Слова сплетаются в затейливую нить...

Они вновь собрались на этом старом кладбище, но на этот раз Таня вела себя спокойно, потому что днём она могла ходить где угодно. Впрочем, Валялкин явно порывался погулять с нею, и пришлось отказать достаточно резко, а он, наверное, немного обиделся, хотя это было поразительно глупым, по крайней мере, по мнению Гроттер. Если уж в её мире было слишком много удивительного, то в этом, пожалуй, странностей оказалось слишком много. А Валялкин был главной чёртовой странностью, что так сильно раздражало рыжеволосую. Он смотрел на неё своим ясными голубыми глазами, которые постепенно становились откровенно цвета неба, и всё это доводило её до глупого состояния, возможно, слишком раздражительно. Таня смотрела на него, презрительно скривившись, но всё это было только мысленно, ведь она не имела права продемонстрировать ему настолько откровенно собственные чувства. Она вообще его не понимала. Да и мыслей об Иване было примерно так же много, как и о Глебе – то есть, почти ничего не осталось. Она пыталась сопротивляться странным порывам, которые без конца одолевали её, но не стала теперь уже ничего делать. Можно было как-то примириться с собственным поведением, но, тем не менее, слишком много всего случилось в последнее время, чтобы можно было окончательно со всем разобраться. Слишком. Таня чувствовала, что слишком устала, но, тем не менее, это тоже было глупостью. И теперь она присела на какую-то оградку, вытянув длинные ноги, и рассматривала могилы, скользила взглядом по надписям. Интересно. Она не была в таких местах там, в своём мире, потому что там, впрочем, было не принято хоронить вот так. Могилы, конечно были, но кладбища в основном использовались Чумой для её целей, поэтому людей погребали. Но, чтобы не оставить шансов для слишком жалостливых отправляться искать могилы родственников, там не было никаких подписей, просто знаки. Чтобы можно было понять, что там кто-то лежит, а вот кто – это уже было слишком большим вопросом. Это казалось нормальным. В мире Чумьи всё было предельно простым, и, что самое главное, тут никогда не принимали человеческие, семейные отношения. Они не имели ничего хорошего в собственной структуре, по крайней мере, в том совершенном отсутствии всяческой философии, в котором прежде она жила, и нормальным казалось подчиняться собственным желаниям, а не следовать по правилам семейной жизни. Так нарушались другие аспекты, но и это не было действительно важным. Семья казалась чем-то лишним и совершенно неважным, пожалуй. Теперь Таня смотрела на витиеватую надпись и недовольно кривилась, словно пыталась сейчас стереть перед своими глазами всё, что только появлялось ей на глаза, не видеть ничего. Буквы выглядели глупо, и надпись сама по себе оставалась совершенно бессмысленной. Пожалуй, следовало учитывать тот фактор, что эпитафия оставалась слишком неразборчивой по причине того, что текст оказался с чрезмерным количеством всевозможных завитушек, мешающих обозрению. Тем не менее, на всё это можно было смотреть, вот только красивые почерка никогда не могут подарить жизнь, да и не прибавят здоровья, если внезапно случится что-то действительно достаточно плохое, что может свести в могилу и откровенно испортить всё на свете. Следует учитывать определённые ограничения на реальность, так сказать. Маргарита сидела рядом с нею, точно в таком же положении, словно в этом был какой-то ритуал. Она то и дело внимательно смотрела на Таню, дожидалась от неё каких-то слов, но Гроттер было проще молчать. Она привыкла к этому. Да и вообще, Таня знала, что откровения могли бы быть переданы Чумье, пусть на самом деле никакой связи вроде бы и не было. Бейбарсов… Нет, не так – Буйборс ведь не оказался тут, а значит, выдавать их было некому. И Таня просто смирилась с мыслью, что навеки застряла тут, тем более, ей действительно тут очень нравилось. Склепова и Гломов устроились рядом с ближайшим деревом. Было всё ещё солнечно, и они о чём-то там шептались, не обращая на остальных совершенно никакого внимания, что, впрочем, никого не раздражало. Кроме Абот. А вот если существовал кто-то, кто, пожалуй, никогда не верил особо в те правила, что их столь строго продумывала Чумья в мире, где правила, так это Склепова и Гломов. Они даже не пересматривались, но того, насколько трепетно пара держалась за руки, было с головой достаточно. Казалось, каждый взгляд, который они бросали друг на друга, был слишком преисполнен чего-то важного, на что не следует надеяться нормальному, совершенно адекватному человеку. Но, возможно, всё это на самом деле способно только помешать миру, в который они планировали вернуться. Но Абот - вот кто считался идеалом пожертвования себя самой для великого дела, но, чёрт возьми, в ней тут тоже не было ничего ни важного, ни хорошего. Жанин ходила взад-вперёд, собственными движениями раздражая всех и каждого, кто только был рядом с нею. Может быть, она вообще слишком отвратительная, но думать об этом было бы поразительно глупо. Поэтому Таня предпочитала не задумываться над тем, кто она была на самом деле, что это вообще за неблагодарное существо – Жанин. Абот позволяла себе слишком многое. Её поведение доводило до невероятного полубезумия, но, может быть, это просто оставалось последствием всего прошлого. Таня не собиралась оставлять ей какие-то поблажки. Жанин принимала себя за главную, а это раздражало всех, и не было такого человека, который согласился бы принять власть Абот и спокойно выполнять всё то, что только придёт в её немного сумасшедшую голову. Этот бесконечно надменный вид невероятно раздражал, да и, пожалуй, у каждого было право на ненависть к ней. Какая есть. А что была она слишком странная, грубая, постоянно требующая что-то невероятное, так это уже были не её, Гроттер, проблемы. - Какого чёрта ты к нему лезешь? – наконец-то грубо спросила Абот, пытаясь сделать вид хрупкой девушки. Таня хмыкнула. До хрупкой Абот было так же далеко, как и ей самой – до милой, белой и пушистой. Спасибо, что она тут хотя бы не предпочитает розовый цвет, который обычно терпеть не могла. Но эта одежда, которую носила та, в которую она вселилась, тоже казалась не самой хорошей и качественной. Прежде Жанин презирала всё нормальное и привлекательное, что, впрочем, не приветствовалось бы Чумьей, может, только по той причине, что та не желала видеть рядом более-менее симпатичную девушку. Абот никогда не надевала юбки, её штаны были бесформенными и заправлялись в сапоги, которые визуально увеличивали размер ноги на несколько позиций, с чего, впрочем, смеялись все, кто носил более лёгкую обувь, а верхняя одежда часто была стащена у Гулеба. То, что для парня считалось нормальным и привлекательным, например, широкие плечи, у Жанин было просто гиперболизированным и, естественно, не самым приятным внешне вариантом, а она только подчёркивала то, что следовало бы прятать отчаянно и поспешно. Танья просто плевала на это. Может быть, остальным и не нравилось, как она выглядела, но зато она сохраняла свободу действий, могла не опасаться по этому поводу. Признаться, свобода слишком дорого стоила, чтобы вот так просто взять и пренебречь ею. - К кому – к нему? – сделала вид, что не поняла, Танья, внимательно глядя на Жанну и дожидаясь её ответа. Абот скривилась, словно осознавая, что прекрасно Гроттер знала, о ком именно речь, но всё равно кричать не стала. - К Бейбарсову! Ты ещё расскажи ему всё, дура, - прошипела она, вновь выплёвывая слова, словно змеюка. Таня хмыкнула. Ей хотелось просто спокойно пожать плечами и не смотреть в сторону Жанин, но вынуждена была пока что терпеть. В конце концов, скоро всё это закончится, раз уж они тут ждут. Чумья, конечно, влиятельная женщина, но можно же и поверить в то, что когда-то она ошибётся! Хотелось бы верить, конечно же, хотя Таня прекрасно знала, что было бы слишком самонадеянным недооценивать Чумью. Та могла сделать всё, что угодно. Или не всё? В любом случае, смысла рисковать пока что не было – вот только Шурасик должен сообщить свою информацию. - Ты тут должна быть влюблена в своего Валенка! А то, что ничего не помнишь о нём – так это же доказывает… - А я и о Глебе ничего не помню! – возмущённо воскликнула Таня, пытаясь защитить собственное право выбора. Абот фыркнула, но возражать почему-то не стала – может быть, потому, что и сама ничего о нём не знала, потому что Жанна в него была без памяти влюблена. А что, вполне возможно! Это Гулеба можно было непоследовательно ненавидеть, тот был такой тварью, что с ним иначе и не поступишь. А в такого, как Глеб, можно было бы и влюбляться, а ещё, наверное, он не слишком-то и злой, не настолько, как Аббатикова. Да и, кажется, не имеет совершенно ничего против её странностей – да, если б Тане надо было с кем-то поделиться, она предпочла бы Бейбарсова. Наверное. Абот хотела возмутиться, закричать, но не успела. Её правила тут не принимались, к тому же, вовремя подоспел Шурасик. Казалось, ещё несколько мгновений, и он просто начнёт подпрыгивать на месте. Глаза Александра горели от удивления и радости, которая распирала его, и это оставалось всё же достаточно необычным фактором его поведения. - У меня новости! Он воскликнул это с таким воодушевлением, что даже Шито-Крыто ожила, внимательно посмотрев на него. Могло сложиться такое впечатление, что только что все ожили, встрепенулись и сбросили с себя вековые оковы, которые не позволяли нормально дышать и буквально прижимали к земле, душили и оставляли кровавые, неприятные на вид следы на коже, которых на самом деле никогда не существовало. - Знаете, отчего умерли те маги?