Смерти нет (14 марта 3019 г. Т.Э.)
Мы устали, и нам пора отдохнуть, Мы уйдем, сохраняя секрет — Там, за Гранью, продолжится путь, Потому что смерти-то нет.
Черный плащ слетел с незримых плеч, лишив бесплотного владельца иллюзии жизни. В плаще или в уродливых, созданных воспаленной фантазией огненного майа шипастых доспехах он мог казаться живым. Отражаться в отполированном граните стен и отравленных водах Моргулдуин. Тяжело опускать на землю кованые сапоги и шуршать, цепляясь плащом о высокую траву. Живые оставляют следы на всем, чего касаются — будь то холодный бездушный камень или звенящая тишина колдовской ночи. Он мог бесноваться, шипеть и выть от бессилия, но перед глазами навсегда застыли острые шпили башен Карн Дум, теряющиеся в свинцовых от неосыпавшегося снега тучах. Сросшийся с ним венец сдавливал несуществующие виски, превращая долгие дни вынужденного бездействия в бесконечную пытку. Он был мертв — но сильная рука все так же крепко сжимала гарду чародейского меча, так же уверенно правила гигантской драконоподобной тварью, так же легко дарила наивысшее благо противникам. Он ослеп от пересыпанных белым снегом видений, и только чуткий слух и звериное обоняние не позволяли врезаться в деревья и камни. Раскаленный ветер дохнул в спину, окутывая светящимся коконом. Улаиро попытался вырваться, шипя от обжигающей боли, но только раздразнил рыжеватый сгусток света, заставив полыхнуть снопом алых искорок и запылать настоящим огненным вихрем, наполняя заледенелую сущность жаром. Острый язык пламени ворвался в него, выжигая изнутри, вынуждая захлебываться собственными криками, тщетно цепляться за остатки здравого смысла, сопротивляясь непередаваемому ощущению правильности происходящего. В отчаянии он впивался бесплотными, как терзающий его огонь, пальцами в пустоту, шипя от удовольствия чувствовать себя живым. Он сливался воедино с безумцем-майа, умоляя не оставлять его среди холодных камней Минас-Моргул, наедине с призраками и полчищами юных, размером с кошку, унголов. Сплошная стена пламени отстранилась, удовлетворенно потрескивая, и коснулась кольца с черным камнем. Шерл покрылся белесыми прожилками, повинуясь воле создателя: — Напрасно ты надеешься умереть, Исильмо. Смерти нет, — безумный смех Саурона разнесся по коридорам гулким эхом: — Не это ли ты искал в подземельях Анадунэ, мальчишка? Иди, ищи свою смерть, но помни — ничто не смертно, все имеет продолжение. — И для людей, — хрипло выдохнул назгул, заслоняясь рукой от ослепительного сияния Аннатара, — и для орков? — Для всех. Ты помнишь, Илуватар создал Арду? Помнишь, я говорил тебе о Мелькоре, восставшем против валар? Об искажении, сломавшем не только нас с тобой? Для насытившегося теплом фэа латы казались невесомыми, рукоять утренней звезды легко перелетала из руки в руку, стремясь улечься поудобнее в закованную в сталь ладонь. От этой легкости хотелось петь, извещая мир о своей свободе, ведь даже сводящие с ума видения мертвой страны отступили, возвращая глазам способность видеть. Сила бежала по призрачным венам, растекаясь леденящими волнами и оставляя повсюду серебристые иголочки инея. — В Арде нет и не было ничего, что не спел Эру. Я понял это слишком поздно, чтобы смириться. Может быть, ты еще успеешь, — майа исчез так же неожиданно, как появился, оставив только следы черной сажи и копоти на всем, чего касался. Король-Колдун горько усмехнулся, вкладывая меч в ножны — даже если смерти и вправду не существовало, проклятие эльфийки не могло не свершиться, даже если исполнить его придется самому. Послесловие: Допев очередную вариацию, Эру остановился для непривычно долгой паузы, замышляя следующий круг. Снова полилась плавная тема, и хриплый низкий голос подхватил ее, развивая подголоски — неистовые, стремительные, перекрывающие собой тему, и голоса певцов летели в бесконечную ночь, переплетаясь и сливаясь в могучий гимн Жизни.