Batafurai kōka - Эффект бабочки

Две недели проходят для меня как один мимолётный день. Никогда, ещё никогда в моей скудной жизни время не шло так быстро. Обычно оно такое медленное, тягучее и ленивое, перетекает, как густая карамель, и если посмотреть на часы, оно замедляется ещё больше, и, кажется, почти останавливается. Сейчас же время шло катастрофически быстро. Тысяча и одно событие за две недели. Первая любовь, накрывшая с головой. Плевать, что будут думать окружающие, глядя на то, как ласково, как до дрожи в коленках ласково и осторожно поддерживает меня за укутанную в бинты ладонь Сатоширо. Плевать, что соседки по вечерам приходят к моей матери и, прикрывая пухлыми ладонями рты, шепчут ей, что снова видели её сына, гуляющего с высоким белокурым парнем, а мама только улыбается и отмахивается. Как бы то ни было, она рада, что я стал хоть немного счастливее, и постное выражение хоть ненадолго сошло с моего лица. Кажется, я действительно совершенно счастлив. Мы с Сато часто ходим в кино. Вчера мы весь день просидели в кинотеатре и смотрели всё, что только показывали – от боевиков и фильмов ужасов до сопливых неправдоподобных мелодрам и запутанных детективов. Просматривая последние, мы честно пытались предугадать, кто станет убийцей, и на моё удивление Сато всегда отгадывал. Он упорно вслушивался в догадки следователей и только отрицательно вертел головой, и от этого его копна соломенных волос взлетала из стороны в сторону, как шерсть у мокрой собаки. «Нет, это не он» - его голос каждый раз звучал особенно самоуверенно, и мне хотелось, чтобы убийцей оказался тот, кого назвал следователь. «Пусть не зазнаётся» - думал я в такие моменты. Но каждый раз он оказывался прав. «Я снова выиграл!» «Тебе просто повезло!» – фыркал я и корчил обиженную рожу. В зале ещё темно, но я видел, что все повернулись посмотреть, кто там шумит, но тут же отворачивались обратно. «Да ладно тебе, Тё, просто признай, что я выиграл!» Он всё время смеялся, будто решил, что за время пребывания со мной ему нужно насмеяться на всю жизнь вперёд, чтобы потом ходить с тусклой и бесчувственной миной. В этом была своя прелесть. «Ну нет! Ты просто угадал, тут и спорить нечего!» Я почти не видел Сато, но едва ли не кожей ощущал его коварно-загадочное выражение лица. «А хочешь узнать, как я это делаю?..» Я немного придвинулся, наклоняя голову на бок. Его сухой и немного сипловатый голос практически тонул в мелодиях, играющих на заднем плане фильма. «Я уже смотрел эти фильмы» Если бы возмущение имело форму иглы, то оно бы пронзило меня насквозь. Я вытянулся по струнке, одновременно злой и разочарованный. Конечно! Я ведь верил, что он сам вычисляет преступника! Как наивно и глупо!.. Я вдохнул поглубже, набирая в слабые лёгкие побольше пропылённого воздуха, дабы высказать этому обманщику всё, что я о нём думаю, но он, предугадав мои действия, вплотную придвигается ко мне, осторожно целует в краешек губ, а потом и вовсе перехватывает их, обнимая меня за талию худощавыми руками и совершенно не обращая внимания на удивлённо пялящихся на нас людей… …Тихо позвякивали бубенчики на его браслетах… …Теперь ни он, ни я совершенно не смущаемся браться за руки на людях. После таких прогулок в лучших традициях фильмов о любви мои ладони немного саднят, и перевязывать их приходится немного чаще, чем раз в три-четыре дня. Но так даже лучше. Когда мои руки перевязаны бинтами, кожа становится менее чувствительной. А значит, мы можем держаться за руки. Даже сейчас мы сидим на старенькой кованой лавочке в не менее стареньком парке. Парк совсем маленький, но почему-то именно это восхищает Сатоширо. Он с удивлением разглядывает кривоватые деревья и птиц, без страха подходящих к людям. В его городе птицы боятся людей. – Знаешь, Тё-кун, ты тоже похож на птиц, которые живут в моём городе. Я непонятливо смотрю на него и вижу, что он слегка задумчиво улыбается. – Ты тоже боишься всех. Никого не подпускаешь к себе. Предпочитаешь, чтобы тебя просто оставили в покое и не пытались лезть тебе в душу. Но знаешь, Тё?.. Я, кажется, приручил тебя. Он треплет широкой худощавой ладонью мои каштановые пряди, и я замираю, по давней привычке немного стыдливо оглядываясь на окружающих. – Всё ещё стесняешься?.. – на выдохе шепчет Сато, щуря глаза не то от солнца, не от от желания рассмеяться во весь голос. – Успокойся. Откуда им знать?.. Может, мы братья?.. Снова смеётся. Смеётся так, как дети, получившие желанный подарок – радостно, искренне, чисто. Сейчас осталось мало людей, которые могут так смеяться. – Идём! – я вскакиваю со скамейки и, потянув парня за рукав футболки, иду по направлению к аллее. Парк – аллея – дом. Этот маршрут стал привычным для нас обоих. Иногда нас становится трое – когда Юсу, отложив все свои свидания, присоединяется к нам. В такие дни он время от времени жалуется, что чувствует себя лишним… За каких-то несчастных пятнадцать минут мы успеваем дойти до моего дома. Калитка лениво скрипит и, будто нехотя, приоткрывается нам навстречу. – Тё-кун, вы уже вернулись?.. – мама выходит на порог, и от неё пахнет пряностями и выпечкой. – Ну проходите, сейчас я чай поставлю. Она забегает в дом, и мы проходим следом. Сато неловко потирает затылок. Сколько бы раз он не был в моём доме, ему каждый раз становится неловко. Чайник пронзительно свистит, выплёвывая белёсую струю пара. Он свистит совсем по-особенному, я только недавно это заметил. Он будто простужен, и пар из него идёт болезненными очередями, как сухой и тяжёлый кашель. – Сато-кун, вы опять в парк ходили?.. – спрашивает мама, разливая чай по кружкам. У нас всего три кружки в доме, и одну из них подарил Сато, чтобы, когда он придёт в гости, ему было из чего пить чай. – Да, Амаэно-сан, – как-то покорно кивает парень, и бусины в его волосах так же покорно позвякивают. – Уф, и не надоедает же вам каждый день туда ходить!.. – смеётся мама, и мы тоже смеёмся ей в ответ. Действительно, даже удивительно, что нам не наскучил тот парк. Мы изучили его вдоль и поперёк, ведь он совсем маленький, но продолжаем туда ходить. Мы пьём чай, а мама, устало вздохнув, подымается наверх, чтобы немного отдохнуть. Половицы напевают добрую скрипучую песенку под её ногами, будто провожая её на второй этаж и желая ей приятного отдыха. – Слушай, Тё, а ты веришь, что людей связывают красные нити? – неожиданно спрашивает Сато, повернувшись ко мне. Он всегда задаёт вопросы очень резко, иногда даже не к месту, и, честно говоря, я до сих пор не могу привыкнуть к этому. – Ну, наверное… Я никогда не думал об этом. Наглая ложь. Я много раз думал о нитях и всегда мечтал научиться их видеть. «Тогда я смогу найти своё счастье» – думалось мне. – Да? А я вот думал. Слушай, может, и нас с тобой связывает такая нить, а, Тё?.. Он смотрит на меня с необъяснимой надеждой, явно ожидая утвердительного отказа, но я только пожимаю плечами. – Без понятия. Парень отставляет пустую кружку и подпирает ладонью руку. – Как бы то ни было, существуют эти нити или нет, я, кажется, всё равно люблю тебя. Не то от выпитого чая, не то от сказанных им слов по всему телу разливается какое-то особое тепло. – Раз так, тогда я тоже, кажется, люблю тебя, – передразниваю я Сато, копируя его интонацию и наигранно-нежный взгляд. – Вот и замечательно!.. Воспользовавшись моим секундным замешательством, он придвигается вплотную и накрывает мои губы своими. Кажется, он решил, что может целовать меня где и когда угодно. Что же, я не против. На подсознательном уровне, практически инстинктивно подаюсь вперёд, пуская ситуацию на самотёк. Будь, что будет. Пусть делает, что хочет. Немного больно ощущать, как он по-хозяйски, нагло углубляет поцелуй, касается языком нёба, прижимает к себе, вцепившись в ткань моей рубашки. Больно, приятно. Приятно до лёгкой дрожи в ослабших коленях. Недовольно бормочу что-то сквозь поцелуй – как бы хорошо ни было, правила приличия никто не отменял. Сато лишь вздрагивает, пытаясь взять себя в руки и быть понежнее. Чуть замедляется, осторожничает, ослабляет хватку на талии, отпуская скомканный между узловатых пальцев край рубашки. Чуть отстраняется на мгновение, слизывает бисер слюны в уголке моих губ и вновь втягивает меня в тягучий, плавный поцелуй. Похоже, он любит такие вот долгие, но почти случайные поцелуи, когда вся инициатива всецело и полностью находится у Сато, и он пользуется этим до тех пор, пока воздух в моих слабых лёгких не иссякнет окончательно, и я сам не оттолкну его, вытирая рот тыльной стороной ладони. Так и сейчас. Он старается быть осторожным и бережным, но всё равно время от времени сбивается, резко, грубо ведёт языком по зубам и дёснам, покусывает разгорячённые губы, и я ощущаю металлический привкус крови и…мяты. От Сатоширо пахнет мятой, и вкус его губ такой же. Такой, от которого по телу поверх привычного тепла разбуженного поцелуем тела проходит лёгкий холодок. Странное ощущение. Приоткрываю глаза и вновь закрываю. Всё плывёт. Тело, заходясь в радостной дрожи, разгорячившись, против моей воли и здравого смысла кидается навстречу парню, прижимаясь плотнее и явно рассчитывая на что-то большее, чем просто поцелуй. Но Сато, хоть и, кажется, хочет этого едва ли не больше, чем я, никогда не поддастся своему желанию, боясь причинить мне боль. Но я готов терпеть. Терпеть любую боль. Отстраняется, тяжело дыша, и даже не смотрит в мою сторону. Моё дыхание сбилось, грудь рваными толчками вздымается, хватая воздух. Во всём теле ощущается странное напряжение. Щёки Сато слегка покрылись румянцем, и сам он нервно ёрзает на стуле, бережно прижимая меня к себе. Я утыкаюсь носом в его плечо и вдыхаю такой привычный запах одеколона и мяты. Его рука скользит вдоль моей спины, кончиками пальцев касаясь едва проступающих под влажной рубашкой позвонков. – Прости…– шепчет, уткнувшись носом мне в макушку. Его тёплое дыхание будто оживляет непослушные каштановые пряди, и они на мгновение разлетаются в стороны, щекоча впалые щёки Сато. – Прости, пожалуйста. Я не хочу делать тебе больно. – Хорошо… – мой голос кажется совсем глухим; он практически тонет в складках цветастой футболки парня. – Вчера приходил врач. Он сказал, что через два года моя кожа станет грубее и почти перестанет быть такой чувствительной. Ты подождёшь два года?.. Я слышу, как тихо смеётся парень, ероша мои волосы худощавой ладонью. – Я буду ждать столько, сколько понадобится. Я готов ждать…ведь я так люблю тебя!.. Моё сердце замирает на мгновение, пропуская пару ударов. «Ведь я так люблю тебя!..» Становится спокойно, и почему-то я чувствую себя более защищённым, чем когда либо. – Но вот потерпишь ли ты, Тё-кун?.. – голос парня звучит хитро и коварно, как у лисов из детских сказок. – Это ведь ты инициатор более близких отношений, не я! Я заливаюсь краской и резко вскидываю голову, ударяясь макушкой о подбородок Сато. – Чего это я инициатор?! – А что, нет, что ли?.. – ухмыляется он в ответ. – Провоцируешь меня постоянно… Чем не инициатор? Смеётся. Я сначала немного обиженно дую щёки, но потом тоже начинаю тихо посмеиваться. По какой-то причине он всегда заставляет меня смеяться. – Ну да… За меня не волнуйся. Потерплю…как-нибудь… – бормочу я и вновь утыкаюсь ему в плечо. Тепло и приятно. Родной голос и запах. Бережные объятия. Всё в лучших традициях книг о любви, которые я когда-то читал. Всё так хорошо… Как во сне… Сон?... …Открываю глаза. Надо мной – белый больничный потолок, стерильно-чистый, до рвотных позывов чистый. Убогие узкие и длинные лампы холодно светят с потолка. Всё тело ужасно саднит. Не могу пошевелиться. В голове пусто. Попытки вспомнить, что я здесь делаю. Тщетно. Или… Память по кускам возвращается ко мне. …Я Амаэно Тёкусэй. …Мне давно уже не семнадцать. Мне двадцать два. …Я никогда не болел буллёзным эпидермолизом. Я самый обычный человек. …Я живу в Иокогаме. Крупный и шумный город, который я ненавижу …Моя мать бросила меня после рождения и давно уже вышла замуж. …Мой отец – мягкосердечный, но очень занятой человек и души во мне не чает, поэтому и не хочет жениться. …Моя девушка в прошлом месяце бросила меня и вышла замуж за моего хорошего друга. Теперь у меня нет друзей. …У Цутии Юсу никогда не было старшего брата по имени Сатоширо. …Цутии Юсу никогда не существовало. Это образ, выдуманный моей больной фантазией. …Меня сбила машина, но в больницу ко мне никто не пришёл. …Иногда мне приходят посылки от отца. Обычно в них выпечка и термос с мятным чаем. …От Сато пахло мятой, но его никогда не существовало. Значит, это всё был сон. …Прекрасный сон. Лучший из всех снов, что я когда-либо видел. У меня был друг. Была милая и любящая мать. Был человек, которого я любил... – Пациент Амаэно вышел из комы!.. Срочно оповестите его отца!.. Голос медсестры звучит сухо и безразлично. По моим щекам катятся крупные слёзы. Я мужчина, я не должен рыдать, как смазливая школьница. Но я ничего не могу с этим поделать. Конечно, это был сон… Это не могла быть реальность. Слишком быстрое развитие событий. Слишком быстро влюбился, слишком быстро мне ответили взаимностью. В настоящей жизни так не бывает. …Зачем я проснулся?...