***
Гарри и Лэсли сидели в школьной столовой. Лэс того же возраста, что и сам Стайлс. У нее густые черные волосы, которые спадают на лицо каждые две секунды, проникновенные карие глаза, чуть смуглая кожа. Лэсли и Гарри давно дружат, многие думают, что они встречаются, но какая разница, что многие думают? Кудрявый отправляет в рот очередную порцию пудинга и снова мечтательно хлопает ресницами. — Ты должен мне всё рассказать, — не унимается девушка, — как это было? — Ммм, дай подумать, — парень закусывает губу, — шикарно, возбуждающе, больно, умопомрачительно, еще раз шикарно. — Ты врешь, — отмахивается девушка. — Это зависть съедает тебя, маленькая Лэсли, — парень высовывает язык так по-детски, и девушка заливисто смеется. На секунду она останавливает свой взгляд на дверном проеме. Гарри уже понял, кого именно она увидела, но тоже оглянулся, чтобы удостовериться в том, что он прав. Это Грег Мартин — нападающий в школьной команде по футболу и по совместительству объект вожделения его юной подруги. — Вот его бы ты точно не трахнул, — вернувшись в нормальное положение, произнесла девушка. — Думаешь? — Гарри вздергивает бровью. — Уверена! Он натурал. — А что, если мне удастся развести его? — глаза Гарри тут же загорелись. — Я пойду и признаюсь ему в любви на следующий же день, если тебе удастся хотя бы поцеловать его, — заявляет девушка. — Что ж, маленькая Лэс, готовь свою шекспировскую речь, потому что завтра тебе придется сделать это, — прикусывая губу в усмешке, говорит Гарри, — у нас с ним сегодня волейбол, и, кажется, у меня есть план. Гарри вскакивает и обходит стул. Его юное сознание уже рисует картинки, в которых он делает минет Грегу Мартину в душевой. Лэсли сидит, всё еще не осознав, на что она только что подписалась. — Я расскажу тебе всё в мельчайших подробностях, — шепчет он на ухо подруге и тут же уходит, оставив ее в недоумении. Гарри никогда не был хорош в каком-либо виде спорта, но ему нравилось наблюдать, как другие парни, особенно красивые и с хорошей фигурой, стягивая майки, пинают несчастный мячик. Часто он мечтал превратиться в бутылку воды, которую прикладывают к губам эти юные спортсмены, но о чем это он? Ах, да, звонок уже давно прозвенел, и в раздевалке оставалось только несколько человек. Он остался в одних боксерах и ждал, пока остальные свалят, чтобы остаться наедине с мистером «Я-Натурал-Вообще-То». Фигура Стайлса не была объектом вожделения всех девушек, он был более аккуратным и миниатюрным, нежели эти ходячие горы мышц, что обычно заставляют девчонок визжать. У него было что-то покруче габаритов: твердый пресс, длинные ноги, неплохая попка. За дверью исчезла последняя преграда Гарри, и он плотно прикрыл ее, прежде чем перейти к своей непосредственной цели. Почему-то он был уверен, что всё дастся ему легко и может быть это даже пойдет на пользу Лэсли. А может быть, ему просто тоже хотелось отхватить кусочек члена футбольной команды. Так или иначе, он приоткрыл двери кабинки. Парень стоял спиной к нему, капельки воды отлетали от твердых мускулов и действия его были на уровне рефлексов. Гарри встал сзади Грега и прикоснулся к плечам, и тот вздрогнул. Это было очевидно, чем еще занимаются подростки в душе? — Тихо, — попросил Гарри. Он чувствовал доминирование над этим мускулистым парнем, который был застан врасплох. Он даже ничего не говорил. Может быть, он не хотел привлекать внимание: тогда бы все узнали, что он торчит в душевой кабинке со стояком вместе с парнем сомнительной ориентации, а может быть, он просто был не против. Гарри не волновало, почему Грег не пытается его выгнать, он просто сделает это. — Я помогу тебе, — тихо сказал кудрявый и взял член футболиста в ладонь, — будь тише. Он раньше никогда не дрочил другому парню, но это было так захватывающе, что в итоге Грег не смог сдержать громкого стона. Единственное, что он смог из себя выдавить, это что-то наподобие угрозы о том, что, если об этом кто-нибудь узнает, Стайлсу не жить. Но это не могло волновать Гарри в этот момент. Он заставил кончить в школьной душевой парня, которого вся школа ассоциировала с кучей девчонок вокруг него и футболом. Самодовольная улыбка не сходила с его лица. Секс, о котором все столько говорят, случился с ним.***
— Гарри, милый, тебе не кажется, что эти джинсы слишком обтягивающие? — спросила мама Гарри, когда он захлопнул дверь шкафа. — Мам, я поэтому их и надел, они подчеркивают все мои сексуальные неровности. — Не забывай, что с матерью разговариваешь, — возмутилась женщина. — Мне пора, мам, — кинул Гарри, и пошел к двери. — Когда ты вернешься? — Не знаю, мам, не знаю, — натягивая пальто, сказал он, — молодость, она такая непредсказуемая. — Будь осторожен, Гарольд, прошу. В последнее время она чувствовала, как недавно милый мальчик со слегка женственными повадками ускользал от нее. Не хотелось смотреть правде в лицо, а кому хочется? Оглядываешься назад и понимаешь, что в шестнадцать лет ты тоже убегала из дома и далеко не в библиотеку. Но когда это делает твой ребенок, ты просто не можешь не волноваться. Энн садится на кровать и вздыхает. Ей казалось, что они с Гарри понимают друг друга и ничего не скрывают. Она приобщала его к искусству, водила в музеи и на выставки, и в глубине души она понимает, что он необычный мальчик. Но пока не увидишь это своими глазами, всё равно где-то в глубине души будет таиться надежда. На кровати лежал школьный рюкзак Гарри и как назло его личная тетрадь с зарисовками просто рвалась наружу. Энн закусила губу. Брать или не брать? С одной стороны, это неправильно, нельзя вмешиваться в личную жизнь другого человека, даже если он твой сын. Нарушать чужое личное пространство как минимум неприлично, и этому она всегда учила своих детей. С другой стороны, она ведь мать и должна знать, что происходит в жизни сына. Вдруг у него проблемы? «Я просто посмотрю и положу обратно». Она аккуратно потянулась к тетради и раскрыла первую страницу. Там были всякие зарисовки: природа, лица, цветы, дома, подобие граффити, но в основном карандашом. Ей всегда нравились рисунки сына, но то, что женщина увидела на нескольких последних страницах, поразило ее воображение. Силуэт мужчины, полностью обнаженного, размытые контуры сливаются в одну большую и точно вырисованную картину. Он полностью обнажен, никакой цензуры. Это не Венера Боттичелли, которая пытается прикрыть себя, нет, это мужчина, и он прекрасен: изящные руки, ничуть не уступающие рукам ноги, полустоячий член, скулы, о которые, казалось, можно порезаться даже через этот рисунок. Женщина приложила ладонь к губам. Неужели ее Гарри нарисовал это? Так точно и тонко прорисовать каждую мелочь можно только если… И вдруг ее осенило. Это очевидно, как и то, что ее сыну нравятся парни, просто об этом никто никогда не говорил вслух в их семье. Если о проблеме не говорят, то все делают вид, что ее не существует. Она аккуратно положила тетрадь обратно в рюкзак и вышла из комнаты. Кажется, намечается серьезный разговор.***
Сегодня, будучи довольным своей работой, проделанной в школьной раздевалке, и немного пьяным, потому что кто-то уже успел угостить его выпивкой, Гарри танцевал в гуще толпы. Как всегда музыка в этом клубе разрывает перепонки, жарко и хочется только выпивать и трахаться. Удивительно, как люди из вчерашних девственников, отчаянно желающих, чтобы их хоть кто-нибудь трахнул, превращаются в парней, в чьих глазах горит огонь похоти и желания. Это называется эффектом Луи Томлинсона с сегодняшнего дня, ибо Гарри ощущает именно это на себе. Но ему не нужны те парни, которые трутся об него, он ищет глазами только одного, того, кто подарил ему новое чувство. Он видит Луи за барной стойкой. В руках стакан с темной жидкостью, немного пьяные глаза, и он что-то шепчет Найлу, неистовому блондину. Он машет руками, после чего Луи ставит стакан на стойку и идет в гущу толпы. Только Гарри не намерен отдавать его кому-то другому на эту ночь. Он идет прямо навстречу к нему, зная, что Луи не хочет с ним больше встречаться. Назойливый мальчишка, который влюбился в него. Один из тысячи. Но ведь и у мальчишки есть свои клыки, которыми он готов побороться. — Привет, Луи, — говорит Гарри, плотно приблизившись к мужчине. — Маленький Генри, — улыбаясь, отвечает Томлинсон. — Гарри, вообще-то. Он обижен, но не показывает этого. — Гарри, точно. — У меня к тебе предложение, — он закусывает губу. — Не думаю, что ты можешь мне предложить что-то, — усмехается мужчина. Гарри тянет руку к талии Луи, осторожно, потому что боится быть отвергнутым. Снаружи в этом проглядывается толика неуверенности, но внутри Гарри движет смелое непреодолимое желание, которое поселилось в нем на постоянной основе после ночи с Луи. Томлинсон прекрасно понимает, чего хочет этот мальчик, такой наглый и самоуверенный, почти как он сам. — Мы можем уединиться, — Гарри прислоняется к щеке мужчины, обдавая его лицо с легкой растительностью своим свежим дыханием. — Я покажу тебе, чему научился за этот день. — Хорошо, Генри, — он делает ударение на его имени, — пойдем. Гарри на самом деле уже плевать, Генри он или святой Франциск, главное, что он идет в укромное место, где он сможет сделать Луи минет. Им двигает только животный порыв, когда он стягивает с мужчины джинсы. Он никогда не мечтал о нежных поцелуях и прелюдиях, страсть — вот что двигает сейчас мальчиком. Она двигает Луи уже двадцать восемь лет. Гарри берет в рот член, чьи очертания он помнит еще с прошлой ночи, они оставили в его памяти такой отпечаток, что он долго не забудет свою первую ночь. Вспомнив всё, что он учил (спрятать зубы, расслабить рот, напрячь язык), он просто вобрал член до основания. Луи издал глубокий вздох и вжался в стену. Гарри обвел языком головку и заглотил целиком уже второй раз. Его кудрявая голова потерялась среди неоновых вспышек и темноты, которая приходит им на смену. Луи только стонал и облизывал губы, подаваясь наверх. Он хотел вызвать рвотный рефлекс или просто отыметь глотку этого сорванца так жестко, чтобы он больше не заявлялся к нему и не просил трахнуть его. Но только Гарри не просто мальчишка-педик, который приперся в клуб, где полно взрослых мужчин. Он что-то более многообещающее. И у него нет рвотного рефлекса. Дикий стон вырывается у Луи, когда Гарри, втянув щеки последний раз и сделав круг языком, заставляет его кончить. Кто здесь кого использует? Каждому из них казалось, что он доминировал в этом состязании. Кажется, что в возрасте Гарри нет ничего страшнее, чем разговор с матерью. Особенно в четыре утра, когда ты вернулся из клуба и выглядишь немного оттраханым. Гарри, изнемогая от усталости, ввалился в свою комнату. Нащупав руками выключатель, он кое-как включил свет. На кровати сидела Энн в абсолютно бодром настроении, и Гарри нутром почувствовал, что это не конец дня. — Мам? — Сколько, по-твоему, сейчас времени? — подозрительно спокойно спросила она. — Час? — промямлил он. — Четыре утра, Гарри, четыре утра! — Мам, тут просто такое дело, — начал оправдываться мальчик. — Что? Был со своей девушкой? — она пыталась не шуметь, но тон повышался с каждым сказанным словом. — Брось, ма, я не буду об этом с тобой говорить. — А придется, — строго сказала она и потянулась к рюкзаку. Гарри приоткрыл рот от возмущения и чуть бы не кинулся к ней, но Энн опередила его. — Что это? — она указала прямо на рисунок Луи без всяких стеснений. — Какого черта ты трогаешь мои вещи? — Здесь нет твоих вещей, если хочешь знать, ты живешь в моем доме, — она кинула рисунки на пол. — Тогда забери их себе, блять, — взбесился он, — возьми себе всё! Повесь на стенку и радуйся! — Гарри, — она сделала паузу, — давай спокойно поговорим. Мальчик поднял на нее глаза. Спокойно поговорить в их семье? Разве такое возможно? — Спокойно поговорим? Сначала ты роешься в моих вещах, лезешь в мое, мое личное, а потом мы должны спокойно говорить? Более того, ты и так всё поняла, — вздохнул он, — к чему разговоры? — Гарри, прошу тебя, скажи, что это не то, что я подумала, — взмолилась женщина. — Это ведь просто мужчина, ты интересуешься им как художник и просто так нарисовал его. Правда же? Гарри приложил пальцы к губам в какой-то истерической усмешке. Это смешно, что она до сих пор отказывается верить в то, что ее сын не такой как все. Гей. — Мам, просто давай не будем, окей? Давай, иди спать. — Гарри, — прикрикнула она, — скажи мне. Это правда? — Правда что? — он взмахнул руками. — Правда то, что я нарисовал голого мужчину? Или то, что я спал с ним? То, что я влюбился в него? — лицо женщины побледнело. – Что, мам? Твой сын гей, и ты всегда знала об этом. Гарри отвернулся от нее, чтобы она не видела его слезы. Никто не должен видеть, даже если это твой самый близкий человек. — Ложись спать, Гарольд, — твердо сказала женщина. — Обсудим завтра. — Сделай мне одолжение, — почти прохрипел он. — Да, конечно, — каким-то уже испуганным голосом отозвалась женщина. — Не говори папе пока что. — Конечно, солнце, конечно. Спи. Она вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь. Ни одна боль и никакое разочарование не будет сильнее истинной материнской любви.***
— Иди спать? Это всё, что она тебе сказала? — сдвинув брови, спросила Лэсли, когда Гарри рассказал ей о том, что случилось. — Нет, она меня еще назвала солнышком, — засмеялся парень. — Странно как-то, — она глотнула еще кофе. Они уже почти подошли к дому Лэсли, когда Гарри заметил знакомую фигуру недалеко. — Лэс, ты знаешь ту девушку? — он указал на девушку с каштановыми волосами, которая возилась в багажнике машины, вытаскивая пакеты. — Это же Элеонор, наша соседка. Она здесь со своей партнершей живет уже год. — Год, говоришь? — Ага. — Ты ее знаешь? — не поняла Лэсли. — Да, она мать ребенка Луи, то есть, жена матери ребенка Луи, — Гарри поморщился. — Как всё запутано у этих гомосексуалов. — Ты сам гомо, придурок, — засмеялась девушка, уже открывая ворота своего дома. — Иди и готовь речь, которую ты произнесешь перед своим Ромео, — кинул Гарри, а в ответ его только послали. Элеонор всё еще возилась с пакетами, когда Гарри появился перед ней, улыбаясь во все имеющиеся зубы. — Вам помочь? — Что? — она подняла взгляд. – О, Гарри. — Да, — он взял пакеты из ее рук, — знаешь, лесбиянки такие же женщины и не должны таскать тяжести. — Приму за акт вежливости. — Как дела у Ника? — как ни в чем не бывало продолжал спрашивать парень. — Отлично, — Эль запнулась, — слушай, Гарри, прости, если я была груба с тобой той ночью. Честно говоря, я даже не помню, что происходило, вся на нервах была и… — Всё в порядке, — перебил он. — В порядке? — Да, пойдем, я тебе помогу донести. Она улыбнулась мальчику и повела за собой. Что-то было в нем, что топило лед в ее сердце. Какое-то солнце светило прямо из глубин души этого мальчика. Он шел по направлению к двери, и она успела запечатлеть тот момент, когда эта беззаботная юность и наивность играла в нем. В этой молодости было какое-то преимущество, наивность равна мудрости, когда ты молод. И в мальчике было всё, оставалось удержать эту свежесть. Викки — улыбчивая блондинка с ярко-голубыми глазами. Она кормила малыша и засыпала Гарри вопросами о школе, творчестве и Луи. — Ты рисуешь? — Да, немного, — застеснялся парень. — Я продаю картины, — уточнила Викки, — кое-что понимаю в этом деле. — Ты ведь не серьезно? — Более чем. Покажешь свои работы? Гарри с секунду помедлил, прежде чем потянуться к рюкзаку и достать свою тетрадь. Викки молча перелистывала страницы, иногда задерживалась на отдельных подольше. — Прекрасно, — сказала она, — эта вещь стоящая, — она указала на рисунок Луи, и Гарри весь покраснел. — Да, пожалуй, я просто был очень вдохновлен. — Не волнуйся, — засмеялась она, — все влюблены в Луи. — Кроме меня, — закричала Элеонор из соседней комнаты. — У меня дома есть более масштабная версия. Викки задумалась на минуту. — Знаешь, — начала она, — завтра у нас благотворительная выставка, — она остановилась и положила руку на ладонь Гарри, — если ты не против отдать свое вдохновение на благотворительность, то я бы могла устроить твою картину. — Ты, — он лучезарно улыбнулся, — правда? Правда сделаешь? Просто так? — Да, милый, — она засмеялась, — просто так. — Но ведь мы даже толком не знакомы. — Ты дал имя моему сыну. Мы теперь связаны навеки. Они дружно засмеялись. Она всегда считала, что таланты нужно вовремя раскрывать. А эта картина, определенно, плод огромного таланта. — Можно вопрос? — осторожно поинтересовался Гарри. — Конечно, милый. — Луи. Он придет? Можешь его пригласить? — Гарри, — в голосе ее слышалось какое-то сожаление, — брось это дело. Он не заводит отношений, у него, кроме Найла, и друзей-то настоящих нет. Луи Томлинсон не заводит парней. Забудь о нем и сфокусируйся на своем таланте. — Пожалуйста, — тихо сказал он, — просто пригласи его. Он не хочет общаться со мной, но я… Я собираюсь попытаться. — Хорошо, — вздохнула она, — хорошо. Ей было заведомо больно за этого маленького мальчика, рисующего взрослые картины. Но она правда хотела дать ему шанс. Она не подозревала, что на самом деле давала его Томлинсону.***
Лэсли ходила от картины к картине и выпивала каждый бокал шампанского, который ей предлагали. Найл долго болтал с Элеонор, потом полчаса в деталях рассматривал картину Луи. К слову, все хвалили особенную реалистичность и точность техники. Только глаза Гарри не отрывались от дверей. — Его здесь нет, — сказала подошедшая Элеонор. — Он же самовлюбленный хрен. Наверно, трахает какого-нибудь парня сейчас. — Опять меня обсуждаете? Луи буквально появился из ниоткуда, и сердце Гарри начало биться чуть быстрее. — Блять, пришел, — она сделала глоток шампанского и отвернулась. — Она без ума от меня, — констатировал Луи. И тут Гарри осознал одну вещь: Луи Томлинсон разговаривает с ним. Они не голые, нет члена во рту, они разговаривают. — Сомневаюсь. — Как и ты, — ухмыльнулся шатен. — Очевидно. — Слышал, картинки с моим членом — гвоздь программы на этом унылом мероприятии. Ты постарался, я полагаю. — Это искусство. Нельзя его так небрежно воспринимать. — Это просто кучка людей, которые думают, что принадлежат к чему-то особенному, — Луи поджал губы, — это модно сейчас. Эта хуйня поглотит нас всех. — На самом деле, эта хуйня важнее, чем мы. Ты, я, они, мы все умрем, и всё… Знаешь, нет разницы, жили мы или нет. В какой-то момент мы можем стать никем. Но останется то, что мы создали, и это будет важно, это будет хоть как-то спасать нас от того, чтобы стать никем, это вечно. Искусство вечно. Пока картина жива, автор не умрет. — Ты слишком много значение придаешь вечности, малыш. Думай больше о сексе. Это, знаешь, — он развернулся прямо к Гарри и резко притянул к себе, — расслабляет. И, к тому же, отлично у тебя получается. Не хуже, чем рисование, это уж точно. Луи медленно провел пальцами по щеке мальчика, и тот приоткрыл рот. Мужчина ухмыльнулся и потянулся к его уху. — Картина прекрасна. Я почти возбудился, когда смотрел на нее, — он легко коснулся губ Гарри, — молодец. Он испарился еще быстрее, чем появился рядом. Гарри остался там, посреди галереи, смотря вслед мужчине, который уже пошел к двери. Он не знал одной вещи: Энн тоже пришла на эту выставку. И она видела всё.