Спички

Еще некоторое время я продолжала стоять в оцепенение, не смея шевелиться, и только смотрела вслед стремительно быстро отдаляющемуся от меня Леши, провожая его наполненным грустью и болью, и слезами взглядом. «Что только что произошло? – спрашивала я себя, не понимая причины своего такого противоречивого решения и не находя аргументов, которые смогли бы его оправдать. – Стало быть, мы больше не вместе, а причиной этого я сама?.. Но как мы можем быть больше не вместе, если и не были никогда вместе? – пыталась рассудить я и понять, как быть и что делать дальше. – Но были чувства ведь. Нет и нет! как можно говорить о чувствах в прошедшем времени? Ах дура я, ведь знаю – любит!.. и я люблю, наверное. И снова вздор – конечно же люблю и не иначе…». За этими моими мыслями, на основание которых я заключила, что любовь была и есть, а слова мои ничто иное, как последствие переутомления, и ничего не значили более того, что мне просто требовались временное уединение и отдых, Леша скрылся за входными стеклянными дверьми ресторана, некоторые гости которого оправились от шока из-за произошедшей потасовки раннее и теперь продолжали напиваться и веселиться, а другие – более скверные и желчные находили должным остаток вечера подвергнуть раскрытию мотивов оной ситуации. Я тотчас хотела последовать за Гореловым, чтобы объясниться, но, вспомнив, в каком я виде, передумала отложить это на завтра; к тому же, ничего хорошего от этого дня не следовало ожидать после всех неприятностей, которые он мне преподнес. Мне оставалось только вызвать или поймать такси и отправиться домой, когда еще более неприятная личность настигла меня на аллеи под густой тенью деревьев. – Настя, что произошло? Я отлучился всего на минуту, как тебя не стало, – взволновано лепетал Гоша, все ближе приближаясь ко мне и пристально вглядываясь в мое заплаканное лицо. – Ты плакала? Тебя кто-то обидел? – Гоша схватил меня за плечи, требуя объяснений, на которые у меня не было сил снизойти. – Оставим, – неестественно пискляво и тонко произнесла я, не признав сперва свой голос, а засим теплая слеза легким касанием задела мои распухшие губы, стоило Петрищеву напомнить мне обо всем произошедшем, что я пожелала бы на время позабыть, своими никчемными расспросами. – Если ты действительно хочешь мне помочь, то отвези меня домой, – мне плохо. Машина тотчас была подана.

***

Спасибо, Гоша, – сказала я, когда машина остановилась около нашего подъезда. – Вечер был… – Ужасный, – завершил за меня Петрищев и, мы оба легко засмеялись, избавляясь от напряженности и тоски, царившей в салоне автомобиля всю дорогу от ресторана и до дома. – Немного, – ответила я, а Гоша придвинулся ближе. В машине повило молчание, которое никто не смел разрушить, а я с каждым новым мгновением ощущала теплое дыхание вблизи своих губ, а затем и вовсе – Гоша обрушился на меня с поцелуем. Сперва я опешила. Затем – попыталась отвернуться, но Гоша был настойчив, что заставило меня немного напрячься в страхе всем телом и попытаться оттолкнуть его, но мои попытки оказались настолько жалкие, что нисколько не подействовали на него. Тяжелый вечер забрал у меня все силы, и я почти отчаялась, но его холодная рука, забравшаяся под мое платье, обрушила на меня поток возмущения и ярости, что придали мне сил тогда, когда они мне были действительно необходимы. Ощутив всю мощь своего негодования, я снова напряглась, но теперь не от страха, а в готовности действовать. Я больно прикусила его нижнюю губу так, что из нее засочилась кровь, перехватила его наглую руку, намеревавшуюся залезть ко мне в трусики, и, отведя ее в сторону, я подняла колено и «заехала» им в его живот. Он едва не упал на меня своим телом, корчась на сидениях от боли, которую сопровождали его тяжёлые стоны. Я оттолкнула его от себя, открыла дверь и почти вылезла из машины, когда вспомнила про колье, которое сегодняшним днем, по словам Леши, было подарено мне Гошей. Живо сняв с себя дорогую побрякушку, которая теперь вызывала только отвращение, я швырнула ее в Петрищева. – Забирай свое колье, козел! – Что? Какое еще колье? – простонал Петрищев, поднимая на меня недоверчивый взгляд. Я некоторое время посмотрела на Петрищева. – Разве ты не передавал для меня через Горелова колье? – так же недоверчиво спросила я, заинтересованная его недоумением, после моих слов которое исчезло с его лица, уступая место другим эмоциям, которые были для меня новы и неясны. – Разве стал бы я что-то тебе дарить? – зловещий смех, что не присущ Гоше, которого я знала до сих пор, ошеломительным звоном наполнил собою салон автомобиля и привел меня в замешательство. – Дура! Кто ты и кто я? Ой, Настя-Настя, ты решила, что я влюблен в тебя? Значит, я хороший актер. Все мои знаки внимания вовсе не то, что они под собой подразумевали. Это была видимость такового. – Мое потрясение росло с каждым его новым словом, которое легко вылетало вслед за предыдущими из его рта под воздействием выпитого им алкоголя, и все пуще шокировало мое утомленное сознание, но одновременно с этим я старалась не пропустить ни единого гадкого его слова. – Понимаешь ли в чем дело… Весь этот цирк был не ради тебя: моя цель Горелов. Мне было велено отцом моим следить за тем, чтобы он не влюбился в свою сожительницу, а если это все же произошло – разлучить вас всеми возможными способами, чем я сейчас и занимаюсь. Вот и все, малышка. Ведь согласись, я не настолько глуп, как Горелов, чтобы разбрасываться такими подарками. Я сидела на сиденье и тупым взглядом смотрела вперёд себя, не ощущая своего тела, самого сидения и скрученного тела Петрищева, которое лежало около моих колен, – настолько ошарашили меня слова Гоши. Единственное, что я могла – это ощущать, как ядовитая злоба и негодование растут во мне, давно избавившись от границ моего самообладания и вышедши за пределы таковых. – Ты зря старался – ничего не выйдет, – сквозь плотно стиснутые зубы прорычала я, ощущая, как кровь приливает к моему лицу, избавляя его от больной бледности и наполняет его злым багровым оттенком, сопровождающийся искаженной гримасой. – Уже. – Я повернулась в его сторону и одарила неприятным взглядом. – Посмотри вокруг, в каком ты положение: ты одна. Ты видишь Горелова? Нет. А теперь спроси, где он. – Я и без тебя знаю, что он на мероприятие… – Но с кем? С моей сестрой, Настя! – перебил меня Петрищев голосом победителя. – В ближайшем будущем они поженятся, а затем нам – Петрищевым – не придётся делить компанию со стариком Гореловым, который до сих пор убит горем смерти жены своей и тяжёлыми отношениями со своим единственным сыном. – Жалкий ублюдок... – произнесла я, ощущая боль за и, без того страдающую, семью Гореловых. – Лёша никогда не женится на Тане, и вам никогда не достанется компания! – Ох, заблуждаешься... Мы все просчитали: Горелов-старший давно переписал свою часть компании на своего сыночка, который об этом знать не знает, и в случае развода – Таня забирает себе все – это будет предусмотрено в брачном договоре, на который Лёша даже не потрудиться взглянуть, удрученный новостью, что в скором времени станет отцом... Ну это, конечно, если Таня сейчас не проворонить свой шанс и сможет затащить Горелова в постель, который, кстати, видел, как мы садились в машину, а кто, как не мы, знаем, какой он ревнивый мальчик... ццц. – Какая же ты сволочь, Петрищев! Ты и твоя семья. Больше ни секунды не желаю оставаться с тобой наедине. Это были мои последние слова, после которых я забрала колье и вышла из машины, захлопнув за собою дверь. Я направилась домой, надеясь только на то, что Лёша дома.