Двое

      Бля, ну что за бля, а? Почему я такой жадный? Вечно мне всего мало! Я медленно повернулся на бок. Постель скрипнула и прогнулась под моим весом. Пресс напрягся. У-у-у-у! — Серж, — прижался ко мне Ромка. — Где болит? — Везде. — Может, мазью помазать? — Ты всего меня мазать собираешься? — хмыкнул я, осторожно потирая предплечье. Оно-то какого хера болит?! — Задница, наверное, вообще в хлам? — Да что ей сделается, — на свою беду буркнул я. — Руки, плечи, пресс и ноги — вот что болит. Так стыдно! Пару лет в седле не сидел — и вот результат.       Ромка осторожно облапал меня и завлекательно поцеловал в шею, но мне от этого лучше не стало. Эх, жаль, что лось на провокацию не поддался и в поля надолго не поехал, а то бы сейчас на пару страдали. Хоть не так обидно было бы. Номер нам Сан Саныч выделил в своей гостинице при конюшне самый что ни на есть королевский, аж в две комнаты и с шикарной кроватью в спальне. Он думал, что я, как свой человек, и на диване во второй комнате посплю. Ага. — Сер-ш-ш, — пощекотал мое ухо губами Ромка и прижался к заднице пахом. Ощутимо так. Бля, как не вовремя, а? — Ромка, ты садист? Отъебись. Время — шесть утра. — Перестань, какой сон без секса? — Но у меня бо… — Попка твоя шикарная не болит, ты сам сказал. Я быстро, любимый, правда, просто невмоготу терпеть. — Что на тебя нашло? — послушно встал на колени я.       Ну его в баню. Трахнет и трахнет, не первый и не последний раз, подумаешь. Быстрее в покое оставит. Кроме того, завтра мне будет еще хуже, чем сегодня, так что выбора особого и не было. — Ты охуенно смотрелся на этом ебнутом жеребце, — сдернул с меня плавки Ромка. Залил зад смазкой и принялся растягивать мою потрепанную седлом задницу. — Я чуть не обкончался, впрочем, как и все те дамочки, что на тебя глазели. — Да никто на меня не глазел, — пропыхтел я, невольно подставляясь пальцам.       Простату-то мою поездка не коснулась. Ромка довольно хмыкнул, приласкал одну половинку простаты… вторую… и заставил-таки мои побитые яйца зазвенеть, а член бодренько прилипнуть к животу. — Еще как глазели! Те полчаса, пока ты в манеже с конем знакомился. — Наши разборки вряд ли можно назвать знакомством, — выдохнул я, расслабляя булки и принимая Ромкин вежливый член в презервативе до половины.       Замечательно, потом возни минимум. Я нашарил коробку с салфетками и сжал в руке парочку. Поймаю сперму, не придется вставать и ползти в ванную, и это прекрасно. Чем меньше телодвижений, тем лучше. — Да хрен с ними. — Согласен.       Ромка провел руками по моей спине, прихватил за бедро и задал темп, а я закрыл глаза, уронил голову на руки и вспомнил прошедший день. … — Серега, ты говорил, что он в седле сидел. — Он и сидел. В школе, на экскурсии в зоопарке. Насчет «ездил» ты не спрашивал. — Ловить его в полях сам будешь. Может, в манеже покатается? На вид хороший мужик, жалко же. — Ромка справится. Если его напугать как следует, он на второй разряд по конкуру с разгону сдаст. — Ну-ну.       Сан Саныч хмыкнул, махнул на меня рукой и пошел в таверну глушить вискарь, а я подмигнул Дашке и взлетел в седло Рассвета. Ромка сделал морду кирпичoм, а Дашка рассмеялась. Еще бы! Он в седло Аватара со скамеечки забирался, дабы седло не свернуть и коня не завалить. Сто кило веса и почти два метра роста — это вам не абы что. Я подогнал стремена, нагнулся, чтобы проверить подпругу… и чуть не навернулся, потому что добрый славный жеребец Рассвет решил проверить меня на вшивость и подыграл задом. — Да ты ж, бля! — возмутился я, хватаясь за хлыст и оглядываясь в поисках инструктора. — Дашка! Что за хрень?! — Ты хотел коня повеселее? — расплылась в ехидной улыбке она, заводя Ромку с Аватаром в манеж. — Получи, фашист, гранату. — Понятно, — хмыкнул я, разбирая поводья. — Насколько все плохо? — 7 из 10. Как раз для тебя. За четыре часа ты из него дурь выбьешь, а мы его потом в конкурный прокат брать будем. Некогда мне им заниматься, вот он и расслабился. — Сейчас напряжется, — улыбнулся я Дашке и решительно направил коня в манеж. — Полчаса здесь не в счет, ок? В полях все четыре откатаем! — Да как скажешь, — рассмеялась она. — Серега, какие еще четыре часа? — насторожился Ромка, вполне прилично выписывая вольты по манежу на шагу. — Я на такое не подписывался! Максимум час и только шагом. — Да ладно тебе, не будь занудой! Немного рыси и галопа никому еще не вредили. — Я не ездил сто лет! — Ты месяц тренировался в Битце, сам говорил, — отмахнулся от него я, подбирая Рассвета. — Такое не забывается.       Рассвет на мои вежливые посылы откровенно начхал. Хм. Это он зря. Я добавил шенкеля и скрутил его голову и шею в бараний рог. Он немедленно вырвался, огреб хлыста и понял, что халява ему сегодня не светит ни в одном месте. — Я преувеличил, — сказал Ромка, с тоской глядя на неумолимую Дашку, которая поигрывала шамбарьером в центре манежа. — Рысью поехали, Роман! — Серж, а может, не надо? — Надо, Федя. Надо! — решительно сказал я.       Рассвет отбил задними копытами на мой приказ собрать голову и остановиться как полагается, я объявил ему войну и забыл о Ромке напрочь. Тот, кто никогда не ездил верхом, вряд ли поймет, каково это, подчинять своей воле своенравную скотину полтонны весом. Рассвет сделал все, чтобы от меня избавиться, но обломался, притих и затаил обиду. Ромка собрался с мыслями и вполне себе прилично проехал строевой рысью и даже галопом, чем успокоил и меня, и Дашку, и зевак, которые топтались вокруг манежа и залипали на брутального Ромку со страшной силой. Если бы мой конь не выделывался, я бы взревновал наверняка. — Пора? — спросил я Дашку, поднимая Рассвета в галоп после осаживания. — Выпендрежник! — махнула на меня рукой она. — Девчонкам коней раздам, и поедем. — Девчонок? — оживился Ромка. От же, бля, кобель! — А они хорошо ездят? — Так себе, — рассмеялась Дашка. — Вы с ними обратно через час вернетесь, если на большее сил не хватит. — Слава тебе, Господи! — облегченно выдохнул Ромка. — Нет в тебе романтики, — покачал головой я. — Это же кайф, болван. Галопом, в поле… Ветер, солнце… — Неуправляемая скотина между ног и куча ям, через которые она неожиданно решит перемахнуть. Ага.       Я махнул на него рукой. Ни черта он в жизни не понимает. …       Ползти черепахой мне надоело, едва мы миновали первое поле, так что когда дамы с Ромкой во главе предложили повернуть обратно, я даже обрадовался. Они не стали делать галоп и шагом отправились на конюшню, а я настроился на марафон. Слабаки они, эх! — Серега, ты уверен, что тебя хватит на четыре часа? — покосилась на меня Дашка. — Ты в седле хрен знает когда сидел. — Погнали! — в нетерпении заерзал я.       Рассвет ринулся было в сторону конюшни, но огреб люлей и послушно потрусил следом за Дашкиной кобылой.       Поле. Бескрайнее русское поле. Я понял, что это такое, только когда съездил пару раз в поля под Можайском. Наверное, именно там живет свобода. Свобода от всех и вся. Она сплетается из бездонного неба над головой, из тишины, из ветра, из призраков тех, кто сложил головы на этих полях во времена великих битв, из стука копыт, из заброшенных дорог, из заросших лесных просек, из грибных мест и вековых лиственных рощ.       Рассвет испытывал мое терпение, вырывая повод из рук, подыгрывая в самый неподходящий момент или вставая на свечки, вместо того чтобы подняться в галоп. Дашка косилась на меня и порывалась спрыгнуть с лошади, дабы соскрести меня с земли, но я не собирался падать и ждал подходящего момента. Месть — блюдо, которое подают холодным. Через три часа мы добрались до лиственного леса и просеки, по которой я однажды уже ездил. Помнится, все с этой просекой было не так уж и гладко. — Серега, а может…       Я поднял Рассвета в галоп, скрутил в бараний рог, дал пиздюлей хлыстом за очередные козлы от всей души и понесся вперед, четко контролируя каждый его вздох. Никакого баловства и своеволия. Никаких выставленных плечей или выдернутой шеи. Ни-ни! И Рассвет это понял. Умный распиздяй. Такой же, как я.       Поваленное дерево. Прыжок. Четыре темпа галопа. Посыл. Прыжок над лужей. Галоп. Размеренный, ровный, как биение сердца. Куча валежника. Посыл. Прыжок. И тут же новый прыжок надо рвом с палками. Галоп. Галоп. Галоп. Прыжок над лужей, смена ноги и поворот на развилку налево. Поваленное дерево. Прыжок. Вжаться в седло, убирая голову на шею коня. Ветки клена по моей спине. Галоп. Просвет. Поле. — Свободен…       И я отпустил повод, придерживая рукой чисто символически. — Фр-р-р! — чихнул Рассвет, опустил голову и ускорился, пользуясь моей добротой по полной.       Он тоже любит скорость, игру мышц, свою силу и мощь, которые так часто запирают на замок правил, бездарных наездников и серых будней. Я сместил центр тяжести и подтолкнул его шенкелем на поворот. Тем, кто понимает друг друга, не нужна узда и повод. Рассвет послушно сделал большой вольт и сменил галоп на рысь, подчиняясь движению моей поясницы и ног. — Хороший мальчик, — похлопал его по шее я и поехал навстречу Дашке. — Серега, еб твою мать, ну ты даешь! — восхищенно посмотрела на меня она. — Кто бы мог подумать, что Рассвет всю трассу без закидок и тормозов одолеет. От него вечно херова туча проблем! — Он пиздюк, но зело умный, — рассмеялся я и наклонился вперед, чтобы дать Рассвету кусок сахара из заначки. Он аккуратно снял его с моих пальцев и довольно захрустел. — Прям как ты, — проворчала Дашка. — Напугал меня, засранец. Несся, сломя голову, по незнакомой трассе! Сумасшедший! — Ты просто забыла, насколько я хорош. А я хорош. — Да, ты хорош, а я забыла, — пристально посмотрела на меня она. — Приезжай почаще, может, и вспомню. Потренируешь заодно, как в старые добрые времена. — Не получится как раньше, — погрустнел я. — Я ведь обручен. Вольности мне не простят. — Жаль. А кольцо почему не носишь?       Я закатил глаза к небу. Далось им всем это гребаное обручальное кольцо!!! Это же просто символ. Но… Может, Ромка прав? И мне действительно стоит хотя бы подумать на эту тему? А с другой стороны, как я ему предложение делать буду? Это же жесть! — Почему, Серега? — Наверное, потому что дурак, — улыбнулся я ей. — Поехали домой. Ромка, поди, извелся. — По-любому. Он за тебя так переживал, будто ты его сын, а не друг. — Ромка — часть меня. Звучит странно, но… по-другому не скажешь. Я не знаю, как так получилось. — Он тебе ближе, чем будущая жена? — Да. — Ясно. Можно попросить об одолжении? — Конечно! — Приезжай сюда с ним, а не с невестой, ладно?       Рассвет споткнулся очень вовремя, так что я сделал вид, что не разглядел грусть в карих глазах моего давнего друга. Да! Друга! Не хочу ничего знать. Ни к чему это. У меня уже есть любимый человек, зачем мне еще? — С Ромкой, говоришь? — подобрал поводья Рассвета я. Улыбнулся заходящему солнцу, небу, ветру, полю… — Хорошо. С ним так с ним.       Мы вернулись на конюшню в сумерках. Огребли от Ромки, получили одобрительный хмык от Сан Саныча и засели в таверне, с друзьями, виски, колой и гитарой до утра. Ромка — О-о-ох!       Серж дернулся, ловя оргазм салфеткой, и я вошел в него до упора. Он мой. Только мой! До конца! Никто не прикоснется к нему без моего разрешения. Никто! — Родной, хватит, кончай…       Я поднял его к себе за горло. Прикусил шею зубами, затыкая себе рот. Вбиваясь в него в ритме бешено стучащего сердца. Однажды я затрахаю его насмерть. — Мой! — Твой, твой, выдохни уже…       Усталая улыбка в голосе и ласковые пальцы на моей руке вынесли меня на раз. Кто бы знал, как я люблю кончать глубоко в него. Это не сравнить ни с чем. Ни одна женщина не приносила мне такого удовольствия. Я опустил Сержа на постель и поспешил избавиться от резинки, не поленившись собрать салфетки и отнести все это в мусорку в ванной. Не хватало запашок нюхать.       Зеркало в уборной встретило меня диким блеском глаз, всклоченной шевелюрой и красными щеками. Я поспешил смыть все это с себя. В который раз слишком много эмоций не по делу: страх за безбашенного Сержа, выбравшего себе самую подлую скотину на конюшне, ревность к тем, кто смотрел на него, заигрывал с ним и пытался его у меня увести. Хуй им всем. На колбасу сдам, руки-ноги поотрываю и скажу, что так и было.       Я равнодушен к лошадям, ездил верхом всего несколько раз, но когда Серж позвал меня с собой, я не устоял. Хотел быть рядом с ним. Увы. Никогда мне его не догнать, да и незачем. Лошади для него — это целый мир, доступа в который нет. Есть люди, которые умеют находить общий язык со всеми без исключения. Серж из таких. Он уломал подлую скотину всего за полчаса!       Сан Саныч, владелец конюшни и его старинный знакомый, сказал мне, когда мы с дамами вернулись из полей: — Знал бы ты, какой талант пропадает, Роман. Если бы Серега только захотел, то за пару лет смог бы подготовиться и побороться за первые места в престижных конкурах.       Я искренне понадеялся, что Серж никогда не захочет. Какой в этом всем кайф? От чего все вокруг меня делают счастливые лица и радуются отбитым задницам и яйцам, мозолям на пальцах и растянутым мышцам? Какой прикол в вечном ожидании подъебки от лошади в полях или на манеже? Не понимаю я этого восторга. В полях солнце печет, слепни кусают во все места сразу, яйца ерзают по седлу, колени затекают. Вокруг ничего интересного: поле, кусты, пара дохлых березок, овраг и дорога. Бред. Хорошо, что дам сожрали слепни, и мы вернулись на конюшню быстро. Здесь — другое дело. Гостиница, конюшня, хозяйство, люди. Сан Саныч явно не бедствует. Как он живет? Чем зарабатывает? Кто на него работает? Какие проекты затевает? С кем? Вот это — интересно. Это — жизнь. А там… там безрассудство. Не про меня оно, мне хватает Сержа, который вносит в мое бытие ровно столько хаоса, сколько я могу переварить и не подавиться.       Я смыл занудство водой из-под крана и вернулся в спальню. Серж лежал на спине в полосе света от восходящего солнца трупом. Бедолага. Мало ему от коня досталось, так он ночью еще и голос посадил. Я лег с ним рядом и поцеловал покоцанные подушечки его длинных пальцев завзятого пианиста. — Ромка? — сонно пробормотал Серж. — Спи, — коснулся его губ своими я. — Гитараст хренов. Для кого так старался, дурачок? — Для тебя.       Я проглотил все слова о любви, что полились из меня фонтаном, и заставил себя лежать смирно. Серж не любит обнимашек и мимимишек, но мне иногда просто невмоготу. — Обними меня.       Слава Богу! Я сгреб Сержа в объятия и принялся шептать любовную ерунду, зная, что он не запомнит ни слова головой, но зато почувствует все сердцем. Мне хватит и этого.