Ella vino sobre mi como un rito sagrado

Я знал, я подозревал с самого первого дня Я боялся, что обожгусь, попав к тебе в руки И знал, что скоро всё изменится И начнётся совсем другая жизнь Franco De Vita – «Cuando Tus Ojos Me Miran»

— Какая же она зануда, а… — У неё свои причины не давать нам этих привилегий. — И всё равно: зануда. Не могу себе даже представить, каково это — не чувствовать аромат свежесваренного кофе или запах хорошего одеколона. — Она просто не хочет, чтобы её верные слуги отвлекались на эти маленькие удовольствия. — Звучит разумно. Пожалуй, у вас всё проще устроено. — Но это не значит, что мы не хотели бы постичь, каково это — делать всё то, что делаете вы. — Ну, кофе это действительно одна из лучших вещей в нашей жизни. И всегда приятно наслаждаться ароматом духов, прикасаясь к шее любимого человека, или вдруг почувствовать тепло студёным зимним утром… — А я и не знал, что ты можешь быть таким красноречивым, Стивен. — Я просто провожу слишком много времени с тобой. — … и мне это очень нравится. — Мне тоже. Так проходили последние три недели в жизни Стивена. После работы он почти всегда шёл с Хаби в порт, или же они садились где-нибудь на площади и заполняли вечера бесконечными беседами, рассказывая друг другу что-нибудь о своей жизни. Конечно, у Хаби было больше тем для рассказов, поэтому Стивен чаще всего просто слушал болтливого ангела и подмечал, что на уроках истории в школе обо многом говорили правду. С некоторыми исключениями, разумеется. Вот что Хаби узнал о Стивене: а) он любит кофе: Стивен не может ни дня прожить без как минимум пяти чашек кофе — желательно, с молоком и двумя ложками сахара; б) ему не нравятся собаки, хотя он сам не может объяснить, почему; в) он помешан на чистоте и порядке, и слово «беспорядок» теряет смысл в мире Стивена; г) он любит Ливерпуль, и нет в мире другого места, где он был бы согласен жить; д) он великодушен и щедр с теми, кто дорог ему. Вот что Стивен узнал от Хаби: а) Бог существует, и это женщина (Хаби — прямое тому свидетельство, думается ему, да это же очевидно); б) ангелы обладают лишь двумя из пяти известных Стивену чувств, и он до сих пор не может переварить эту информацию, потому что всё время думает, каково было бы поцеловать этого отдельно взятого ангела, и что он почувствовал бы при этом; в) нет ни ада, ни рая — зачем тогда следовать десяти заповедям? — на что у Хаби нет ответа; г) Возрождение — лучший период в истории человечества, по мнению Хаби, и Стивену кажется, что это круто; д) у ангелов тёплые руки, и они пахнут как ветер; е) когда находишься рядом с ними, чувствуешь безмятежность. Но то, что Стивену нравилось больше всего, — он наслаждался компанией своего нового… нового… «Друг» — это самое логичное слово в данном случае. Хаби — его друг, его любопытный друг, который ловит взглядом его малейшее движение, будто бы изучая его, который спрашивает его, каково это — чувствовать прикосновение солнечного луча на коже, просит описать вкус шоколада или аромат розы, или почему, когда грустно, хочется плакать, и что вообще такое грусть. Или что такое чувствовать счастье. Стивен никогда не задумывался о подобных вещах, потому что для него знать всё это — естественно, и, несмотря на это, ему нелегко выдерживать ставшие уже привычными допросы ангела. Подобные расспросы превратились для него в ежедневный ритуал: «Почему люди морщатся, когда кусают дольку лимона?», «Зачем вы напиваетесь до потери сознания?», «Если они знают, что курить вредно, то почему они это делают?» — и в большинстве случаев Стивен отвечал: «Ты задаёшь вопросы о человеческой природе человеку. Мы-то даже сами себе не можем объяснить своё поведение. О чём только думала Эла, когда нас создавала?». И Хаби нечего ответить. Ведь это правда — о чём думала Эла, когда создавала их? «Они — неизвестные в моём уравнении, Хабьер, и разве недостаточно просто смотреть, как они растут, развиваются и созидают?» Хаби приходит к выводу, что Создательница — неисправимый романтик, ослеплённый верой в высшем её воплощении. * * * Стивен был в баре с Джейми и другими друзьями. Для разнообразия Джейми и Глен разговаривали о футболе, пока Стивен слушал, как Джо рассказывал о драматичных метаниях его жены по поводу цвета стен будущей детской. Стивен казался увлечённым рассказом, но на самом деле он давно уже упустил нить разговора и погрузился в свои воспоминания — в частности, в те, что были связаны с Хаби. Постоянно думать о Хаби вошло у него в привычку. Даже сейчас, когда он решил всё-таки принять приглашение Джейми после двух недель отговорок и всевозможных «почему ты перестал ходить в бар со мной, ты что, с кем-то начал встречаться и не хочешь мне рассказывать?». Чтобы Джейми перестал гадать о причинах постоянных отказов Стивена, ему пришлось согласиться на уговоры настойчивого друга и привнести разнообразие в свой новый распорядок дня. Однако этот распорядок был ему вовсе не в тягость. Хаби каждый день появлялся на другой стороне улицы, терпеливо ждал, когда около пяти вечера Стивен закончит работать и выйдет из офиса, и встречал его тёплой улыбкой, на которую сразу же получал ответ. Хаби оказался ходячей библиотекой, и Стивен не переставал поражаться всему, что Хаби рассказывал. Более того, Стивен не уставал поражаться самому Хаби — его взглядам, его улыбке, его выражению лица, когда он внимательно слушал своего собеседника. Всё, что связано с ангелом, завораживало Стивена, и это начинало становиться причиной для беспокойства. — Ну так что, жёлтый или белый? — Что, прости? — Жёлтый или белый, Стивен? Ты что, всё прослушал? — Да боже мой, Джо, — утомлённый Глен метнул на друга многозначительный взгляд, всем своим видом показывая, что это не совсем верное место и время для разговоров о цвете стен детской. — Правда, Джо, ради всего святого, перестань болтать о малыше, который ещё даже не родился. — Но мы ещё не знаем, малыш это или малышка… — Да слышали, слышали уже, — отрезал Джейми, — почему бы нам лучше не сыграть партеечку в бильярд, чтобы ты хоть на десять минут заткнулся о пастельных тонах и моделях люлек? — Стивен, ты как, согласен? — осведомился Глен у друга, выглядевшего отрешённым, как, впрочем, казалось весь вечер. — А? А, да, конечно, пошли: я снова надеру вам всем задницу, как в прошлый раз. — Только и мечтай, придурок, — с напускным презрением ответил Джейми, и это заставило Стивена подумать, что про желание надрать им задницу он вовсе не шутил. * * * — Ну наконец-то, ангел! Давно тебя не видно, — улыбнулся Микель, заметив своего товарища на скамейке посреди площади. Вокруг медленно смеркалось. — Ты ведь прекрасно знаешь, где я и что я делаю, — ответил Хаби тоном, который показался Микелю не то раздражённым, не то виноватым, будто бы тот обвинял его в том, что редко появляется на горизонте. — Да шучу я, шучу. Не хотел тебе мешать. И да, я в курсе того, где ты теперь и что делаешь. И с кем проводишь время. Хаби поднял взгляд на Микеля, и ему тотчас стало понятно, что тот имел в виду. Он глубоко вздохнул. Микель присел рядом, но от этого не стало менее тревожно. — Я не хочу переставать общаться с ним, ведь мне с ним комфортно. Мне нравится знать, что он думает обо мне. Да и я сам не могу перестать думать о нём и о том, насколько мне важно и нужно знать, что творится в его голове, когда меня нет рядом. — Если я за всё это время научился верно понимать, мне кажется, Хабьер, что ты к нему очень привязался. И подозреваю, что он тоже испытывает сильные чувства к тебе. Но учитывая, кто ты, это совершенно абсурдно. Ты должен серьёзно задуматься, что ты будешь с этим делать, потому что ты перестаёшь помнить о своём предназначении, Хабьер. Ты не такой, как он. — Ничего нового я от тебя не услышал, Микель. — Я знаю. Тем не менее, лишним не будет. Нужно поставить границы, пока не стало слишком поздно. — Я не хочу. И в этом-то вся проблема. Я не хочу ставить никаких границ. — Научился эгоизму, Хабьер? Хорошо усваиваешь людское поведение, дорогой друг. Хаби вдруг понял, что ощущение, которое он испытывал, люди обычно называют стыдом: после этих слов он был не в силах взглянуть Микелю в глаза. — Ты прав. Я веду себя как эгоист. Это нечестно по отношению к нему. — И к тебе тоже. Но ведь ты знаешь, что правильно, а что нет. И я верю, что ты сделаешь то, что должен, когда придёт время. Хаби уткнулся взглядом в фонтан на площади. Вода отражала свет фонарей, и два ангела замерли в молчании, вслушиваясь в плеск воды и позволяя ночи унять мысли и чувства, которые бушевали в бездонном разуме Хаби. * * * Стивен украдкой посматривал на часы. Он нетерпеливо отсчитывал минуты, которых не доставало до пяти вечера. Прошло три дня с тех пор, как он видел Хаби в последний раз, и он надеялся вновь встретиться с ним сегодня. Стивену не хотелось гадать, почему его друг-ангел не появлялся ни у него в квартире, ни на привычном месте напротив входа в офис. Но сомнения не могли не закрадываться: может, в прошлый раз он сказал что-нибудь не то. Или подумал что-нибудь не то. Прятать мысли в потаённых уголках своего разума было не так-то просто, когда он находился с Хаби. «К чёрту всё, я человек, что от меня можно ожидать?», — думал он. Но всё равно он старался избегать внутренних монологов про то, как ему хотелось бы хоть раз… хотелось бы позволить себе… про вещи, которые он оставляет на потом, когда ангела не будет рядом. Стивен уверен, что хоть преисподней и не существует, Эла могла бы придумать для него персональный ад: если бы она знала, что творилось последнюю неделю у него в голове из-за Хаби, она могла бы жарить его на адском пламени до скончания времён. Когда стрелки часов подтянулись к пяти, Стивен взял со спинки стула куртку и направился к выходу из здания. Хаби не было, и его желудок совершил разочарованное сальто. Отчаяние накатило волной, и он, вздохнув, побрёл домой с комом в горле. * * * Стивен вошёл в свою квартиру. На него свалился весь груз усталости, накопленный за день, и всё, что ему хотелось, это завалиться перед телевизором и заснуть под дурацкие передачи. После душа он переоделся в пижаму и отправился на кухню варить себе кофе. Когда он уже наливал в чашку драгоценную жидкость, в дверь позвонили. Стивен вздрогнул от удивления: в это время гостей обычно не бывает. Он поплёлся к двери, перебирая в голове возможные варианты, кто бы это мог быть. Может, консьерж или соседка, которая заходит иногда, чтобы попросить что-нибудь? Но когда он открыл дверь, не посмотрев в глазок, он увидел перед собой Хаби, и его лицо выразило гамму чувств, не оставшуюся незамеченной ангелом. — Извиняюсь. Я был немного занят в последние несколько дней. — Занят? Сколько же тоскующих душ тебе нужно спасать, ангел? — Бесчисленное множество. — А я-то думал, что я — твоя основная задача. — Мы не можем быть избирательными, Стивен, всё же ты не настолько важен: в мире полно других ворчащих циников, и мы со всеми не справляемся. Так что брось думать, что ваше благородие заслуживает небесного посланника, специально зарезервированного для него. — Но ты проводишь со мной достаточно много времени. — А тебе всё мало. Стивен не мог перестать улыбаться, ведь присутствие Хаби погружало его в приятное спокойствие. Он пригласил ангела пройти в квартиру, и тот привычно направился на кухню, где они часами проводили время за разговорами. — Если бы твоя Эла слышала, что ты говоришь! — Она бы одобрила, поверь мне. * * * — Хочу задать тебе вопрос, который, кажется, ещё не задавал. — Валяй. — Что тебе больше всего нравится делать? — Что мне больше всего нравится делать? — Ну да. Что ты никак не можешь перестать делать? Ну, или почти не можешь. Стиви и Хаби сидели за столом на кухне. Пар от чашки с кофе в руке Стивена поднимался небрежными завитками. Он улыбнулся перед тем, как сделать глоток, и предложил Хаби: — Правда, давай внесём немного разнообразия. Давай я спрошу у тебя что-нибудь. Ну, так что тебе нравится делать? Стивен впервые задал Хаби вопрос такого рода, и это застало его врасплох. Хаби задумался на мгновение и после нескольких секунд раздумий начал медленно перечислять: — Мне нравится смотреть, как дети улыбаются, когда видят нас. Нравится слушать их, нравится, что они постоянно хотят играть. Мне нравится видеть, как мои ноги погружаются в морской песок, и я всегда стараюсь представить, каково это — ощущать мокрый песок между пальцев или чувствовать солнечный свет на коже. Мне нравится слушать классическую музыку — она прелестна. Мне нравится, как ты улыбаешься: в такие моменты трудно поверить, что в твоей жизни происходят не лучшие вещи. На этих словах Стивен замер, не сводя глаз с Хаби. — Зачем ты позволяешь одному событию из прошлого отравлять всю твою жизнь, Стивен? Почему ты предпочитаешь всё время упиваться жалостью к себе, когда вместо этого ты можешь сделать что-то яркое, выдающееся? Обычно Стивену всегда есть, что ответить. Но в тот момент слов не нашлось. — Дело вот в чём, Хаби. Я должен был стать выдающимся, я мог сделать значимые вещи. Но что-то предопределило, что этого не будет. Меня лишили всех возможностей стать тем, кем я хотел быть. Делать то единственное, что я хотел делать в жизни. — Никто не виноват в том, что произошло. Нет той штуки, которую вы называете судьбой. Есть только причина и следствие. — Брось свою философию, Хаби. Мне её и до этого хватило. Зови это как хочешь, но я мог иметь всё, а теперь не могу. Сейчас моя жизнь — это то, что мне пришлось принять вместо мечты, я никогда не хотел этого и не наслаждался этим. Увы, но если всё это — попытка настроить меня на позитив насчёт моей жизни, то спасибо, сворачивай свои помпоны и отправляйся подбадривать кого-нибудь другого, кто купится на твою хреновую версию «Шоу доктора Фила». — Как знаешь, Стивен. Ты вправе не соглашаться. То, что произошло, было печальным. И ты прав, это был большой шанс. Но он не был единственным. Ты не должен жалеть себя и до конца жизни злиться из-за прошлого. Всё время, что я провёл с тобой, я понимал, что твоя жизнь — гораздо больше, чем то происшествие. Ты не можешь закрываться в себе, не можешь всю жизнь отсиживаться в обороне: ты способен дать многое и многое получить взамен, Стивен. Все вокруг знают, какой ты на самом деле, и все тебя любят. Не цепляйся за то, что могло бы быть, и думай о том, что ты можешь сделать. Стивен усмехнулся с горечью и, бросив презрительный взгляд на Хаби, выпалил: — Зачем ты мне всё это сейчас несёшь? Хаби ответил первое, что пришло ему в голову: — Потому что это моя работа, я для этого существую. Освещай дорогу потерявшимся: таков наш закон. — А я тебя об этом не просил, Хаби. Как ты уже заметил, я мало во что верю, что есть, то и принимаю. По-своему, но принимаю. Хаби чувствовал себя растерянным, и Стивен заметил перемены в лице всегда спокойного и сдержанного ангела. — Верно, Стивен. Всё, что я от тебя слышал, — слова, полные жалоб и гнева. Но я же вижу, что ты выше этого. Ты прекрасно знаешь, что я вижу гораздо больше остальных, и всё же мы с окружающими сходимся во мнении, что ты заслуживаешь куда больше, чем позволяешь себе. Хаби приблизился к Стивену и замешкался в желании взять его за руку, но Стивен опередил его. — Если я сейчас и могу на что-то пожаловаться, так это на то, что ты тот, кто ты есть, и не можешь чувствовать, как я прикасаюсь к твоей руке. Хаби только и осталось, что попытаться проникнуть в мысли к Стивену. И Стивен знал, что это единственный способ для Хаби почувствовать, каково это — держать за руку того, кто тебе дорог. Он притянул руку ангела к своей щеке, придвинулся чуть ближе и обнял его. Хаби уткнулся в него, вслушиваясь в дыхание Стивена и биение его сердца. Теплота, исходящая от Хаби, обволакивала все органы чувств Стивена, и он внезапно понял, что желает почувствовать его губы на своих, пока телефонный звонок не вернул его в становящуюся горькой реальность.