Саске У-дзумаки

После этого я закрылся, как моллюск в раковине. Съежился, отгородился от остального мира, баюкая свою боль. Печать на моем плече высасывала из меня все силы, как пиявка, и взамен впрыскивала мне в кровь какой-то яд, заставляющий меня дрожать от беспричинного гнева. Мне было худо и без того, ведь мне теперь приходилось лгать, причем не кому-нибудь, а брату… по крайней мере, тому, кто стал мне кем-то вроде брата. Я не мог сказать ему, что между нами нет вообще никакого родства. А тут надо было еще и постоянно отвлекаться на всполохи боли в плече и странное нытье внутри, подхлестывающее меня к действию. В общем, врагу подобного не пожелаешь. Моя связь с внешним миром сократилась до одной-единственной седьмой команды. Они, кажется, подозревали, что со мной творится неладное, но виду не подавали. Только подбадривали и смотрели понимающе, иногда пытаясь отвлечь от дурных мыслей. Я, скорее всего, должен был быть им благодарен за это, но ничего похожего на благодарность я почему-то не испытывал. Наверное, просто слишком устал. Мир выскальзывал из моих пальцев, вещи теряли значение. Будто не я, а кто-то другой в это время жил моей жизнью — сражался, ел, спал, сердился и тосковал. Будто это не я, совсем не я распоряжался своей судьбой, а я настоящий сидел и смотрел на происходящее, как на слишком длинный черно-белый фильм. Снова, как и давным-давно в стране Волн, я запомнил совсем немного. Эпизоды. Отрывки. Но уже не потому, что не думал запоминать. Теперь я просто не хотел, не желал оставлять это в памяти. Помню картинку: я отошел за водой, и тут чуть в стороне в небо ввинтился девчачий перепуганный визг. Я замер, повернулся на пятках и рванул в сторону визга, мысленно проклиная Сакуру. Ну вот когда, когда она уже успела во что-то влипнуть? Серьезно, меня не было — сколько, минут семь? — а ее уже надо спасать! И неужели она не может побыть в одиночестве и безопасности хотя бы чуть-чуть, ну, просто для разнообразия? И вообще, вот не буду ее спасать, не буду, и все, пусть выкручивается сама… — под эти мысли я вылетел на полянку, где гигантский медведь как раз заканчивал пикник. Рядом с его лапами валялись несколько полусъеденных тел; я обшарил их взглядом и с облегчением убедился, что это не Наруто с Сакурой. И зверь как раз нацеливался на десерт: нечто, съежившееся между его лапами, нечто мелкое, испуганное, визжащее, с окровавленной длинноволосой головой. Я выхватил кунаи с леской, на секунду зажмурился от жжения в глазах — активировался шаринган — швырнул кунаи в медведя, метя в артерию на шее. Лезвия вонзились в толстую шкуру; я прыгнул и потащил кунаи за леску вбок, заставляя их пропороть кожу зверя широкими бороздами. Брызнула кровь, медведь взревел и рухнул тяжелой уродливой кучей меха. Я приземлился рядом с мертвым медведем, дернул леску, выдергивая кунаи из туши, и только тогда посмотрел вниз, на Сакуру. Судя по тому, как она визжала, с ней все было в порядке. Но покрытые кровью волосы говорили о ране, да еще и на голове, что плохо, очень плохо, у меня в аптечке, пожалуй, никакого достаточно сильного кровоостанавливающего нет… Однако с первого же внимательного взгляда, да еще и с шаринганом, я понял, что передо мной была не Сакура. Да, девчонка, примерно того же возраста, но вместо алого платья — покрытая кровью рубаха; вместо розовых волос — красные пряди, но красные уже не от крови, а от природы. И черные дужки очков, которые девчонка как раз сейчас судорожно цепляла за уши. Ну, подумаешь, спутал. Я не обязан различать девиц по визгу, знаете ли… — Ну, привет, — я попытался выглядеть дружелюбно, но, кажется, не преуспел. — Ты тут одна, верно? Девчонка, нацепив в конце концов очки, воззрилась на меня с ужасом. — Н-нет… то есть да… вы же за свитком пришли, так? О-он… Я… — Она зажмурилась и забилась еще глубже в корни дерева: звереныш, перепуганный, но еще не решивший, укусить противника или подставить ему шею. — Я просто так не… Я вышел из себя. У меня, вообще-то, не так много времени осталось до конца экзамена, недособран один свиток, неузнана вся правда обо мне, печать на плече болит так, что хочется вырезать ее с куском мяса — все легче будет… а тут еще будь добр слушать скулеж этой несчастной зверушки! — Не трать мое время! — рявкнул я, и девчонка тут же сделала выбор: подставила шею. — Я… вот, вот свиток, я не буду сопротивляться, только не трогайте меня… Я мельком глянул на свиток. Земля!.. Черт, и почему мне не может повезти хоть раз в жизни… — Не нужно, — буркнул я ей. Красноволосая девчонка посмотрела на меня с обидой и надеждой одновременно. Я оставался равнодушным. Она ничем меня не зацепила, ничем не врезалась в память, никакое туманное предчувствие не тревожило меня. Отстраненность, отстраненность, — я знал, что я ее не запомню. — Спасибо… — пискнула она. — Не благодари. Дело не в моем милосердии. Я посчитал, что пора уходить. Развернулся, рванул к реке… — И все равно… — растаял упрямый отзвук за моей спиной. Звереныш поднялся и скалил зубы мне вслед. Я подавил желание ухмыльнуться. Еще отрывок: бой с генином Звука. Боль от расползающейся печати. На секунду-две — радость от победы; потом становится все равно. Тюнин, генин… как будто доверие зависит от статуса. Можно ли заслужить право на правду на миссиях?.. Тяжелое дыхание нервничающей Сакуры за моей спиной. Всегда — сзади, будто ждет, что я упаду… Бьющая во все стороны энергия Наруто — и как всегда, его позерство настолько не к месту. Глаза с вертикальным зрачком, пристально следящие за мной из ниоткуда. Кровожадность, интерес… Отстраненность. Так же — издалека — я смотрел, как Какаши запечатал мою печать, как я проснулся в больнице, как тот же Какаши неохотно, будто от безысходности, научил меня Чидори. Я почти не запомнил ни финальных боев (в любом случае, тюнином я так и не стал), ни бой с Гаарой (а Наруто-то вырос, я этого не заметил), ни похороны Третьего Хокаге. Старика было жаль, он относился ко мне по-доброму, но ему я был обязан доброй половиной окутывавшей меня лжи, и поэтому я скорбел не так усердно, как остальные. Правда, я запомнил белые цветы — кажется, каллы — с каплями дождевой воды в чашечках; их странный, не присущий обычным цветам запах остался на моих пальцах, а клочья растоптанных стеблей и лепестков еще несколько дней попадались на улицах, пока дождь не смыл их окончательно. Но я все еще держался. Меня все еще держали. *** Он был таким, каким я когда-то хотел вырасти. Высокий, бледный, с отрешенным взглядом, с внешностью грустного юноши из самого первого моего воспоминания. Орочимару уже упомянул, что он — мой брат (настоящий, я имею в виду), и, уловив в разговорах взрослых шиноби его имя, я насторожился. А когда узнал, что тот охотится за Наруто, я, не раздумывая, рванул следом за блондином и его наставником. Что-то я не верил, что «извращенный отшельник» сможет защитить Наруто. И, к тому же, возможно, этот Итачи сможет рассказать мне хоть что-то о моем прошлом… Я, в сущности, по-прежнему ничего не помнил, кроме своей клановой принадлежности. Воспоминания первых семи лет жизни будто корова языком слизнула. Хорошо еще, что говорить не разучился и ходить под себя не начал, а то бы пришлось с нуля обучаться простейшим навыкам… Когда мне ирьенины сказали, что такой исход был вполне возможен, я чуть с ума не сошел от страха и облегчения. И вот теперь я стоял перед братом. Немая сцена длилась уже секунд тридцать. Место действия: коридор захолустной гостиницы. Действующие лица: заинтересованный серо-голубой рыболюдь, недоумевающий Наруто и Итачи, которому на все плевать. И Саске, глядящий на Итачи с надеждой, но готовящий чакру для Чидори. Так, на всякий случай. Честно говоря, я полагал, что брат хоть немного обрадуется, увидев меня. Но зря. Итачи смотрел на меня, и глаза его оставались равнодушными и бесчувственными. Моя надежда, что он хоть как-то отреагирует на мое появление, благополучно сгинула. Тут к нему давно потерянный брат пришел, а он даже не обнимет его. Самодовольный, напыщенный… да еще и с какой-то малопонятной, но настораживающей искоркой в глазах. Похоже, без Чидори я не обойдусь. Наруто непонимающе переводил взгляд с меня на Итачи. — Саске, а что тут происходит? — А это что за малец? — недовольно осведомился «рыболюдь», кивая на меня. — Это Саске, — невозмутимо произнес Итачи. — Мой младший брат. Наруто уронил челюсть и уставился на меня в ужасе. — Что?! — Не вмешивайся, — цыкнул я на него. — Потом все объясню. Наруто открыл рот, но передумал говорить, наморщил лоб и о чем-то задумался. Итачи смотрел на меня, и его красивое лицо выражало только скуку. — Ты не боишься меня, — сказал он безо всякой вопросительной интонации. — Нет. — И не ненавидишь, верно? — Нет. — И не хочешь отомстить… — Я не знаю, за что должен мстить тебе. — Вот как, — произнес старший брат, и я вздрогнул, узнав свое любимое выражение. — Значит, ты так и не узнал всей правды. «Просто вспомни, кто ты. Вспомни и сохрани на всю жизнь. Ты…» — Да, я помню, — ответил я, дерзко глядя прямо в глаза Итачи. — Ты приказал мне вспомнить — в тот день. Но какая тебе разница? Тот слегка качнул головой, но не отвел взгляда. — Я просто хочу узнать, насколько я силен. Это то, чего я хотел тогда, и то единственное, чего я все еще хочу сейчас. Ты можешь стать сильнее меня, я вижу это. И, если я превзойду тебя… я стану сильнейшим. Я отступил на шаг, неотрывно глядя на брата. Что-то не давало мне покоя. Что же?.. — Стоять! — рявкнул вдруг Наруто, растопыривая руки, будто и впрямь хотел остановить кого-то бегущего. Итачи оглянулся на него с легким недоумением. — Погоди, Саске, это — твой брат? — Вроде да, — непонимающе протянул я. Наруто со странным видом набрал воздуху… — Родственник!!! — завопил он в восторге. — Как там тебя? Итачи? Отлично, я — Наруто, будем знакомы, родственничек, а ты рамен любишь, а почему я о тебе ничего не знал, где ты шлялся, а ладно, прощаю, ну надо же, братишка Саске, приперся, ничего не объяснил, я даже испугался, надо хоть предупреждать, я бы рамена купил, а ты любишь рамен, ой, а кто это зубастый, он тоже родственник Саске, я так и знал, то-то Саске молчит все время, прямо как рыба, и рожи надменные корчит, надеюсь, ты не такая же заносчивая задница, как Саске… Я поморщился, но привычно мысленно расчленил захлебывающуюся скороговорку Наруто на предложения. У Итачи такого навыка не было, и ему пришлось разбираться на несколько мгновений дольше. Разобравшись, он окинул меня презрительным взглядом. — Родственник? — поинтересовался он в пространство. — В Конохе явно изменились методы воздействия. Неужели ты поверил такой очевидной лжи, Саске? Я был о тебе лучшего мнения… Я поморщился. — Нет… уже нет. Я этому уже не верю. Наруто, все еще что-то тараторящий про родственников и заносчивость, умолк на полуслове и обиженно ойкнул. Итачи сдвинул брови к переносице, глядя на меня сверху вниз. — Я всегда подозревал, что в Конохе тебе не дадут проявить свой потенциал — в ней никому не дают стать по-настоящему сильным. Но ты… ты еще слабее, еще жальче, чем я думал. Цепляешься за отребье, вроде этого… — он дернул подбородком в сторону замершего Наруто. — Так наивен, так легковерен, так… ничтожен. Победить тебя будет так легко… но я не люблю победы без борьбы, Саске… Итачи вдруг подошел ближе, схватил меня, нанес несколько точных ударов — я повалился на пол, но тут же вскочил, держа наготове Чидори. Я был далеко не так жалок, как думал Итачи… Или – нет? Он отмахнулся от моей молнии так легко, будто я был обычной надоедливой мухой, пусть и кусачей. Старший брат снова сгреб меня за шиворот, прижал к стене, и я завороженно уставился в его глаза, полыхнувшие красным светом. — А теперь… Пришло время вспомнить все. Я кричал, срывая горло, до тех пор, пока у меня не кончался воздух в легких. Потом я, захлебываясь, вдыхал и снова начинал кричать, бессмысленно и отчаянно — как кричат младенцы. Смерть. Люди падают… мои мама и папа падают. Я вижу лица людей, лежавших в тени тогда, в самую первую ночь моей жизни, и какой-то голос на краю сознания беззвучно поясняет: это — твой друг, это — твой двоюродный брат, твой дядя, твоя тетя, твоя бабушка, а вот девочка, которая тебе нравилась. А это — твои родители. Посмотри, как они умирают. Смотри внимательно. Снова, и снова, и снова. Перед моими глазами мелькают красно-белые нашивки клана, миг — и они становятся просто красными, намокая от крови. Красный цвет крови. И свет луны. Страшно. Больно. Невыносимо. Но что-то помогало мне удержаться. Что-то не давало мне провалиться в этот кошмар. Что-то было не так, и я помнил это, даже когда Итачи погружал меня в свою иллюзию все глубже, топя в ужасе и крови. Я помнил это, даже когда лежал в беспамятстве, — и мои мысли, горячечные и дерганые, все кружили и кружили возле этого странного несоответствия. Я вспомнил это сразу же, как только очнулся и увидел возле себя лица — заплаканное лицо Сакуры, встревоженное лицо Наруто и успокоенное личико какой-то грудастой блондинки. Я вспомнил это. Итачи тоже лгал мне. Я чувствовал это. Паранойя развила во мне недоверчивость, и я не собирался принимать его слова на веру. За ними было еще что-то, еще какой-то смысл, который мне только предстояло найти. И я точно помню, что Итачи плакал тогда. Но что же тогда произошло в тот день? Что вообще произошло на самом деле? Отлично, я все вспомнил, но к правде так и не приблизился. Я лежал на больничной койке, запрокинув голову. Сакура молча сидела рядом и чистила яблоко. Закончив, она протянула мне тарелку с дольками — я несильно оттолкнул ее руку и снова уставился в потолок. Девчонка помедлила, вздохнула и сама захрустела своим яблоком. В палату так же молча зашел Наруто, качнул пакетом с помидорами. Сакура замахала на него, косясь на меня, жестом указала на соседний стул. Блондин бросил пакет на столик и плюхнулся на стул, сверля взглядом свои руки. Они чувствовали, что со мной что-то не так, что что-то изменилось. Верно, — после того, как я встретил Итачи, я всерьез задумался об уходе из деревни. Он напомнил мне, насколько я слаб, насколько я запутался во вранье, насколько мало я на самом деле знал о мире вокруг меня… Я не мог не уйти. Я просто знал, что так будет правильно. У меня не было сил оставаться в Конохе, где мне лгали и меня боялись. Конечно, за ее пределами слабому, недоученному генину пришлось бы очень сложно. Но я не мог иначе. Просто не мог. Наруто потер лоб и внезапно силой запихнул в меня чуть не весь помидор целиком. Я гневно замычал, отталкивая его, но выплевывать не стал — вот еще, плеваться такой вкуснятиной. Сакура хихикнула и тут же подсунула мне свое яблоко. — Что вам от меня нужно? — устало спросил я, прожевав. — Откормить витаминами, Саске-ку… кхм, — отрапортовала Сакура, привычно споткнувшись на суффиксе. — А то ты бледный совсем, хлеще обычного, — поддержал ее блондин и полез ко мне с новым помидором. Я зарычал и отвернулся от них. — Я вас ненавижу. — Ага, прям видно, — заржал мой как-бы-брат. Я замолчал, глядя на него через плечо. Как я мог думать, что мы — родня? Даже дальние родственники обычно хоть немного похожи друг на друга… С Наруто мысли съехали на настоящих моих родных. Мне почему-то было совсем не больно думать о них. Даже когда я вспоминал их, падающих, - нет. Ничего. Ни любви, ни обиды, только смутная горечь, — как слишком старая, давным-давно выплаканная скорбь. — Так и будешь дуться? — вдруг тихо спросил Наруто. — Какой-то ты… не такой. Еще тише, скрытнее и сволочнее обычного. Не похож на моего братца. — Блондин шутливо пихнул меня в плечо. — Признавайся, шпиён засланный, ты зачем шмотки Саске напялил? Тоже «минимализьм» любишь? Я отвел взгляд. Как я мог сказать ему, что тот Саске, к которому он обращается, уже умер? Как я мог сказать ему, что он — не тот старший брат, за которого он меня принимает? — Отстань, — отмахнулся я от него. — Ну, Саске… — Я же сказал, отстань. — Саске, ну, послушай… Я снова задумался, глядя в окно. Большая черная птица одиноко кружила над Конохой. Я следил за ней и поджимал губы. Наруто все еще что-то доказывал мне, чего-то пытался от меня добиться… а я смотрел на черную птицу и думал о своем. — Да Саске же! — я еле успел перехватить ладонь Наруто, уже приготовившуюся опуститься на мое многострадальное ухо. — Опять заснул, что ли?! Я же тебя спрашиваю… — Слушай, по-доброму прошу — отстань, — вздохнул я устало. Наруто округлил глаза и попытался вновь покуситься на мое ухо, но тут Сакура решила вмешаться. — Наруто-о-о! Не приставай к Саске! — кулачок куноичи с размаху приземлился на белобрысую макушку. Блондин ойкнул и отскочил в сторону, обиженно потирая новоприобретенную шишку, и вновь уставился на меня круглыми птичьими глазами. — Ну, ты ску-у-у-учный, да еще и слабак полнейший, — вынес он мне приговор и возмущенно ушел в коридор. — Саске, не обижайся на этого дурака! — попросила Сакура смущенно и побежала за напарником, очевидно, с целью вколотить в его голову немного разума. Я усмехнулся. «Слабак полнейший…» Это не было обидным, по крайней мере, для меня. Я не гнался за силой, не беспокоился, что обо мне скажут или подумают другие. Я никогда не хотел стать лучше всех. С другой стороны… если я не стану сильнее, я не выживу сам по себе, а еще — меня так не признают достойным правды. А у меня не будет возможности вырвать ее силой. И что тогда? Снова лезть в канализацию? Я угрюмо задумался. Опять придется играть в сбор информации. Опять нужно будет рыскать по деревне, залезать в хранилища, расспрашивать взрослых, параллельно отбиваясь от псевдо-братишки и отшивая Сакуру… Опять… нет уж. С этого момента я стал отмалчиваться, запираться даже от своей команды. Лежал молча и отворачивался, едва они переступали порог моей палаты, а то и вовсе прятался на крыше, среди сушащегося белья. Лучше уж молчание, чем тревожная, беспокойная недоговоренность и притворство… А в моей голове начинала вертеться назойливая, неотвязная мысль: мне здесь не место. Нужно выбираться отсюда, и побыстрее. Мне здесь не место. Не место. Я становился одержимым. Четверка Звука быстро нашла меня. Я был уверен, что они меня найдут. И сразу же согласился уйти к Орочимару. Те даже удивились, — они-то рассчитывали на долгие уговоры. И на радостях дали мне день на сборы. И вот я сижу в своей комнате в квартале клана Учиха. В окно мне светит узкий осколок месяца, и я щурюсь — я не люблю этот холодный, какой-то мертвый свет. Ветер еле слышно звучит в ветвях засохшего дерева и перьях черной птицы, тихо журчит вода. Я облокачиваюсь на стол, наспех вытертый какой-то тряпкой, обмакиваю кисточку в тушь и вывожу на страницах дневника изящные символы. Кисть скользит по бумаге, за окном слышен шелест и журчание. Я спокоен. Я ни о чем не сожалею. Это последняя запись, которую я сделаю в Конохе. Я вздохнул, подул на лист, дождался, пока тушь просохнет, и закрыл дневник. Я сунул его в рюкзак, стоящий тут же, надел его — он был легок — и спрыгнул с подоконника на улицу. И побежал к выходу из деревни. Да, я должен был найти правду, я должен был узнать, должен был… но уходить было неожиданно тяжело. Наруто и Сакура, мои единственные друзья, — они были моими цепями. Они держали меня в деревне, рядом с собой. Эти связи я был не в силах разорвать. Но и остаться я не мог. Это… давило. Я решил, что как-нибудь все им расскажу. И признаюсь Наруто во всем, чего раньше не договаривал. Пока же я вынужден лгать им. Пока. Это не навсегда. Я бежал к выходу из деревни, когда какое-то смутное ощущение заставило меня остановиться. Что-то было не так. Порыв ветра, шорох, запах… что-то дало мне понять, что не один. Я обернулся. В свете луны волосы Сакуры казались седыми. Она смотрела на меня, не мигая, прижав руки к груди. — Что ты тут делаешь так поздно? — Я скривился и прошел мимо. — Ладно, неважно. Проваливай домой. Это тебя не касается. — Я знала, что из селения всего один выход. Поэтому я… просто ждала здесь, — не оборачиваясь, я понял, что она попыталась улыбнуться. — Уходи. Я же сказал: это тебя не касается. — Касается. Ведь… это же ты, Саске! Я не могу просто… — Не пытайся обо мне заботиться. Мне это не нужно. Ветер обдал нас холодом, я невольно поежился. За моей спиной Сакура тихо всхлипнула и тут же задержала дыхание. — Знаю. Я всегда тебя… раздражала. С самого первого дня… Помнишь, как ты сказал мне, что… что тебя бесит, когда тебя называют «куном»? .. И потом, тоже… Я совсем тебе не нравлюсь, верно? .. — Какое это имеет значение? Мне вдруг стало скучно и как-то неуютно, но просто уйти я не мог. Иначе Сакура поднимет шум, и мне не дадут сбежать. Я еще не знал, что именно я сделаю с этой помехой. — Да, наверное, это неважно. Но… тогда все началось. Помнишь, как мы вчетвером, ты, я, Наруто и сенсей, — помнишь, как мы вместе… миссии, и тренировки, и то, как мы вместе смеялись, помнишь? И это было не так уж весело или необычно, но я — я была счастлива. Саске, может быть… может быть, все же получится все изменить? Пожалуйста, только… только не… не уходи. Останься со мной. Или возьми меня с собой. Я же просто не вынесу… если ты оставишь меня совсем одну! Я запрокинул голову. Зачем я это сделал? Сжал кулаки. Зачем? Почему я вдруг развернулся и подошел ближе к ней? Не знаю. Не знаю. Я посмотрел на нее — у нее было жалкое лицо, заплаканное, отчаянное. — Я же вправду люблю тебя, — пробормотала она, теряясь. — Не уходи, прошу. Только не уходи. Я молчал, пристально глядя на нее. Она смутилась, опустила глаза. А я будто пытался что-то такое увидеть в ее лице. Что же именно? И зачем мне это было? Да откуда мне знать… Я хмыкнул. — Ты меня и вправду достала. Сакура дернулась, вскидывая пораженные глаза, и вид у нее был до того пришибленный, что впору было рассмеяться. — Не… не уходи! Не смей! Не то я закричу! Я закатил глаза и уверенно заявил: — Не закричишь. — Это еще почему? — пришибленность исчезла, теперь Сакура кипела негодованием. — Ты не закричишь, потому что я тебя попрошу об этом. Нет, даже не так — я тебе прикажу. Так что не кричи. Не смей кричать. Ясно? Она распахнула глаза. — Саске? — Ты же знаешь, что так будет лучше. Для меня. Если я не уйду… подумай. Что тогда будет? Она опустила голову, и несколько прядей упали ей на лицо, прилипнув к влажным щекам. — Да… может быть. Может быть, так будет лучше. Но ты же вернешься? Я усмехнулся. — Если захочу этого. Вряд ли я этого захочу. Я развернулся и собрался уже убегать, считая, что разговор окончен. — Саске, — слова Сакуры вдруг догнали меня, — пожалуйста… позови меня. — Хм? Чего ты хочешь? — Просто позови меня по имени. Пожалуйста. Я непонимающе приподнял брови, но выполнил просьбу. — Сакура. — Еще раз. Я чувствовал себя полным идиотом. — Сакура. — Можно, еще… еще раз? Я слегка повернул голову. У девчонки был диковинный вид — она улыбалась и вытирала слезы одновременно. — Я просто хочу запомнить твой голос. Можно? — Сакура… Она тяжело вздохнула и обхватила себя руками. — Саске. — Сакура отвела взгляд, но тут же снова уставилась мне в спину, не мигая. — Я не стану кричать. Я никому ничего не скажу. Не потому, что ты приказал. И не потому, что боюсь. Совсем не поэтому. Мне все это не нравится. Я не хочу тебя никуда отпускать. И я знаю, что ты… ты, скорее всего, не вернешься. Но я все равно не закричу. Ни за что. Голос ее подрагивал на ветру, расплывался, таял тишиной; он срывался, но был до того серьезен, что я замер на миг. Я почувствовал, что она сдержит слово. Эти загадочные люди, - те, кто держат нас, — часто спасают нам жизни просто тем, что не разжимают рук и не отходят в сторону. Удерживать кого-то, на плаву или рядом с собой, — способность невероятно ценная, и владеют ей немногие. Зато уж те, кто научился ловить других в свои сети, оттачивают этот талант до конца жизни. Тот же Наруто, например, — мастер по ловле чужих душ… Но иногда тем, кто держат, приходится учиться отпускать. Дурацкое, глупое, да еще и болезненное умение, как по мне, но я — не истина в последней инстанции, чтобы мое мнение имело вес. Она все еще ждала моего ответа. И перед тем, как исчезнуть окончательно, я, не оборачиваясь, опустил голову в некоем подобии поклона. — Сакура… Спасибо тебе. Надеюсь, у меня получилось хотя бы отдаленно передать ей то, что я чувствовал в ту секунду. Четверка Звука встретила меня на выходе из деревни. Я слегка поморщился — их самоуверенные лица сияли плохо скрытым торжеством. Что ж, они имели на это полное право. Они уводили с собой трофей, подарок для Орочимару. Ха. Ниндзя Звука повели меня за собой, показывая дорогу. Сначала они разделились, — красноволосая девчонка отстала, якобы ей нужно было закончить какое-то дело, — потом снова побежали вперед вместе, держась плотной группой. Я молча следовал за ними, позволяя им уводить меня дальше и дальше от Конохи. Лес становился все гуще и темнее, редкие тропинки, и без того еле заметные, вскоре пропали совсем. Я чувствовал себя жертвой неведомого маньяка (точнее, маньяков), которую тащат поглубже в чащу, чтобы там тихо-мирно прирезать. И когда странный двухголовый раб Орочимару (никак не запомню, как их всех зовут — да мне и без разницы) с хитрой ухмылкой сообщил, что мне придется умереть, я почему-то совсем не удивился. Правда, после немного путаного объяснения мне стало ясно. Вот как. Печать второго уровня, значит. Ценный подарок. Орочимару явно искушал меня, намекая, что, присоединившись к нему, я получу еще и не такие «апгрейды». С одной стороны, отказываться не было смысла. С другой… Что-то мне подсказывало, что я из летаргического сна попаду сразу в теплые объятия ученых. Ну, ладно. Рискнем. Я кивнул, серьезно рассматривая Сакона (вспомнил-таки его имя). Осторожно проглотил таблетку, морщась от горечи. Вкус пилюли оказался на редкость омерзительным. В следующую секунду я бы все отдал, чтобы наслаждаться этим вкусом и дальше — так мне стало хреново. Я рухнул на колени и взвыл от боли и слабости. Даже проклятая печать не причиняла стольких страданий. Зрение резко расфокусировалось, словно я вдруг стал близоруким. Я смутно ощутил, что меня кто-то схватил за подмышки, вздернул вверх и снова швырнул на землю. Тело накрыло болью, и я замычал, требуя более почтительного отношения к себе, все-таки, я будущее тело их босса, ха-ха, —, но тут меня окутала… нет, даже не так, меня пронзила тьма. Почему-то я всегда считал, что пронзает только страх. Оказалось, тьма тоже может пронзить и мгновенно отнять зрение, осязание, обоняние, слух, превратив тебя в трепещущий, беззащитный комочек плоти; потом, правда, она милосердно отняла у меня и способность мыслить, а то бы я точно сошел с ума. Очнулся я нескоро. Просто в какой-то момент я понял, что я снова есть. Тьме надоела ее новая игрушка, и она выбросила меня, задыхающегося, непонимающего, наружу, на свет. Обретя способность двигаться, я пулей вылетел наружу, разогнал рукой клубы дыма, закашлялся, но мой кашель перешел в смех, странно, обычно бывает наоборот, а тут — нá тебе. Я был жив, и у меня ничего не болело, и тьма ушла, растворяясь в моей крови. Я больше не боялся. Сомнения исчезли. И я был жив. Я был жив. Ками-сама, как же это было необыкновенно. Но эйфория продолжалась недолго — за моей спиной раздались какие-то крики и, кажется, шум драки. К собственному удивлению, в странных воплях я почти различил свое имя, даже почти обернулся посмотреть, но тут включился инстинкт самосохранения, пересиливший любопытство. Мозг, еще не до конца пришедший в себя, отдал ногам команду немедленно покинуть опасное место, и я рванул вперед, не разбирая дороги. Успел только смутно понять, что место это было не похоже на полянку, где меня запечатали. Окончательно пришел в себя я только на второй минуте галопа. Я просто вдруг задался вопросом:, а куда я, собственно, бегу? И немедленно остановился, потому что понял, что ответить на этот вопрос не способен. Я огляделся. В странное место принесли меня мои ноги. Это была огромная долина. Река, змеей вьющаяся к скалам, огромным водопадом обрушивалась вниз, чтобы протянуться тонкой полоской на дне глубокого каньона. Водяная пыль неслась по ветру, застилая противоположную от меня сторону каньона голубоватой дымкой. Водопад грохотал что есть мочи, ветер гудел в скалах, водяная взвесь в воздухе холодила лицо. Лучи солнца косо просвечивали это подобие тумана и, рассеиваясь, падали на скалу, где я стоял. В скале была вырезана огромная фигура человека с длинными волосами и поднятой рукой, показывающей печать. Сверху, с макушки, мне не было видно больше ничего, но, различив на той стороне аналогичную фигуру и узнав в ней Хашираму, я догадался, что стоял на голове каменного Мадары. Оказалось, Четверка Звука унесла меня довольно-таки далеко от деревни — чего я и добивался. Долина Завершения — вот где я был. Отлично. По крайней мере, очень символично. И здесь меня точно не будут искать. — Саске!!! Я не оглянулся, хотя и дернулся было. Черт. Черт. Это — худший из исходов. — А ну стой, ты, скотина! Я скинул с плеч рюкзак и молча сделал шаг вперед. Замер на секунду, стараясь взять себя в руки. Ну, почему я такой слабак? Почему даже свой уход из деревни не смог не превратить в драму? Я ведь должен был просто вырубить Сакуру. Вырубить и кинуть поблизости, чтобы не сразу нашли. Нет, наступил на старые грабли. Всю жизнь думал о людях лучше, чем на самом деле. Просто не верил, что меня окружают настолько феерические идиоты… И вот снова наступил на грабли, даже не так, грудью на них кинулся. Остановился послушать театральный монолог Сакуры, дал ей шанс доказать, что я ее не переоценил. И, естественно, девчонка нарушила свое обещание. А я-то поверил ей, еще и расчувствовался, сентиментальный идиот, еще и рассуждать начал об умении отпускать… Ну, и чего добился? Дурак. Дурак. Дурак. Я почувствовал острую обиду и ярость на все человечество — за его несовершенство. Печать пробудилась от злости, вскипевшей в моей душе, и начала лениво расползаться по телу. Да, тьма, пронзившая меня тогда, не ушла — она стала частью меня, как застрявший под кожей осколок наконечника стрелы. Она ждала своего часа. И управлять ей оказалось неожиданно легко и приятно. Я обернулся к Наруто, демонстрируя покрытую черными узорами щеку. Блондин, стоящий на голове каменного Хаширамы, попятился от неожиданности. — Здорово, тупица. Теперь еще и ты ко мне приставать будешь? Я же, черт побери, сказал Сакуре, чтобы вы отвалили от меня! При упоминании имени Сакуры Наруто как-то подобрался и вдруг одарил меня неожиданно тяжелым, ненавидящим взглядом. — Не смей, — прорычал он, сжимая кулаки. — Что? — Не смей говорить о Сакуре, ублюдок!!! Зачем? Зачем ты так… Почему тебе надо было?! Я непонимающе дернул бровью, но виду не подал. — А тебе какая разница? Не лезь не в свое дело. Давай, вали обратно в свою деревеньку. Я повернулся, чтобы уйти, но тут на скалу передо мной упала тень. Я резко развернулся — Наруто с криком упал на меня камнем и начал лупасить почем зря. — Да кем ты себя возомнил? Кто тебе дал право так поступать?! Я упал на спину, покорно подставляя лицо ударам. Наруто влепил мне две пощечины, будто пытался привести в сознание лежащего в обмороке человека. — Почему ты так поступаешь?! Что заставляет тебя это делать? Что? — Ничего. Я поступаю так, как я хочу. Я ухожу потому, что таково мое желание. Я не стану сильнее, если останусь с вами, — тихо сказал я, глядя в сторону. — Я иду учиться. Иду за силой. Поэтому просто отпусти меня. Дай уйти без боя. Тебе меня не победить. Ты знаешь это. Ты знаешь. — Саске… даттебайо, ты идиот! — Наруто схватился за голову и взвыл. — Выпендрежник! Почему ты опять делаешь вид, будто ты круче всех?! Неужели ты не понимаешь, что он убьет тебя? Неужели ты… аргх! — У меня нет выбора. Я должен добиться цели любой ценой. Только так я узнаю… — Почему ты так поступаешь со мной? С ней?! С нами?! Я закрыл глаза на миг и ответил честно. — Потому что для меня правда важнее всего. Важнее вас. По крайней мере… Я не успел досказать. Наруто вдруг зарычал, словно от злости, и его руки крепко прижали меня к земле. Ничего не понимая, я попытался скинуть его с себя. Сила, дарованная мне проклятой печатью, никуда не делась, от моего удара отлетела бы и скала… но почему же у меня было такое чувство, будто я попытался сдвинуть с места гору? Откуда у него такая мощь? — Наруто, ты — что с тобой? Что происходит? .. Тело блондина менялось. Его ногти вытянулись в настоящие звериные когти, проткнувшие мою футболку. Клыки заострились. Глаза полыхнули слепо и страшно. Алое сияние на миг вспыхнуло вокруг него — кого? Кем он был? Взвыв отчаянно и безнадежно, Наруто ударил. Я захрипел и неверяще посмотрел на когти, пробившие мою грудь. Больно. Как же больно… — На-руто… ты… Почему? — Я никогда не прощу, Саске. Никогда не прощу тебе того, что ты сделал! — Брат… - Ты не мой брат и никогда им не был!.. Нет. Нет. Я не верю. Наруто… ты хочешь меня убить?! И ты — ты знал?.. Я откинул голову, позволяя тьме вскипеть в моей крови. Мне вдруг стало все равно. — Вот как, брат, — выплюнул я ему в лицо. — Значит, теперь ты убьешь меня? Молодец. Ты опередил меня — я хотел сделать то же самое с тобой. Блондин замер, растерявшись, и это решило мою судьбу. Моя черная чакра зашипела, сталкиваясь с его, красной. Я оттолкнул Наруто, подкрепив удар чакрой, и тот слетел со скалы. Я поднялся на ноги, не надеясь, что все закончится так просто, и верно — в полете он вцепился когтями в камень и легко запрыгнул обратно. Печать быстро поглотила мое тело, начиная заживлять рану. Мы стояли друг напротив друга. Я рассматривал блондина и не мог сдержать ухмылки. Злая чакра — такая же, как и в день той битвы на мосту. Когти. Алые яростные глаза. Клыки. Он не в белку превратился тогда, а в лиса. Демон-лис. Наруто родился в тот же день, когда лиса запечатали. Более того, его самого называли демоном. Могло ли это быть совпадением? Эта чакра, эта сила — могли ли они принадлежать человеку, а не демону? Какой же я идиот. — Вот как, братишка, — произнес я снова, будто смакуя это слово. — Вот как. Вот почему тебя называли монстром. Ты не говорил. Наруто сжал кулаки, тихо рыча, но не сказал ни слова. — Получается, все эти годы рядом со мной жил демон. Он молчал. Он продолжал молчать, и за это я ненавидел его сильнее всего. — Даже ты лгал мне. Ты такой же, как и все. Такой же, как и те, кто врали мне всю мою жизнь. О клане. О тебе. Обо всём. Наруто рычал и злобно смотрел на меня, а во мне все злее, все глубже, все неумолимей горела злость, и от этого мне было больно настолько, что лучше бы я вечно корчился от проклятой печати. — Ты врал мне. А я еще верил тебе… наивный дурак. Он не выдержал и кинулся на меня, я встретил его вспышкой Чидори. Он увернулся, схватил меня, и мы вместе слетели вниз, на воду. Удар был силен, но чакра в наших телах быстро восстановила наши силы. Мы посмотрели друг на друга. Встали. И снова кинулись в бой. Мы бились долго, в брызгах воды и крови, и даже я бы не сказал, чего было больше на нашей коже. Мы бились, расплескивая алую воду, и пот струился по нашим лицам. Мы бились молча. Сюрикены с хрустом врезались в скалы, кунаи, встречаясь, высекали искры. Я создал Чидори, он встретил меня Рясенганом, и взрыв столкнувшихся техник раскидал нас в стороны. Стоило нам подняться на ноги, как мы снова рванулись в атаку. Какая-то сила будто влекла нас друг к другу, не давая ни отвернуться, ни оглянуться, ни задуматься, ни перевести дыхание. Я выдул огненный шар, не причинивший ему вреда. Он создал клонов, неспособных до меня дотянуться. Мы будто кружили по разные стороны невидимого, но непроницаемого барьера. Удар за ударом. Удар за ударом. Боль и злость. Плеск воды. И молчание. Я надел повязку, без слов признавая его силу, и напрягся, как дикий зверь перед прыжком. Мои глаза вспыхнули болью — все стало видно гораздо четче, я догадался, что пробудил шаринган до конца, но тут же забыл об этом. И просто подумал, что стану сильнее него. Наконец-то. Мои удары теперь достигали цели, и иначе быть не могло. Я ударил со всей силы, и он отлетел на середину реки. Я знал, что больше шевельнуться он не сможет. Все было кончено. В душе было как-то пусто. Я развернулся, чтобы уйти. Но так никуда и не ушел. Остался стоять, глядя на безжизненное тело перед моими глазами. Я не мог даже точно сказать, жив ли он. Я протянул ногу и шевельнул тело, но он не отреагировал. Я замер, наклонив голову набок и рассматривая его. Что я хотел сделать? О чем я думал? Понятия не имею. И тут он закричал, словно от боли, и его тело окутала алая чакра. — Демон-лис, — сплюнул я, когда он поднялся, и это прозвучало худшим из ругательств. Он услышал это и напал сразу же, не оставив мне ни шанса защититься. Я больше не мог сказать, откуда он нападет, — его чакра двигалась отдельно, я бы даже сказал, вопреки ему. Огромные чакровые когти схватили меня, пламя моей атаки соскользнуло по алому сиянию вокруг его тела. Он швырнул меня на скалы. Я встретился с ним взглядом и понял, что это и вправду демон. Тьма только и ждала моего разрешения. Она забрала меня, она отняла жалость, скорбь и милосердие, но она отняла и боль тоже. Это было единственное, чего я все еще хотел — чтобы боль прекратилась. Я хотел сказать ему что-то, но из горла донесся только бесцветный хрип, и я досадливо закрыл рот. Наверное, так было даже лучше. Что бы я ему сказал? Что я еще мог ему сказать? .. Мы снова схлестнулись в драке. Наши силы были равны — опять. Вода ходила ходуном, волны с грохотом разбивались о берега каньона. Мы молчали. Очередной удар раскидал нас по разным берегам. Мы синхронно вскрикнули — наши тела начали разрушаться от силы, переполнявшей их. Мы переглянулись. Был только один способ закончить все это. Снова — щебет тысяч птиц. Снова — низкое гудение энергии. Последняя атака. Мы неслись друг к другу, вытянув руки. В моих ушах звучал гул крови, глаза слепила моя же техника, а сердце пульсировало: убей, убей, убей… Убей врага. И в последнюю секунду я дернулся, забился. Я увидел, как Наруто вдруг развеял свой Рясенган. Усилием воли я погасил Чидори. Мы столкнулись в воздухе протянутыми кулаками и рухнули вниз. Я закашлялся, поднимаясь на ноги. Проклятая печать, слишком долго используемая, высосала из меня почти всю чакру и теперь, недовольно шипя, исчезала. Блондин выглядел изрядно помятым, и на его теле кое-где виднелись ожоги. Он тоже тяжело дышал и стоял явно с трудом. Красное сияние вокруг него гасло с каждой секундой. Нет. Не так. Я ненавижу, верно, но я не хочу, чтобы все закончилось так. — И чего не ударил? — вдруг хмуро спросил Наруто, не глядя на меня. — Снова пожалел, как слабака? — Чакру не захотел тратить, — отмахнулся я. — А ты? — Я тоже пожалел… чакру. На такое дерьмо силы тратить… — Н-да? Вот как? Тот рыкнул в ответ, но как-то устало. — Я тебя ненавижу, — таким голосом обычно просят уйти надоедливую собаку. — И что же я такого сделал? — спросил я, не удержавшись. Я еще понимаю, если бы я напал на Наруто. У меня были причины злиться на него. Но вот с чего вдруг он хотел расправиться со мной? .. — Ты убил Сакуру. Я сам не знаю, как умудрился устоять на ногах. Меня будто ударили под дых. Что? — Я не убивал ее! Что ты несешь?! — Да, ты ее еще не убил, — процедил Наруто, и в его глазах снова всколыхнулась ярость. — Она там, в деревне. Умирает. Зачем ты сделал это? Что она сделала тебе? Она тебя любила!.. — Я не трогал ее! — закричал я и сжал кулаки, отводя взгляд. — Когда я видел ее, она была в порядке! Стой… это ведь мог быть и не я, так? Где ее нашли? — Не прикидывайся, будто не знаешь! Ее нашли на самой границе деревни. Она лежала там. Она пошла за тобой, а ты… ты!.. — Я. Не. Трогал. Сакуру! — Лжешь! Я замолчал. Вот как. От наших ног по воде разбегались круги. Они скрещивались на середине реки и бежали дальше. — Значит, ты пришел, чтобы отомстить мне? Наруто дернул головой. Верно. Сначала я еще думал, будто он пришел, чтобы вернуть меня. Чтобы умолять меня вернуться. А он и вправду хотел меня убить. — Я не отпущу тебя к Орочимару, — вдруг сказал Наруто хрипло. Я приподнял бровь. — Хм? Хочешь сказать, что предпочтешь убить меня самостоятельно? Блондин поднял на меня глаза — и я поразился, насколько холодным и отчаянным был его взгляд. — Н-нет. Я и не собирался. Просто… так вышло. Но я не хотел. Ведь Сакура… Сакура бы этого не хотела. Она… Она бы точно попросила меня… вернуть тебя в деревню. Слова давались ему с трудом. Я разглядывал его и сам не мог понять, что чувствую. Наверное, ничего. — Во-первых, я не вернусь, что бы ты — вы — ни делали. А во-вторых, я ухожу не к Орочимару. Наруто вскинул голову, и его лицо стало тупо-ошарашенным, как в былые времена. — Что? — Ну, я же не идиот, чтобы идти на верную смерть. В мире есть куда больше способов получить силу. Блондин застыл, осмысляя. — То есть, ты… — Более того, передай своей «бабуле», что я Конохе не враг. — Ну еще бы, я же говорил: я не идиот. Я не собираюсь наживать себе такое количество врагов. — Я не пойду против деревни. И в нункенины можете меня не записывать. Теперь ты доволен? Мы смотрели друг на друга — долго и холодно. Потом я, так и не дождавшись ответа, собрался уходить. — Повязку забыл, скотина, — обронил Наруто. Он наклонился, пошарил рукой в воде и подобрал две повязки — я только что заметил, что они слетели с наших лбов во время боя. Блондин внимательно рассмотрел их и швырнул мне одну. Я схватил ее на лету. Мы еще раз обменялись взглядами. «Я ненавижу тебя», — сказали мне его глаза. «Я больше не верю тебе», — сказали ему мои глаза. Я повернулся, в несколько прыжков забрался на скалу, подхватил свой легкий рюкзак и убежал. Точка была поставлена. Связь была разорвана. Меня больше никто не держал. Из дома я забрал только свои старые дневники. Стопка тонких тетрадей — невелика ноша. Я и сам не мог толком объяснить, зачем я их взял. Страницы, на которых я описывал свои прежние жизнь и развлечения, я самостоятельно вырвал, засунул в какую-то коробку вместе с хитаем и похоронил в Долине Завершения, оставив себе только те листы, где я записывал свои наблюдения. Про паранойю, про собаку Какаши, роющуюся в мусорных баках под моим окном. Про шаринган и проклятую метку на моем плече. Я оставил только то, что имело значение, вырвав из жизни все ненужное и лишнее, как вырвал страницы из дневников. В моей жизни оказалось на удивление много мусора. Например, сны. В первый же день мне приснилось что-то цветистое и необязательное, — огромные чайки в небе, дорога, уходящая в море, я бегу по ней с Наруто и Сакурой, чтобы нырнуть в воду и превратиться в рыб, —, но больше подобных слабостей я не позволял себе даже во сне. Мне больше ни разу не приснилась ни Коноха, ни кто-то из старых знакомых. И правильно — все это мне только мешало. Отныне мне снится только тьма да сияние чакры во время моих тренировок. И еще иногда, видимо, в виде исключения, мне снится тот день. Я. Ты. Наши отражения в воде. Шум водопада. Каменные статуи Мадары и Хаширамы. Сияние Чидори в моей руке. Алые потоки твоей демонической чакры. Мои обвинения, полные горечи и злости, обвинения, на которые тебе нечего ответить. Но там, во сне, вопреки всему ты все-таки отвечаешь. Вновь и вновь в моих снах повторяется разговор, которого на самом деле не было и не будет. — Вот как. Вот почему тебя называли монстром. Ты не говорил. «- Да, не говорил. Потому что боялся, что ты тоже назовешь меня монстром». — Получается, все эти годы рядом со мной жил демон. «- Все эти годы демон жил внутри меня!» — Даже ты лгал мне. Ты такой же, как и все. Такой же, как и те, кто врали мне всю мою жизнь. О клане. О тебе. Обо всем. «- Да, тебе лгали. Как и мне. Но меня, к тому же, еще и ненавидели». — Ты врал мне. А я еще верил тебе… наивный дурак. А я еще думал, что ты мой лучший друг. «- Я не врал тебе, Саске. Я просто не договаривал всей правды. Но ведь и ты занимался тем же. И я смирился с этим, смирился, что у тебя есть тайны. И если я действительно такой же, как и все… То ты такой же, как и я. Это двойное равенство. Как у тебя с математикой, Саске? Выходит, что ты ничем не лучше тех, от кого бежишь и кого ненавидишь. Как тебе такой результат?» Я просыпаюсь, долго лежу, глядя вверх. Иногда я вижу там трухлявую крышу крохотной лесной хижины, иногда — ровно-белый потолок богатого дома. Иногда я сплю и вовсе под открытым небом, и не сказать, чтобы меня это тревожило. Мелкие личные неудобства давно уже отошли для меня на второй план. Я лежу и хмурюсь. Может показаться, будто в глубине души я пытаюсь тебя оправдать. Ха. Глупо. Глупее ничего и выдумать нельзя. Просто в тот момент, когда наши кулаки соприкоснулись, я понял тебя лучше, чем когда-либо. Просто ты действительно хотел сказать мне все это. И сказал бы, — если бы не решил, что это ни к чему, если бы умел так красиво говорить, если бы не промолчал, если бы, если бы… Да какая разница? Это абсолютно ничего не меняет. Мне все равно, говорил ты или молчал. Мне все равно, кто ты там на самом деле. Мне плевать. Мне плевать на тебя, Наруто. Я долго лежу и смотрю вверх, заложив руки за голову. Потом я закрываю глаза и засыпаю.