Не то, что хорошо заканчивается

В себя Феличе приходил медленно, толчками – словно выныривал из морской глубины навстречу солнцу. Зрение, осязание, обоняние – всё возвращалось постепенно. Феличе понял, что лежит на чём-то гладком и мягком, в полной темноте, в комнате, где отчётливо пахло табаком, мужским одеколоном и полиролью для мебели. Шевельнувшись, он первым делом потянулся за ножом. Ножа не было. - Я его забрал, – раздался из темноты мужской голос. Феличе вздрогнул. - Эй? Где я? - Там, где тебя быть не должно. Там, где тебе подписан смертный приговор. Там, где ты жив, только потому, что вернулся до восхода солнца. Последняя фраза всё прояснила. В животе неприятно похолодело. Чёрт! Чёрт! - Ой, дела, – испуганно протянул Феличе – всё-таки мафия? - Умный мальчик, но дурак – голос слегка изменился, словно говорящий улыбнулся – и зачем ты сюда залез, менино? - Я не менино! – пусть его сейчас пристрелят, но за свою честь Феличе готов был стоять до конца. – Я нормальный парень! - В блядской одежде? Не лги мне, менино… Зачем ты к нам залез? Кто тебя послал? – голос приближался, Феличе слышал шаги. А этот «кто-то» явно не маленький, Феличе с ним не справится, без ножа-то. - Никто… Я случайно, я не знал… Если бы знал! - Незнание не освобождает от ответственности, слышал? – и от следующего звука морозные мурашки побежали по коже юноши, как иней по стенке морозильной камеры. Щёлкнул взводимый курок. «Ну пока, белый свет» - успело мелькнуть в голове. - Закрой глаза, мальчик. Феличе послушно опустил ресницы и холодный металл дула провёл черту по шее от уха до ключицы. Юноша испуганно сглотнул и часто задышал. - Говоришь, что ты нормальный парень? Что ж, посмотрим… Мужчина должен уметь принимать наказание, – на глаза легла плотная шелковистая ткань и ледяной узел между рёбрами слегка ослаб. Кажется, если мафия завязывает глаза, то оставляет в живых? - Сиди, не двигайся, – говорящий снова отдалился. Снова послышался щелчок, но немного другой. «Свет включил» - догадался Феличе. - Попробуешь снять повязку – застрелю. Попробуешь ослушаться – застрелю. Начнёшь кричать – застрелю без всякой жалости, понял? - Да, – Феличе постарался, чтоб голос не дрожал. Пресвятая Богородица, дева Мария и сын её, милосердный Христос, только бы пальцы отрезать не начали! Он слышал о том, как наказывает мафия. - Раздевайся. Осторожно, чтобы не повредить повязку, Феличе стянул футболку. Слегка помедлив, скинул парусиновые туфли и джинсы, оставшись только в трусах. Трусы у Феличе были пижонские, плавательные, плотно прилегающие, из ярко-синего сатина и эластика, чтоб если вдруг приспичит искупаться, не позорится на пляже, и, не смотря на ужас и абсурд ситуации, он порадовался этому. Но радость тут же исчезла. - Совсем раздевайся. Вздрогнув, Феличе скинул плавки, чувствуя себя как никогда уязвимым. Он один, в неизвестном месте, обнаженный, под дулом пистолета… Кошмар. Уйти бы живым. Попасть к мафии, да ещё видать, не просто в жилой дом, а «хазу»! Надо было по радио гороскопы слушать, чтоб знать, когда звёзды беду обещают! Да ещё и вернутся потом! Как сглазили! Как следует подумать о своей несчастной судьбе Феличе не успел – ему скомандовали: - Ложись на живот. Руки крестом. Сейчас посмотрим, насколько ты мужчина. Помни, закричишь или заплачешь – пристрелю. Пошарив руками, Феличе разобрал, что сидит на краю очевидно большой кровати, застеленной шелковой простынёй. Впрочем, ни подушек, ни одеяла не было. Как и краёв. Феличе быстро вытянулся во весь свой невеликий рост, раскинув руки, повернув голову на бок – совершенно обнаженный и беспомощный, да ещё и ничего не видящий. - Ты пришел туда, куда тебя не звали. С оружием, – Феличе слышал, как говорящий ходит по комнате, чем то скрипит, что-то открывает, отодвигает, задвигает, закрывает и снова подходит – и ты вернулся, прокрался как вор в спящий дом… «Ну ничего себе, спящий» - Но ты вернулся до восхода солнца. И сейчас ты понесёшь наказание, – раздался свист, который ни с чем не спутаешь – так свистит плеть. Этот звук Феличе помнил из детства, когда маленьким жил в деревне у Лауры, с таким звуком братья Кларетты гоняли в поле скотину. И что будет дальше, Феличе отлично знал – в детстве ему регулярно перепадало от дядьёв. Короткая судорога прокатилась по спине, но Феличе заставил себя лежать неподвижно и даже не дрожать. - И если ты его примешь, как полагается, – продолжал невидимый собеседник – ты сможешь уйти отсюда живым. И удар, горящая огнём полоса поперёк спины, от которой растекается боль. Не кричать, терпеть… Феличе стискивает руки в кулаки , прикусывает губу, потом – прихватывает зубами шелковую простынь и перетирает её зубами, мечтая прогрызть кровать. Второй удар, третий, четвёртый… Бьющий - мастер своего дела, плеть не приходится дважды в одно место, полосы спускаются вниз, к ягодицами и Феличе кажется, что на него сверху положили решетку для барбекю – спина горит, боль пульсирует и сложнее всего – удержаться, не заорать, не попытаться свернуться в клубок, подставляя менее уязвимые участки тела… Повязка на глазах, кажется, промокла от слёз. - Молодец, – голос звучал довольно – мужественный мальчик. Ты и впрямь не менино, если только… Если ты не по красной теме, а? «А сам-то нет? Зачем тебе плеть в спальне?» - Феличе с трудом прикусил язык. Да как он такое может говорить! Самое «красное» что он в своей жизни позволял – это слегка девушку по попе шлёпнуть или ушко прикусить. - А ну перевернись. Феличе неловко перевернулся, стараясь лечь на тот участок простыни, что не нагрет его телом. Лежать было просто ужасно – спина горела, следы от плети он чувствовал так отчётливо, словно кто-то прочертил их огненным карандашом перед глазами. - Руки крестом, не забывай. «Урод, что ты ещё там придумал» - бессильно думал Феличе, вспоминая, что слышал о наказаниях мафии. Отрезание пальцев, горячее железо, утопление, подвешивание за ноги, связывание и укладывание на берег во время прилива… ну это вряд ли. Запах. Едковатый запах зажигаемой спички и за ним сладкий запах воска – когда гасло электричество, Кларетта жгла свечи… «Неужели прижигать..? Только бы не…» Горячая капля упала на грудь, и Феличе захлёбнулся воздухом, широко распахивая рот, стискивая в кулаках шелковую простынь, напрягся, изгибаясь, но не издал ни звука. - Сильный мальчик, – ещё одна капля, чуть левее, прямо на сосок, о Божечки, а ведь там кожа такая нежная и чувствительная, Гас, сукин сын, всегда этим пользовался, разводя его на минет… - Терпи, терпение – это добродетель – и на другой, прямо на самый центр, Феличе ясно почувствовал, как медленно расплывается горячее пятно и берётся корочкой. Не дёргаться, не дрожать, не пытаться прикрыться! Пунктир из горячих капель прочертил дорожку от солнечного сплетения, по поджатому животу вниз, к самому паху. «Неужели и туда?!» - у Феличе волосы встали дыбом. Он слыхал, что те, кто красной темой балуется, такое делают и кайф от этого ловят, но он-то не такой! Но дорожка остановилась. Феличе лежал, не шевелясь. Хотелось вскочить, чтобы не тёрлась о скользкие, но уже нагретые простыни исхлёстанная спина, хотелось смахнуть с себя застывающий воск. Хотелось ругаться и плакать. Но он лежал неподвижно. - Что ж, молодец, – голос мучителя звучал как-то странно. Словно он не воском его поливал, а бегал – дыхание прерывалось. – Ты… Как тебя зовут, мальчик? - Феличе – лишь бы голос не дрогнул! - Ты ведь за туфелькой вернулся, Феличе? - Д-да. Она не моя, мне её вернуть… Я обещал… - А обещания надо выполнять, правда? Феличе – голос прерывался всё сильней – лежи так. Шорох, лёгкий звон – расстёгивается пряжка, падает на пол одежда. - Я обещал, что ты уйдёшь, но больше – широкая ладонь скользит по шее, по остывшему воску, смахивая его, скользят вниз, накрывая вялый ещё член и горячий шепот на ухо, запах табака, одеколона и ментола – но больше ничего не обещал. Кровать спружинила и в следующую секунду Феличе почувствовал, как мужчина навалился на него – тяжелое, горячее, сильное тело. Пятна ожогов загорелись сильней. - Ну что же, вот… - мужчина сел сверху ему на бёдра, руки свёл вверх. Феличе чувствовал, как падают ему на лицо волосы – длинные, шелковистые пряди. Дыхание на лице, губы, легко касающиеся шеи, плеч, обожженных сосков… Мужчина облизал их и подул – удивительно приятно, приятнее всякой ласки и Феличе вздохнул - нервно, прерывисто. - Хочешь? – и ладонью ласкает член, и как будто можно сдержаться при этом. - Н-нет –гордость, это всё что остаётся – гордость.. - Феличе, мальчик, хочешь ведь… Давно с мужчиной был? - Хаааа…. Ах… Никогда… Не был. - Врёшь. Зачем ты мне врёшь? – горячие, сильные руки оглаживают тело, губы прикасаются к самым чувствительным местам – совсем не так, как с Гасом, просто ужасно, ужасно приятно. Хочется извиваться и стонать, но Феличе терпит. - Не вру… Никогда так… Не был…. - Ах ты… – мужчина встаёт и становится прохладно, он забирает жар с собой. Забирает, но Феличе по прежнему лежит неподвижно – вслушивается и пытается принюхаться. И чувствует запах – уже не воска, а чего-то, напоминающего запах косметики у Кларетты. «Не вазелин» - понял Феличе и всё сжалось внутри. Сжалось от страха. Как же так, ведь он всегда держался, неужели теперь его…. Звук рвущейся фольги, тихий шорох – это тоже ни с чем не спутаешь. Резинка. - Перевернись на живот, мальчик – и Феличе с готовностью переворачивается – всё что угодно, лишь бы горячая решетка на спине ослабила свой жар. И через секунду ему становится не до решетки – палец, скользкий и настойчивый, проникает между ягодиц и входит внутрь. Больно. Раздирает и Феличе не сдерживается, всхлипывает. - Тише, тише - горячие губы вновь прикасаются к шее. – Ты же сильный, ты же парень, вот… терпи… Палец, смазанный чем-то входит с каждым разом глубже, Феличе ёжится и одновременно пытается расслабится, вспоминая, что пацаны говорили за это дело. Секс между парнями в первый раз – это всегда больно. А с ним будет мужчина. Взрослый мужчина. Будет очень больно. Горячая, широкая ладонь скользит по следам плети – словно огнём ведёт. Два пальца внутри. И что-то…. Что-то такое, от чего по телу бегут жгучие искры – не больно, наоборот… Ну нет! - Нет – прошептал Феличе. - Да – ответил невидимый мужчина, потянув юношу за бёдра на себя – да, мой хороший, да… И вошел. Феличе не сдержался вконец, застонал, задёргался в сильных руках. Было больно, словно разрывало. Мужчина трахал его, Феличе слышал его вздохи и умирал – от рвущей боли, от ощущения полного подчинения и наполненности, от горячей ладони на своем члене. - О да – прошептал мужчина – похоже ты и вправду никогда… О, Феличе…. Он вдруг вышел и перевернул его на спину (Феличе коротко вскрикнул от боли на спине) и снова вошел.. Теперь это было не так больно, словно какая-то стяжка внутри отпустила и Феличе теперь не мог понять, что дарят ему эти ощущения – и больно, и противно и в то же время… Сильные руки, упирающиеся в плечи, горячее дыхание у лица, и словно что-то отзывалось внутри – не болью, а искрящейся сладостью, как газировка… Длинные волосы вновь мазнули Феличе по лицу, и ему вдруг пришла в голову жуткая мысль – этот мужик – белый! Слишком гладкие волосы, слишком широкие плечи – его трахает белый! Чтобы удостоверится, что это не так, Феличе поднял руку и провёл по груди мужчины. Грудь была совершенно гладкая, безволосая – значит, не белый, ну или мулат хотя бы. И за этим последовал судорожный вздох и шепот «Да, Феличе» и… И поцелуй. Мужчина прижался к губам мальчика, с силой надавливая, раздвигая языком его губы. И Феличе вдруг понял, что отвечает на поцелуй. Здесь, сейчас взрослый мужчина овладевал им, и он ничего, ничего не мог сделать. Ничего. Феличе закинул ноги ему на плечи, пытаясь максимально раскрыться и отвечая на поцелуй – что уж теперь… Теперь уже поздно. - Феличе – прошептал тот, входя как можно глубже и вздрагивая всем телом, кончая. Хорошо было, когда он вышел, хоть и зудело всё между ягодиц, примыкая к жгучей боли в спине и ноющим точкам на груди. Хорошо – когда горячее дыхание прошлось по телу и чужой, невидимый рот вобрал в себя член, а палец легко скользнул в растраханнную дырочку, находя там то самое, заветное, от чего тело простреливало искрами наслаждения и вот это было уже не больно, это было желанно… И Феличе кончил, кончил, судорожно дёргаясь, запрокидывая голову, на секунду забывая, кто он и где… - Феличе, мальчик – невидимый насильник лежал рядом и тихо шептал ему на ухо – сейчас я уйду… досчитай до тридцати и можешь снять повязку. Забирай туфельку и уходи. Иди через главный вход, не заходи никуда. Тебя никто не тронет, слышишь? Клянусь честью Семьи. И снова поцелуи, жадные, торопливые, спускающиеся вниз, укусы и горячие руки, оглаживающие тело… А потом раз – и стало холодно, мужчина поднялся, шорох – он одевался, хлопок – открылась и закрылась дверь. Феличе досчитал до тридцати и сразу вскочил - спину жгло. Стянул повязку и огляделся. Он был в большой комнате, освещённой желтоватым бра. Кровать была огромная, подушки были сдвинуты к краю. В полутьме виднелся гардероб, туалетный стол и раковина – для бритья. Именно к ней, прихрамывая, направился Феличе. Зеркало отразило его – опухшие искусанные губы, слипшиеся ресницы. Красные пятна ожогов и засосов. Обернувшись, он увидел пересекающие спину чуть наискось красные полосы. «Да я теперь просто грёбанный красавчик – сзади зебра, спереди жирафа» - и Феличе захихикал, с ужасом понимая, что истерика всё-таки добралась до него. Он без сил опустился на пол и засмеялся, смеялся, захлёбываясь слезами и вытирая лицо той самой повязкой – это оказался белый шелковый шарф. Наконец, когда внутри ничего не осталось – не слёз, ни смеха, он поднялся. Тело болело – хуже, чем после драки. И да, так и есть – кровь. Этот урод его порвал. Ну ещё бы. Здоровый мужик, а он, Феличе, телом как пятнадцатилетка и не было у него никого ни разу… Покрутив кран, Феличе смочил белый шарф, и принялся вытирать себя – свою собственную сперму, кровь, пот… Мокрый шелк приятно льнул к следам ударов и ожогов, хотелось намочить целую простыню и завернутся в неё. На туалетном столике Феличе заметил свой нож. Не забрал, надо же. Медленно взяв его в руки, Феличе подумал – перерезать бы себе горло и залить тут всё кровью, но эта мысль мелькнула и пропала. Крачка отправилась в карман. Натянув на мокрое тело одежду и намочив её кое где, Феличе наконец подошел к небольшому круглому столику на одной ножке, где стояло то, ради чего он перетерпел все эти ужасы. Красная туфелька проститутки на высоченном каблуке. И в ней, как насмешка, торчала купюра. Феличе скривился и достал её Тысяча. Тысяча баксов. Да не островных, которые только сотнями и считаются. Настоящая зелёная бумажка с золотой полоской. Больше, чем они на всех взяли в магазинчике папаши Боды. Больше, чем у Феличе было в заначке. Больше, чем он когда либо видел. Чёрт возьми, огромная сумма. За него. За его… За… Феличе неслышно всхлипнул. Как за шлюху! Конечно, шлюхам таких денег никто не платит, но всё равно… Трахнул и расплатился. Как с менино. Как с педерастом. Горло сжало и слёзы - горькие, тяжелые – подступили к глазам. Ну нет. Порку вытерпел. Воск вытерпел. Даже изнасилование вытерпел. И это тоже. Феличе повертел купюру в руках. Тысяча. Сколько всего можно было бы купить всего! Даже мопед. Дрожащими пальцами Феличе сложил из неё «цветочек» - какие бросают стриптизёршам или официанткам. И кинул на кровать. - Я не шлюха – сквозь зубы пробормотал Феличе, утирая слёзы. – Я не шлюха. Взял туфельку и пошел к двери. Идти было неудобно. Каждое движение отдавалось болью и внутри и снаружи, да ещё в туалет потянуло – сильно. Что так будет, он знал. Менино и педики – они все слабительное пьют, потому и худые через одного. Про это даже шутки есть, про аптеки в Розовом Квартале. Весёлые шутки, ага… Феличе коротко шмыгнул носом и открыл дверь. За дверью был роскошный коридор – ковёр на полу, стены – тёмное дерево внизу и зелёная ткань сверху, картины, светильники, какие-то статуи и вазы в нишах… Феличе видел такое только в кино про богатых, да в журналах Кларетты. Взять бы да поразбивать им эти статуи. Феличе прохромал по коридору, спустился по роскошной лестнице – мраморные ступени, фигурные медные прутья, широкие перила красного дерева… У Феличе вдруг вздрогнуло сердце – он представил, как его, усыплённого, несли по этой лестнице наверх. Первый этаж, который он так опрометчиво пробежал от выхода в сад до парадной двери в начале ночи, тысячу лет назад, встретил той же гнетущей роскошью и тишиной. И ощущением, что кто-то смотрит на него сверху. Вполне – это же дом мафии, тут небось везде глазки и прослушки. Выпрямившись насколько можно, вздёрнув подбородок, Феличе прошел по выложенному полированным цветным камнем полу и выскользнул за дверь, в предрассветную синь. Город, после буйной ночи спал – лишь кое где слышались отрывистые звонки будильников да отдалёно гудели в порту корабли. Феличе шел по улицам, стараясь избегать людей. С каждым шагом боль и отчаянье накатывали с новой силой. Даже мыслей никаких не было. Пусто и грязно внутри. Здесь, недалеко от дома Кларетты, улица выходила прямо в гавань. Феличе там купался иногда, несмотря на пятна масла и бензина на воде. И сейчас ему захотелось выйти на бетонную пристань и шагнуть вниз. Шагнуть и не шевелиться, опуститься вниз, на дно и вдохнуть поглубже. Мафия ставит своих врагов в цемент, а потом бросает на глубину – вот и он тоже… Туфелька. Проклятая туфелька. Надо отнести туфельку Кларетте. Это единственное, что крутилось у него в голове. Туфелька. Он должен отнести туфельку. Когда он доплёлся до квартиры тётки, уже совсем рассвело. Ключ лежал в щели за косяком, Феличе отпер дверь и устало привалился к стене крошечного коридора. Хоть умри прямо тут… Но умереть не получилось. Феличе постоял, немного приходя в себя и поплёлся в уборную. И там, уже под душем, слёзы снова прорвались – дикие рыдания, рвущая изнутри жгучая обида, удары кулаками по бледно-розовому кафелю… Феличе казалось, что весь тот ужас, который он пережил, встал у него поперёк горла и хотелось выплакать, вырыдать этот комок… И он плакал взахлёб, пока прохладные струи сбегали по израненной спине и смывали слёзы. Кларетта пришла, когда он ещё был в душе. - Ну как ты… - начала она и замолчала, распахнув глаза и прижав ладонь ко рту. Феличе вышел, лишь слегка закутавшись в маленькое полотенце и всё – и рубцы на спине и пятна на груди и засосы на шее – всё было видно. - Феличе, Феличе, малыш! Что с тобой случилось? Феличе поднял на неё свои чёрные, опушенные длинными ресницами глаза – сейчас совершенно пустые - Я принёс туфельку. - Феличе, я… - Мазь какая-нибудь есть? От этого? И для внутри? Что там педерасты используют? - Ох , маленький мой… - Кларетта всплеснула руками – Как же так, милый? - Вот так – взгляд у Феличе по-прежнему был пустой, голос ровный, безжизненный. Кларетта, хоть и была невероятно романтичной, тем не менее являлась девушкой умной и здравомыслящей, а жизнь с двумя братьями и работа в ночном баре научили её действовать решительно. Феличе был напоен горячим чаем с водкой и снотворным, намазан заживляющей мазью. Пока он цедил чай, тётя сбегала в аптеку на угол и, барабаня по стеклянной двери, заставила аптекаря открыться на полчаса раньше и продать ей свечи «для деликатных внутренних ректальных проблем, подходит особам обоего пола». Аптекарь начал было, что здесь не Розовый Квартал, но в ответ получил такой взгляд, что предпочёл заткнутся – глазами Кларетта умела сверкать не хуже племянника, а рука у неё была тяжелая. На всякий случай, девушка докупила обезболивающего, успокоительного и заживляющего, понимая, что с тем что стряслось, её скудные запасы не справятся. Уже проваливаясь в сон, накачанный и обработанный, Феличе предупредил – «Кто бы не спросил – меня нет и ты не знаешь где я». Кларетта кивнула и принялась раскладывать кресло – кровать она уступила юноше, как больному. Во сне Феличе видел всё то же – длинные роскошные коридоры, по которым он шел и всё возвращался в одну и ту же комнату – с гигантской кроватью и янтарно-желтым бра. И тень, которую он ни как не мог разглядеть, подходила сзади, горячие руки скользили по телу и голос шептал «Феличе, мальчик мой…»