Глава нулевая.
Получение письма. Рассвет. То время, когда мир предстает в ином свете. Вот первые, робкие лучики света неуверенно пробегают по полям, едва тревожа поспевающие колоски пшеницы, касаются листьев деревьев, более уверенно освещают спящее мирным сном село Лианки. На горизонте показывается краешек солнечного диска, утренний ветер треплет листву на деревьях. Где-то бодро зовёт свой гарем петух. Солнце появляется наполовину, ослепляя всех ярким сиянием солнечных лучей. Наступает новый день. Наступает рассвет. Я бездумно улыбаюсь, стоя на веранде дома, опираясь руками о перила и подставляя лицо потокам ветра. Короткие светлые волосы плохо развивались, однако одна синяя прядка так и игралась в потоках воздуха. Вся одежда, состоящая лишь из коротенького платьица, длиной чуть-чуть недостающей колена, трепалась следом. Босые ноги время от времени покрывались бегающими мурашками. Дверь дома тихонько скрипнула. Я скорее почувствовала, чем услышала чьё-то присутствие — это было что-то сродни странной интуиции, проявлявшей свой норов с детства. И пусть мать меня уверяла, что это у всей нашей семьи с давних пор так, практически всё село качало головами и говорило, что это дар, и что он сильнее, чем у моих предков. Как на самом деле, знал, наверное, только мейрис Аваргад. — Привет, Аликсия, — поздоровалась я со старшей из младших сестёр. Та встала рядом со мной, молча глядя на горизонт и положив локти на перила. — Привет, Камеяна, — наконец, сказала она, чуть скосив на меня грустный взгляд. Я не менее грустно, но с улыбкой поджала губы, как бы показывая, что я никак не могу повлиять на решение Орденов — дети младше четырнадцати лет не могут ездить в соседние села, деревни, пригорода или города. В последний не светило никому из нашей семьи — мы жили практически на отшибе Лейдории, в селе Лианки. Неподалеку находилось ещё два села и небольшая деревня, куда я ехала с матерью уже третий раз. Наверное, вы сейчас усмехнётесь, подумав, как всё это глупо звучит. Но всё есть как есть, и ничего не изменить. Правда, я могу рассказать о своей семье вам. Во-первых, меня зовут Камеяна Лианская (по названию села, да-да). Мне пятнадцать лет, внешность не примечательная — стройная девушка, даже несколько худенькая, светлые, коротко отстриженные блондинистые волосы, синяя передняя прядка, голубые глаза. Я, исключением прядки и длины волос, ничем не отличалась от местных жителей и не привлекала внимание. Но всё село давно знало, что у нашей семьи всегда была одна прядка волос синей и поэтому, если чьё внимание привлекала я с сёстрами, так разве что приезжих. Кроме меня в семье ещё имелась мать и две сестры — отец умер, когда мне было одиннадцать. Мать зовут Ниара Лианская, возраст называть не буду. Внешность примерно у нас в семье одинаковая — разве что у матери длиннее всех волосы, и всё. Старшей из младших сестёр является Аликсия Лианская, которой недавно, месяца два с лишним назад исполнилось десять лет. Ну, а моя самая младшая сестрёнка — Иллияна Лианская, которой только через пять недель, опять же с хвостиком, исполнится пять лет. Вроде всё. И даже отчего-то больше нечего сказать. Лёгкая вспышка, как далёкий взрыв — наступило утро, а солнце вышло более, чем наполовину. Ветер поднялся вновь, всколыхнув волосы и одежду двух сестёр, глядящих туда, где располагалась вышеупомянутая деревня. На моём и лице сестрёнки появились улыбки. — Жизнь хороша! — мы смеёмся вместе. А солнце всходит, освещая волшебный и столь родной мир вокруг нас. Я прикрываю глаза, оглядывая всё вокруг, даже не подозревая, что принесёт день грядущий, и что я не скоро вернусь сюда. Не до того сейчас. Совсем не до того.***
Шум грохочущей телеги какое-то время забивается в уши, проникая всё глубже и глубже в мозг, словно собираясь высверлить оттуда две дырочки наружу. Поднявшееся над горизонтом солнце нещадно печёт иссушенную за последние две недели землю. Широкая тропинка с засохшей грязью давным-давно превратилась в горки для мелких насекомых, а для всякого рода повозок — в настоящий ад. Я не особенно обращала внимания на то, что творилось кругом, больше сморённая клонящимся к полудню солнцем. Оно уже не такое жаркое, как в прошлом месяце, но всё-таки духоту ещё держало. От этого и слабой пыли, поднимаемой следом за одиноким, но удивительно бодрым конём, тянущим нашу телегу, в воздухе складывалось слабое желтоватое марево, сквозь которое немного проглядывали колосья пшеницы, мерно покачивающиеся на августовском воздухе. Из состояния лёгкой полудремы меня вырвала резкая остановка. Сев на мешках с яблоками, которые мы везли в деревню, я быстро провела ладонью по глазам, растирая их ото сна. Огляделась по сторонам — было удивительно тихо, безветренно и даже в ясном небе, против обыкновения, не кружили птицы. — Мам? — неуверенно окликнула я женщину, которая, по идее, должна была сидеть рядом со мной. Но её в поле зрения не было также, как и возницы. Я спрыгнула. Беспомощно огляделась, ища хоть какие-то следы жизни. Подойдя к коню, растерянно погладила его по чёрной гриве, плотно прилегающей к взмыленной шее животного. Ещё раз оглянулась, но кроме полей с высокими колосьями пшеницы, да дороги, уходящей по обе стороны от горизонта, ничего не увидела. — Обернись. От властного голоса я невольно вздрогнула, принимаясь озираться по сторонам, а потом, наконец, сообразила развернуться полностью. И так и застыла, большими голубыми глазами глядя на тень в чёрном плаще, с накинутым поверх головы капюшоном, слегка сероватым от осевшей на него пыли. — Кто вы? — голос дрогнул, рука на автомате крепче сжала гриву лошади. Но незнакомец лишь издал странный звук, который, как я поняла минутой позже, был смешком. — Точно не тот, как ты думаешь, хотел убить твою маму и возницу, — негромко отозвалась тень. У неё был сильный мужской голос и неизведанное обаяние. Я слегка поёжилась, чуть недовольно осознавая, что передо мной стоит маг. — Я из Ордена Синего Дракона и передаю тебе письмо. — Что за письмо? — я нахмурилась, стараясь не выдать ни волнения, ни дрожащего голоса, ни мыслей о матери, не покидавших меня ни на минуту. — О зачислении на обучение в Орден. Отказ не принимается, — достаточно медленно, чтобы понять, и достаточно быстро, чтобы не успеть возразить, отозвался мужчина. Слитным движением оказавшись около меня, медленно вложил в задрожавшие руки письмо с синей печаткой. Мои глаза встретились с ярко-синим блеском глаз из-под капюшона. — В деревне вас, майрис Лианская, встретит доверенный человек. Он же переговорит с вашей матерью, а потом сопроводит к порталу, который доставит в главное здание Ордена. Я не успела возразить. Странная сила отбросила меня обратно на мешки с яблоками, заскрипели колёса телеги, застучали копыта лошади, послышалось ворчание старого возницы и издалека стали слышны первые звуки приближающейся деревни, всегда выражавшейся в большем количестве народа, нежели чем у нас. — Ну ты и соня, — сидящая рядом мама, заметив моё пробуждение, рассмеялась, расчёсывая свои белокурые волосы. Расчёсывая, она незаметно перебирала между прядками пальцами, заплетая их в косы. — Весь путь проспала. — Правда? — я приподнялась, щурясь от пыли, ударившей в лицо. Закашлялась, отворачиваясь от дороги и глядя на небо. Солнце уже достигло верхушки и сейчас начало неумолимо клониться вниз. Мать кивнула головой, продолжая заплетать волосы. Проследила за моим взглядом, но ничего, против обыкновения, не сказала про время, как обычно делала это, когда мы ездили в деревню. Деревня встретила нас пёстрыми красками ярмарки, проходящей на этой неделе. Спрыгнув с повозки, я с восхищением, сверкнувшим в голубых глазах, оглянулась по сторонам, подмечая разноцветные флажки, развешанные над улицей, протянувшиеся от одних двухэтажных деревянных домиков до других, иногда даже каменных. В воздухе вис запах печёного, перезрелых фруктов, готовящегося на углях мяса и специй, привезённых, верно, из пригорода. Бойко торговали у прилавков молодые и в возрасте продавщицы, предлагали свои услуги точильщики ножей, сапожники, портные и повара небольших кабаков. Кружились в лихом танце пёстрые, словно летние бабочки, девушки в многоцветных нарядах, перелетая от одних загорелых стройных и подтянутых молодцев до других, чьи белые рубашки навыпуск с чёрными брюками контрастировали с яркими нарядами их девушек. Везде было слышно, как скрипят телеги, фырчат кони и со звонким хохотом бегают маленькие ребятишки. Это был точно праздник — большой праздник, когда в самые дальние уголки королевства приходили вести из крупных городов, а вместе с тем и продовольствие. — Камеяна, не отставай! — крикнула мне в спину мать. Заглядевшись на танцующих, я совершенно забыла про поворот, который вёл на главную площадь. — Уже бегу! — и, действительно, ещё раз поглядев на танцовщиц, я бросилась бежать следом за матерью, сбивая свои и без того изношенные сандалии. Там, на главной площади, на сколько хватало глаз, простирались рыночные ряды. Там торговали всем — начиная от фруктов, овощей и круп в крепких вязанных мешках, заканчивая предметами повседневного быта. У прилавков крутились продавцы, обмахивающиеся тяжёлыми веерами грузные женщины, молодые ребятишки и молодые девушки, часть из которых была с округлившимися животиками, явно намекавшими на скорое пополнение в семье. Мать ушла к скупщику. Мы с возницей, пожилым пекарем Дароном, занялись перетаскиванием мешков с телеги в крохотное помещение на первом этаже двухэтажного каменного дома, перед которыми плотно уместились рыночные ряды. — Красивая ты растёшь, Каме, — покачал головой старик, наблюдая за мной. — Небось, женихам отбоя нет? Я лишь улыбнулась. Дарон никогда не следил за жизнью в селе, а потому и не знал, что женихов моего возраста не предвиделось — был лишь тринадцатилетний Захариан, но ему пророчили будущее с одной из моих сестёр — Аликсией. Меня же мать надеялась спровадить за какого-нибудь поселенца из деревни, чтобы выбить меня в, как она говорила, люди. — Наверное, — уклончиво отозвалась я, волоча по пыльной земле мешок с яблоками. О странной тени с письмом в Орден, я, конечно же, и думать забыла, решив, что мне всё лишь привиделось.***
Мать потёрла глазами покрасневшие глаза. Я стояла, не зная, что делать: человек в плаще оказался весьма реален, и сейчас он стоял в маленькой комнатушке, слева заполненной бидонами с молоком, а справа — мешками с прошлогодней картошкой. — Но она же моя кровиночка, — растерянно проговорила мама, поднимая на человека светло-голубые, выцветшие от времени глаза. — Кто же мне ещё будет помогать? — Майрис, это очень большая честь — стать Учеником Ордена, — сдержанно отозвался высокий плечистый парень с ярко-синими глазами. — Но, поскольку ваша семья причисляется к бедным, то Орден выдаст вам взамен на забирание вашей дочери пять серебряных. В глазах матери появились знакомые мне нехорошие огонёчки, возникающие каждый раз, когда речь шла о деньгах. С ними всегда было туго, а пять серебряных для нашего села и деревни считалось едва ли не несметным богатством. И за них меня готовы были продать. — Так вы согласны, майрис? — парень медленно выложил перед женщиной пять серебряных монет достоинством в одну единицу. — Если только Камеяна будет возвращаться к нам на каникулы, — тихо прошептала она, бросив на меня быстрый взгляд. Я постаралась ободряюще улыбнуться, но, кажется, вышло не очень. — Конечно будет, — закивал головой парень. Мама тяжело вздохнула, после чего поднялась на ноги, подходя ко мне и порывисто обнимая. Я обняла её в ответ тоже, ещё не до конца понимая, что, в принципе, происходит. — Пошли, Дарон, — проговорила мама вознице. — Камеяна всё равно больше не вернётся домой. В смысле больше не вернётся?! Только стоило мне повернуться с самым возмущённым видом в сторону парня, как тот как-то кисло улыбнулся мне в ответ. — Ничего не спрашивай. У сотен таких же девчонок, как и ты, одинаковые вопросы, и у меня просто язык отвалится, если я буду отвечать вам всем. Прибудешь в Орден — и вам там всё скажут, и проводят, куда нужно, и форму... — его неожиданно презрительный взгляд прошёлся наждаком по моей любимой полосатой рубашке и голубым потрёпанным брюкам. — Приличную выдадут, — наконец, окончил он. Протянул руку. — А теперь позволь мне проводить, куда надо. Я молча кивнула головой на эту речь. Медленно протянула руку, вкладывая свою потную ладошку в такую же потную, но более горячую его ладонь. Примерно так начинался мой длинный путь в Орден Синего Дракона, о котором я, к своему стыду, в свои пятнадцать лет, кроме названия ничего не знала, а кроме благоверного трепета ничего не испытывала.