Слова сплетаются в затейливую нить...

Таня после импровизированной тренировки с Бейбарсовым была готова просто рухнуть на кровать и моментально уснуть. Она давно уже не чувствовала себя настолько уставшей – то ли от полётов, то ли от чёртовых поцелуев. Зачем целовать? Ну зачем?! Тане казалось, поцелуй Бейбарсова оставался самым настоящим клеймом, огненным, жарким, чрезмерно страстным, хотя, впрочем, она не имела права пока что говорить ему нечто подобное. Это было поразительное ощущение – и удивительно странное, надо сказать, хотя Таня и пыталась отрицать подобное. Может быть, она слишком многое перенесла в этой жизни, точнее, в прошлом – приятные и тёплые отношения казались ей слишком непривычными. Рыжеволосая думала, что она пылает огнём. Изнутри. Лучше было бы снаружи, тогда она могла бы понимать причины, но пока что – нет, их не было, ни единой, несмотря на то, что реальность всё ещё никуда не сбежала. Гроттер не понимала, почему эти глупые люди так сильно нуждались в любви, вот только это продолжало давить и на неё. Таня потеряла связь. Связь с реальностью, ту самую, которая была нужна ей, и никак не могла поверить в то, что у неё появился шанс на то, чтобы привыкнуть к этой жизни, а не просто без конца сопротивляться местным правилам. Вот только следовало заметить, что слишком многое тут не устраивало её. Гроттер даже не могла почувствовать себя защищённой ни на одно мгновение. Ей постоянно чудилось, что матерь-опекунша появляется у неё за спиной и сжимает пальцы на её горле. Это заставляло просыпаться постоянно в холодном поту, выскакивать из кровати уже две ночи подряд – но сегодня, как понимала Таня, она уснёт сразу. Почему-то ей казалось, что Чумья стоит на пороге. Она протягивает свои гаденькие ручонки и пытается убить, удушить – она, величественная волшебница, которая способна только на разрушения и боль, что её приносила людям столько веков. Мир продолжал закрывать свои врата и оставаться защищённым, но надолго ли? И больше всего Гроттер боялась именно того факта, что Чума действительно оживёт, окажется рядом с нею, постучит в дверь и внимательно посмотрит в глаза, а после воспользуется самым страшным, что только у неё есть – той самой отвратительной магией, которой она обучала учеников. Гроттер хотела было переодеться, но не успела сбросить футболку, как кто-то без стука влетел в комнату. Рыжеволосая, прямо в одежде, нырнула под одеяло, накрываясь едва ли не с головой. Она не стыдилась никого, естественно, но тут так было принято, а девушка не хотела, чтобы на неё пялились. Гады. Прежде смущение казалось Тане чуждым и совершенно неважным, а теперь она поняла, что этот мир совершенно другой. Она не могла просто так остановить себя, заставить перестать краснеть, потому что у неё ничего не получалось, абсолютно ничего. Гроттер стремительно повторяла про себя мысленно, что это только прикрытие, но разве лишь для того, чтобы обеспечить ей достойный образ, щёки сейчас так пунцовели, словно она уже превратилась в свёклу? - Ну, чего вам? – наконец-то поинтересовалась девушка, пытаясь понять, кто именно тут находится. Рыжеволосая только спустя мгновение осознала, что перед нею стоит Ягун, а за его спиной остановился Иван. Чёрт. Таня закусила губу, испытывая желание послать всех присутствующих куда подальше, но сдерживая себя. Она не желала сейчас видеть ни Ягуна, ни Ивана. Это были лишние люди в её жизни, по крайней мере, в это мгновение, и она ни за что не обрадовалась бы тому, что они пришли. Но, впрочем, поздно было возражать. Оба светловолосые, они казались ей слишком уж яркими представителями именно этого мира, чтобы с присутствием этих людей можно было просто так взять и смириться, потому что, в конце концов, она не желала привыкать к этим реалиям. Просто не желала, и в этом не надо было искать подвохи. - Что вам надо? – повторила свой вопрос Таня, пристально глядя на Валялкина и на Ягуна. - Помнишь, как мы пускали газету? – внезапно спросил Валялкин, внимательно глядя на девушку. - Какую к чёрту газету? – возмутилась она, не заботясь о достоверности, а после, поняв, что это могло бы её выдать, сделала вид, что просто на несколько мгновений кое-что забыла. – А, газету!.. Ягун радостно улыбнулся, бросив победный взгляд на друга, но Ивана подобное поведение ни капельки не убедило. И правильно. Доверие – глупая штука, но тут на нём многое стоит, и не следует верить в то, что когда-то эти глупые люди перестанут доверять друг другу. Тане казалось, что они просто сумасшедшие, если отчаянно надеются на то, чтобы можно было когда-то попасть в мир без зла. Смешно! Она ни во что подобное не верила и не собиралась даже задумываться над такими вопросами, которые действительно показались ей предельно неважными, глупыми и бессмысленными. Теперь, скрестив руки на груди, она пристально рассматривала присутствующих, заметив, что на Иване до сих пор жуткая гадкая жёлтая майка. Валялкин выглядел чрезмерно неухоженным, растрёпанным, на его щеке можно было отыскать полосы грязи, если присмотреться – очевидно, в очередной раз возился возле своих зверушек, а они не прибавляли в жизни ему уж явно никакой аккуратности. Впрочем, кто его знает… Таня не хотела стоять рядом с ним не из-за внешности, она не была брезгливой, да и Валялкин вызывал отвращение не потому, что на нём была драная майка, а не идеально отглаженная рубашка. При этом у Ягуна пунцовели его оттопыренные уши, а волосы у обоих были такие, словно они только что дрались. Всколоченные до невозможного, у Ягуна они ещё больше открывали уши, а Валялкин вообще пожизненно был вот таким. "Вихрастым", - подсказало подсознание, воскрешая воспоминания той девочки из прошлого, роль которой она играла. - А помнишь… - Ягун принялся рассказывать что-то об их приключениях, но Таня слушала вполуха, внимательно рассматривая собственные ногти, словно там могло быть что-то интересное. Она просто кивала, соглашалась, когда у неё что-то спрашивали, а после внезапно поняла, что всё ещё кивает, хотя Валялкин и Ягун давно уже умолкли и внимательно смотрели на неё. Слишком пристальные взгляды выдали, что она сказала что-то не то, и рыжеволосая почувствовала, что надо было бы прислушиваться к рассказам. Возможно, она только что сказала что-то невообразимо глупое, и теперь будет вынуждена отдуваться за это – мало ли, что она только могла ляпнуть в приступе собственного недовольства! Тем не менее, Таня постаралась сделать вид, что совершенно ничего не изменилось, и что на самом деле она была уверена в собственных ответах. Она посмотрела на Валялкина и Ягуна так, что тем самим стало как-то не по себе. - Я думал, мы друзья, - внезапно выдал Ягун, глядя на неё слишком пристально, так, словно это могло иметь какое-то значение. Гроттер усмехнулась. - Нам свойственно много думать, не так ли? – неожиданно жестоко отозвалась Гроттер, а после отвернулась куда-то в противоположную от них сторону. – Уходите, я спать хочу. Уходите! Она понимала, что пора было бы остановить тех, кто считал себя её друзьями, сказать, что погорячилась, но у Тани просто язык не поворачивался это сделать. Она не знала, откуда у неё появилось такое впечатление слишком концентрированного предательства, которое постепенно выходило за все грани нормального. Таня не помнила их. Нет, Ягун, Валялкин – они были всего лишь оттенками прошлого её тела. И точка! Она уже хотела обратно – в жестокий мир, который прежде ненавидела уже за то, что в нём вообще существовали какие-либо ограничения, за всё свершённое за долгое время Чумьей. А теперь что? Она не знала, куда деваться, и Таня понимала, что с её потерянным состоянием следует что-то делать. Гроттер могла бы посвятить себя поискам спасения Чумьи, возвращения её в этот мир, но что-то подсказывало девушке, что это лишь приведёт к очень и очень большим проблемам, которых она боялась. Все бы боялись. На её месте вообще никто не пожелал бы оказаться, но Гроттер не стала думать о других, сейчас у неё и самой было достаточно проблем. Проблем, которые невозможно просто так взять и решить, проблемы, которые со временем никуда не пропадут. Она знала, что на самом деле всё то, что происходит вокруг неё, превратилось из опасной игры в ещё более опасную жизнь, и это внушало ей определённый оттенок страха, на который следовало обратить внимание. Слишком много внимания. Рыжеволосая усмехнулась сама себе, а после посмотрела на Валялкина и Ягуна. Ванька мотнул головой – вихрастый маечник, о котором не осталось ни единого воспоминания, - и поспешил уйти. Ягун ещё остался и теперь внимательно смотрел на неё, будто бы дожидаясь комментария. - Конец дружбе? – спросил он. - Зачем дружбе? – Таня попыталась удивиться, понимая, что не имеет права просто так подписаться на разрыв отношений. – Просто я не могу притворяться, что люблю Ваньку.