движением Луи оказывается под тем же фонарем, где с сигаретой в руках стоит Гарри. Он смотрит в его зеленые глаза так нагло, как будто он уже трахнул его. Теплая рука касается нежной кожи на щеке, и Гарри вздрагивает. — Можно я одолжу? — Луи указывает на сигарету. — Эм... Что? — Гарри кажется, что кислород выкачали не только из его легких, но и из всего города, когда Он забирает у него из рук сигарету и делает неглубокую затяжку, чуть втягивая и так впалые щеки, а затем резко приоткрывая рот, чтобы выпустить дым. — У меня дома отличные сигары, — он облизывает верхнюю губу и бросает не выкуренную и наполовину сигарету, — я бы мог поделиться с тобой. Гарри только качает головой, потому что вот оно. Именно за этим он пришел сюда. Ему предлагает поехать домой парень, источающий сексуальность всей вселенной. Он не чувствует себя шлюхой. Он чертов счастливчик, потому что все должно получиться этой ночью. — Я был бы рад, — слишком низким для мальчишки голосом отвечает кудрявый. И Луи улыбается самой что ни на есть самодовольной улыбкой. Под раздраженное ворчание своих друзей он захлопывает дверь своего джипа. Это начинается. Прямо сейчас.***
Что Гарри любит больше всего? Голубоглазых парней и... Конечно же, шикарные квартиры. Этой ночью ему выпал джек-пот, потому что эта квартира — просто мечта любого холостого мужчины. Огромная комната, которая сочетает в себе все: в одном углу бар и кухня, в другом — огороженная темным стеклом и выделанными под мрамор панелями кровать, которая напоминает мини-комнату, куда ведут две небольших лестницы с обеих сторон, большой телевизор, на полу валяется приставка, а хозяин квартиры — самое большое её украшение. Луи на ходу стягивает с себя куртку и футболку, пока Гарри стоит, как вкопанный и смотрит на него. Томлинсон снимает узкие джинсы и кидает свой телефон на журнальный столик, а Гарри все еще стоит посреди комнаты, и ему кажется, что он боится. Куда-то делась вся его уверенность, которую он себе внушил сегодня вечером, когда шел в клуб. — Долго ты там будешь стоять? — спрашивает Луи. — Да-да, сейчас. Гарри трясущимися руками стягивает с себя куртку и ботинки. Он смотрит на этого парня, которого, скорее, уже нужно называть мужчиной, и чувствует это: возбуждение и страх. В теле подростка такая смесь эмоций равна ядерному топливу в ракете. Белые боксеры облегают идеально круглые ягодицы, и ему хочется стянуть их. Луи подходит к нему ближе и ближе, пока не оказывается на самом интимном расстоянии. Он смотрит на мальчика, будто спрашивая «долго мы еще будем так стоять». Томлинсон высовывает свой язык, в животном порыве облизывая мальчишеские губы, и они горят желанием, которое он держит в себе. Парень поддается порывам старшего, и они соединяются в поцелуе, который длится не более десяти секунд. Дальше все идет по привычному Луи сценарию. Он буквально срывает одежду с мальчика, направляя его к кровати. Он целует его тазобедренные косточки, пытаясь искусать его. Луи двигается так быстро и точно, что Стайлс сходит с ума каждый раз, когда тот касается его обнаженной кожи. Гарри под ним весь вспотел от волнения и стонет от каждого действия умелого партнера. Язык Луи проводит длинную дорожку от паха до шеи. Теперь уже медленно, облизывая и задерживаясь на каждом сантиметре молочной кожи. Временами он смотрит наверх, пытаясь уловить реакцию молодого партнера. Он садится на бедра Гарри. — Что ты любишь? — спрашивает он. — Я? — Ты. — Я люблю мороженое... Такое, знаешь, с кусочками миндаля и... — Нет, — Луи смеется, попутно накрывая член парня ладонью, — я имею ввиду, что ты любишь в постели. Гарри краснеет. Он только что выставил себя полным идиотом. — Я люблю, ну, эмм… Дай подумать. — Римминг? – как бы в предвкушении спрашивает старший. — Да, - качает головой мальчик. — То, что надо, — отвечает он, даже не имея понятия, что и как это. — Прекрасно, — восклицает Луи, — тогда начинай. Гарри приоткрывает рот в изумлении. Он сейчас выставит себя неопытным идиотом уже во второй раз. Луи смотрит на него, попутно надрачивая ему член. Он ждет, когда это юное существо начнет делать хоть что-то. Ведь Томлинсон не любит терять время на всяких неумелых мальчишек. Стайлс издает громкий стон, кажется, его молодое тело хочет кончить прямо сейчас. — Не кончай сейчас, — приказывает Луи. — Постараюсь, — отрывисто дыша, отвечает Гарри. Их прерывает телефонный звонок. Луи не останавливается, с силой двигая рукой, а телефон не унимается. «Черт» – ругается он и берет трубку, при этом не прекращая движений. — Да, Элеонор. Что? — восклицает он. — Когда это случилось? Блять, я приеду сейчас же! — Луи прикладывает телефон к уху Гарри. — Поздравь эту стерву и мою подругу, у нас родился сын. Как тебя кстати зовут? — Гарри, — смущенно и все еще постанывая, отвечает парень. — Поздравляю вас. Он не может закончить свою фразу, потому что неожиданно даже для себя кончает прямо в руку Луи. Парень откидывает телефон и цепляется за темно-синие простыни, изгибаясь в спине. — Блять, я же говорил тебе не кончать, — кричит Луи, — это же были мои новые простыни. — Прости, я пытался, — оправдывается парень, с ног до головы покрываясь краской. — Вставай, я должен ехать. У меня только что сын родился, — говорит Луи, уже встав с кровати. — Сын? — недоумевает Гарри. — Две мои подруги лесбиянки попросили меня стать их донором, — пояснил Луи. — Тебе нужно домой. — Но я не могу поехать домой. Я сказал маме, что ночую у Лэсли. — Это должно меня ебать? — Но ведь я планировал провести ночь у тебя, — жалобно тянет парень. — Бля, ладно, собирайся, у тебя минута, поедешь со мной.***
В коридоре больницы Луи замечает знакомые силуэты — это Найл и Элеонор. Он бежит к ним, а Гарри следом быстрым шагом. — Чувак, поздравляю, — сходу кричит почти на все отделение блондин. — Спасибо, — широко улыбаясь, отвечает Луи. — Эль, перестань выделываться и подойди. Элеонор откидывает свои каштановые волосы, круги под глазами выдают ее бессонные ночи, проведенные рядом с любимой. Она хочет поблагодарить Луи за все, но это не в стиле их отношений, поэтому она просто кидает презрительный взгляд на Гарри. — А это еще что с тобой приперлось? — Это, – Луи запинается, — он поздравил тебя по телефону, когда кончил прямо на мою простынь. Генри, кажется. — Гарри, придурок, его зовут Гарри, он мне сказал по телефону. Мог хотя бы имя запомнить, — Элеонор закатывает глаза. — Она просто нервничает, — оправдывает девушку Найл, приобнимая друга за плечи. — Она просто несносная лесбиянка, — толкая девушку в плечо, говорит Луи. — Генри, принеси мне кофе. Гарри хотел бы напомнить, что его зовут совсем по-другому, но разве этих счастливых людей сейчас это волнует? Элеонор счастлива, потому что у нее и ее супруги, Викки, теперь есть ребенок, Луи рад, потому что впервые в жизни он сделал что-то полезное, Найл просто счастлив за друзей, а Гарри пойдет и принесет кофе. Вернувшись, мальчик вынужден был зайти в палату, потому что все были там. В руках черный кофе, а перед глазами куча женщин и ребенок... Прямо на руках у Луи. — Охуенный день, — говорит он, — сегодня у меня появился сын. — Два сына, — с какой-то пренебрежительностью в голосе говорит Найл, смотря на Гарри и, кажется, никто кроме него этой едкой фразочки не услышал. Ему не нравился этот мальчишка, а главное, ему не нравилось то, что Луи привез его сюда. Какое-то странное предчувствие мучило его. — Антонио или Николас? – спросила Викки, обращаясь к Луи. — Что думаешь, Генри? Как назвать его? - неожиданно для всех обратился к Гарри Томлинсон. Гарри смутился. Зачем он спрашивает его, как назвать сына? — Ник. Думаю, Ник подойдет. И в школе дразнить не будут, — широко улыбаясь ответил Гарри. И все смотрят на этого мальчика. Все, кроме самого Луи. Найл не знал, что был прав. Никто не знал. ▪▪▪ — Держи, — Луи протягивает две таблетки Найлу, — хранил на особый случай. — Нет, я не буду. Мне завтра на работу. — Мне больше достанется. Луи отправляет две таблетки в рот. Оглядываясь назад, он, возможно, захочет сказать спасибо этим двум таблеткам за то, что сделали его настолько глупым, что он решил снова отвезти Гарри к себе домой. Или, скорее, он захочет проклясть эти две таблетки и всю эту гребаную ночь, потому что всё начало меняться. Потому что это необратимо. ▪▪▪***
— Сколько тебе лет? — уже в своей квартире спросил Луи абсолютно голого парня. — Двадцать один. — А если не лгать? — Восемнадцать, — смутился Гарри. — И какого ты года рождения? — Девяносто третьего, — спустя секунды три ответил парень. — Ложь, люди не задумываются прежде чем ответить. Сколько тебе? — уже вжимая в постель парня, спросил Луи. — Черт, хорошо, мне гораздо меньше, чем тебе! Доволен? И это, — он выдохнул, — это мой первый раз. — Тогда ты запомнишь эту ночь надолго. И Луи впился в жадные до поцелуев губы. Он бы не сделал такого с этим ребенком, но он с удовольствием свалит это на две таблетки. Тем более, что ребенок совсем не против. Все этой ночью виделось Луи по-другому. Может, это потому, что он стал отцом, или потому, что он впервые с таким юным парнем, но на самом деле все проще: наркотики. Он не видит лица мальчика, только изгибы юного тела. Сквозь экстаз, одновременно давящий и разрывающий изнутри, он бормочет редкие указания. «Надень его на меня своим ртом», — и Гарри послушно разрывает пачку с презервативом. Он аккуратно располагает резинку у головки и смотрит вверх на Луи, но лицо того выражает лишь наслаждение и отрешенность. Он в другом измерении сейчас. Мягкие губы обхватывают головку, и Стайлс надевает презерватив на твердый член. Луи качает головой и резко хватает мальчика за шею, притягивая к себе для поцелуя. Гарри кажется, будто он снова может кончить от одного маленького движения. «Перевернись», — и мальчик снова послушно делает то, что ему приказали. Томлинсон снова не видит его лица, оно ему и не нужно. Все равно наутро все для него закончится. Сквозь призму своего помутнения он видит, как светлая и нежная кожа обтягивает выступающие лопатки, видит линию позвоночника, впадинки на пояснице, слегка выделяющиеся ребра. Это кажется ему вызывающе идеальным и рождает желание надругаться. Луи смотрит на свои руки и жалеет только о том, что принятой дозы не достаточно для галлюцинаций вроде когтей росомахи у себя. Однако он сосредоточенно опускает руки на лопатки мальчика под ним и, впиваясь в кожу короткими ногтями, резко и с силой проводит ими до самых ягодиц, одновременно с этим вгоняя в парня член. Вопль, который он слышит, запускает в нем нечто необратимое. Вся комната кружится, а его тело теперь движется в такт слишком звонким для стонов в подушку звукам. «Громче», — Луи хочет, чтобы Гарри стонал еще громче, когда он вошел в его девственный зад. Гарри хватается за перила кованой спинки кровати и кричит после каждого уверенного толчка. Его глаза наполняются слезами, а голова, кажется, лопнет от количества эмоций и ощущений. Это продолжается количество времени, которое обоим подсчитать не под силу. В первом случае причина тому – несколько волшебных грамм, во втором — разряды боли и наслаждения по всему телу, новый сорт кайфа, кардинально отличающийся от всего, что доводилось испытывать раньше. Слезы перестают обжигать лицо, а хватка, из-за которой под кожей, так или иначе, останутся кровоподтеки соответствующей формы, перестает казаться такой сильной. Приближаясь к краю, Гарри на какое-то время перестает чувствовать себя жертвой и, чуть приподнимаясь всем телом, делает несколько почти звериных движений навстречу члену Луи Томлинсона, который забрал этой ночью его девственность. Оргазм уносит с собой напряжение, силы, подобие небезразличия одного, мелькнувшую уверенность другого. «Теперь ты мужчина», — с этими словами Луи выходит из него, стаскивает и завязывает презерватив, отворачивается и засыпает.***
Гарри приобнимает Луи за талию, тихо дыша, чтобы не разбудить мужчину. Он не пил и ничего не принимал прошлой ночью, но некоторые моменты так сложно восстановить в памяти. Малейшее движение и даже бездействие напоминает о вчерашнем. Гарри еще не видел следов, но он знает, что они есть. Вдруг раздается громкий рингтон, и Томлинсон резко вскакивает. На самом деле это просто будильник на телефоне. — Какого хера ты обнимал меня? - раздраженно спросил Луи. — Я просто... Нуу... — Похуй. Одевайся, я опаздываю на работу. — Даже в душ не пойдем? — сонно пробурчал парень. — Может, тебе еще завтрак в постель принести? Луи поднял с пола джинсы Гарри и кинул на кровать. — Просто прогоняешь меня? Вот так? — Да, представь себе, — закатил глаза Луи. — И мы больше не встретимся? — натягивая боксеры, спросил Гарри. — Прости, малыш, я не выступаю на бис. Чтобы, когда я выйду из душа, тебя здесь не было. Он захлопнул дверь из матового стекла и оставил Гарри одного, наедине с уколом обиды где-то в сердце и великой болью во всем теле. «Посмотрим еще», — пронеслось в голове у мальчика. [...] Я увидел лицо Бога. Его зовут Луи Томлинсон. Кажется, я влюбился, но, черт, разве такое возможно? Его тело идеально, его голос... У меня встает лишь от одного его голоса, он весь идеален. Но ночь закончилась, и закончилась моя экскурсия на Олимп. Он сказал, что мы больше не увидимся. Я дал ему свою девственность и имя его сыну. Я такой глупый, а боги такие жестокие.