Триумфатор

«Имя «Коджи» означает «властитель солнечного света», а еще «огонь» и «блистательный». На языке цветов его символизирует подсолнух…» Шибуйя Катсуми

— Мы летим в Токио!       Счастливая Кай кидается мне на шею, не дожидаясь, пока я вытру влажные после душа волосы. Я невольно ойкаю, поскольку за полчаса до этого моя команда успела изрядно помять мне ребра, обнимая за три из шести забитых голов.       Нежные объятия Кай не сравнимы с безудержной благодарностью десяти здоровенных парней.       Эйфория от одержанной победы еще меня не отпустила. Она так много значила для невезучего в последнее время «Дьявола»*. Наконец-то после целой серии неудач наш клуб выиграл заветную путевку в Лигу Чемпионов. Хорваты традиционно считаются сильным соперником, и мы в полной мере ощутили это на собственных шкурах. Но все-таки оказались сильнее. И вместе с нами триумф разделяет восьмидесятитысячный родной «Сан-Сиро»**, что особенно греет наши души.       Но присутствие невесты в раздевалке с двумя десятками раздетых парней меня раздражает. Я знаю, что бываю вспыльчив, особенно после матчей, поэтому пытаюсь успокоиться и не устраивать неуместный скандал. Кай тоже не отличается сдержанным характером. Ругаемся мы редко, но если уж такое случается, то всегда вдрызг. Хорошо, что я отходчив и, как правило, первый иду мириться. А она, несмотря на капризность, не злопамятна… — Каяо, как ты сюда проникла? — я понемногу прихожу в себя и одновременно перевариваю услышанное. Что она сказала о Токио? — Альберто мне разрешил! И я уже обо всем с ним договорилась, — тараторит Каяо, предупреждая град моих вопросов и не давая озвучить недовольство ее присутствием здесь. — Вылет завтра вечером. Ночь в самолете и утром — уже в Токио! Дома. Вот там у нас будет традиционная помолвка, в присутствии моих родителей. Ты ведь понимаешь, как это важно для них…       Противостоять напору Каяо просто невозможно, поэтому, вздохнув и аккуратно обняв, чтобы не дай Бог не испортить какой-нибудь очередной модный бренд на ней, я целую ее в ухо: — Ну хорошо. Раз тренер не против… Я только счастлив.       Каяо радостно кивает и нарочито звонко чмокает меня в губы. Вокруг раздаются подбадривающие смешки, а я смущаюсь и краснею: никак не могу победить в себе свою японскую стеснительность. Приятели даже посмеиваются надо мной.       Пытаясь скрыть чувство неловкости, я отодвигаю от себя Кай: — Ладно, лучше подожди меня на парковке. Я скоро… — Я и здесь могу, — капризно надувает она свои хорошенькие губки.       Я выразительно смотрю на нее и, уже не скрывая раздражения, хмурюсь, взглядом напоминая, что не одобряю ее присутствия в раздевалке. — Ладно-ладно, — наконец реагирует она, — не сердись! — и добавляет, интимно понизив голос и приятно целуя в щеку: — Я просто соскучилась.       Против ее нежности и покорности устоять почти невозможно. Не хочу сердиться на нее. Особенно в такой день. — Милая, подожди немного… боюсь, я слишком выдохся… — Конечно-конечно, — машет она на меня руками, опять совсем по-итальянски — словно и не японка вовсе, — Таку, о чем разговор! Приедешь домой и отдыхай. Но только чтобы к вечеру снова был неотразим! Ты ведь не забыл, что сегодня… — Нет-нет, я все помню. Вот только, — озадаченно добавляю я, — у нас сегодня вечеринка в честь нашей победы… Как мы сможем совместить оба празднества?       Но мою невесту, похоже, это ничуть не беспокоит. — Ерунда! Эй, ребята! — звонко выкрикивает она, повернувшись к остальным. — Вы ведь помните, что сегодня наша помолвка с Такуто, и вы все приглашены! — Конечно, Кай! Мы придем! Обязательно! Поздравляем! — тут же откликаются мои одноклубники, окружая нас плотным галдящим кольцом. — До встречи у Сэрики! Ждем вас! — отвечает она, умудряясь перекричать поднявшийся гвалт. — И вас, конечно, в первую очередь, Альберто! — это обращено уже к вошедшему полноватому мужчине в летах. Самому главному сейчас человеку «Милана» — Альберто Дзаккерони.       Он приветливо кивает Каяо в ответ и, улыбаясь, поворачивается ко мне: — Отличная работа, Такуто! Вижу, Кай тебе обо всем уже сообщила. Это хорошо. Даю тебе неделю, но ни днем больше!       Я благодарю, но мой голос тонет во вновь поднявшемся гвалте, на этот раз недовольном. Полчаса назад ребята чуть ребра мне не сломали своими объятиями, а теперь мерят завистливыми взглядами из-за неожиданно дарованной привилегии. Но я невозмутимо обнимаю невесту, незаметно подталкивая ее к выходу, а Альберто только смеется в ответ на обиженные возгласы и делает вид, что не понимает причины всеобщего недовольства. — Еще кто-то хочет жениться? Да разве я против? Алессандро, ты? Кстати, что с тобой было в первом тайме? — и ловко переводит тему на обсуждение игры.       Сейчас присутствие посторонних ушей совсем некстати. Но Каяо бывает такой упрямой. — Давай помогу, — предлагает она. — Глупости! Ты и так меня везешь. Разве не достаточно? — возмущаюсь я. — Не сумку же тебе нести. — Тогда давай мне ЕГО! — и она, ловко обогнув меня, вытаскивает из моего шкафчика большой плюшевый подсолнух. — Ни за что, — смеюсь я, немедленно отнимая игрушку. — Он принес нам победу! Не хочу даже на минуту с ним расставаться! — Суеверный дурачок, — потрепав меня по волосам, не остается в долгу Каяо. — Победу тебе принесла я! — Я люблю тебя, — поцеловав невесту, отзываюсь я, но игрушку не отдаю.       Она на мгновенье застывает, удивленно распахнув враз увлажнившиеся глаза. — Такуто… — Ну… а что? — преодолевая неловкость, я нарочито небрежно пожимаю плечами. Я не слишком красноречив и не часто балую свою девушку любовными признаниями. — В конце концов… сегодня же наша помолвка!       Вместо ответа она вновь крепко обнимает меня, разом забыв о своем дорогостоящем наряде, и я чувствую горячую слезу, мазнувшую мою щеку. Мне становится стыдно. — Каяо… — Ты лучше всех, — быстро шепчет она мне на ухо и, тут же отстранившись, разворачивается к выходу. — Жду тебя в машине. — Десять минут, обещаю, Каяо! — кричу я ей в спину. — Не так быстро, Таку, — уже серьезно поправляет меня тренер. Он больше не смеется и полностью погружен в обсуждение матча, слабых и сильных моментов, удачных стратегий и пасов, но больше — наших промахов, конечно. — Еще полчаса точно…       Каяо, наконец, понимает, что уже лишняя здесь. Она кивает мне и скрывается за дверью. А я невольно задумываюсь, не обижаю ли ее своей сдержанностью? Она никогда ни на что не жалуется и часто повторяет, что я идеален… Я машинально прижимаю искусственный цветок к себе… — Изуми, хорош обниматься с игрушками, — приводит меня в чувство тренер, и я, поспешно запихнув подсолнух в сумку, присоединяюсь к обсуждению.       Но Альберто и впрямь доволен мной сегодня, никаких нареканий. И я просто слушаю.       Я погружен в сакральную атмосферу единства. Я часть команды, а она словно становится частью меня. То чувство, которого так не хватало мне в Японии. В школе я играл сильнее других и почти в одиночку тащил нашу команду вверх. Меня упорно не принимали за «своего», постоянно приходилось противостоять недоверию и сдержанной неприязни остальных. Хотя до сих пор не понимаю, почему так происходило. Возможно, дело было именно в зависти? Я со школьной скамьи слышал о собственной уникальности. Подобные заявления были мне безразличны — я просто любил футбол и отдавался ему весь, без остатка. А еще мне необходимо было кое-что забыть. Кое-кого… Только на поле, только в ураганной битве за мяч я чувствовал себя счастливым. И чувствую так до сих пор. Здесь, в Европе, я смог наконец стать своим. Я признан, я… играю в футбол!       Счастье в этот миг настолько реально, настолько осязаемо, что, кажется, протяни руку — и я смогу потрогать его. Я словно ощущаю его под своими пальцами: мягкий ворсистый набивной плюш игрушечного подсолнуха… ***       А еще счастье — сидеть в любимом черном Спайдере, расслабленно откинувшись в кресле пассажира, и смотреть на профиль невесты, которая с сосредоточенным видом выруливает с парковки «Сан-Сиро».       Каяо и вправду красавица — в исконно японском понимании этого слова. Худое лицо, резные тонкие брови, выразительный острый взгляд темно-карих, почти черных глаз, тонкий нос и мягкие губы — чуть полноватые, которые мне так нравится целовать. И длинные — до талии — роскошные черные волосы. Про фигуру и говорить не приходится. Тонкая, высокая, изящная, словно драгоценная фарфоровая кукла. Моя Каяо… В который раз за сегодняшний день я ощущаю себя счастливчиком. Вот только… — Устал? — она бросает на меня мимолетный участливый взгляд. — Извини, дурацкий вопрос… — Не извиняйся, — тут же отвечаю я, касаясь ее руки. — Мне приятна твоя забота. Пару часов сна — и я в норме, как всегда. Ты же знаешь…       Она молчит, прикусив от напряжения губу, и не отрывает взгляда от дороги. — Каяо? Я чем-то обидел тебя? Прости, в последнее время я был постоянно занят…       Она неожиданно перебивает меня: — Ты правда веришь в это? — и вместо пояснения кивает на плюшевый подсолнух, который я рассеянно тереблю в руках. — Правда думаешь, что именно он принес тебе удачу?       Я неопределенно пожимаю плечами. Этот цветок мне подарили в самом начале сезона, во время первой игры. Спортсменам часто дарят разные безделушки, и я, как и большинство, давно взял в привычку отвозить подаренные игрушки в детский приют. Но упавший к моим ногам после объявленного перерыва забавный цветок сразу покорил мое сердце. Он ничем не походил на свой природный прототип: непропорционально толстый темно-зеленый стебель, огромный цветок на нем, и коротенькие золотисто-желтые листочки неуклюже топорщатся, обрамляя коричневую сердцевину, простроченную так, словно в ней созрели уже ароматные семечки: вот-вот почую запах подсолнечного масла.       Но в то же самое время, он такой милый, уютный и… домашний, что, глядя на него, я улыбаюсь — мне хочется улыбаться.       Я тогда поднял глаза, чтобы поблагодарить неизвестную дарительницу, но, конечно, это оказалось невозможно. Стадион был переполнен, болельщики приветствовали нас и найти кого бы то ни было не получилось бы.       Чем-то зацепил меня этот подарок, чем-то… … «Ты пахнешь солнцем…»       Каяо сказала тогда, что мне подарили его со смыслом, так талисман, и я невольно вздрогнул, услышав эту версию.       «Талисман? Что ты имеешь в виду?»       «Да все просто, Таку-тян, — лениво отозвалась она. — Все поклонницы знают дни рождения своих кумиров. Ты же Лев. А подсолнух — символ Солнца и твоего знака. Вот какая-то девушка и решила подарить тебе талисман».       «Ты, наверное, права, Каяо. Но все равно он такой милый… чистый… Он принесет мне удачу!»       «Откуда ты знаешь? — рассмеялась она. — Потому что ты сам так решил?»       «Потому что я чувствую». ***       Иногда мне так больно, что хочется кричать.       Иногда я так сильно ненавижу себя, что хочу немедленно умереть.       Лишь осознание того, что моим наказанием является это бремя, останавливает меня в шаге от суицида.       Я знаю, что нет избавления от этой боли.       Это мое проклятье.       Но глядя на игрушечный цветок, я испытываю умиротворение.       Он напоминает мне: ты не осудил бы меня.       И на короткий миг мне становится легче.       Глядя на этот цветок, я не могу не улыбаться.       Спасибо за то, что любил меня.       Я целую искусственные лепестки. Они шероховатые, пахнут синтетикой. Но мне все равно чудится запах подсолнечников… Чудится, что ты снова жив, по-прежнему любишь меня и поешь свои страстные и печальные песни…       Спасибо за эту иллюзию. ***       Как мне объяснить все это? Это только моя тайна, только моя боль, и я не собираюсь делиться ею с Каяо. Никогда. Не хочу ни на йоту обременять ее своим проклятьем. — Ты и вправду так суеверен, Такуто? — настойчиво повторяет она.       Странно. Неужели ревнует к неизвестной безликой поклоннице? Совсем не похоже на Каяо.       Я беззаботно улыбаюсь невесте и рассеянным взглядом скольжу по остающемуся позади, все еще взволнованному сегодняшней игрой стадиону «Сан-Сиро». — Я просто люблю подсолнухи.