862 год от Рождества Христова

— А почему он носит черную рубашку? — резко отложив ложку, спросила Владимира, поднимая взгляд на Яронегу. Мстислав, этот кузнец, все никак не шел у нее из головы. Он так отличался от всех мужчин, которых она видела здесь: Зорян, Перван и второй его братец, такой же мерзкий по характеру. Не был он похож и на ее друзей из прежней жизни, ни на кого из них. Кузнец казался ей мрачным, угрюмым, почти нелюдимым, и это будоражило ее любопытство. Яронега с минуту смотрела на Владимиру, размышляя над ответом. — Он одинец, — наконец, сказала она и пояснила, уловив ее недоуменный взгляд. — Жена у него умерла минувшей зимой. И отец с братьями. Владимира выпрямилась, широко распахнула глаза и беззвучно ахнула, поднеся раскрытую ладонь ко рту. Ей стало стыдно за своим мысли и за свое праздное любопытство: не было в поведении Мстислава никакой загадочности и таинственности, не о чем там было размышлять и фантазировать. Он был мужчиной, потерявшим семью меньше полугода назад. Удивительно, что он вообще держался и вел себя так, что ничего нельзя было заподозрить с первого взгляда. Она закусила губу и впервые крепко задумалась о своей собственной семье. Она оставила в той жизни мать, с которой не общалась несколько лет, и отца, с которым виделась пару раз в месяц. Не самые хорошие отношения с родителями, но все же… Владимира так сильно и резко втянула воздух, что затрепетали крылья носа, и приказала себе успокоиться, справиться с нахлынувшими вдруг эмоциями. — У меня тоже теперь никого нет, — прошептала она. — Здесь никого нет. — Что поделать, милая. Надо как-то жить, — Яронега подарила ей по-матерински ласковый взгляд и накрыла ладонь своей — сухощавой и пахнущей разнотравьем. — А как… а как они умерли? — голос звучал хрипло, и Владимире пришлось откашляться, прочистить горло прежде, чем она смогла договорить. — Это шибко нехорошая история, — Яронега нахмурилась, слегка покачала головой. — Убили их, когда с праздничной ярмарки возвращались, в лесу лихие люди напали. Говорят так, — прибавила она, и становилось понятно, что сама знахарка в это все не верит и грош цена такому объяснению. — А сам Мстислав отчего не поехал? — Владимира по-прежнему смотрела на знахарку широко распахнутыми глазами, нервно барабаня пальцам по столу. Пока что услышанное никак не желало укладываться в ее голове. Просто не хотелось верить, что вот так в один день можно лишиться всего: жены, отца, братьев. Рода, как здесь говорят. Остаться с двумя маленькими детьми. Владимира поежилась, обхватила себя за плечи руками. На глаза помимо воли навернулись слезы, и она поспешно заморгала, прогоняя их. — Он захворал тогда шибко, а ехать надо было — отец его, Володимир, старостой нашим был. Не мог остаться. Он у сестры своей отлеживался, у Дары. Дети тоже должны были с ними отправиться, но Крутояр воспротивился, не всхотел отца бросать. Ему досталось от Мстислава порядочно, а потом оказалось, что все к добру было. Яронега замолчала и взялась за ложку, показывая, что больше об этом говорить не намерена. Владимира так же принялась есть, но выглядела рассеянной, погруженной в свои мысли. Она быстро проглотила густую похлебку и заправленную маслом кашу, не поморщившись ни разу из-за их несолености, почти не чувствуя вкуса. Услышанное по-прежнему казалось страшным сном: она думала, здесь такого быть не может. Это ее прежней мир был привычен к убийствам и преступлениям, а тут умирали от ран, старости и во время битвы. Но не на лесной зимней дороге, от нападения разбойников, целой семьей… После ужина — здесь это называли вечерней — она помогла Яронеге убрать со стола и вымыть грязную посуду. Солнце к тому времени почти ушло за горизонт, спрятавшись за макушки деревьев, и у Владимиры начали слипаться глаза. — Наработалась нынче, — беззлобно усмехнулась знахарка. — Ну, идем почивать. Завтра вставать рано будем, до рассвета в лес нужно успеть — травы у меня вышли кое-какие. — Почему именно до рассвета? — откликнулась Владимира, прищурившись, смотря, как солнце окончательно скрывается в гуще деревьев. — Заповедано так, с росой многие свойства целебные передаются. Владимира предусмотрительно промолчала в ответ, потому что не сильно верила во все сказанное Яронегой, считая это выдумкой. Ну как могут исцелять различные травяные настои? Отчего тогда в ее мире люди тратят огромные суммы на лечение, если можно пойти в лес, нарвать всяких травок и стать здоровым? Проницательная знахарка, казалось, заметила ее недоверие, но так же ничего не сказала, подавив улыбку. Она уложила Владимиру рядом с собой на постель, благо та была достаточно широкой для них обеих. Она заснула сразу же, уставшая после долгого дня, а Яронега еще долго не спала, задумчиво смотря на мирно сопевшую девушку. «И зачем ты мне послана, девочка?». Крутояр ковырял ложкой кашу с настолько понурым, тоскливым лицом, что у Дары щемило сердце. И Злата, вторя брату, сидела, низко склонив голову над своей миской, непривычно тихая и молчаливая. Было невыносимо видеть детей такими. Не после всего, через что им пришлось пройти с минувшей зимы. Они лишь недавно отошли от случившегося, в избе зазвучал их смех, на губах стали появляться улыбки. А теперь все вновь… Дара нахмурилась, про себя ругая брата. Злата успела ей шепнуть, что Крутояр повздорил с отцом, и она не сомневалась, из-за чего. «И отчего Мстислав не мог взять детей с собой? Что ему пришлось не по нраву в просьбе сына? И зачем было срываться так на мальчишке? Да еще и в дорогу». — Бажен, не балуй, — она строго одернула сына, удумавшего играть с кашей, и посмотрела на мужа. Белян был погружен в свои мысли не меньше ее. — Крутояр, Мстислав сказал, чтоб ты со мной на косьбу шел. Станешь подсоблять сено сушить, — сказал он чуть погодя, окинув внимательным взглядом понурого мальчишку. — Хорошо, дядя Белян, — тихо ответил тот и проглотил последнюю ложку. — Можно мне встать? Мужчина кивнул, и Крутояр поспешно поднялся и скрылся в сенях, и они услышали звук хлопнувшей двери — тот вышел во двор. Дара проводила его обеспокоенным, озабоченным взглядом, в сердцах всплеснула руками и отложила ложку. — Злата? — она окликнула племянницу, заметив, что та доела. — Идем, поможешь мне снедь для обеда собрать. Немного повеселев, девочка соскочила со скамьи и зашлепала вслед за ней к печи. Там она придерживала затворку, пока Дара доставала противень с караваем, а потом заворачивала в рушник ложки, лук и хлеб, которые Белян с Крутояром возьмут с собой на косьбу. Женщина до краев наполнила горшок щами, во второй — поменьше — положила к ним сметаны и плотно обернула оба тканью, завязав крепким узлом. Она рассеянно оглядела горницу, думая, чем бы занять детей: нынче был ее черед оставаться дома и не ходить на косьбу, а потому все соседи приведут своих чад к ней. — Зачем Крутояру идти с тобой в поле? — Дара посмотрела на мужа, поднявшегося из-за стола. — Пора ему приучаться, — Белян спокойно выдержал ее взгляд. — К нам сегодня и девяти зим от роду придут. Ему токмо семь, рано очень. Зачем это Мстиславу? — она чувствовала, что муж и брат что-то скрывают от нее, но также знала, что спрашивать было бессмысленно — ни один, ни другой ей ничего не расскажет. — Он отец, ему виднее, — мужчина пожал плечами и потрепал по волосам своего сына. — До поля пойдешь с нами? — Ох, батя! — Бажен даже взвизгнул от удовольствия, довольный, что ему разрешают такое взрослое дело, и Белян подхватил его на руки, вызвав радостных смех, и повернулся спиной к жене. Дара недовольно вскинула голову, понимая, что муж не желает это обсуждать и таким образом уходит от разговора. Она начала убирать со стола грязную посуду, а когда покончила с этим и вышла на крыльцо, то увидела сидящего на земле Беляна, окруженного детьми. Злата и Бажен липли к нему по бокам, а Крутояр с любопытством заглядывал за плечо, в то время как мужчина что-то рисовал им палкой прямо в пыли. — Вздумали с утра пораньше извозиться все, — с незлым упреком произнесла она, прижимая к груди тяжелый узелок со снедью. Белян посмотрел на него, щурясь от солнца, обнимая сына левой рукой, и Дара вспомнила, за что полюбила его однажды, понимая, что не может сердиться на его скрытность. Они со Златой проводили Беляна с мальчишками до дороги и остались там стоять, смотря им вслед. — А он вернется? — спросила девочка, крепко держась за ее руку. — А как иначе, милая, — Дара погладила ее по светлым волосам. — К вечерней, ты и поскучать-то не успеешь. — Я про батюшку. Женщина взглянула на нее сверху вниз: Злата сосредоточенно разглядывала землю под своими ногами. Вздохнув, Дара присела перед ней на колени, взяла ладошки в свои руки. — Конечно, вернется. Воеводе нашему кольчугу отдаст и вернется. Гостинцев вам с ярмарки привезет. — Дедушка тоже так говорил, — произнесла Злата совсем шепотом, и Дара подавилась воздухом, словно ее сильно ударили под дых. — И не вернулся. И дядя тоже. И даже наша мачеха… — она тяжело, совсем по-взрослому вздохнула, и у женщины не нашлось для нее слов. Дара обняла ее, прижимая к себе. — А еще батюшка с братом крепко повздорили поутру, — Злата зашептала ей на ухо. — Крутояр с ним чаял поехать, но батюшка сказал, что мы дома останемся, у тебя поживем. А брат шибко с ним хотел, третий раз просился и расстраивался очень. И аже крикнул, что он батюшке не нужен и тот его никуда с собой не хочет брать: ни в кузню, ни в городище. Дара покачала головой, услышав: она могла представить, как сильно разгневался Мстислав. Неудивительно, что Крутояр выглядел таким подавленным — едва ли сказанное сошло ему с рук. «И сам же виноват во всем! — ретивое взыгралось в глубине ее души. — Мальчик прав, Мстислав воспретил ему и в кузню ходить, и на поле, когда он там, чтобы не оставлять Злату в избе одну. И мне ее брать не дозволяет, чтобы Крутояр мог бывать с ним!» Она увидела Любаву, впереди которой вприпрыжку бежали сын и дочки, и приветливо махнула ей рукой. Впереди ее ждал долгий, длинный день. Мстислав с наслаждением вдохнул полной грудью, запрокидывая голову и видя над собой макушки высоких деревьев, почти смыкавшихся над неширокой лесной тропой. Сквозь зеленую листву прорезались солнечные лучи: время уж перевалило за полдень, но здесь, под сенью берез, не чувствовались ни жара, ни дневной зной. Закинув связанные шнурком сапоги себе за плечи, он шагал босиком, утопая в мягкой, теплой пыли и ведя под узды неоседланного жеребца. Тот изредка ржал, тычась мордой ему в плечо. Мстислав поправил кожаный ремешок, что стягивал волосы, чтобы те не лезли в глаза, потрепал коня по холке. — Застоялся ты ныне, Соколушка, — сказал он ласково. — Ну ништо, из леса выйдем — и тотчас галоп возьмем. Жеребец в ответ призывно заржал, словно мог разуметь людскую речь. Мстислав, придерживая его за узду, проверил, крепко ли держались седельные сумки, которые он перекинул через круп Сокола. К ним были привязаны его лук и колчан, полный стрел, заплечный мешок со снедью из дома и кожаный бурдюк с водой. А еще из ножен наподобие тех, что делают для мечей, виднелась рукоять тяжелого боевого молота. Как и всякий кузнец, Мстислав умел не токмо раздувать меха да поддерживать в печи огонь. Тем паче, что отец задолго до того, как стал старостой, был воином и служил в дружине. «И это его не уберегло», — незваная мысль царапнула сознание, и мужчина нахмурился, скривив губы в усмешке. Он уходил из дома не с добрым сердцем — и то было не к добру. Не следовало расставаться в ссоре, но ее бы и не случилось, не начни Крутояр этот разговор прямо с утра. Но и сына Мстислав винить не мог, ведь тот был прав: он не брал его с собой в кузню, ни разу не взял в городище с зимы, хоть и ездил туда каждые несколько седмиц. Немудрено, что мальчишка обижался, а главное — не понимал, почему так. И Мстислав не мог ему объяснить. Как рассказать семилетке о том, что его деда, дядей и мачеху убили разбойники по велению нынешнего старосты их общины? И что то же самое может случиться с его отцом по пути в городище? И с детьми, коли они будут вместе с ним? Как воспретить сыну болтать, что в кузне у отца он видел боевые стрелы с наконечниками, что пробивали кольчугу и сталь? Тяжелые боевые молоты, ударом которых сокрушались стены и в щепки разлетались бревна? Острые ножи с длинными лезвиями, рассекающие волосок на ветру? И нынче Мстислав ехал не к воеводе. Он даже не стал брать с собой кольчугу, хоть та и была готова. Ему сказали, в городище видели тех разбойников — они охраняли теперь какого-то богатого купца, прибывшего на ярмарку. И Мстислав чаял на них поглядеть и сдержаться, не всадить в каждого из них с десяток стрел. Время еще не пришло. Ему нужна была поддержка воеводы, и он думал получить ее, когда тот приедет в их общину через пару седмиц. «Ништо, — раздумья о сыне никак не желали его оставлять. — На косьбе с Беляном умается, к моему возвращению уж позабудет все обиды свои». Мстислав с горечью усмехнулся: он знал, что переборщил в этот рази Крутояр не заслуживал того, что получил. Впереди тропинки показался просвет — за лесом заканчивалась земля их общины и брала свое начало широкая, утоптанная и укатанная дорога, ведущая в городище. Отсюда до него был день конного пути. В звенящем недалеко ключе Мстислав напоил коня и умылся сам, смахнул с черной рубахи налипшую на нее пыль и одним слитным движением запрыгнул на Сокола, ласково потрепал того по расчесанной — волосок к волоску — гриве. Он выехал на дорогу и слегка ударил пятками по бокам: жеребец заржал и тотчас побежал рысью. В лицо Мстислава ударил ветер, и он крепче перехватил поводья, заставляя Сокола замедлиться. Ни к чему было загонять коня. В пути ему встретилось немало купцов на тяжелых, груженых повозках: нынешняя ярмарка в городище была крайней вплоть до середины Ревуна*, ведь начиналась тяжелая пора полевых страд и заботы об урожае на будущую зиму. Вот купцы и спешили расторговаться да распродать поболе, покуда еще могли. С двумя из них Мстислав был знаком: всякий раз брал у них гостинцы для домашних. Он пообещал зайти и ныне. Прочих не знал, но они смотрели на него, словно узнавали, и всякий раз мужчина кривился, ловя на себе подобные взгляды. Весть о случившемся с его родом разошлась много дальше их общины и городища, а весна выдалась скудной на события, вот и чесали языками многие до сей поры об этом. А еще тяжба была, что он затеял, не послушавшись ничьих увещеваний. Горе застилало тогда глаза, и Мстислав не понимал, что нипочем не покажет себя правым. Дара плакала и просила оставить это, о том же твердил ему Белян и дядька Горазд, и осиротевшие дети ждали его в избе, но он вызвал Зоряна на воеводин суд. А позже заплатил тому виру за обиду и, сцепив зубы, признал свою неправоту и горячность. Медленным шагом он въехал в широко распахнутые ворота, провожаемый внимательными взглядами их стражей. Мстислав чуть тронул поводья, и Сокол свернул направо — их путь лежал на постоялый двор. По левую от них сторону раскинулась широкая рыночная площадь, на которой все еще шла бойкая торговля, несмотря на поздний час. Мстислав слышал громкие голоса, доносившиеся оттуда над крышами низких домов. Среди них особенно выделялся высокий терем воеводы, стоявший к тому же в отдалении на холме. Ему не следовало показываться поблизости от него, чтобы не навлечь на себя ненужных подозрений. Вскоре Мстислав увидел знакомую вывеску «Усталый путник» и спешился перед деревянным частоколом, достигавшим его пояса. Он взял Сокола под узды и вошел в просторный двор, заполненный грубыми деревянными столами и широкими лавками — в жаркую летнюю пору постояльцы трапезничали за ними. К нему тотчас подбежал расторопный мальчишка, чтобы отвести коня в стойло, и Мстислав кинул ему маленькую монетку, велев вдоволь насыпать Соколу овса, и увидел идущего к нему мужчину. — Дядька Горазд, — несмотря на свои зимы, Мстислав продолжал так величать старого друга своего отца. — Здрав буди. — И ты, сынок, — мужчина, в чьих волосах и бороде уже виднелась седина, обнял его, крепко стукнул пару раз по спине. Они прошли и сели за ближайший стол, и Мстислав с удовольствием потянулся — до скрипа суставов и приятной ломоты в спине. Они сказали подошедшей девке принести им зажаренного дикого кабана с луком и по кубку хмельного меда. — Ублюдков бачили на постоялом дворе с купцом Несмеяном. — Не слыхал про такого, — Мстислав положил на стол руки с сжатыми кулаками. — Торгует бусами да всякой бабьей блажью. Это они. У одного след от ожога на щеке, как и говорил Неждан. И наколотый знак у другого на запястье. — Недолго же они таились, — с трудом выдавил из себя Мстислав. — Вовсе страха не чуют. — Завтра сходим, поглядим на них, — Горазд огладил густую бороду и замолчал, увидев приближавшуюся к ним девку. Она поставила на стол поднос с большим куском кабанины и чаши, полные меда — тот лился через края. — Поглядим, — с усмешкой кивнул Мстислав, и глаза его недобро блеснули. Он ждал с зимы, подождет и несколько дней. Владимира подняла голову, с прищуром смотря на заходящее солнце. Она сидела на земле, разложив перед собой на расстеленном полотне множество самых разных трав. С того дня, как Яронега впервые взяла ее с собой в лес, Владимира только и делала, что перебирала пушистые пучки, выкидывала из них непригодные, раскладывала отдельно листья и коренья, развешивала, чтобы они быстрее высыхали. Провозившись со своими травками три дня, она уже могла различать их на вид и почти без раздумий называть, какая где лежит. Правда, от кропотливой, сосредоточенной работы у нее очень уставали глаза, и тогда Владимира уходила недалеко в лес. Там она нашла большую земляничную поляну и в первый день объелась сладкой ягоды так, что от ее приторности начало сводить язык. Она натаскала в избу несколько полных плетеных лукошек, и Яронега ласково ворчала, что скоро негде будет на лавку в горнице сесть — повсюду была разложена земляника. Владимира объедалась ягодой, чувствуя себя котом, дорвавшимся до мисочки со сметаной. С подушечек ее пальцев не сходили светло-красные пятна, и точно такие же были в уголках губ. Она ела землянику, едва сорвав, и не заботилась о том, чтобы помыть ее или хотя бы протереть — это был не ее прежний мир, и здесь нельзя было отравиться ягодой, поднятой прямо с земли. Да и в прежнем мире она никогда не видела так много земляники — целая лесная поляна! Владимира задумчиво перебирала пальцами желтые цветочки девятисила — Яронега говорила, им лечат сильный, грудной кашель, головную боль и ломоту в костях. Такой же ярко-желтый зверобой — чтобы унять колотящееся сердце и звериную тоску. Календула — чтобы быстрее заживали ожоги и открытые раны. Тысячелистник для затворения крови и от болезней живота. Лекарственных растений перед Владимирой лежало намного больше, чем она пока была в состоянии запомнить, и каждый раз, возвращаясь из леса, Яронега приносила еще и еще. Смеясь, она говорила, что и на поле нынче тяжелая пора настает, и в лесу — много трав следовало собрать, пока те не отцветут и не растеряют всю свою пользу. Как мужики работают до конца Ревуна, так и знахарки до того же срока. Владимира и не возражала: ей было хорошо здесь, и в последние пару дней она чувствовала непривычное умиротворение. Мыть полы и грязные миски в избе Яронеги отчего-то было много приятнее, чем в доме Зоряна. Никто не косился на нее, не провожал любопытным взглядом, не насмехался — втихую или открытую. И Перван не норовил облапать, забраться под подол. Она даже не думала, что здесь ей будет так хорошо. «Правда, я бы не отказалась прихватить с собой баночку соли, — Владимира улыбнулась, по-прежнему с трудом перенося вкус несоленой пищи. — И свой айпод с музыкой». Она принялась вязать очередной пучок, когда услышала, а, подняв взгляд, и увидела бежавшую по дорожке с холма женщину. — Бабушка Яронега, — негромко позвала Владимира, когда стало ясно, что женщина направляется именно к их избе. Знахарка вышла на порог и всплеснула руками, узнав ее. — Дара! Пошто ты здесь? — Крутояра не видели нынче? — пытаясь отдышаться, рвано спросила женщина, поправляя сбившийся набок платок и приглаживая растрепавшиеся волосы. Ее голос звучал взволнованно, почти испугано. — Нет, — Яронега покачала головой и нахмурилась. — Случилось что? — Нет его нигде! — с отчаянием воскликнула Дара, и ее губы мелко задрожали. — Белян токмо с поля вернулся, сказал, что Крутояр много раньше ушел, сразу после обеда — солнце голову припекло. Но в избе он не показывался! А я и не волновалась, мыслила, он с мужем. И в кузне его нет, и в отцовской избе тоже, — глотая слова, быстро принялась рассказывать Дара, пытаясь унять волнение и дрожь. Владимира видела слезы в ее глазах; они же звучали и в голосе. Она отошла и вернулась с кружкой холодной воды, протянула ей. — Спасибо, — Дара попыталась сделать глоток, но зубы стучали о деревянный край. — Белян мальчишек спрашивать пошел, а я к вам сразу. — Будет, девочка, будет, — Яронега по-матерински обняла ее, поглаживая по голове и плечам. — Вернется Крутояр к вечерней, мог и заиграться, о времени позабыть. Ничего дурного с ним не случится. — Не мог, — Дара с твердой убежденностью мотнула головой. — Такого еще ни разу не случалось. У Мстислава не заиграешь, вы же знаете. Яронега молча поджала губы: она и правда знала и потому тоже начала тревожиться. — А коли… коли с ним что приключится? — Дара подняла отчаянный взгляд на знахарку. — То я за ним не доглядела… — Что за вздор! — в сердцах воскликнула Яронега, строго смотря на нее. — Тут нет твоей вины. И с Крутояром все будет ладно. — Так уже было, — сказала Дара совсем тихо, судорожно обнимая себя за плечи. — Этой зимой. Мы тоже сперва мыслили, сани в снегу увязли, вот и не вернулись с ярмарки до сих пор. Владимира почувствовала острый укол в районе сердца. Она протянула руку, касаясь плеча Дары в попытке утешить. — Идемте искать его, — предложила она. — На дороге, которая к полю вашему ведет. Может, нехорошо ему стало, он и свернул с нее отдохнуть да заснул нечаянно. — И мужей покличем. Третьяка с ребятами его, ваших соседей, Вячко, — Яронега кивнула и слегка сжала локоть Дары. — Идем, нынче не время для воспоминаний. Коли Крутояру и правда плохо стало, быстрее следует его найти. Наступившая ночь стала одной из самых страшных для Владимиры за всю ее жизнь. Сперва, пока солнце окончательно не зашло, они искали Крутояра на всем пути от общины до поля, который пролегал через лес. Как стемнело, мужчины зажгли факелы и ушли в лес, а женщины остались на опушке — томиться в мучительном ожидании. Дара была белее своей рубахи, от ее щек, казалось, разом отлила вся кровь. Она порывалась пойти в лес, но Белян воспретил ей, заставил остаться вместе с бабами. Крутояра искали не токмо соседи и друзья, с факелом ушли и сыновья старосты, а Русана ныне стояла недалеко от прочих женщин, с неприязнью косясь на Владимиру. — Все будет хорошо, все будет хорошо, — как заведенная шептала Дара, пустым взглядом уставившись в темноту перед собой. Яронега уже напоила ее успокаивающим отваром, но тревога и страх женщины были столь велики, что снадобье едва подействовало. — Куда он мог пойти? — вполголоса спросила Владимира у знахарки, когда та отошла от оцепеневшей от ужаса Дары. — Не ведаю, — Яронега тяжело выдохнула. — По-хорошему — никуда. Коли Белян его в избу отпустил, то в избу Крутояр и пошел бы. Сперва Даре на глаза показался бы и уже после — с мальчишками убежал бы али в кузню, али ко мне. — Может, забылся? Ушел без спроса, а теперь боится возвращаться, потому что попадет? К ее удивлению знахарка невесело рассмеялась. — Неужто думаешь, что Мстислав такое допустил бы? Крутояр еще в свои четыре зимы к отцу шел признаваться, коли набедокурил. Владимира с трудом сглотнула, громко щелкнула суставами пальцев, когда стиснула их в кулак. По сути, мальчик был ей никем, она и видела-то его один раз не больше получаса. Но сейчас почему-то тревожилась за него. И ей было невыносимо смотреть, как убивалась Дара, сидевшая посреди дороги прямо в пыли. Владимира не знала, сколько времени прошло с момента ухода мужчин, когда какая-то баба воскликнула, рукой указывая в сторону леса: — Возвращаются! И вскоре на опушке показалось несколько человек, среди которых она не увидела ни одного знакомого лица. Ни у кого из них не было добрых вестей, и Дара поникла, закрыла ладонями глаза. Белян и Третьяк вышли последними: уж разошлись все, кто подсоблял в поисках, бросая в сторону оставшихся женщин взгляды, полные самых разных эмоций: от глубокого сочувствия до некого торжества, пусть и тщательно скрываемого. Белян подошел к Даре, обнял ее за плечи, заставляя встать, и крепко прижал к себе, позволяя выплакаться в рубаху, а Третьяк остановился подле Яронеги. — С рассветом еще пойдем, — сказал он, и Владимира увидела глубокие морщины, прорезавшие его лоб. — Коли сам не вернется, надо к Мстиславу вестника отправить, — знахарка озабоченно нахмурилась. — Но кабы дел он не натворил по пути. — Сам поеду, — буркнул Третьяк. — Али Белян. Обратно возвращались в тягостном, гнетущем молчании. Владимира нервно крутила меж пальцев ткань своего сарафана, слыша позади себя глухие, затихающие всхлипы Дары, и ощущала горечь во рту. — Кому будет хорошо, если с Крутояром что-нибудь случится? — шепотом спросила она у Яронеги. — Никому, — ответила та, недолго думая. — Я потому и мыслю, что с ним ладно все. Коли не дети, Мстислав давно бы тех разбойников выследил да расправился, как смог. И не токмо с разбойниками, но и с тем, кто от случившегося обогатился… «Зорян, — моментально пронеслось в голове у Владимиры. — Ведь он стал тогда старостой». — Коли с Крутояром что… Мстислав не станет боле терпеть. Поутру, когда Крутояр не вернулся в избу и ничего не удалось отыскать поблизости от лесной опушки, Третьяк верхом отправился в городише к Мстиславу с черными, дурными вестями. * Сентябрь