Gakuen Hetalia

Агаве Тогуас, персонификации Республики Сейшелы, снился прекрасный тропический сон, полный зелёных запутанных джунглей, ярких цветов и запахов и почему-то Франции, когда вдруг зазвонил телефон. Девушка сонно зашевелилась, потянулась, завернулась обратно в простыню и, смирившись с неизбежным, взяла трубку. — Алло?.. — томным спросонья голосом протянула Агава, одновременно ища глазами часы. Однако даже без светящихся в предрассветном мраке цифр было понятно, что утро ещё не наступило. Ожидая ответа, девушка приподнялась на локте и, посмотрев в открытое окно, увидела, что линия горизонта только-только начинает светлеть. «Кто может звонить мне в такую рань?» — успела лениво подумать Агава, как услышала знакомый негромкий голос: — Доброе утро, малышка Сейшелы! — радостно поздоровался Россия. От неожиданности Тогуас чуть с кровати не свалилась. — Россия?! — поражённо ахнула она. — Что вам нужно в такую рань? — Правда? — тут же расстроился Иван. — Опять я часовые пояса перепутал... Его грустный голос был совсем как у ребёнка, у которого не получалось ничего, за что бы он ни брался. Минутное возмущение Агавы мгновенно улетучилось, и она, пожалев огромную страну, мягко спросила: — Россия, я могу вам чем-то помочь? Несмотря на свой страх, который так и не исчез за время знакомства, девушка вспоминала Брагинского с симпатией. И сейчас она тоже не могла удержаться от улыбки, представляя, как Россия воспрянул духом от её слов, и неосознанно намотала длинную шёлковую прядь волос на палец. — Да, Сейшелы, у меня к тебе есть одна маленькая просьба! — весело просветил собеседницу Иван. От такого подозрительно беззаботного вступления и, тем более, от слова «просьба» впору было насторожиться: ничто, связанное с этой страной, не проходило без каких-либо приключений. Но в тот момент Агава ни о чём не думала, только смутно догадывалась, что «просьба» выйдет ей боком. В любом случае, отказать России было ужасно сложно — как идти против танка. Добродушного такого, улыбчивого и безмятежного танка, с непонятной чертовщинкой внутри. Тем временем Брагинский говорил дальше: — Понимаешь, в этом году с нами будут учиться штаты и тому подобные регионы... Разбуженный мозг Агавы был неспособен усвоить такое количество информации о, в общем-то, небольшом событии, поэтому она пропустила мимо ушей рассказ о достроенных дополнительных корпусах Академии, новых сформированных классах и т. п., встрепенувшись минут через десять, когда Россия перешёл-таки к изложению, собственно, самой просьбы. — ... Среди них будет девчонка одна, Аляской зовут, — продолжал вещать Брагинский, чей тон снова погрустнел и — уж не послышалось ли Агаве? — потеплел. — Её полное имя — Эмбер Лена Айсснап, вообще, конечно, подходящая фамилия... — Тут Россия ненадолго замолк. — Она на меня немного похожа: светлые, даже ближе к русым, волосы и тёмно-светлые глаза. Последние слова Сейшелы не поняла: как это глаза могут быть и тёмными, и светлыми одновременно? Но переспрашивать не стала — с Россией всё возможно. — ... Так что я говорил? А, вспомнил. Малышка Сейшелы, я прошу тебя присмотреть за ней хотя бы первые дни. Девушка замерла. Да за кого он её принимает? За самоубийцу? Агаве приходилось не раз слышать об Аляске от Америки, и картина северного штата выходила не слишком симпатичной. Хоть Альфред и описывал эту незнакомку с влюблённой безнадёжностью, он не мог не отметить её ледяные глаза, непроницаемое бесстрастное лицо, холодный равнодушный ровный тон, почти как у Норвегии, абсолютную нелюбовь к чужакам и нехорошую привычку высказывать что-нибудь неприятное в лицо собеседнику. В представлении Сейшел портрет Аляски сложился отнюдь не положительный. И теперь при таком уже сложившемся мнении Россия просит её о таком? Агава ничего не имела против него, но всё же... это слишком. И ещё подозрительно: почему это Брагинский так печётся об этой Эмбер? Что-то подсказывало Тогуас, что между Россией, Америкой и Аляской произошла какая-то тёмная история, но она не помнила. — Ну пожа-а-алуйста! — по-детски протянул Иван, когда повисло уже просто неприличное молчание. Сейшелы готова была поспорить на что угодно, что в этот момент взрослый с виду юноша надул губы, как недовольное дитя. — Малышка Сейшелы, что же ты не соглашаешься? Я разве о многом прошу? О чём-то невыполнимом? Голос Брагинского становился с каждым словом всё обиженнее, и девушка, у которой воображения не хватило представить, что произойдёт при достижении Иваном «крайней точки», поспешно согласилась: — Нет-нет, Россия, я помогу вам! Что вы... конечно, я справлюсь... — Тогуас позже так и не вспомнила, какую именно ерунду она протараторила, чтобы, не дай Бог, Россия не вышел из себя. Однако тот моментально расцвёл: — Огромное тебе спасибо, Сейшелы, ты меня сильно выручишь! — И, сказав что-то ещё, не несущее никакого смысла, Россия завершил разговор. Агава медленно перетекла в сидячее положение и недоумённо уставилась на телефонную трубку. И мысленно со скептицизмом спросила себя, на что вообще она подписалась. До отъезда оставалось полтора дня. Много, чтобы подготовиться к занятиям, и катастрофически мало, чтобы морально подготовиться к выполнению необычной «просьбы».