От звезды до звезды

К середине дня у них накрылся второй вездеход. Остановился среди песков, натужно чпокая, рванулся вперед, отважно прополз сотню метров и заглох окончательно. – Твою мать, – обреченно подытожил Йонге, отпуская руль. Руки гудели от усталости – ворочать тяжелой техникой среди раскаленного песка было совсем не здорово, особенно если гнать ее на пределе возможностей – неудивительно, что сначала сдохла одна, казалось бы, безотказная машина, а потом и вторая. Рудольф у него за спиной промолчал. Потом тяжело вздохнул и спрыгнул. Йонге опустил голову на руки, пользуясь возможностью отдохнуть. Усталость даже пересиливала страх, который ворочался в глубине живота – скорее, скорее, надо бежать. Рудольф возился, глухо бормоча проклятья сквозь респиратор. От пинков вездеход слабо вздрагивал и, похоже, был тверд в намерении сдохнуть окончательно. Йонге не задавал вопросов, экономя кислород – его и так было слишком мало в душной атмосфере. Фильтры справлялись с трудом. За полтора дня один раз их уже пришлось менять. – Сдох, – резюмировал Рудольф. – Слазь. – Не хочу, – буркнул Йонге. – Можно я прямо тут поджарюсь? С комфортом. – И лишишь меня возможности пинать твой тощий зад всю дорогу? Конечно же, нет. Рудольф дернул Йонге за рукав, и пилот неохотно сполз с нагретого сиденья. За спиной, пока еще далеко, равномерно полыхало. Косой взгляд показал, что ничего не изменилось. Терминатор двигался с неумолимостью, свойственной всем природным катастрофам. Йонге почувствовал, как начинают болеть глаза, и отвернулся. Впереди картина обнадеживала чуть больше. – Фора есть, может, дойдем, – Рудольф рассматривал далекие скалы из-под ладони, щурясь от немилосердно палившего солнца. Голубые глаза казались болезненно выцветшими, слишком светлыми. Йонге на миг посочувствовал приятелю. Уроженец Берлина-три не слишком хорошо переносил жару. Хотя настолько раскаленные пески вообще вряд ли кто-то мог считать отличным местечком для отдыха. Может, какие-нибудь колонисты – выходцы с жарких земных континентов. Йонге был так же далек от колонистов-пустынников, как брюхоногие от полетов. Жарко, жарко, мучительно жарко. Калисея душила высокой температурой и малопригодным для дыхания воздухом. Казалось, сквозь поры респиратора мелкая пыль проникает в легкие и оседает там скрипучей шершавой пленкой. Каждый вдох трется об нее и шелестит. Йонге машинально поискал губами тонкую форсунку и глотнул немного теплой, воняющей химией воды. Гадостная атмосфера позиций не сдавала: даже конденсат до конца не очищался. Рудольф повращал плечами, наклонился к вездеходу, вытащил увесистый чемоданчик скорой помощи и перекинул напарнику. Йонге едва успел поймать пластиковый кирпич. – Осторожней! Предупреждать надо! – Лучше меньше болтай, – буркнул Рудольф, отстегивая от боковых стоек лайнер. Йонге, поначалу хотевший начать дискуссию о вреде взваливания на товарищей тяжелого груза, придержал язык. Даже от такого помешанного на механизмах типа, как Рудольф, он не ожидал готовности тащить на себе дополнительные тридцать кило. Плюс еще десять сверх того – универсальный аккумулятор, свинченный с вездехода. – Ты что, собрался стрелять в терминатор? – криво улыбнулся он. – Надеешься отпугнуть подобное подобным? – Я надеюсь добраться до скал и как следует там окопаться. Возможно, выкурив или поджарив местных обитателей. – А… – А если ты будешь шутить, то и тебя поджарю! Последнее слово Рудольф рявкнул, приседая и навьючивая на себя оборудование. Йонге мудро промолчал. Рудольф до сих пор не мог успокоиться, и Йонге вполне его понимал – в конце концов, именно первый пилот Йонге Далине затащил компаньона в дальнюю разведку, оперируя данными, раздобытыми через десятые руки, и обещая все мыслимые богатства на расстоянии всего половины дневного перехода от стоянки в единственном оазисе. Четыре часа, сто пятьдесят километров на вездеходах – и вот она, их сокровищница. Йонге мысленно проклял себя еще пару раз. А ведь он так радовался, что на Калисее есть место где заякориться, чтобы не стоять прямо над предполагаемой выработкой. – Кто вообще дал тебе эту чертову карту? – Проверенные люди, – сквозь зубы ответил Йонге. – Хрена себе проверенные! – Отвали! По синхронизации пошла кривая ярости пополам со жгучим желанием схватить и трясти напарника, пока не отпустит. Йонге скривился под маской респиратора. – А они не могли предупредить, что здесь бывает такое? Йонге подавил раздраженный ответ. У напарника было на тридцать килограмм больше причин задавать язвительные вопросы. Карта, выданная братьями Кросс, содержала множество данных, начиная от примерного маршрута аж поперек двух спейсштрассе и заканчивая общими геоданными по самой Калисее. На маршрут они угробили две недели, пробивая дальние маяки в качестве неустойчивых, но все же ориентиров. На Калисею успели потратить один разведочный день и еще половину. Терминатора в карте и в планах коммерческого товарищества "Далине и Вебер" совершенно точно не было. «Фелиция» успела почти испуганно передать, что фиксирует резкое изменение газовой среды, совмещенное со скачком температуры, а следом дальнобойный передатчик накрылся. Мгновением позже страшно перекосило синхронизацию, деморализовав обоих напарников до полной потери ориентации. Долгих двадцать минут спустя – Йонге проверил по таймеру – штормить перестало, но дикие скачки не спадали, пиками выходя за пределы допустимого. И уже после, еле разобравшись с то и дело сбивающимся фокусом зрения, они увидели. Дикое, беззвучное зарево, охватившее весь горизонт за спиной. Оборвав размышления, Йонге поторопился за напарником, уже шагавшим к скалам. Зеленоватый песок вязал ноги, цеплялся за ботинки, словно уговаривая – стой, не беги, все равно сгоришь и станешь частью меня. Вездеходы точно так же барахтались, не достигая расчетной скорости. Шли едва-едва километров семьдесят в час, отважно штурмуя дюны. – А кто брал такие вездеходы? – не выдержал Йонге десяток шагов спустя. – Это, – внушительно сказал Рудольф, не оборачиваясь, – четырехтактный топливно-инъекционный движок «Rotax» с автоматической коробкой передач. – Прекрасно! – Способен преодолеть без дозаправки расстояние до трехсот пятидесяти кэмэ, – механик грозно сделал ударение на "кэмэ", – по пересеченной местности! – И что? – И все, – зло ответил напарник. – Какой бюджет, такая и машина. О песке надо было предупреждать! – Я смотрел только на зыбучесть! Синхрон опять вскипел и тут же намертво отрубился. Йонге споткнулся, подвернул ногу и беззвучно проклял братьев Кросс. Съемка с атмосферников зыбучести действительно не показала. И сейчас карманная версия георадара тоже успокаивающе помаргивала зелеными огоньками: ни обрывов, ни затаившихся трясин – сплошной песок, покрывающий скальное основание толстенным слоем. Меси себе и меси, пока не дойдешь, куда нужно. Или не накроешься горелой дюзой. До скал ого-го еще топать. Рудольф даже не шел, а передвигался – с неумолимостью легкого танка. В раскаленном мареве он был единственным якорем, за который цеплялся взгляд, и Йонге неотрывно пялился ему в спину. Вот голова дорогого друга Рудольфа, не защищенная ни шлемом, ни каской, пронзительно-белобрысая от природы. Смешно будет, когда у них кончится противосолнечный и сквозь белые волосы начнет просвечивать обгоревшая розовая кожа. Хотя Рудольф, конечно, не дурак, намотает что-нибудь на себя. Вот шея друга Рудольфа, красная то ли от перегрева, то ли от напряжения. Вот плечи друга Рудольфа – широкие такие плечи, надежные, могут унести не только тридцать плюс десять килограмм, но еще и стандартный рюкзак, в котором множество полезных вещей, снятых с первого вездехода. Жалко, спасательного маячка там нет. Не делают гипер-маячки размером с рюкзак. Даже с два рюкзака – все равно не делают. Вот остальное тулово друга Рудольфа, затянутое в легкую куртку: с размером старина Руди не угадал, рукава натягивались, то и дело грозя треснуть. Под респиратором Йонге почти против воли усмехнулся. Напарника он с удовольствием подкалывал насчет разожранного брюха, и Рудольф немедленно выходил из себя. Он-то гордился мышечным рельефом и всячески культивировал здоровый образ жизни, третируя Йонге, который то начинал вкалывать как проклятый, то снова жрал «всяческое дерьмо». Хорошо бы сейчас подзакусить таким второсортным дерьмищем и запить совсем уже невообразимым пойлом. А то концентрированные батончики надоели ужас как… Размышляя о концентрированном дерьмище и отличиях его от дерьмища, поданного на тарелочке, Йонге уткнулся взглядом в задницу Рудольфа и бессмысленно рассматривал ее, пока глаза не заболели. Голова закружилась, его качнуло и он поморщился, прикрываясь ладонью. Пока они не обсуждали проблемы, вытекающие из полетевшей к глистам синхронизации, – не до того было. Сама по себе перспектива выживания находилась под большим вопросом. Йонге представил, как они доберутся до скал, пересидят там обжигающее прикосновение газового фронта, возможно, найдут даже что-нибудь ценное, а тогда и… Йонге опять шатнуло, он едва не упал, плюнул на все и принял вторую дозу блокираторов. – Ты чего там возишься? – Рудольф даже не обернулся. – Решил копнуть слегка, вдруг найду редкий элемент, – мрачно пошутил Йонге. – Мы сами вот-вот в редкие элементы обратимся, – проворчал Рудольф. – Жарений и бифштексий. Не слыхал о таких? Йонге хохотнул. – Во, и я тоже, – продолжил механик. – Найдут потом залетные геологи два редких пласта в песчаной породе… – Стеклянной, – педантично поправил Йонге и хохотнул. Больше от нервов, чем от настоящего веселья. – Короче, сломают свои зеленые мозги, – Рудольф воодушевленно поправил на себе сбрую лайнера. – А нас выставят в музее. Йонге догнал его и пошел рядом. Все равно идти в песке было одинаково тяжело – хоть след в след, хоть по нетоптанному. Но рядом с Рудольфом идти было веселее. – Не дрейфь, парень, выберемся! – бодро продолжил Рудольф и неожиданно потрепал Йонге по голове, пропустив сквозь пальцы жирные от грязи и мокрые от пота волосы. Тут же отдернув руку, он почти испуганно кинул взгляд на товарища. Йонге понимающе ухмыльнулся краем рта. Хотя Рудольф этого видеть и не мог. – Церебролин дать? – он многозначительно похлопал по карману разгрузки. – У меня еще много осталось. – Нет, – теперь Рудольф взъерошил собственные волосы. – Я что, сам не справлюсь? Это для вашего брата без них жизни нет. Вот и жри свою химию. – От имени всех пилотов, – торжественно сказал Йонге, – нарекаю тебя почетным мудаком. – Ха! Дальше шли в молчании. Жара просачивалась сквозь респираторы, превращая беседу в мучение. Йонге то и дело пытался сглатывать, но густая липкая слюна словно приклеивала язык к нёбу. Скалы маячили вдалеке, не собираясь приближаться. Очень походили на мираж, но радар уверенно отчитывался – там есть твердые образования, да еще и с вкраплениями удивительных элементов. Один за другим показывал значки неопределимых сочетаний. Йонге отпил еще глоток воды, смахнул пот со лба и решил перейти в состояние автопилота. В конце концов, не зря же он посещал курсы по управлению собственным телом. Ребята говорили, что очень удобно отключаться и выдавать все карты подсознанию. А Рудольф послужит отличным ориентиром и не позволит убрести в пустыню. Полуприкрыв глаза, Йонге медленно и глубоко задышал, стараясь не обращать внимания на неприятную сухость в носу. Сосредоточился, постарался раствориться в жарком воздухе. Как ящерица на нагретом камне – чтобы каждая жилка пропиталась солнечным зноем и расслабилась. Глубже, глубже под закрытые веки, в красноватую полутьму. Туда, где не нужно думать, как дотащиться до скал вовремя и какой ты дебил, если не отследил все возможные косяки еще до посадки… От удара Йонге вздрогнул и очнулся. Он влетел в спину Рудольфа. Сначала он хотел прочувственно высказать свое мнение о напарнике в подробностях, но обнаружил, что губы спеклись окончательно. А еще Рудольф стоял молча и неподвижно, даже не среагировав. Одно плечо ушло вниз под грузом лайнера, но напарник даже не пытался восстановить равновесие. Йонге постучал механика по плечу и, не дождавшись ответа, обошел кругом. Сразу же захотелось заорать вслух, что Рудольф – придурок, и блокаторы ему, видишь ли, не нужны, сам он справляется. Слегка подняв голову, механик стоял как вкопанный. Закатившиеся глаза влажно поблескивали белками под полуприкрытыми веками. Йонге слегка оттянул плотную резину респиратора и понял, что первый же пришедший в голову диагноз совершенно правильный. Рудольфа накрыл классический церебральный «затык». Вокруг ноздрей запеклась кровь, губы сильно побледнели. Йонге злобно потер переносицу, размышляя, что скотина белобрысая могла бы и воды глотнуть, легче стало бы – но нет, дотерпелся, что нервная система отказала. Йонге вытащил из кармана коробочку с церебролином, вытряс на ладонь две капсулы и запихнул их в рот Рудольфу. С мстительным удовольствием пилот пронаблюдал, как вялое лицо идет судорогой и оживляется, а глаза распахиваются и тут же выпучиваются. Церебролин растворялся от контакта со слюной, даже если ее было совсем немного. И еще церебролин страшно горчил. Словно специально для таких случаев. Рудольф встряхнулся, замотал головой и с ненавистью уставился на приятеля. Судя по яростным движениям кадыка, он глотал теплую воду, стараясь отбить хинную горечь. – Ну ты скотина! – наконец прохрипел он. – Зато бодро бегающая, а ты чуть не стал скотиной дохлой, – парировал Йонге. – По-хорошему говорю, возьми таблетку. Мозги вскипят – я тебя не потащу. – Ниче не вскипит, – буркнул Рудольф, но протянутую коробочку все же взял. С отвращением осмотрел и запихнул в карман. – Ни у кого еще не вскипело, а я чем хуже? – Допустим, никто еще в разлаженном синхроне не застревал, – безжалостно сказал Йонге. – А Мисимо? – Рудольф двинулся с места. – У них вообще на выходе из гипера все развалилось! – Мисимо дюзы склеил через полгода. – Оптимист, Scheisse, – проворчал Рудольф. Йонге не стал поддерживать давно изжившую себя дискуссию. Последствия сломанных синхронов занимали почетные места во всех курсах по звездоплаванию, начиная от экстернов в шарашках и заканчивая солидными системами повышения квалификаций в военной академии при Совете человеческого блока. Еще когда чувства одного начали прокидываться к другому, вызывая вещественно ощутимые галлюцинации, он твердо решил, что от чипов придется избавиться. Добраться до убежища, и если они отсидятся – заняться мозговыми проблемами. В аптечке лежал походный опернабор, и с его помощью можно было попробовать выковырять глейтер вручную. Лапки останутся, но без соединения с глючащим чипом уже не навредят. Имелась такая надежда. *** В спину все сильнее лупил раскаленный ветер, намекая, что надо еще немного поторопиться. Щиколотка сначала потихоньку напомнила о себе, потом заныла, а затем и вовсе разразилась стреляющей болью, проходящей даже сквозь подошву. Йонге крепился, сжимал губы под респиратором и жмурился чаще обычного, смахивая выступающие от солнца слезы. А заодно негодовал, какого хрена они не взяли в запас хотя бы один поляризованный визор. Злость помогла пройти еще почти тысячу шагов, хотя на подсчетах Йонге сбивался дважды. Потом он сдался и все-таки принял таблетку обезболивающего. Он не любил пользоваться такими штуками даже в экстренных случаях – особенно в экстренных. На капсулах можно и со сломанными ногами пробежать десяток километров, но что потом будет с костями, а главное, кто их будет собирать обратно – большой вопрос. Поэтому Йонге все равно припадал на ногу и старался ставить больную ступню как можно мягче. Рудольф пару раз оглянулся, а затем остановился. – Что у тебя? – Нога, – буднично ответил Йонге. – Все нормально. Я на анальгетике. Дойдем. – Ладно. Сначала дойдем, потом разберемся с твоей щиколоткой, а потом я набью тебе морду. Он обхватил Йонге за пояс, чуть не оторвав пилота от земли и размашисто зашагал, словно к нему и не добавлялось еще почти девяносто кило живого веса. Йонге мешком не висел, старался как мог, но Рудольфу должно было приходиться нелегко. Поймав себя на том, что все больше начинает переживать за товарища, Йонге чуть не плюнул с досады. Стоило только слегка отвлечься, как проклятый синхрон захватывал мозги с неумолимостью паразита. На корабле у Йонге всегда был наготове виртуальный электрошокер. А теперь ограничитель пропал, и паразит резвился вовсю. Воюя с разгоревшимися эмоциями, Йонге перестал следить за передвижением, и тут же поплатился: споткнулся и навалился на Рудольфа. Оглядевшись, он понял, что скалы медленно разворачиваются и остаются по левую руку. Либо у Рудольфа появился план, либо поехали дюзы. – Стой, ты куда? – прохрипел он, тормозя приятеля. Пальцы скользили по куртке, мокрой от пота. Да он и сам был не лучше: бока под футболкой так и обтекали. – Сдурел? – Не дойдем, – отрезал Рудольф. – Но есть варианты. Йонге прищурился, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в сплошном мареве. То, что раньше на общем фоне тоже казалось частью скальной гряды, выделилось в нечто самостоятельное. И оказалось гораздо ближе. Йонге с досадой покосился на георадар – тот не показывал расстояние, и до сих пор отображал скалы вместе с непонятной штукой одним массивом. – Откуда ты знаешь? – Я вижу. Йонге медленно повернул голову и понял, что Рудольф все-таки тот еще запасливый говнюк. Товарищ Вебер нацепил на себя геоглассы. Прозрачный экран, опущенный перед глазами, поблескивал зеленью диаграмм. Йонге поднял руку и потряс георадар. Приборчик показывал скопление твердых базальтовых пород прямо по курсу, однако его мощностей не хватало на подробный анализ, и казалось, что он глючит: значков редких элементов становилось все больше. Такой чистой вырезки Йонге за всю свою разведывательную деятельность не встречал. – Вижу каверну, – дополнил Рудольф. – Прямо в этой штуке, которая мне кажется подозрительно искусственной. Больше некуда. Йонге кивнул и захромал с утроенным усердием. Он уже чувствовал, как шпарит в бок. Жар накатывал волнами, Йонге казалось, что плазменные сгустки дотягиваются до него и лижут кожу. И он упорно старался развернуться так, чтобы они доставали до него, но не до Рудольфа, ведь тому приходится тащить на себе девяносто и еще тридцать, плюс еще десять кило груза. Дружище Рудольф двужильный, но не железный, он не сможет вытянуть всех, если отдать его Калисее на растерзание… Скалы вынырнули из песка совершенно неожиданно. Только что Йонге месил песок, и вот уже под ногами захрустели мелкие камни. Йонге все еще держал руку поднятой и согнутой, закрываясь от огненной стены, и мышцы адски болели. Присматриваясь, он сообразил, что это не совсем скалы – скорее, тот же зеленоватый песок, но принявший причудливые формы, вроде сталагмитов. – Так… где копать? – поинтересовался он. – Я могу, например, грызть известняк зубами. Бормоча про идиотов, шутящих даже на смертном одре, Рудольф потащил его между раскаленных столбов. Но здесь была тень, и Йонге почувствовал себя лучше. В этой тени зеленые отблески на экране Рудольфа стали четче, и Йонге наконец-то увидел в них призрачно отрисованную каверну. Нужно было всего-то обогнуть здоровенную плиту песчаника, выглядевшую удивительно странно для пустыни. Словно гребень волны – застывшей, и уже успевшей обтесаться со временем. Йонге оттолкнулся рукой от шершавого спекшегося бока, поднажал, и они с Рудольфом опять выскочили под солнце. – Ах ты ж, еб твою мать, – первым нарушил потрясенное молчание Рудольф. Йонге был с ним совершенно солидарен. Сразу стало ясно, что сканер не врал: здесь действительно имелось огромное количество редких элементов. Чистого, качественного, обработанного материала. В форме корабля. Йонге автоматически попытался прикинуть, какой расой он построен, в первую очередь отказавшись от мыслей о деле рук человеческих. Люди так не проектировали. Слишком большой для слаиков, слишком строгий для маисов и слишком вычурный для ушастых вентуров… Рудольф тащил напарника прямо ко входу в корабль, и Йонге плюнул на традиционные для таких случаев предосторожности. Кому суждено быть съеденным инопланетной тварью, тот должен позаботиться, чтобы не сгореть. – Гадом буду, они месторождение с кораблем попутали, – прохрипел Йонге. – Это же, походу, редкостная удача! – Какая удача, нам бы в горелый сухпаек не превратиться, – грозно сказал Рудольф, ступая на пандус. – Смотри, эта хрень тут рухнула. – Это только часть хрени, – Йонге припал на ногу и скривился. – Она там, в песке… Глубже надо! – А выбираться-то как? – напарник почти судорожно перехватил лайнер. – Не дрейфь, – Йонге уже чувствовал себя почти на гиперволне. Всего десять шагов до входа. – Смотри, карта с зонда, который тут два года ошивался. И за два года не заметил ничего подобного, вроде этой... – он неопределенно махнул рукой в сторону накатывающей адской бури. – Значит, это что-то редкое. Земля не трясется, значит концы не отдаем. – «Фелицию»! – Выдержит, – уверенно сказал Йонге. – Это же мой корабль. – Мой! Внимательно поглядев в злые светлые глаза, Йонге медленно опустил руку в карман и достал блистер. – Наш, – мрачно поправился Рудольф. – Я себя контролирую. Они вскарабкались по покореженному пандусу и нырнули в спасительную тень. Внутри тоже было жарко, но все-таки лучше, чем на открытом воздухе. Респиратор позволил вдохнуть чуть более холодного воздуха, и это было почти райским наслаждением. – Дальше, – сказал Рудольф, едва-едва позволив себе и товарищу передышку. – Закапываться так закапываться. – Тогда все время по прямой, ориентируйся вон на те трубы. Если здесь док выгрузки, то должны быть и технические ходы. Как минимум ярусов пять-шесть будет внизу. Рудольф прищурился. Йонге сам не мог бы сказать, откуда у него такая уверенность, но все пилоты по-настоящему глубоко синхронизировались с кораблями. Поэтому, даже оказавшись на чужом межзвездном велосипеде, они вполне успешно определяли, куда идти. – Вообще-то, – строго сказал напарник, – ты только что спер из моей головы ценные знания. Йонге озадаченно склонил голову. Помолчал, прислушиваясь к собственным мыслям. – Твою же мать. – Ладно, – Рудольф ухмыльнулся. – Разрешаю тебе использовать свой гений. Топай. Растерянно улыбаясь, Йонге кивнул. Шагать по ровному полу было куда легче, и Йонге быстро двинулся вперед, используя георадарную подсветку. На ходу он то и дело касался кончиками пальцев теплой обшивки. Дальше, дальше, вот за этой толстенной трубой, потом у места расстыковки повернуть направо, потому что здесь стенки толще, защита прочнее, а значит, гнали по ней то, чего нельзя допустить на свободу, что страшнее всякой канализации, а это может быть только… Они уперлись в закрытую дверь. Плюс в этом был – Йонге как во сне пощупал толстенную плиту и понял, что за ней – то, что им нужно. Путь в спасительную глубину, где они смогут затаиться и закопаться. Минус же состоял в том, что дверь кто-то тщательно запер. Йонге на пробу ухватился за массивные аварийные рукояти, явно сделанные не под человеческие руки, но хорошо узнаваемые. Навалился, но результата предсказуемо не получил. – Дай я. Рудольф загрохотал прикладом лайнера у него за спиной, и Йонге поспешно отступил. Сначала просто в сторону, а потом и вовсе отошел назад, встав за напарником. Рудольф повозился с настройками, слегка попятился, оттесняя Йонге, и вскинул оружие. Йонге на всякий случай зажмурился. Вспышки не последовало, только легкий свист генератора. Йонге рискнул приоткрыть один глаз и увидел, как тонкая слепящая нить движется по двери, вырезая обширный контур. Доведя луч до порога, Рудольф выключил лайнер и шагнул вперед. Йонге внимательно прислушивался – ничего. Никакого шипения выходящего газа. Рудольф помедлил несколько секунд, затем подошел к двери и толкнул ее ногой. Вырезанный контур легко поддался и рухнул в темноту. Дальше было настолько темно, что терялся и без того слабый свет георадара. Чужой корабль оставался мертв, но опасение, что внутри до сих пор кто-то может быть, мешало оторвать ноги от пола. – Scheisse, твою мать, – выразил Рудольф общие чувства. – Не кипи, что-нибудь придумаем, – бодро сказал Йонге, хотя особой бодрости не чувствовал. – Так. Радар у нас есть, даже два. – Глассы не дам, – набычился Рудольф. – Я и не прошу. Помимо радара у нас есть что? Знания у нас есть. Кристаллические формы жизни откидываем? – Не их профиль, – согласился Рудольф. – Газовые, аморфные и прочие тоже не годятся, – бормотал Йонге, программируя георадар. – Основные соотношения минералов в средней белковой форме жизни… с допущениями на плюс и минус… – Биолог хренов, – восхищенно сказал Рудольф и снова заглянул в провал. – Давай быстрее. Нам задницы вот-вот припечет. – Я не хочу, чтобы нам их откусили, – рассеянно возразил Йонге. – Еще чуть-чуть… готово! – Поздравим товарища Далине, только что разработавшего и внедрившего мясной радар, – торжественно сказал Рудольф. – Биологический, – поправил Йонге. – Ну, посмотрим… Радар показывал успокоительную пустоту, и только с самого края экрана виднелась полоса. Йонге плечом отодвинул Рудольфа и перешагнул порог. Сдавленно сопя, Рудольф пролез за ним, тут же задев лайнером неровный срез, и выругался. – Что там? – он сунулся через плечо Йонге. – Что за хрень? – Что-то имеющее отношение к биологии или, как ты там сказал, к мясу. Но слаборассеянное. – Змеюка, что ли? Жирная. Йонге сделал несколько шагов вправо и хмыкнул. – Труба с дерьмом, – резюмировал он. – Пересохшая, но что на свете более постоянное и длительно хранящееся, чем дерьмо? – Твое плоское чувство юмора. Йонге проигнорировал выпад, и дальше они потопали бодрее. На ровном полу нога почти не беспокоила, поэтому Йонге силком задавил опасения, решив подумать о последствиях несколько позже. Проход заворачивал, и они послушно следовали воле неведомого архитектора, ухитрившегося сделать корабль-улитку. Спираль вроде бы даже не сужалась. Периодически возникали новые двери и короткие лестницы, уводящие в темноту. Иногда Йонге оборачивался, но в слабом свете расстояние скрадывалось. Даже фекальная труба исчезла с экрана. Еще четверть часа спустя на георадаре отобразилось огромное помещение, а парой минут позже даже сквозь толщу улиточных наслоений послышался глухой мучительный рев. Надрывался терминатор, наконец-то добравшийся до скал. Йонге прислонился к стене и прерывисто вздохнул. Титаническая мощь словно пыталась раздавить их и вплавить в песок. Но синхрон по-прежнему давал о себе знать нервными рывками, поэтому даже сквозь первобытный страх перед природой Йонге твердил себе – «Фелиция» жива. У них отличный маршрутный искин, он уже четыре года занимает один и тот же борт, за это время у любой машины вырабатывается инстинкт самосохранения. Крошка «Фелиция» знает, что нужно спасать свою ультрасовременную начинку и прочную шкурку, используя все ресурсы. Даже если на борту никого нет. – А вдруг базальт поплавит? Рудольф озвучил вопрос, одинаково мучавший обоих. Йонге торопился вглубь корабля вовсе не потому, что предпочитал перестраховаться. Он видел, что стены деформированы. В целом они оставались крепкими и не собирались обрушиться людям на голову, но геометрические узоры, покрывавшие поверхность от пола до потолка, были сдвинуты. Волнообразное движение, идущее сверху вниз. Словно четкие линии потекли от высокой температуры. – Чем дальше заберемся, тем лучше. Возможно, ты даже не успеешь насладиться горящими волосами в собственном носу. – Ну и мерзость, – буркнул Рудольф. *** Корабль казался бесконечным. Йонге уже почти забыл о проблемах с ногой, смело наступая во весь размах. Пока не налетел на неровность в полу. Здесь нога наконец-то возмутилась, подвернулась, и пилот с грохотом и проклятьями полетел на пол. Рудольф махнул рукой, попытавшись поймать напарника, но вместо этого поддал Йонге ускорения длинным стволом лайнера. – Да чтоб тебя, – прохрипел Йонге, перекатываясь на спину. – Добить, что ли, решил? – Ага, и консервы сделать. Девяносто кило тушенки на дороге не валяются. – Семьдесят два, – педантично поправил Йонге. – Или ты кости тоже собираешься употреблять? – А что, хороший бульон из мослов, – мечтательно сказал Рудольф. – Вот вернемся, пирушку закатим. Я тебе покажу, какие рецепты хранятся в самом совершенном в мире компьютере. – Это где? – уточнил Йонге, поднимаясь. – Тут. Рудольф выразительно постучал себя по макушке, и Йонге хотел уже отпустить колкость, однако помешала волна жара, хлынувшего из коридора. Фонарик, встроенный в радар, мигнул и погас. – Ух ты ж, епт… Этот жар был куда круче пустынного. Словно по коридору течет лава, только невидимая. В темноте даже не блеснуло, и от этого становилось страшнее, чем если бы они увидели багровое зарево. – Думаю, о бульоне позаботимся потом, – быстро сказал Рудольф. – Двигаем. – А ты видишь, куда идти? – Процентов на семьдесят, – вздохнул механик. Отрубившаяся термочувствительная электроника фонаря не собиралась приходить в себя, и надежда оставалась только на глассы Рудольфа. Какое-то время они могли выстраивать модель окружающего пространства, но не слишком долго. – Значит, двинули. Запала хватило ненадолго. Нога решила, что если уж ей не дано болеть, то она окончательно слагает с себя все полномочия и просто тащится следом за хозяином. Терпеливый Рудольф без лишнего напоминания взялся помогать, и на долю Йонге осталось придерживать лайнер, чтобы тот не мотался слишком сильно. В пародии на древний земной танец – Йонге тщетно пытался вспомнить, как там его, пляска маленьких птичек? – они прошли еще тысячу шагов, торопясь скрыться от лижущего спины горячего воздуха. Потом коридор стал просторнее, а на радаре отразилось устье, моментально расширяющееся до необъятных размеров. – О, главный зал, – пропыхтел Йонге. – Ну или грузовой отсек, хрен знает… – Дальше пойдем? – Дай посмотрю… С помощью Рудольфа Йонге добрался до ближайшей стены, нащупал привычные узоры, отследил несколько метров повторяющейся структуры и с облегчением не обнаружил характерных сдвигов. – Глассы отцепить можешь? – Нет, так быстро не смогу, – после заминки отозвался Рудольф. – Похоже, тут контроллеры тоже накрылись. Я ослепну. Йонге с чувством ругнулся. Неприятности сыпались, как из дырявого фильтра. Нога, фонарик, и, наконец, перестаравшийся с подключением к радарному сканеру напарник. Рисковать они не могли: насколько Йонге помнил, в стандартной аптечке не было ничего для глазной микрохирургии. – Я могу подвинуться, – почти виновато сказал Рудольф. – Тут проводка с запасом сантиметров пятнадцать. Йонге неловко переступил и приложился щекой к щеке напарника. Респираторы заскрипели резиной, Рудольф прижал экран пальцем с одной стороны, Йонге отцепил прозрачную пластину от сенсорного обруча и осторожно потянул на себя. Пять сантиметров, семь, десять… – Стоп! – свистящим голосом сказал Рудольф. Йонге прищурил один глаз и уставился в экран. Сначала все расплывалось, эффект объемного присутствия упорно не возникал, но потом глаз с трудом адаптировался. – Бля, давай быстрее, я нихрена не вижу, – прошипел Рудольф. – Терпи! – ответно прошипел Йонге. – Синхронизатор хренов! Судя по сопению Рудольфа, он готов был устроить яростную перепалку, отстаивая права любителей проекционных «очков», но пока сдерживался. Йонге мысленно поблагодарил его – обстановка в зале, холле или доке и без того была слишком гнетущей. Йонге наконец-то смог наполовину синхронизироваться с экраном без всякой проводки – и разглядеть стены. Строгие вертикальные узоры, расположены на одной линии. Красота. – Отсидимся здесь, – вынес он вердикт, возвращая экран владельцу. – Отцепи от себя эту хрень, пока не разбил. – Красного шершня тебе в глотку, – мрачно ответил Рудольф. Йонге ощутил, как в руки ему тыкают лайнер, хекнул и присел, принимая неожиданный груз. Рудольф почти беззвучно возился с экраном, и только по невнятному шипению из-под респиратора Йонге догадался, что дела идут не очень. Опираясь на лайнер, он проковылял в центр зала, инстинктивно стремясь занять самое удачное для тотального просмотра место. Рудольфа долго не было слышно, но затем в темноте прозвучали шаги, и Йонге выставил руку, чтобы напарник не налетел на него. – Да вижу я тебя, – недовольно сказал Рудольф. – Я ж их так и не снял. Йонге уже не казалось, что здесь кромешная тьма. Вряд ли он адаптировался к ночному зрению, скорее в атмосфере содержались люминесцентные частицы, слишком маленькие, чтобы различать их по отдельности, но достаточные для… Радар деликатно мигнул, и Йонге машинально скользнул по нему взглядом. После чего люминесценция перестала его интересовать. – Черт, кажется, тут у нас не только дерьмопровод. – Что там, дай гляну… Хм-м… На экране высвечивались тусклые пятна. Идеально размещенные в форме окружности. А значит, это не были местные животные, случайные трупы и прочие естественные образования. – Живые? – коротко поинтересовался Рудольф, отбирая лайнер. Йонге пошатнулся, схватился за напарника и недовольно цокнул языком. Затем подкрутил настройки, внимательно изучил состав солей и минералов. – Нет, – вынес он окончательный вердикт. – Скорее мумии. Кальцинирование слишком сильное. И почти нет свободных конгломератов. – Ладно, я понял, – прервал его Рудольф. – Главное, что никто на нас не прыгнет. Йонге постучал по радару и поднял взгляд. – Вспомнил, – сказал он. – Точно. Думаю, здесь анабиозные камеры. Надо глянуть. – Да куда ты ломишься… Рудольф поймал его за воротник куртки и потащил назад. Йонге опять потерял равновесие, напарник усугубил, и Йонге неуклюже приземлился на пол. Возмутиться он не успел – Рудольф отложил лайнер и наклонился. Йонге скорее догадался, чем увидел, что в руке у Рудольфа нож, и резко подался назад. – Ты чего? – Хотел как в кино, – разочарованно протянул Рудольф. – Разрезать штанину и все такое. – Разбежался. Ботинок сними для начала, хирург! Рудольф еще погромыхал во тьме, и внезапно вспыхнул свет. Совсем слабо, но для отвыкших глаз – почти болезненно. Йонге закрылся ладонью и заморгал. Через несколько секунд он адаптировался и смог разглядеть источник заряда – Рудольф подкрутил выдвижной прицел на лайнере и выставил его подсветку на максимальную мощность. В четыре руки они стащили с Йонге ботинок, закатали штанину – и Рудольф неодобрительно покачал головой. Йонге тоже рассматривал лодыжку без удовольствия – опухшая и изменившая цвет, она говорила если не о переломе, то о растяжении точно. – Наводи свой мясогляд, – скомандовал Рудольф. – Цела кость? Йонге повозился с настройками и добросовестно начал рассматривать лодыжку через призму высоких технологий. Радар был достаточно хреновым способом диагностики, поэтому ручаться можно было только за очевидные вещи. Крупных трещин Йонге не разглядел. – Вроде чисто. На всякий случай зафиксируем, – с сомнением сказал он. – Жаль, диагноста в наборе нет. – Есть. Йонге пристально посмотрел на Рудольфа. Несмотря на респиратор, у того был вид человека, которого сейчас сожгут за убеждения, но он от своего не отступится. Йонге приподнял бровь, спохватился, что в еле-еле размазанном подсветкой мраке это незаметно, и выразительно кашлянул. – Ну, он жрет как корабельный генератор, – простонал Рудольф. – Я не могу! – Я понял, запас энергии для тебя дороже напарника. Рудольф промолчал, но Йонге знал, что удачно наступил на больную мозоль. Как пилоты были одержимы кораблями, так механики полностью уходили в любовь к машинам. С точки зрения психологии и то, и другое являлось девиацией. Для Рудольфа энергозапас действительно мог оказаться важнее, чем некий недоказанный перелом. Ведь перелом можно залечить, а опустошенный аккумулятор в их условиях не поменяешь. – Бинтуй, – наконец сказал Йонге, откидываясь на локти. – Устал я. Рудольф выпотрошил аптечку и приступил к процедурам. Резко запахло ацинком, Рудольф быстро, но уверенно начал обматывать щиколотку мокрым бинтом. На открытом воздухе фиксирующий раствор застывал, мягко сдавливая лодыжку. Йонге слегка пошевелил ногой, и умный бинт тут же скорректировал силу сжатия. Через полминуты Рудольф закрепил магнитную липучку и выразительно отряхнул руки. – Упарился, – сообщил он. – Снять бы к чертям этот намордник, вся рожа мокрая. – Еще бы не упарился, что-то я похолодания не чувствую. Рудольф потянулся к респиратору, и Йонге поймал его за рукав. – Не больше пары минут. Универсального детокса нам не положили. – А чего он дорогой, как та собака, – буркнул Рудольф. И убрал руку. По правилам аптечку следовало оснащать пресловутым универсальным детоксом, но из-за него стоимость всего набора подскакивала в два с половиной раза, и они оба единогласно решили, что им нахрен не нужен дорогущий препарат на пустынной планете, основная ценность которой – залежи редких сочетаний элементов. *** Жара стояла такая, что испарина медленно собиралась в капли и щекотно катилась по бокам. Йонге прикинул, сколько еще будет действовать анестезия, мысленно отложил предполагаемую операцию с чипами на пару часов и принялся раздеваться. В случаях, когда ничем полезным заняться было нельзя, первый пилот предпочитал самый экономный и полезный для здоровья вариант – спать. Стащив куртку и футболку, он тщательно расстелил их на полу и устроился как можно удобнее. Повертелся, крякнул от неожиданно впившегося в локоть острого выступа и сдвинулся в сторону. Рудольф сопел неподалеку, склонившись над лайнером. Йонге смотрел, как аккуратно двигаются в подсветке чужие пальцы, что-то настраивая в механизме большой пушки, и с каждой секундной убеждался, что лучшего напарника ему было не сыскать. Здоровенный добродушный дружище Рудольф, хоть и со своими задвигами, но все же замечательный друг и верный товарищ, в такого влюбишься и не заметишь… Моргнув, Йонге понял, что вновь залип. Раздраженно перевернувшись на другой бок, постарался выгнать из головы все мысли о человеке за спиной. Повезло еще, что даже внизу царило пекло, а будь холодно – сломавшийся глейтер разбушевался бы, требуя, чтобы Йонге немедленно призвал Рудольфа на обогрев. В перспективном светлом будущем Йонге поклялся написать многостраничную жалобу в официальный центр разработок с требованием предоставить экипажам возможность ручного управления. Йонге начал проваливаться в сон, когда от присутствия совсем рядом шевельнулись волоски на руках и загривке. Широко распахнув глаза, Йонге перевернулся на спину и едва не вздрогнул. Рудольф склонился над ним, неприятно-знакомо закатив глаза. Йонге протянул руку и несильно ткнул напарника кулаком в лоб. Рудольф встряхнулся и ошалело на него посмотрел. – Знаешь что, давай-ка мы займемся вторичными проблемами, – решительно сказал Йонге. – Так я на тебя церебролина не напасусь. – А чего с меня-то сразу? – Рудольф сел прямо и сложил руки на груди. – Это, между прочим, твоя беда, я только вторая линия. Основные проблемы с твоей стороны. – Вот именно поэтому я буду пить результаты научных достижений в области нейрофармацевтики, а в тебе достаточно слегка поковыряться, чтобы вытащить чуть-чуть микросхем. Рудольф с сомнением покрутил головой и опасливо пощупал загривок. Для механика синхронизация шла через пилота, поэтому глейтер-контроллер был гораздо проще. Но даже при этом удалять его было довольно опасно. Впрочем, куда опаснее то и дело залипать, теряя сознание. – Сейчас закинусь еще для бодрости, и приступим, – весело сказал Йонге. – Больной, прошу. – Не знаю, куда бежать в первую очередь, все медоборудование такое высококлассное, – мрачно пошутил Рудольф. Уложив лайнер так, чтобы самодельный фонарь давал максимально направленный поток света, Йонге извлек из аптечки скальпель – простейший механический инструмент, без всяких новомодных зондов и датчиков – и склонился над Рудольфом. Тот лежал, неудобно вывернув шею, оберегая экран, и это существенно усложняло операцию. – Снимай тряпки, сделаем тебе валик, – наконец определился Йонге. – Не могу я резать, когда ты весь перекособочился. – Да я вообще в твоих талантах сомневаюсь! – не выдержал Рудольф. – Их-то тебе позаимствовать не у кого было! – Пошел нахрен, – с достоинством ответил Йонге. С валиком было определенно лучше. Йонге прикинул, как удобнее разрезать кожу, возможно, отделить небольшой кусочек вроде крышки, посмотреть, куда идут управляющие нити, и потихоньку их перерезать. Даже расщедрился на местное обезболивание, хотя в свете того, как Рудольф пожмотничал на генератор, можно было и отомстить. Однако благородный космический пилот и изыскатель удовлетворился тем, что сел на Рудольфа верхом, накрепко придавив того к полу. – Это чтоб я не сбежал, что ли? – прохрипел Рудольф. – Задушишь! – Придушенный пациент намного спокойнее реагирует на врачебные ошибки. Поерзав на приятно голой спине – да чтоб тебя, срочно резать! – Йонге прищурился и провел тонкую линию сбоку от восьмого позвонка. Рудольф лежал неподвижно. Йонге не поддался соблазну потрогать его пальцем и провел скальпелем вторую линию. Лезвие резало кожу, как мягкое масло. Осталось резануть еще раз, и можно тянуть. Только сначала определиться, сверху или снизу… Йонге занес скальпель, и в этот момент над головами у них громыхнуло так, что стало больно ушам. Рудольф дернулся, Йонге предусмотрительно отвел руку в сторону. – Что это было? – живо заинтересовался пациент. – Аплодисменты в честь твоего избавления, возможно, – с сомнением отозвался Йонге. – А если научней? – Если научнее, то… Громыхнуло вновь, на голову Йонге отчетливо посыпался песок. Он прикрыл свежие надрезы ладонью. Рудольф благоразумно не шевелился. Зато оживились мелкие волоски на тыльной стороне ладони самого Йонге. Напряглись и начали подниматься, а следом за ними – и на руке, и опять на загривке. Наконец слабое свечение появилось на кончике отведенного в сторону скальпеля. – Скорее всего, нас бомбит молниями, – закончил Йонге. – Следом за терминатором идет электрический фронт, вот и лупит. – И долго… Остаток фразы потонул в очередном раскате. На этот раз свечение на кончике скальпеля стало ярче, а затем жидкий мрак начал расступаться. Йонге отчетливо видел реющие в воздухе пылинки. Заряженные электричеством, они светились и суетились, как планктон. Сразу стало вдвойне радостно, что у них имелись респираторы. Панорама огромного зала проступала все явственней. Строил его кто-то титанический; волей-неволей лезли мысли о какой-то великой древней расе – столько барельефов было натыкано в обычном служебном помещении. – Чешется, – пожаловался Рудольф. Йонге и сам чувствовал, как начинает зудеть кожа. Что уж говорить про волосы. Он энергично почесал в затылке, почесал загривок, поскреб по животу, проклиная природные явления. – Кому суждено быть убитым током, тот не поджарится? – прогундосил Рудольф и тут же раскатисто чихнул. – У тебя что, аллергия на ионы? – На светящуюся пыль, – поправил его Рудольф и снова чихнул. – Твою мать! – Попробуй не чихать хотя бы десять минут, я еще не дорезал. – Ладно-ладно. Рудольф коротко содрогнулся, давя очередной чих. Йонге прицелился сделать последний надрез. На всякий случай выждал несколько секунд, чтобы закон Мерфи успел отработать. Ничего не происходило, и он коротким уверенным движением резанул последний раз. Словно и впрямь аплодируя хирургу, небеса разверзлись с новой силой. Атмосфера почти вспыхнула ветвистыми разрядами – от одной пылинки к другой, все быстрее и свирепее. Инстинктивно пытаясь спрятать лицо, Йонге быстро нагнулся. И на него рухнул потолок. Удар был такой силы, что сначала Йонге даже не ощутил ничего, кроме костедробильного сотрясения: самым пугающим ощущением было четко ощутимое движение глазных яблок в глазницах и явственно сместившиеся в носу хрящи. А потом Йонге стало очень больно. Он захрипел, пытаясь поднять голову, руку, повернуться, хоть что-нибудь… И по-прежнему ничего толком не видел, хотя яркий свет постепенно гас: градом катящиеся слезы не давали рассмотреть окружающий мир. Дышать тоже не получалось: Йонге разевал рот и тщетно пытался втянуть воздуха, но легкие застыли и не собирались двигаться. Отчаянно клацая зубами, он внезапно наткнулся на твердое и стиснул это изо всех сил. Твердое сжалось, а потом брызнуло пронзительной горечью. И боль прошла. Йонге облегченно разжал зубы, выпуская прокушенный наконечник мед-инъектора. Спасибо доброму гению «Цейс Индастриз», предусмотревшему и жидкие формы лекарств, и анализатор химической активности в слюне человека… Спасибо, боже, за лошадиную дозу анестезии… Йонге попробовал снова повернуть голову, наслаждаясь ушедшей болью. Чересчур сильно наслаждаясь. Просто непотребным образом. Мысль о такой-то матери пришла одновременно с вопросом, насколько лошадиной была доза. Он имел очень слабое представление о лошадях и прочих земных животных, нынче водящихся только в заповедниках, но знал градации: мышиная доза, нормальная, лошадиная и слоновья. Кажется, даже слоновья была недостаточной в сравнении с принятой им. – Йонге! Йонге! Голос Рудольфа пробился сквозь вату в ушах. – Йонге, ты живой?! – Да-а, – проскрипел Йонге, роняя каждый звук отдельным колючим шариком. – Слезь с меня, придурок! Раздавишь! – Н-н… Йонге хотел сказать, что не может, но слова окончательно застряли в горле. Каждый раз, когда он шевелился, приятное давление на спину возрастало. Он поерзал, и острый приступ чистого физического удовольствия пронзил его от плеч до самого паха, тут же стекая в яйца и каменно там затвердевая. Йонге уперся в пол обеими руками, приподнялся, не стерпел наслаждения и лег обратно. Рудольф был такой горячий, такой мокрый… Йонге с тупым удивлением смотрел на собственные руки и никак не мог понять, когда они успели превратиться в иглобразов. Тонкие коричневые иглы торчали из тыльной стороны ладоней. Сверху коричневые, у основания красные. Все руки красные. Пол красный. Боже-боже, как хорошо, он сейчас просто умрет… – Рудольф, – язык еле ворочался. – Помоги, Руди. – Да чтоб тебя! Рудольф приподнялся, выжимая атлетический вес, и Йонге заорал. Член дернулся, выплескиваясь прямо в штаны. Рудольф резко подался вниз, вновь укладываясь на пол. Йонге заерзал, причиняя себе все больше повреждений – и удовольствия, – и медленно перетащил неподъемные руки на плечи Рудольфа. – Эт-то передо-оз, – Йонге слышал, как его собственный голос замедляется и уходит вниз, словно на тормозящей записи. – Блока-ада… Нейро… Не договорив, он ткнулся губами в шею Рудольфа и жадно втянул его запах. Здоровый мужик, крепкий, потный… М-м-м! Йонге опять заелозил, наслаждаясь тем, как вновь затвердевший хер трется о мокрые штаны и как это хорошо, особенно если налегать сильнее и шевелить лопатками, вызывая острые толчки по всей спине, так, что даже по бокам течет. Запах пыли и железа проникал даже сквозь респиратор. Йонге жадно глотал его, не в силах насытиться. Каждое движение воздуха делало его существование все восхитительнее. На этот раз Рудольф проигнорировал вдохновенный вопль, вырвавшийся у Йонге, и все же дожал вес до конца. На последнем рывке тяжесть, обнимавшая спину Йонге, распалась и исчезла. Пилот разочарованно застонал. Рудольф упорно продолжал подниматься вместе с ним и наконец встал на все четыре точки. Йонге из последних сил вцепился в него и прошептал: «Тащи!» в самое ухо, не забыв его лизнуть. Горько-соленый вкус пота будоражил не хуже искусственных феромонов. Рудольф осторожно поднялся, и Йонге в который уже раз захрипел, толкая бедра так, чтобы попадать членом в упругие ягодицы. Спина играла все новыми красками удовольствия. По стенам огромного зала текли световые узоры, и Йонге казалось, что они пульсируют в том же ритме, что и его перегретый член. Снова дав молофьи, он едва не разжал пальцы. Но Рудольф уже обернулся и поймал его сам. – Что ты сожрал? – внятно спросил он. Все плыло, но Йонге четко видел, что зрачки Рудольфа за прозрачной пластиной экрана были совсем бешеные, сжавшиеся в точки. – Блокада… слишком… импульсы поменял… – Да ты совсем ебанутый, – прошипел Рудольф. Йонге хотел кивнуть, потому что действительно только ебанутый мог хлебнуть столько блокаторов, что мозг начал путать сигналы, и самые интенсивные – боль и удовольствие – заработали одинаково. Однако мышцы его уже не слушались. Рудольф уже тащил его к очень далекой стене, неловко прижимая поперек корпуса, и каждый, каждый его шаг отдавался такими сладкими толчками в паху, что ни кивать, ни говорить Йонге не мог. На ходу Рудольф содрал с него респиратор. Йонге не смог даже толком испугаться, а Рудольф уже стащил собственную маску и часто задышал. – Зачем… отдай ма-а… – Если ты малость задохнешься, то перестанешь лупить мне по мозгам, – прохрипел Рудольф. Йонге хотел спросить, на кой хрен тогда Рудольф и сам избавился от респиратора, но дышать стало и вправду слишком тяжело. Отчасти это гасило боль-удовольствие. Он честно постарался помочь – хотя бы не упасть, – когда Рудольф в буквальном смысле прислонил его к стенке и велел держаться. И Йонге стоял как мог, слыша отголоски чужой паники, зная, что если ляжет – то уже не поднимется. Сердце не выдержит, и в мир иной пилот Йонге Далине отправится на грани полного блаженства. Но жить хотелось больше. Несколько каменных игл в руках сломалось, заставляя Йонге мычать сквозь стиснутые зубы и шумно сопеть. Рудольф пару мгновений ничего не делал, затем выматерился на берлинском и занялся его спиной. Это было даже хуже, чем руки. Йонге совсем потерял голову в липких удушающих волнах удовольствия, колени подгибались, из открывшегося рта постоянно текла слюна. Держаться за стенку он уже не мог. Если бы не обстоятельства, он бы с гордостью сказал, что это самый охрененный оргазм в его жизни, но умом понимал, что дела его плохи. Слышал, как на пол с дребезжаньем падают осколки, извлекаемые из его собственной шкуры: не один и не два, а куда больше – на втором десятке он бросил считать. – Я хочу лечь, – еле ворочая языком, произнес он. – Не смей, – Рудольф схватил его сзади за шею и ткнул лбом в стену. Йонге застонал. – Не вздумай падать. Я тебя привяжу, если надо, пока вся дрянь не вытечет. – Я ж так помру… А-а-а, мать твою! Йонге опять намочил штаны. – Не помрешь, – твердо сказал Рудольф. *** Полчаса спустя, успев отхватить интоксикации и непочтительно проблевавшись возле какого-то барельефа, забинтованный по всему торсу Йонге сидел на полу и разглядывал руки. Их Рудольф бинтовать не стал, ограничившись многочисленными дезинфицирующими и антикоагулянтными наклейками. Йонге по-прежнему наслаждался своим противоестественным состоянием, то и дело начиная ерзать. Мокрые штаны неприятно холодили и к тому же частично приклеились, но… это тоже было приятно. Йонге дернулся сильнее и покривился от счастья. – Тьфу, смотреть тошно. Рудольф отвернулся, демонстративно подхватил лайнер и двинулся в обход помещения. Йонге проводил его сожалеющим взглядом. Если бы он мог стоять на своих двоих, не теряя равновесие каждые несколько секунд, то непременно бы догнал бычару и завалил. «Долго еще под кайфом будешь?» Йонге растерянно потер ухо, в котором так неожиданно зазвучал голос. В прошитой электричеством атмосфере глейтерная связь заработала неожиданно четко. «Не знаю. Может, день-два». «Чего?!» «А чего ты хочешь, я твою шкуру спас! Того и гляди почки откажут!» В ухе захрипело, словно там набирали полную грудь воздуха для ответной обличительной тирады, но вместо длинной фразы Рудольф неожиданно удивленно хмыкнул. Йонге подождал дальнейших разъяснений, но Рудольф только шипел фильтрами респиратора. «Сожрали тебя там, что ли», – буркнул Йонге. В штанах ныло и пульсировало. «Не. Идти можешь?» «Зачем?» «Посмотришь на спящую красавицу». «Что это?» «Это цитата. Тащи сюда свой похотливый зад, есть на что полюбоваться». Скрипя зубами, Йонге поднялся и потащил похотливый зад. По крайней мере, на ходу он слегка отвлекался, и молофья переставала давить на яйца. Он помял рукой у себя в паху, не сдержался, потянул сильнее и спохватился только когда понял, что сейчас к чертям раздавит самую уязвимую часть тела. Добравшись до Рудольфа, он тяжело оперся на мощный базальтовый вырост, поднимавшийся из пола на добрых полтора метра. Весь его вид гласил о том, что корабль тут валяется со времен крайне доисторических. – Не лапай, – Рудольф потянулся к нему, словно хотел стукнуть по пальцам, но спешно отдернул руку. – Артефакт это, понял? Йонге повнимательнее взглянул на вырост. – Да ладно. Капсула? – Угу. Йонге привстал на цыпочки для лучшего обзора. Собственный рост позволял не выделываться, однако сейчас Йонге с удовольствием встал бы на табуретку, а то и полез бы в капсулу самолично. Что угодно, лишь бы сбросить переполняющий адреналин. – Представь, работает. Рудольф опять озвучил их общие мысли, и только тут Йонге вспомнил, что не завершил выковыривание чипа. Правда, сейчас ему в руки скальпель брать не рекомендовалось. Йонге представил, как сладострастно кромсает себя острым лезвием, содрогнулся от предвкушения и торопливо загнал все мысли в эндорфиновую клоаку. Тем более перед ним сейчас было нечто куда более интересное. Под толстым запыленным щитом, в котором Рудольф протер смотровое оконце, лежал… чужак. Чуждый. Инопланетчик. Здоровый, метра два с лишним. Совершенно целый, без следов гниения или распада, очевидно живой, просто в анабиозе. Крепкая даже с виду шкура поблескивала, покрытая тонким слоем инея. Он был повсюду: на плечах, на животе, на сомкнутых и перекрещенных клыках, на закрытых глазах и длинных кожистых дредлоках, выраставших из боковых и затылочной частей головы. Йонге машинально поймал языком железную на вкус струйку и поднял осоловелый взгляд на Рудольфа. Тот успел обойти капсулу и точно так же неотрывно пялился в ее недра. Йонге готов был заложить весь оставшийся запас церебролина, что у отважного механика вот уже третий раз за сегодня идет кровь носом. Прямо как у него самого сейчас. Неугомонный протокол синхронизации разжижал мозги почище ультразвука. – Давай его достанем, – сипло сказал Рудольф. – На кой тебе дохлый яут? – возразил Йонге, силком заставляя себя отлепиться от капсулы. – Вместо тушенки, что ли? – Не-а. Я хочу его трахнуть. Йонге вымученно хохотнул. Если Рудольф заговорил, как озабоченный имбецил, значит, синхрон совсем пошел вразнос. Рудольф почти уткнулся лицом в прозрачную преграду и разве что слюни не ронял на саркофаг. Мысль, высказанная им, была такой же крамольной и чудовищной, как и привлекательной. Йонге чувствовал, что ему нестерпимо хочется кого-нибудь отодрать. Пусть даже это яут. Даже дохлый яут… В капсуле тихо, но отчетливо щелкнуло, и межзвездный охотник открыл круглый желтый глаз. *** – Давай его шлепнем. – Отвали уже! Рудольф выдвигал кровожадное предложение в сотый раз. Йонге не мог найти разумного объяснения этим расчленительским порывам. Его всегда воспитывали, что с любым более-менее антропоморфным инопланетчиком можно договориться. В обитаемом космосе разумных рас водилось немало, но каждая из них слишком дорожила своей домашней планетой, чтобы заниматься глупостями типа массовых сражений с соседями по галактическому сектору. Само собой, встречались разные оголтелые индивидуумы, иногда объединявшиеся в банды, вполне тянущие на межпланетные конгломераты, но в прогрессивном разумном обществе таких принято было линчевать без суда и следствия. За разжигание межрасовых конфликтов. – Он мне не нравится, – проворчал Рудольф. – Вон смотри, капсула старая, как моя прабабка… – Ты выращен в пробирке, – педантично поправил Йонге. – Заткнись, это гипербола. Так вот, капсула старая, корабль старый, и эта рожа, скорее всего, застряла тут еще со времен, когда такие, как он, болтались по чужим планетам, как по своим охотничьим угодьям. Понял? – Думаешь, это социопатический девиант? – с сомнением протянул Йонге. – Да убийца он! – потерял терпение механик. – Говнюк, который на всех смотрит как на мясо! Надо его шлепнуть прежде, чем он оттуда вылезет и решит, что мы – его трофей! – Товарищ Вебер, вы уже определитесь: вам шлепнуть или трахнуть? – неожиданно противным даже для себя самого голосом сказал Йонге. От шока блокада начала медленно спадать, и он уже не чувствовал всеобъемлющего удовольствия. Пока что он ощущал, что у него отсутствуют спина и руки. – Не уверен, – после паузы ответил Рудольф. Йонге закатил глаза. Добрых четверть часа они бродили вокруг треклятой капсулы, рассуждая о ее содержимом. Рудольфа кидало из одной крайности в другую и, судя по всему, сам он от этого злился невероятно. В конечном итоге оба отошли на безопасное расстояние и решили перевести дух. Прежде чем окопаться за одним из монументальных анабиозных сооружений, они убедились, что тут глухо: подсветка не активировалась, а в глубине просматривался скелет со странным черепом. Пока Рудольф напряженно всматривался в капсулу, уже начавшую подмигивать красными сигналами яутского языка, Йонге устроился у него за спиной и рассматривал плоды своей неудачно прерванной хирургической операции. Кровь уже подсохла, кожа отслаиваться не спешила, и, судя по всему, выходило, что придется резать заново, а потом еще и отрывать лоскут. – Давай я закончу? – предложил он. – Эта хрень все равно еще пару часов размораживаться будет. – Откуда знаешь? – А вон там числовые параметры показываются. Йонге хорошо видел мигающие красные черточки. Он не знал, какие это цифры, но чувствовал, что ничем иным черточки быть не могут. Как пилот чувствовал. А заодно прикинул, сколько занимает выход из анабиоза на полной механике. Рудольф повозился со сканером и, видимо, вывел себе на экран транслятор. Кивнул своим мыслям и перехватил лайнер. Приняв это за согласие, Йонге выбрался из-за саркофага. Проковыляв по залу, он нашел скальпель и критически осмотрел валявшуюся на полу одежду. Куртки из прочной водоотталкивающей ткани еще годились, но футболки оба предпочитали натуральные, и вся эта натуральность была залита кровью до такой степени, что проще выкинуть, чем очистить. На жаре все это грозило немыслимо развоняться. Аккуратно собранный рюкзак окончил свое существование под плитой. На спину первому пилоту приземлился всего лишь меньший ее собрат – очередной барельеф, выполненный из не слишком тяжелых, но хрупких материалов. Отряхивая куртки от мелких осколков, Йонге мстительно порадовался, что производители барельефа уже давно сдохли, и сдохли даже яуты, занявшие корабль, а вот люди вполне недурно себя чувствуют. Словно отзываясь, член слегка напрягся, и Йонге скривился. Окончательно выпотрошив наполовину раздавленную осколками аптечку и рассовав ее содержимое по карманам, он вернулся к Рудольфу. Сел у того за спиной, подул на скальпель и снова приступил к художественной резке. По молчаливому уговору раскладываться, как в прошлый раз, они не стали. То и дело поглядывая на капсулу, Йонге осторожно и медленно резал кожу, поддевал ее острым лезвием, пилил, тянул шкурку… Рудольф старался не шевелиться, но все равно иногда непроизвольно дергался. – А вот и наш красавец. Сейча-ас… Йонге добрался до чипа, растопырившего тонкие ножки-нити, и по одной начал отрезать их. Процесс затянулся, поскольку дотошный хирург требовал у пациента обязательных отчетов после каждого отчленения: не пропала ли чувствительность в пальцах, не отказали ли ноги, а как насчет непроизвольных мочеиспусканий? Наконец он расправился с последней лапкой. Основные крепления стояли на позвонке, были сращены с костью, и чип врастал прямиком в спинной мозг, но Йонге надеялся, что обрезки хватит, чтобы расправиться с неуместным и даже опасным в их ситуации протоколом. – Ну все. Глядишь, отпускать начнет. – Интересно, что наверху? – Рудольф покрутил головой. – Ты там лишнего не отпилил? – Не-а, – беспечно откликнулся Йонге. – А сверху должен быть каток. Представляешь, километры стекла? – Нет. Но меня утешает то, – Рудольф поднялся с места и пришлепнул пластырь на свежую рану, – что глобальные катаклизмы случаются очень редко. Йонге попробовал высчитать, сколько потребуется времени, чтобы расплавленный песок снова превратился в самого себя. В итоге он решил, что масштабы измеряются в геологических категориях. Чертов инопланетный корабль сопротивлялся стихии невероятно огромное количество времени. – Подождем, пока яут вылупится? – полувопросительно произнес Йонге. – Чтобы грохнуть живого? – Прекращай. Кроме него тут может быть закопано множество сюрпризов. – Хреновые обычно эти сюрпризы, – отметил Рудольф. – Я думаю, основная хреновина случилась с нашим кораблем, – парировал Йонге. – И эта древняя калоша может нам помочь. – Да ну? – Слушай, это ты механик, вообще-то. Я лишь предполагаю, что с таким запасом прочности вполне возможно наковырять себе запчастей для ремонта уже нашей крошки. – Моей крошки, – ревниво поправил Рудольф. Йонге даже не стал комментировать. Давний спор был настолько затерт и сто тысяч раз перебран по винтикам, что ему даже лень было отстаивать свое право на «Фелицию». – Ну, идея неплохая, – сообщил Рудольф. – Кстати, сколько дают за артефактные модели кораблей чужой расы? – Если они на ходу, то много. – Ладно, не будем шлепать этого чудика. Пусть вылезает, а мы его тогда к стенке – и в рубку. Хочет жить, пусть реанимирует этот их арендованный летучий горшок. Йонге показал большой палец. *** Расхаживая по залу, Йонге заглядывал в капсулы, но больше никого пригодного к воскрешению не нашел. Несколько трупов почти свернулись в клубки, обхватывая себя руками. Зудело любопытство – яуты не использовали чужие корабли для полетов, их знали исключительно по вычурным кораблям собственного производства. Возможно, когда-то на заре времен они все-таки захватили чужой «бублик», но почему дружно улеглись в анабиоз – воображения не хватало. – Интересно, что тут за триггерная система. Рудольф возник за плечом совершенно бесшумно, и Йонге передернулся. – В смысле? – Активация. Не по запаху же. Йонге машинально принюхался. В огромном помещении слегка похолодало. Пристальное рассматривание потолка, в котором нынче зиял темный пробой, не позволило определить, что творится снаружи. Йонге машинально прикинул, могла ли молния сквозь обшивку как-нибудь активировать капсулу. Следом его посетила мысль, приятной которую назвать было никак нельзя. В краткосрочном угаре наживы он совершенно выпустил из головы титанические события, приведшие к его, Йонге, физическому ущербу. – Я тут подумал, – он почесал в затылке. – А точно этот замороженный реликт поднимет то, у чего внутренности развалились? Повисла пауза. Наконец Рудольф хрюкнул, задрал респиратор и смачно плюнул. Йонге полностью разделял его чувства. – Да ну его нахрен тогда, – наконец сказал Рудольф. – Пусть сам возится с этой развалиной. Значит, выдвигаемся. «Фелицию» черта с два расплавишь каким-то терминатором. Вернемся потом. Должен же я возместить потерю двух вездеходов. – Пешком, – простонал Йонге. – А ты на что надеялся? Мы вообще в скалы шли зарываться! – Дай мне пострадать! – Я могу и один пойти. – Ну уж нет, – Йонге даже схватился за ствол лайнера. – Хоть ты мне энергорезерва и пожмотничал, но мне потеря целого механика вместе с ценным оборудованием невыгодна. – Тогда еще пять минут на дорожку – и вперед, – Рудольф глубоко вздохнул. – Я даже согласен на химию. – Еще бы, без нее не доползем, – проворчал Йонге. Сто пятьдесят километров вытягивали на пару суток ходу с остановками только на отлежаться. – Найдем, все починим, – оптимистично продолжал Рудольф, – если на ходу, то мотнемся прямиком сюда, если нет, третий вездеход возьмем... – Если этот хмырь все-таки раньше нас не улетит. Вдруг я ошибался? Рудольф молча наклонил лайнер и любовно провел по стволу. Йонге вздохнул. Гуманистический подход не годился. – Ну тогда давай, стреляй уже, – Йонге недовольно подтянул штаны, чувствуя, как они застывают от крови. – Нет, стой. – Чего? Йонге рысцой отбежал за третью по счету капсулу. Рудольф терпеливо выжидал, не задавая вопросов. Он отлично знал манеру напарника периодически впадать в хаотические раздумья, обычно заканчивающиеся чем-нибудь интересным. – Готово! – Йонге торжествующе вышел на свет, застегивая штаны. – Надо ж облегчиться перед торжественным мероприятием. – Говнюк, – констатировал Рудольф и вскинул лайнер. Йонге пропустил мимо ушей сотрясение воздуха, издаваемое ротовым аппаратом товарища, а потом еще и заткнул эти самые уши, чтобы не оказаться жертвой взрывного темперамента лайнера. Рудольф с десяток секунд водил стволом по едва заметной траектории, выбирая место. Йонге отслеживал эти движения, чувствуя, как начинают слезиться глаза от невероятной концентрации – словно он сам был прицельным крестом на визоре. И еще Йонге думал, что сейчас Рудольф выстрелит, и два с лишним метра прекрасно сложенного тела, слепленного из жил и мускулов, с большой гривастой головой – все они превратятся в атомную пыль… – Стой! Его крик совпал с выстрелом. Йонге зажмурился, а когда открыл глаза, чуть не засмеялся от облегчения и одновременно ощущения полной идиотичности произошедшего. В последний момент Рудольф сместил прицел, и выстрел прошел по касательной, всего лишь расплавив бортовую механику капсулы. С грохотом посыпались барельефы в глубине зала. Бросив взгляд на потолок, Йонге присел на полусогнутых, готовясь уворачиваться. Но грохот стих, и больше ничего не происходило. Йонге выдохнул. В тишине, наполненной потрескиванием остывающего металла, этот звук показался очень громким. – Не могу, – признался механик, вешая лайнер за спину. – Красивый, зараза. – Красивый, – медленно согласился Йонге. Он сделал шаг, чтобы направиться к выходу, но потом круто развернулся и уставился на Рудольфа. Тот все еще не двигался с места, пялясь на капсулу. – Слушай, по ходу, не помогла наша операция, – печально сказал Йонге. – Зря я в тебе ковырялся. Ладно, если заразы никакой не занес. Рудольф махнул рукой и тоже потопал на выход. На стволе лайнера весело плясали огоньки электростатики. Проходя мимо Йонге, Рудольф неожиданно шлепнул его по заднице. – Ты какого хера творишь? – заорал Йонге в удаляющуюся спину. – Проверил, ушел синхрон или нет, – отозвался Рудольф. – И что? – Не ушел. С трудом удержавшись, чтобы не сплюнуть, Йонге чуть ли не бегом поспешил за напарником. Хотя в весовой категории они были равны, периодически он ощущал себя менее значительным, чем Рудольф. Обычно помогало вызвать на любой подходящий экран их общие характеристики и повертеть трехмерную проекцию. Математика не врет. Догнав широко шагающего Рудольфа, он уже почти беззлобно ткнул его локтем. Частично он готов был признать, что разъехавшийся, как дряхлый фильтр, синхрон в первую очередь висит на нем, на первой линии. Рудольф покосился на него, но промолчал – и на этом вопрос окончательно был исчерпан. Они прошли ровно три яруса. Йонге кропотливо замерял уровень температуры с помощью уцелевшего на куртке микродатчика и строил благополучные прогнозы на возвращение. Однако на четвертом ярусе их поджидал сюрприз. Стихия доконала древний корабль. Коридор был полностью завален. – Verdammte Scheisse! Йонге промолчал, но на родном языке подумал то же самое. Рудольф вертел головой – медленно и непрерывно, словно машина, поэтому Йонге не спешил предлагать варианты. Напарник и без того искал, где можно попробовать прорубиться сквозь осевшие и частично расплавленные конструкции. – Глухо, – наконец констатировал он. – Пошли обратно, может, запасные выходы есть. – Только если в главный зал, по стенам тоже тупик. По пути обратно они все так же тщательно изучали, куда еще можно сунуться. Рудольф даже обнаружил пару технических ходов, но они тоже следовали судьбе общего коридора и в конце неизбежно оплывали в сплошную массу. – Можно спуститься еще глубже, – с сомнением сказал Йонге. – Там будут сбросовые люки… Молчи, сам знаю, что идея так себе. Рудольф кивнул и не стал зачитывать лекцию о вреде выхода прямиком в горную породу, куда, несомненно, сбросовые люки и упирались. За время их отсутствия в зале произошли изменения: часть пола поднялась, словно готовилась встать дыбом, но так и застыла. Видимо, заело мощные механизмы. Оба первым делом изучили капсулу. Сквозь стеклопластик уже не было видно внутренности, там клубился густой желтый пар, и вроде бы процесс выхода из анабиоза продолжался своим чередом. По общим прикидкам он уже должен был завершиться, однако выстрел из лайнера плохо сказывался на всем, что попадало под него, поэтому мероприятие рисковало затянуться. – Есть план, – Рудольф попинал капсулу. – Мы все еще ищем выход, но на всякий случай ждем, когда выберется этот хмырь. Он должен знать какие-то альтернативные возможности. Пригрозим ему, что шкуру спустим, на все согласится. Неплохо, а? – Сначала можно попробовать просто договориться, – Йонге не сдержал смешок. – Не верю я в мирные переговоры с древним осколком цивилизации, – скептически отозвался Рудольф. – Говорю тебе, он еще застал те времена, когда мы только-только в космос выходить начали. Небось, до сих пор считает себя самым крутым охотником, а тут два трофея на подносе. – Сейчас он себя точно никем не считает, – дотошно поправил Йонге. – Но я тебя понял. Давай, что ли, записку ему оставим. Вдруг раньше вылезет, чем мы явимся. – Где? На чем? – А вот, – Йонге махнул на застрявший сегмент пола. – Сразу в глаза бросается. – И чем писать собрался? – Не писать. Выжигать. После краткого, но яростного спора Рудольф согласился потратить заряд в качестве средства коммуникации, но потребовал от Йонге предельно кратких формулировок. Пилот поковырялся в словаре-переводчике, подбирая нужные фразы, и наконец показал Рудольфу результат. – Словно палочник насрал, – дал определение Рудольф. Йонге фыркнул, но вынужден был согласиться. Гигантские палочники действительно очень похоже раскладывали свои фекалии в местах гнездования. Припрятав крошечную коробочку переводчика обратно в нарукавный карман, Йонге прищурился, сквозь ресницы глядя на точные движения лайнера. – Готово, – Рудольф довольно отряхнул ладони, придерживая оружие локтем. – Заметно, да? – Чтоб меня так после анабиоза встречали. Оставив на металле дымящиеся красноватые следы, сложившиеся в общий синопсис последних событий в галактике, тандем из пилота и механика удалился на поиски выхода. Корабль был большой. Где-то им все-таки должно было повезти. *** – Тут, видно, только скорлупа целой осталась, – сетовал Рудольф. – Все остальное за хренову тучу лет обвалилось. – Прорубиться, конечно, можно… – Это надо знать, где прорубаться. – Возвращаемся? – предложил Йонге. Они уже полчаса как сидели возле очередного завала. Йонге все еще чувствовал себя бодро, ненормальная эйфория отпустила, но Рудольф присматривал за ним вполглаза все это время и внезапно вынес вердикт о необходимости отдыха. – Нет. Ты отдыхай, я присмотрю тут. Усталость пока еще не подобралась вплотную, маячила за краем сознания, обещая потом отыграться за все разом. Йонге мог идти дальше, но Рудольф явно хотел отдохнуть, хоть и прикрывался заботой о ближнем. Йонге покосился на прислонившегося к валуну напарника, подвинулся ближе, развернулся и улегся, наплевав на то, что сейчас происходит с его красиво забинтованной спиной. Рудольф сначала напрягся, когда пилот устроил затылок у него на коленях, но затем успокоился и даже неуверенно потрепал Йонге по волосам. Жест получился совсем уж слюнявый и глупый, поэтому Рудольф немедленно отдернул руку и вообще заложил обе под голову. Йонге сонно смотрел в потолок, пытаясь разглядеть отдельные детали, но роящиеся частицы постепенно истаивали – чем выше, тем их было меньше, и потолок совсем терялся во тьме. Йонге попробовал снять респиратор, но воняло тошнотворно, да и Рудольф тут же разразился пространной руганью, где «идиот» было самым мягким словом среди всех использованных. – Ладно-ладно, – прервал Йонге. – Все, уже надел, смотри. – В сиделки я еще не нанимался, – буркнул Рудольф. – Спи! Йонге длинно зевнул, едва не сдвинув челюстью респиратор, моргнул пару раз, почесал бедро и очень быстро задремал. Проснулся он, когда Рудольф заворочался. Йонге упорно не хотел открывать глаза, вдобавок ко всем несчастьям безобразно слипшиеся, но Рудольф сдвинулся окончательно и уронил его головой на камень. Йонге недовольно заворчал. – Мне обоссаться, что ли? – немедленно среагировал Рудольф. – Сам-то успел побегать по углам, а я вот-вот лопну. – Поосторожнее с единственным пилотом, – пробурчал Йонге, переворачиваясь на бок. – О Йезус Мария! – Чего? – Спина, говорю, болит! Мы долго спали? – Пять часов, – сообщил удаляющийся голос Рудольфа. – Лажанулись по полной. Даже охранную камеру не подвесили. А если яут заявился бы? – Не заявился же. Йонге никак не мог продрать глаза, и в результате пришлось задерживать дыхание, стаскивать респиратор и выдавливать питьевую воду. Повозив грязными пальцами, он все-таки расклеил веки. Но видел все равно мутно и, скорее всего, в анамнезе теперь мог прописать еще и что-то типа конъюнктивита. Философски съев таблетку антибиотика, Йонге сел и осторожно попробовал наклониться. Спина предупреждающе заболела – еще не очень сильно, но достаточно внушительно, чтобы немедленно прекратить все эксперименты. Рудольф топтался за поворотом и ругался, и Йонге подавлял неуместное желание крикнуть: «Помощь нужна?» – но, к счастью, Рудольф справился быстро, аж застонав от счастья. Йонге плюнул и заткнул уши. То ли после длительного сна синхронизация разладилась окончательно, то ли влияла еще одна из миллиона возможных причин, но спокойно выслушивать такие звуки он был не в состоянии. Вернувшийся Рудольф странновато посмотрел на него, зачем-то вытер руки о штаны и тут же спрятал их за спину. – Обратно идем? – полувопросительно сказал он. – Угу. По молчаливому уговору впереди на этот раз был Йонге с биорадаром. Рудольф старался не сопеть слишком громко, чтобы не мешать товарищу пялиться в экран, но когда им оставалось совсем немного – остановился, предварительно глухо кашлянув. – Чего? Йонге обернулся, стараясь следить сразу в двух направлениях. – Глаза болят, – признался Рудольф. – Как проснулся, слезятся и залипают, не вижу ни хрена. Я так даже не прицелюсь. – Вот и допрыгался с очками, – зловеще сказал Йонге. – Да иди ты! Я с ними и по месяцу ходил, когда ты еще ковырялся в пердушках летающих на своем Гауссе. – А ты… Йонге оборвал сам себя. Беспредметный спор, касающийся предыдущих сфер деятельности обоих, был еще одним давно прискучившим занятием. Снова вглядевшись в радар, он убедился, что никакого движения нет, и полностью перенес внимание на Рудольфа. – Дай посмотреть. Рудольф сдвинул экран, насколько мог, Йонге включил на переводчике карандашную подсветку и безжалостно полез с ней в глаза напарника. Тот явственно стиснул зубы, честно стараясь не моргать – аж респиратор сдвинулся. Глаза у Рудольфа были красные, с желтоватой пленкой на ресницах и волоконцами гноя, плавающими по белку. – Жри ацехалин, у тебя тот же конъюнктивит, что и я подхватил. Пылища тут такая, что откуда хочешь гной полезет. Рудольф еще раз усиленно поморгал и, судя по странным движениям под респиратором, начал искать нужный податчик. – Аптечка где? – наконец спросил он. – Бросил в главном зале. Все по карманам распихал. – И диагност тоже? – Его раздолбало. А что, он тебе нужен? – Аккумулятор вынул? – угрожающе-ласково спросил Рудольф. – Нет, он тяжелый, да и не нужен особо, – с достоинством ответил Йонге. – Чего? – Рудольф поднял голос, но поперхнулся и продолжил злым сорванным шепотом: – Тебе лень полтора лишних кило утащить? Совсем зажрался, herr Jonge? – Если б не я, ты бы сейчас с дырками в затылке валялся, – хладнокровно парировал пилот. – Мне по правилам вообще в штопалке лежать надо, а не по чужому космическому корыту ползать. Рудольф снова засипел, а потом махнул рукой, уступая. Йонге опять перевел все внимание на радар. И невольно напрягся. Пока они мерялись должностными обязанностями, на самой границе радара появился объект. Он двигался по коридору в их направлении. Йонге сделал шаг назад и ткнул экранчик под нос Рудольфу. Тот пару секунд всматривался, затем кивнул и пробежался по клавишам настройки лайнера. Йонге не сильно разбирался в характеристиках плазменного оружия, только знал, что существует около восьмидесяти тактических комбинаций, позволявших управлять плотностью, скоростью и характеристиками заряда. Кажется, Рудольф перевел его в режим веерного огня. – Сначала предупредительный, – прошипел Йонге. Респиратор съел все звуки, но Рудольф кивнул и показал три пальца. Йонге ни хрена не понял, однако переспрашивать было некогда – объект на радаре медленно, но уверенно приближался. Видимо, тоже хотел выбраться наверх. Рудольф еле заметно кивал головой, словно отсчитывал шаги, и, когда объект подобрался к повороту за угол, щелкнул предохранителем. Лайнер тонко, почти беззвучно пискнул, и широкая полоса прочертила всю коридорную арку поперек. Пятно на радаре отпрыгнуло так быстро, что на несколько мгновений Йонге потерял его – прибор не успевал обрабатывать информацию. Затем пятно снова появилось – уже у другого конца арки, хотя никто поперек прохода не пробегал. Йонге это не смутило: маскироваться любили все, а в сверхъестественные способности вроде телепортации он не верил. Скорее всего, яут использовал что-то вроде преломляющей голографической завесы. Глаза не помогали, а вот аппаратура – вполне. – Вот говнюк, не читал он, что ли, нашу записку? – риторически поинтересовался Рудольф. Йонге хотел ответить, но тут в пыльном воздухе скользнули лазерные лучи и тремя дрожащими нитями света уткнулись ему в грудь. – Ты глянь, какое старье! – вслух восхитился пилот. – Он же использует лазерное наведение, это ж позапрошлый век! – Ага. Рудольф наклонил ствол лайнера и снова переключил настройки. Теперь лайнер выдал рассеивающийся конус. Затем основной ствол надломился, и два вспомогательных ответвления наклонились в сторону противника. Йонге с искренним удовольствием наблюдал за спецэффектами от мастера: целый рой лазерных нитей моментально сменил цвет с красного на голубой, затем они налились сиянием, лихорадочно пробежали по полу и потолку и вцепились в невидимую фигуру. Пылающий ярко-голубым контур обрисовал высокий силуэт, даже отростки-дредлоки на голове выделились и засияли. Яут метнулся назад, лучи потеряли его, а Рудольф зычно расхохотался. Впрочем, быстро умолк, хватая воздух под респиратором. Пару секунд спустя яут вышел из-за угла. Уже без защитного контура, во всем первозданном виде. Йонге отметил, что двигается он неловко, но после анабиоза в пару-тройку сотен лет, если не больше, удивляться не стоило. В несколько широких шагов яут оказался рядом. Рудольф поставил лайнер опорным шнеком на пол и демонстративно прихватил за ствол. Словно копье держал. Йонге сыграл в хорошего парня и помахал яуту. Охотник склонил голову, внимательно рассматривая обоих, а затем тоже поднял руку и сделал движение ладонью. – Есть контакт, – процитировал Йонге крылатую фразу, чье авторство уже давно никто не помнил. *** Несмотря на мирную встречу, до непринужденного дипломатического общения оказалось далековато. Большинство разумных рас выражалось рычанием, шипением, свистом, бульканьем – в общем, чем угодно, кроме воспринимаемой на слух раздельной речи. Заморачивались над составлением лингвограмм и интеграцией их в мозги только совсем оголтелые ксенолюбы. Сами инопланетчики зачастую могли копировать человеческую речь, но только в самых примитивных формах, да и то съедали половину слов, привычно начиная рычать или свистеть уже на втором предложении. У команды «Фелиции» даже мало-мальски годного ретранслятора не было, поскольку они не планировали внезапно общаться со случайными залетными гостями. – Давай ему напишем, что ли, – предложил Йонге, продолжая успокаивающе помахивать. – Опять заряд тратить? – кисло уточнил Рудольф. – Ну, если у тебя в запасе есть баллон краски… – О! Рудольф поднял палец и полез в карман. Оттуда он с торжествующим видом извлек лучевой маркер. При дневном свете он был бесполезен, но в местах скопления радиации можно было нарисовать что угодно – и пока сохранялся опасный для жизни уровень, маркер светился. Гораздо более слабо, но все же работал он и в наэлектризованной атмосфере. Рудольф на пробу черканул по ладони, довольно кивнул и вручил его Йонге. – А почему я? – Потому что оружие у меня. На всякий случай Йонге изобразил целую пантомиму с маркером, прежде чем идти на встречу с представителем чужой расы: покрутил, снял и надел крышку, порисовал им в воздухе и даже лизнул. Яут рассматривал его с невозмутимым видом, слегка подергивая клыками. Йонге осторожно присел, подобрал кусок обшивки подходящего размера и, сверяясь со словарем-переводчиком, написал: «Читал нашу записку? Кивни, если да». Развернул самодельную табличку и осторожно показал. Яут смотрел на нее не моргая, кивнул и протянул руку. Йонге подавил желание оглянуться – он и так знал, что Рудольф наготове. Вытерев «доску переговоров» о штанину, он положил на нее маркер и отдал яуту. Тот быстро зачиркал, потом стер все написанное и написал снова, но уже гораздо меньше. «Кого-нибудь здесь видели?» Йонге покачал головой, спохватился и просто выразительно развел руками, повертев пустыми ладонями. Яут снова кивнул. Маркер запорхал над «доской». Протянув Йонге инструменты общения, яут расправил плечи, упер одну руку в бедро и тряхнул гривой. Йонге, прочтя написанное, еле сдержал смех. – Рудольф! Иди сюда. Он спрашивает, почему тот, кто компенсирует мужскую гордость большим стволом, так робко прячется сзади. – Я ему ща компенсирую по самые гланды, – зловеще пообещал Рудольф. Убедившись, что конфликтов не будет, Йонге задумчиво хрустнул пальцами. Оставленное послание было довольно общим: что корабль тут лежит давно, яут пропустил как минимум несколько веков развития, и нынче не принято охотиться друг на друга с копьем. – Йонге, – пилот похлопал по груди ладонью. – Рудольф, – церемонно представился товарищ. Яут мгновение переводил взгляд с одного на другого, а затем издал клокочущее взревывание. – Это он рыгнул или представился? – напряженно спросил Рудольф, поглаживая лайнер. – Возможно, блеванул, – предложил свою версию Йонге. Яут взревел еще раз. – Гхрбуэр? – переспросил Йонге. Яут выбросил вперед руку и выхватил у пилота маркер. Доску Йонге отдал сам. Яут старательно нарисовал целый ряд символов, украсив их вспомогательными значками ударений и нисходяще-восходящих интонаций. Напарники долго рассматривали именную конструкцию, потом Йонге осторожно стер несколько явно непроизносимых слогов и показал результат охотнику. Яут пощелкал челюстями и кивнул. – Сайнжа, – проговорил Рудольф, тщетно попытавшись передать рычание. Яут задумчиво поскреб себя по подбородку, щуря глаз, потом неожиданно махнул рукой и кивнул. – Явно неправильно, – шепотом сказал Йонге. – Пойдет, – так же негромко ответил Рудольф. Обретший имя охотник постучал себя кулаком в грудь. Потом потянулся и похлопал по плечу сначала Рудольфа, а затем Йонге. Пилот недовольно отметил, что хоть он и первым пошел на контакт, но в таблице о рангах яута Рудольф ухитрился получить первое место. Наверное, из-за лайнера. Маркер и «доска» вновь перекочевали к нему. «Надо выбраться, – написал Йонге. – Тут что-нибудь работает?» Яут не стал дожидаться, пока ему покажут написанное, шагнул вперед и склонил голову, рассматривая. Протянул когтистый палец и стер последнее слово. – Ну хоть запчасти? – с досадой сказал Рудольф. Все трое стояли тесно друг к другу, вглядываясь в следы маркера. Йонге переписал вопрос. Яут опять все стер и отнял маркер. «Я не пилот. Тут была катастрофа. Никого не видели?» – Не может поверить, что все его приятели померли, – посочувствовал Рудольф без особой искренности. «Нет, ты один выжил. Нам нужно наверх. Знаешь запасные выходы? Основные завалило». Яут взял маркер, но ничего не написал, а начал накручивать волосы на палец. Йонге украдкой покосился на них – нет, все-таки не волосы. Кожаные жгуты, сросшиеся из множества жилок. – Всю память отшибло в анабиозе, – прокомментировал Рудольф. «Есть карта завалов?» – наконец накарябал Сайнжа. «Проверили восемь коридоров и отводные штреки». Яут жестом отказался от маркера, выпрямился и пошел в сторону криогенного зала, приглашающе взмахнув рукой. Йонге с Рудольфом переглянулись, механик пожал плечами и поднял лайнер. Йонге первым устремился следом за яутом. – Интересно, можно ли забрать себе корабль, на котором остался только один чужерасец? – рассуждал Рудольф по пути, раскачивая стволом лайнера. Прицел скользил на уровне яутских лопаток. – Если его отсюда выселить – запросто. Не их же корабль. – Ну тогда я буду следить, – многозначительно пообещал механик. Не в силах избавиться от соблазнительных цифр, начавших прокручиваться в голове, Йонге закивал. Оказалось, криогенные камеры яут разбил. Все одиннадцать штук. В тусклом свечении суетливых пылинок разбитое оборудование зияло мрачными провалами. Даже сквозь респиратор пробивался тонкий запах давно случившейся смерти. Пока напарники с молчаливым недоумением рассматривали одну за другой – и Йонге никак не мог отделаться от вопроса: неужто яут осуществил весь этот вандализм голыми руками – Сайнжа пробовал раскочегарить автоматику. То ли анабиоз действительно плохо влиял на умственные способности, как гласили основные постулаты отказа от криогеники, то ли Сайнжа был чистым охотником – но он явно понятия не имел, как правильно обращаться с захваченным кораблем. Шарахался он по залу довольно долго, пока не остановился у непримечательного участка стены. Долго тыкал в него пальцами, прикладывал ладонь и нажимал на различные комбинации узоров. – Примитивная техника, – негромко заметил Рудольф. – Как думаешь, его такого назад свои примут? – Он же реликт, еще как примут. И изучат. Черт бы его драл, они вообще летали на этом корабле? Сайнжа наконец нашел нужную комбинацию, и в стене образовался темный провал. Свет там ожидаемо не горел, а пыль недостаточно проникла, чтобы образовать приятную иллюминацию. Яут оглянулся и пошел первым. Сомнения все еще оставались, но напарники предпочли рискнуть с проводником, нежели самостоятельно изучать огромную пустую колымагу. – Я все больше убеждаюсь, что этот реликт только на блошиный рынок выставлять, – прошипел Йонге на ходу. – Вот засада! Рудольф вышел вперед, и экран перед ним позеленел целиком от интенсивного сканирования. Йонге взял на себя обязанность по отслеживанию биологических объектов. Настойчивые вопросы яута про неведомых других навевали подозрения. Коридор прихотливо извивался. Йонге по привычке попробовал сосчитать изгибы, но в темноте, едва подмазанной искусственным освещением, расстояния тоже смазывались, и он дважды сбивался со счета. Он почти не смотрел по сторонам и опомнился, лишь когда ударился плечом о стену. Оглянувшись, Йонге даже при слабой подсветке радара понял, что коридор сузился. Маячившие впереди тенями яут и Рудольф, судя по всему, чувствовали себя не слишком-то удобно – Рудольфу пришлось тащить лайнер в наклоне, а Сайнжа сгорбился и согнулся. Чем дальше, тем сильнее опускался потолок. Чертовы барельефы, напиханные даже в сугубо утилитарный проход, задевали по макушке. Когда движение стало совсем затруднительным, а у Йонге начала развиваться клаустрофобия, он остановился и взял Рудольфа за плечо. – Я в эту кишку не полезу, – заявил он. – Слушай, если яут собирается тут пролезть, то для нас места хватит, – попытался утешить его механик. – Мне больше кажется, что он не знает, куда лезет. Вперед, можешь идти за ним, я подожду. Пока они разговаривали, яут, успевший вырваться вперед, явно почуял назревающий бунт, и вернулся. Протиснулся к ним, заставив Рудольфа развернуться, и буквально вжал того в стену. Йонге не сразу понял, что означают вращения кистью в воздухе, но потом сообразил и отдал Сайнже маркер. Фыркнув на Рудольфа, яут потянулся и накарябал на стене очередное послание. – Не понял, – Йонге обвел пальцем последнее слово. – Да вы раздавить меня решили в ходе переговоров? – просипел Рудольф. Яут поправил написанное. – О, вот это уже лучше, – Йонге забрал маркер. – Ладно, я согласен продолжать. Впереди распределительный узел. Насколько я помню… – Это я помню, а не ты. Оттуда можно попасть много куда. Хватит ковыряться в моих знаниях! Йонге улыбнулся и кивнул. Рудольф выдохнул, и Сайнжа протиснулся обратно вглубь хода, уже больше напоминающего лаз. Йонге пропустил Рудольфа вперед, малодушно предпочтя возможность отступить в случае чего. Через десять минут им пришлось опускаться на четвереньки. Йонге уже помогал тащить лайнер, который Рудольф бросать упорно не собирался, хоть и матерился при каждом звуке соударения со стеной. Йонге в красках представлял, как сейчас их начнет, например, внезапно заливать техническими жидкостями, и принюхиваться начал вдвое внимательнее. Пол под руками был шершавым, но сухим – и только пару раз Йонге явственно вляпался в капли чужого пота. Проход закончился, когда Йонге уже приходилось экономить воздух, дыша по чуть-чуть – иначе начинало давить на сгорбленные плечи, а самое главное – на спину. Задница Рудольфа исчезла из виду, а потом и сам Йонге вывалился в свободное пространство. Здесь было светло – знакомая уже электрическая пыль кружилась в воздухе, а вдобавок на стенах красовались световые узоры. – Торжественная иллюминация… в честь дипломатической миссии! – прохрипел механик. – Проспонсировано грозой, – согласился Йонге. – Уф! Сайнжа проследовал к огромной консоли, сделанной чуть ли не на светодиодах. – Спорим на сто мультиен, что тут уже давно все сдохло и… Рудольф едва начал, а на консоли уже загорелись незнакомые желтые символы. – Я выиграл, – радостно сказал Йонге. – Гони валюту. Рудольф показал ему внушительную фигу, однако Йонге не впечатлился – сам он мог показать не меньшую. Манипуляции яута были куда интереснее. Особенно потому что язык на управляющих контурах был явно чужой. Сайнжа только что пальцем по кривым символам не водил. Йонге сел, оттянул респиратор, убедился, что дышать все так же трудно – и прихлопнул мокрую резину на лицо. Рудольф опирался на лайнер всем весом. Глядя снизу вверх, Йонге увидел, как дергается кадык – Рудольф жадно глотал воду. Йонге тоже глотнул и поморщился. Лучше за последние пять часов конденсат не сделался. Яут негромко заклекотал, и консоль разделилась пополам. Йонге вытянул шею. Видно было плохо, пришлось вставать. Сайнжа нетерпеливо постукивал ногой, и едва на свет явилась допотопная клавиатура – Йонге прищурился, разглядывая ее и пытаясь разобрать, не прикручена ли она часом через переходники – немедленно опустил на нее все десять пальцев. Когти сухо пощелкивали по клавишам. Над консолью монументально засветился гигантский экран. Не голографический – монитор был попросту встроен в стену. На экране сложились привычные уже фекалии палочников. – Говорит, есть выход, – перевел Йонге, сверяясь со словарем. – Если пройти через… А, ладно, лишние детали. Выберемся. «Никого не было на твоем устройстве слежения за живыми объектами?» – А вот это меня уже нервирует, – задумчиво сказал Йонге. – Чего? – Он постоянно спрашивает, не видели мы тут кого… – Думаешь, шифруется? Йонге неопределенно повел плечами. Для Рудольфа этого оказалось достаточно. – Ну так мы сейчас все узнаем, – механик ухмыльнулся. – Погоди, что ты там собирался узнавать? Йонге содрогнулся, ощутив, как заработала синхронизация. Ему еле удалось выстоять прямо, когда Рудольф нагнулся и аккуратно положил лайнер. А когда механик выпрямился, они стали одним целым. Теперь в свою жалобу по инстанциям можно было вписывать претензию – глейтер не вырубается, даже если перепилить ему лапки. Оставшееся тельце живет, радуется и портит жизнь носителям. Они чувствовали друг друга почти идеально. Йонге словно дышал двумя парами легких, видел двумя парами уставших и слезящихся глаз и вдвойне был готов вытрясти из Сайнжи правду. Раздражение, усталость, боль, приглушенное удовольствие, еще больше раздражения, страх, нетерпение, голод, жажда, боль, зависть, раздражение, ксенофобия, раздражение, зависть, зависть, злость. Гнев. Разорви его и съешь. Мысль вспыхнула, будто сверхновая. Обожгла каждую клеточку и вселила уверенность – так и нужно сделать. Поставить чужака на место, объяснить ему, что он – не венец творения своей планеты, а завалявшийся в саркофаге реликт. Под ногами скрипела пыль. Сайнжа обернулся и свел надбровные щетинки. Оставшиеся три метра напарники прошли нога в ногу. Йонге вытащил маркер. «Что ты скрываешь? Кого ищешь?» Сайнжа резко провел ладонью, стирая светящуюся надпись. Свободной рукой прощелкал по клавиатуре. Среди плавающих графиков опять высветился четкий текст. «Не ваше дело». Рудольф выразительно размял кисти рук и ударил кулаком в ладонь. Йонге убрал маркер. – Ну тогда, – почти спокойно сказал он. – Придется устроить допрос. Гнев. Одна из самых сильных эмоций, легко подхватываемая в синхронизации – одинаковая для всех людей. Самая простая для усиления до предела. Сайнжа развернулся, раззявил клыки и на допотопном плазмомете вспыхнули лучи наведения. Рудольф оказался быстрее. Выбросив руку, он ударом кулака своротил установку с плеча Сайнжи. Яут крутанулся на месте, точно таким же ударом сбив Рудольфа. Берлинец грохнулся на пол, перекатился и по-звериному присел, горбя спину. Клыкастый так раздражающе выставлял напоказ свое звание охотника – озаботился только оружием, но разгуливал нагишом – что Йонге не удержался. Тоже присел, стремительно изменяя собственное движение. Тяжелая подошва врезалась яуту прямо между ног. Йонге тут же убедился, что все мужские причиндалы яута надежно спрятаны под толстым слоем мускулатуры. Яут махнул рукой, метя когтями в голову. Йонге уклонился, синхронизация вновь дернулась, и он перекатился по полу, полностью отдавшись глейтерному крючку. Словами обмениваться не приходилось – Йонге чувствовал, какое движение сейчас произойдет, синхронизация все делала за двоих. Монитор за спиной яута начал меркнуть. Сайнжа присел на широко расставленных ногах, напружинился и рванул вперед, прижав руки к бокам. Пилот и механик кинулись на него в едином движении. Сайнжа выбросил руки, целясь когтями в мягкие человеческие тела. Йонге развернулся, пропуская пять костяных ножей, и в коротком размахе ударил ребром ладони по локтю яута. Вся кисть заныла, но Сайнже досталось куда больше. Его перекосило на один бок, а Рудольф, точно так же благополучно избежавший шинковки, добавил в развороте локтем по хребту противника. Сайнжа резко кашлянул и упал на колени. Удар был такой силы, что кто-нибудь послабее точно остался бы со сломанной шеей. Ведущая обоих нить треснула и осыпалась. – Т-твою... Г-говнюк... Рудольф задрал респиратор и сплюнул. Отчаянно попытался заглотить как можно больше воздуха, и Йонге поймал себя на том же. Тяжелое дыхание разводило ребра. Йонге нахмурился и почти силой утихомирил грохочущее сердце. Уперся в колени и потряс головой. – Хорошо еще… что анабиозный говнюк… Спина вновь заболела, и он осторожно прикусил податчик. По языку скользнула горечь, Йонге тщательно глотнул и сморщился. Он почти ощущал, как негодует его печенка. Яут ворохнулся, и Йонге торопливо присел за его спиной. Выдергивая ремень, Рудольф присел рядом. В три витка запястья яута оказались скручены за спиной. Йонге тоже сдернул ремень и без затей накинул на жилистую шею. Поставил локоть между чужих лопаток, кивнул Рудольфу – и рядом встал локоть напарника. Йонге обмотал свободный конец вокруг запястий, стиснул в кулаке, и Рудольф накрыл его пальцы своими, замыкая для надежности. Едва Сайнжа заворочался, оба синхронно нажали, одновременно выкручивая охотнику руки, ломая суставы и вынуждая запрокидывать голову. Яут хрипло зарычал, напрягся, сводя лопатки, однако успеха не достиг. – Кого. Ты. Скрываешь? С каждым словом Йонге – а вместе с ним и Рудольф – нажимал на позвоночник, тянул ремень на себя. Сайнжа хрипел, рычал, пытался сбросить обоих. Без маркера добиться внятного ответа они и не смогли бы, но Йонге не хотелось ответов – ему хотелось причинять боль. Рудольф нажал еще сильнее, Йонге повторил за ним, и яут заелозил, содрогаясь и уже даже не хрипя. Несмотря на драку, гнев все еще клокотал в груди, порождая во рту железный привкус. – Твою мать, – почти жалобно сказал Рудольф. – Опять! Йонге провел языком по верхней губе и действительно почувствовал вкус железа. Липкий, кровавый. Синхронизация доканывала их. – Ладно. Отпусти, сломаешь, – сквозь зубы сказал Йонге. Рудольф отпустил, и Йонге тоже повело назад. Он слегка развернулся и поменял хват. Они накручивали дредлоки яута на кулаки, и охотник вновь запрокидывал голову, пока шея не оказалась выставлена и напряжена так, что еще чуть-чуть – и кадык прорвется сквозь кольца легкой брони. Йонге на секунду задумался, почему яут хоть и нагишом, но все же носит эту сбрую. И был ли там кадык на самом деле. Сайнжа захрипел и защелкал, растопыривая клыки, ворочая глазами из стороны в сторону. Йонге показалось, что он видит в крошечных черных зрачках страх. – Кого. Ты. Скрываешь, – повторил он. И готов был повторить еще раз двадцать, хотя яут не мог им ответить. Ему казалось, что если он докопается до правды, то все тут же встанет на свои места. Синхрон починится, «Фелиция» прилетит за ними, а чужой корабль сам собой встанет на аукцион. Места яуту в этих волшебных прикидках не находилось. – Н-не! – Смотри, как сразу все сговорчивыми делаются, – восхитился Рудольф. – Эй! А откуда ты знаешь наш язык? Умный такой? Скотина, охотился, что ли? Говори! Вспышка злобы остро отдалась меж ребер. Рудольф двинул коленом, попав яуту в бок. – Н-не-е… Йонге чувствовал, что ему нестерпимо хочется коснуться влажно поблескивающих клыков. Люди и яут втроем так терлись друг об друга, что его снова начинало клинить. Болящая спина требовала немедленно утешить ее еще одной дозой анестезии, но Йонге не сдавался. И куда больше забот доставлял неумолимо начавший напрягаться член. Рудольф так резко, почти со всхлипом вздохнул, что Йонге метнулся к нему взглядом. Он успел заметить, как страшно, одна за другой опускаются радужки, успевшие было закатиться под орбиту. – Беда, – сквозь зубы сказал Рудольф. Йонге чувствовал, как разжимается его рука на запястье яута, и волей-неволей повторял то же самое. – Или мочим его, или… Сайнжа рванулся вперед. Ремень лопнул с оглушительным треском. Вцепившиеся в дредлоки напарники почти пролетели следом за яутом. Сайнжа рухнул, попробовал перекатиться, но груз был слишком тяжел. Приложившись спиной, Йонге еле соображал, и перспектива лечь на яута казалась ему самой уместной. Он нашарил ремень, болтавшийся на яутской шее, вцепился в него, словно в якорь, и зажмурился. В голове крутился ураган. Теперь глейтер пробрасывал еще и дикое количество отчетов об ошибках. Сквозь пелену Йонге почти не обратил внимания, как когтистые пальцы медленно разжимают его кулак. Ремень щелкнул. Йонге протянул руку вслепую, наткнулся на плечо Рудольфа и крепко сжал его. – Господи, чтоб я сдох, – еле-еле ворочая языком, признался он. – Что за говно в моей голове? – почти с ужасом пробормотал напарник. Йонге попытался заставить себя двигаться, потому что в любую секунду яут мог начать убивать их в ответ. Но удивительным образом Сайнжа не спешил тут же восстанавливать слегка поруганную честь. Широченная грудная клетка под головой Йонге вздымалась и опадала, словно ничего не случилось – равномерно, спокойно. Рудольф поднялся первым и потянул синхроном пилота за собой. Йонге даже не стал открывать глаза. Под задницей на жестком полу валялось что-то еще более жесткое и немилосердно впивалось сквозь брюки. – Ты явно знаешь какие-то наши слова, – голос Рудольфа звучал почти без угрозы. – Откуда, если провалялся сотни лет в анабиозе? Сайнжа зашевелился и сел. Йонге все-таки открыл глаза. Экран окончательно погас, и все освещение сосредоточилось в узорах да пыли. Охотник стряхнул обрывки ремней и прочистил глотку. – Не-ерр … мха-ар… – Дай ему мой маркер, – устало сказал Йонге. – Он в нагрудном кармане. У меня все болит. Рудольф долго ковырялся в его куртке под чужим пристальным взглядом, но все же достал искомое и вручил яуту. Сайнжа прямо у себя на ладони набросал очередную кучу палочек. – Переведи, – ткнул Рудольф напарника. – Угу. Сейчас. Это не наш корабль. Мы исследователи. Вылетели не очень давно. Непредвиденное нападение. Умерли все, остался один Сайнжа. С каждым словом голос Йонге становился крепче, как и градус изумления. – Чего? – Рудольф дернулся, Йонге тоже рвануло, но силы истощились окончательно, и он застонал. – Ты, мудилище клыкастое, не с древних времен тут валяешься? – Не-ерр... Сайнжа так выговаривал единственное слово, что стон в конце заставлял Йонге нервничать, невзирая на общий упадок сил. Он живо представил себе этот же звук, но издаваемый в другой обстановке. Например, если найти все-таки, где у яутов скрывается член и… Сайнжа сунул ему под нос ладонь. «Надо уходить. Здесь может скрываться опасность». – Он говорит, валить надо, – медленно повторил Йонге. Гул под сводами черепа постепенно затихал, превращаясь в еле различимый стеклянный шелест. Сайнжа торжественно протянул маркер, и Йонге машинально запихал его в карман. Пошевелил лопатками – боль снова злорадно откликнулась тысячей острых лапок. – А я понял, чего он такой спокойный, – Рудольф поднялся, постоял пару секунд и потащился к валяющемуся лайнеру. – Раз не совсем из прошлого, то и кидаться не стал. Лайнер лязгнул, Рудольф вздохнул и выпрямился. – Только нахрена ему старое вооружение? – Фанат, видимо, – Йонге тоже поднялся, борясь с желанием наглотаться обезболивающих. – Я таких встречал. Не поверишь, где. Рудольф грозно засопел и нежно погладил лайнер по стволу. Почти против воли Йонге ухмыльнулся. Главным фанатом старинного оружия был лично товарищ Рудольф Вебер. Сайнжа поднялся с обидной легкостью. Отряхнулся и неторопливо пошел к консоли, на ходу болезненно вращая плечами. Оттеснил угрожающе сопевшего Рудольфа и склонился над клавиатурой. Экран долго не реагировал, но после многочисленных нажатий и даже одного пинка в консоль самая середина все-таки вновь засветилась. «Я приношу извинения за утаивание. Не следовало обманывать воинов. Однако у нас были чрезвычайные обстоятельства». – Переведи, – вновь потребовал Рудольф. – Отстань, у тебя тоже словарь есть, – отмахнулся Йонге. – Но мне тяжелее перенастроить глассы. – Короче, он извинился, – буркнул Йонге.