Тень Пандемона

Предсессионный период уже дышал в затылок. Я, разумеется, не могла пустить все на самотек: не стала дожидаться дедлайна, тут же похоронив на время экзаменов все побочные мысли. Конечно, не без труда, однако, на мое счастье, это оказалось не так сложно, как я ожидала. Борьба с собой не затянулась: как только я открыла свой первый предметный учебник, все мысли о Ксораксе канули куда-то в космос, где ему и было самое место. В университете, вставшем на дыбы из-за суеты и грядущего недосыпа студентов, всё скупо обещало пройти спокойно. Верить замолкшей буре Маджо не приходилось, ведь она тотчас же выкидывала свои фокусы, только ты отвлечешься и ослабишь трудовую хватку рейсшины. Работать, работать, работать! — говоришь ты сам себе, только вспоминая, что до конца этого бешеного по оборотам мыслительной деятельности марафона ещё ползти и ползи улиткой в самый небосклон. Одним утром, когда вроде бы все было предельно спокойно, говоря об алхимии в целом, я была готова поклясться, что смогу позволить себе провести время с пользой для своего же образования. Стоило учесть, что Мелисса сядет на уши со своей повесткой. Она разместилась как обычно, рядом, недолго копаясь в рюкзаке. — Как настрой? — начала я, не отрывая руку от расчерчиваемой прямой линии. — Боевой. Кстати, я отшила и его, можешь посмеяться. Говнюк тот ещё. Я бы радушно посмеялась над очередным её провалом, но та прекрасно отработанная линия из-под моей руки обязана была остаться нетронутой вибрациями тела. — Что теперь? — Сессия! Я бы начала паниковать, но нужно готовиться. В общем, все будет отлично. Я надеюсь. Она выложила на стол небольшой рулон бумаги, на вид уже повидавший трепет затёкших от черчения кистей. Отчего-то я не столь удивилась, сколько искренне зауважала её за старание. На самом деле, она училась вовсе неплохо, я бы сказала, выше среднего. Посещала лекции, ходила на отработочные за более высоким баллом, но не бросала все на проходные. Единственный её порок — в социальности. Про таких говорят «в каждой бочке затычка». Хотя эта «затычка» — настоящий умелец находить подходящие себе по стати «бочки». Другое дело, когда ей надоедал кто-либо, она находила причину быстро переобуваться. В аудитории было довольно тихо. Никто друг другу не мешал разговорами. В шаге от меня сухощавый и на редкость патлатый парень, связанный со мной лишь одним факультетом, но никак не личным знакомством, изводил свои уши громкой музыкой в наушниках. Но более ничего не случалось, как я с блаженной вздохом воодушевилась духом работы. Ещё с час мы с однокурсницей расписывали чертежи на мольбертных местах, после чего преподаватель объявил о перерыве, убравшись в коридор. Мелисса ткнула карандашом по столу и опустила руки. — Какого все мужчины такие… придурки? О чем же ей ещё говорить? — Это который твой провал по счёту? — Эй! — оскорбилась она, обиженно тараща свои глаза. — По-твоему, я не хороша собой или мне чего-то не хватает? Я для них недостаточно хороша, или что? — Может быть. Ты ведь инициатор отношений? — Хочешь сказать, что мне не следует лезть вперёд раньше парней? Она облокотилась о стол, серьезно сомкнув брови. — Именно. — Ты так говоришь, потому что не можешь действовать так же открыто, как я. Тут она права. Мне с трудом доводилось отвечать банальной взаимностью тем, к кому что-то чувствую. И не потому что стесняюсь или что-то вроде этого, а потому что боюсь наколоть дров. Легче всего было с Ческо, хотя, по правде, он был единственным, кто решился на основательное завоевание моего сердца. Другие же гордо испарялись, получив отказ. В ответ я лишь фыркнула. — Я готова принять свою неправоту, если только меня не будет испытывать судьба вынужденными первыми шагами в сторону парней. Они совершенно не замечают подходящих моментов! Ты только вспомни… Мелисса запнулась, уставившись мне за спину. Я проморгала еще пару раз, пока уголки её губ не начали лезть к ушам. Обернувшись следом, мне не довелось понять причину её неожиданно-упивающейся реакции. — Что там? — А ты не видишь? Разуй глаза, Нина! И действительно, зайдя за спину подруги, чтобы уловить её же ракурс обзора, я заметила широкую спину профессора, а за ней высокую фигуру потоньше. Я была готова поклясться, что в тот же миг по моей спине скользнул ручей холодного пота, а электричество расписало горячий узор по коже. — Тогда проходите и занимайте место, молодой человек, — уже слышимый в пределах аудитории сеньор Сарто, провёл того вперёд себя, а сам удалился прочь. Ливио не стал долго изучать коллектив и убранство, поскорее направившись к ближайшему к себе столу. Чем ближе он подходил, тем больше казалось, что вот-вот, и он свернёт в мою сторону. Не первородным страхом терзаемая, а опасением быть замеченной в стыде, я опустила голову в стол и принялась беспорядочно вертеть карандаш, якобы выбирая угол наклона грифеля. — Надо его пригласить к нам, — чуть было не встала Мелисса, но я успела дернуть ее за рукав и усадить на место. — Нет, прошу тебя, не надо! — мольбы туго выбирались изо рта, будто каменные. — Я… ещё не закончила. — Он не помешает… Я взмолилась взглядом, уговаривая не творить ей все, что взбрело в голову. Если она посадит его прямо рядом с нами, то мне не стерпеть всего того фарса, что произойдёт. Случится катастрофа! — Он не поместится здесь! — грозно шепнула я, все ещё крепко сдерживая её за локоть. — Боже, да что с тобой? Ладно! Только пусти, ты мне рукав оторвёшь. Это сработало. Она впервые послушалась; я тяжело выпустила весь пар из ушей, забившийся по самое не хочу в черепной коробке, и распустила волосы, чтобы скрыть свой профиль от нежелательного взгляда. — Ты что, стесняешься его? — промурлыкала она. — Не в этом дело. Будет лучше, если он меня не увидит. — А между вами что-то произошло? — Ничего, абсолютно. Просто не хочу встречаться с ним взглядом. Она хихикнула и обернулась в его сторону. — Как странно. Впрочем, мне не придётся избавляться от нежелательной конкуренции. Я пропустила эту фразу мимо ушей. Столы начали шуметь, студенты парами вставали со своих мест и направлялись к двери. Дела плохи, подумала я, буквально мимолетным взглядом окинув часть аудитории, уже, как оказалось, опустевшей. — Хочешь сиди, а я подойду к нему. Ты же не можешь мне запретить с ним общаться?! Она может отвлечь его на себя пустыми разговорами, в то время как я проскользну в коридор и исчезну призраком. Вот мой простенький план побега, ещё горячий и, надеюсь, действенный. — Только прикрой меня спиной. Мелисса подмигнула и достала телефон из кармана. Я свернула в рулон бумагу, бесшумно сунула в тубус и закинула за плечо рюкзак, куда смела в спешке все принадлежности. Сутулясь, будто бы я — вовсе другой студент, которого «Вы, господин, могли с кем-то спутать!», прошагала вон из помещения. Нет, я ни за что не обернулась проверить, все ли прошло гладко. Он не увяз, значит, все прошло более чем прекрасно. Мне оставалось лишь найти другую аудиторию. Возможно, у другой группы найдётся для меня пристанище. Решив, что будет лучше сейчас же убраться от вездесущего Ливио, я, скорбно навесив лоб, пошла по коридору. Ближе к четырём вечера, я села у окна на одном из этажей, где было поспокойнее. Половина учащихся давно разбрелась кто куда, и я могла довольствоваться порядком и девственно пустыми коридорами. Скоро закончит и Фьоре. Мне смерть как требовалось с ней переговорить обо всем происходящем. Отнюдь, ожидания меня совсем не занимали, я терпеливо отсиживала положенное, пока подруга где-то у себя разбиралась с проблемным предметом. Позади послышались шаги, которым я не придала большого значения. Солнечный свет мягко опадал на листву лип во дворе университета. Душный запах деревьев сочился сквозь приоткрытое окно, забиваясь в нос и обветривая волосы. Неудобство положения на подоконнике уже не приставало, я целиком погрузилась в ритм покачивающихся крон и кустов роз в цветнике снаружи, отпустив мысли в свободный от тела полет. Студент присел рядом, ничуть не помешав своим присутствием. Я вновь отписалась Фьоре, предлагая ей зайти куда-нибудь по дороге, вдруг почувствовав в животе подвижное волнение голода. — Твои волосы я сразу узнал. Я обернулась не сразу, посчитав, что обратились не ко мне. Но повременив пару секунд, я застыла. — Ты ушла, даже не поздоровавшись. Сидеть спиной к нему было катастрофически нелепо, и мне с огромным нежеланием и внутренним терзанием пришлось обернуться. Что сейчас на моем лице, если попытаться представить? Смущение, неприязнь, смятение? Всё вместе: кисло-горький аперитив. Он заметил замешательство, решительно переведя свои глаза на мои. — Я не хочу тебя видеть, — сощурилась я. — Знаю. Но у нас есть общие дела, если ты забыла. Ливио стучал пальцами по закинутом на ногу колену, будто высматривая во мне бреши, сквозь которые можно проползти под кожу блохой. — Мне нечем тебе помочь. — Ты ошибаешься! — Он подполз чуть ближе. — Конечно, есть! Зря отдаляешься от меня и от правды. Я не хочу тебе вредить, ты это понимаешь, но упрямо не принимаешь. Наверстав прежнее расстояние, я была готова сопротивляться его уговорам. — Мне пришлось выслушать всё, что имела в ассортименте твоя подружка. Тебе, между прочим, стоит поучиться у неё раскованности. — Слушай, я ведь ясно дала понять, что не готова тебе помогать, просто потому что ты вдруг вернулся. Ты забрал Талдом, оставил меня без средств защиты, разрушил в один миг то, что строилось годами, а теперь снова чего-то просишь? Ну уж нет! — я дернула плечом, занимая его рюкзаком и спрыгнула с подоконника. Признаться, я взбесила саму себя этой фразой, тем самым оценив пагубный вклад Ливио. Он вернулся, чтобы вновь раскрошить остатки моего достоинства. Мне остаётся лишь бежать за помощью к тем, кто в положении дать ему отпор, потому что я практически бессильна. Как же отвратительно это осознавать. Если Фьоре освободилась, должно быть, она уже на пути к университету. И если Ливио попытается меня куда-нибудь затащить, то она не позволит. Нужно лишь дать ей время. Немного необходимого времени. Назойливый маг следовал по пятам, но уже молча. Я тысячу раз прокляла сей час, когда вокруг нет ни одной души, чтобы хоть своим присутствием остановить его, отвлечь от погони за мной. Накручиваясь и накручиваясь на трагичность положения, я становилась на грань между тихой, бессильной истерикой и раздражённым бегством. Так мы и прошли этаж. Ни на лестничной площадке, ни после прогулки вокруг корпуса, ни в женском туалете, где я проторчала минут десять, только чтобы мне не приходилось более чувствовать его взгляд на себе, он не сбавил свой шаг и не позволил уйти с поля зрения. Поглядывая в узкое окно уборной, я не на шутку задумалась о побеге прямо отсюда, что вгоняло меня в бледный стыд за все то, что я вытворяю от истерии беспомощности. Спасительным кругом в назревающим плаче оказался звонок Фьоре, которая божилась, что вот-вот будет на месте. Я уткнулась в кабинку и шёпотом залепетала: — Фьоре, Ливио сел мне на хвост! Это не шутка! Умоляю, бога ради, только будь здесь через минуту! Я застряла в туалете, он пасёт меня снаружи! Мне сложно представить замешательство, которое испытывала она в данный момент, но это не было столь важно, в сравнение с моей паникой. Возможно, я просто раздуваю из мухи слона, возможно, все не так плохо — в конце концов, всего лишь мальчик, который может быть опасен, — но как сложно быть спокойной, когда ты не знаешь, что тебе делать с этим всем, что происходит вокруг, как сложно быть храбрым, когда ты заблудился в событиях. Мне нужно сейчас же выходить! Ополоснув лицо холодной водой, ободрившаяся, я решительно утёрла подбородок и толкнула дверь, ни оборачиваясь, ни озираясь по сторонам. Чуть прибавив в темпе, я свернула за поворот, уже прыгнув на главную лестницу, ведущую прямиком в фойе, где как раз сидит охранник. Тут-то и он и притормозит! Расставшись с дверью злачного входа в корпус, я подняла голову, встречаясь с вечерним ветром. Фьоре уже подступала к воротам территории факультета. Ещё шаг и я будто намертво уйду ногами в землю: ни рукой двинуть, ни бровью повести. Фьоре сбавила обороты и, ещё не завидев меня за стволами деревьев, уже пешим ходом направлялась в мою сторону. Рука Ливио хватанула меня за локоть. — Хочешь говорить втроём? Будь по-твоему. Я бросила на него рассерженный взгляд. Это нечестно! Нельзя пользоваться магией на людях! Чары паралича отступили, и я вытеснила мага своим суровым взглядом. Фьоре подошла, явно не в состоянии понять по какой из причин я позволяю ему себя держать. Она бросала взгляд то на меня, то на него, уже готовая предпринимать меры. Говорить, стало быть, нужно было мне. — Отлично, — я вырвала руку из хватки, но не двинулась ни на шаг, — ты хочешь поговорить. Что ж, не будем медлить. Ливио рассматривал Фьоре, совсем без интереса, больше с положенным уважением, как к сопернику в прошлых поединках. — Здесь не совсем удобно. В ответ он получил лишь женский безмолвный упрёк в свою сторону. Разведя руками а-ля как дамам угодно, он задумчиво прикусил губу. — Если говорить вкратце, то у меня есть некая правда о Шестой Луне, о которых вы, дети светлой алхимии, совершенного не сведаете. Вам не рассказали обо всем, что касается противостояния сил сторон. По правде говоря, я сам узнал об этом совсем недавно, но уже готов любезно поделиться. — Ты, выходит, бессмертный? — Фьоре тревожно взяла меня за руку и пододвинула к себе, как мать, оберегающая ребёнка у пешеходного перехода. В ней загорелся гипотетический интерес к тому, как он снова вышел сухим из воды. — Не бывает бессмертных людей, — ответил он. — Ты ведь не человек, а призрак. По крайней мере, мы так думали. — Поверь, я ожил. А тогда, да, я был призраком. И было паршиво. Я вновь переняла ведущую роль в разговоре: — Говори по сути все, что знаешь. — Для этого мне придётся отвести тебя… и тебя, — он небрежно кивнул на Фьоре, — в дворец Каркона и все показать на деле. — Черта с два я туда вернусь! Припоминая атмосферу предыдущего визита, я опасалась в очередной раз более плачевных последствий. Ливио же начал напрягаться, сжимая скулы и топчась на месте. — Вы совершенно не хотите идти на перемирие, хотя оно в ваших же интересах. Ты же помнишь, Нина, в чьей сейчас власти Пандемон Морталис Князя тьмы? — зло блеснуло тенью на его лице, демонстрируя деструктивную силу его существа. Фьоре, ни на мгновение не впечатленная его напускной уверенностью, с тем же непроницаемым лицом вынула из сумки золотую рукоять своего жезла, искрящимся на свету металлом, зазывая уверенность теперь во мне. — Не стоит забывать от чьих рук ты помер в прошлый раз, Борио. Я ощущала себя малым человечком в игре больших людей. Они парировали друг друга взаимными угрозами и пронзительными взглядами, били друг по другу один пуще другого своей уверенностью в непробиваемости тел и помыслов, а я отстаивалась за плечом подруги, с опаской щурясь на высоком солнце. Я выглядела жалко; некогда несломленная, умеющая дать отпор лишь силой духа, одна из наследников достояния алхимии света, внучка Михаила Мезинского, в конце концов, — Нина де Нобили, чьё имя заставляло чертыхаться Каркона — сейчас, увы, тщедушная и безвольная, прячется от злого мага, потому что потеряла весь потенциал в быту обычной жизни. Только сейчас я понимала, насколько была могущественнее того, до чего опустилась. Без Талдома я не видела в себе сил сопротивляться влиянию Ливио. Мне стало жаль себя, только потому что я не смогла уберечь в себе все то, чему столько лет училась и была научена десятками мудрейших алхимиков, которые шли на жертвы, лишь бы приблизить меня к желаемому свету. Это был полный провал: я была полным провалом, и Ливио на это указал. — Мы пойдём, — мне стало дурно от всех этих мыслей. Я всегда была с ним упрямой до глупости, а сейчас, накрутив на себя всю жалость, я опустила руки. Оба обернулись на меня, как на пробежавшего мимо котёнка, — с некой мягкой жалостью. — Мы не пойдём за тобой. Ты принёс нам и всем остальным столько бед и причинил так много боли, что только дурак поверит такой отвратительной лжи, — чеканила подруга, не отступая ни на шаг от убеждений. — Фьоре… — Нина, если ты не в состоянии сама оценивать положение, то позволь сделать это за тебя. Назревал крупный конфликт. Обе стороны сохраняли каменную выдержку. Но все вокруг в сущности начало отдавать оттенком побоища. — Это ради вашего же блага. Не знал, что ты, Фьоре, окажешься такой недальновидной, что бы отклонить мое предложение. — Я все сказала. — Фьоре! — я снова потянула ее за руку. — Ливио, нам нужно время обговорить детали. Он не сводил с нас свои чёрные очи, готовый чуть что наброситься на девушку, под чьей полной опекой я сейчас находилась. — Фьоре, при всём уважении к твоим словам и нашему прошлому, я считаю, мы обязаны выслушать его. И только! Мы не будем действовать опрометчиво, не будем ставить на кон нажитое. Только выслушаем, а дальше решим, как поступить. Не будем же мы терять шанс узнать о Ксораксе новое? — Ты сошла с ума! Теперь ты ему веришь? Скажи мне, ты сейчас под его чарами, да? Буквально пару секунд назад ты была на нашей стороне и тут ты быстро сдаёшься? — Я знаю, как глупо это выглядит, но, черт возьми, я не могу оставаться в неведении. Ты можешь не верить ему, но почему ты мне не доверяешь? — Потому что ты поступаешь опрометчиво, Нина! Ты забыла, как он поступил с тобой и Ческо тогда давно? А что сделал с ним совсем недавно? Мы теперь знать не знаем, где он находится. Может, с ним что произошло? А твой ненаглядный Ливио стоит прямо здесь и таращиться на тебя так, будто его интересует только одно в жизни — утащить нас в дворец. — Я больше не могу оставаться в таком ужасном бессилии! — простонала я, топчась на месте. — Он определенно что-то знает, но и ты войди в его положение: ни один человек не станет жертвовать чем-то без гарантии выгоды! — Ты не должна заботится о выгоде темных магов. Он лишь манипулирует, хочет выйти на прежний уровень, чтобы снова тебя сразить. Уверена, он выполняет чей-то указ. Возможно, даже своего отца, раз Каркон, стало быть, мертв. Ливио стоял в стороне, не без скуки накручивая на палец прядь своих лоснящихся волос. — Я должна хотя бы вернуть свой Талдом. Силой у него не заберёшь. Мне остаётся лишь войти в доверие. Ему нужна только я, а не вы. — Я не позволю тебе так рассуждать, де Нобили! — рассерженная, со вздувшимися артериями на тонкой шее, она была готова самолично прикончить меня под тенью липы. В конце концов, она выдохнула. Нужен был тайм-аут. В действительности, никто из нас не знал, как правильно поступить. Фьоре была во многом права о моем отношении к Ливио, но и я считала, что нельзя исключать шанса узнать то, чем так назойливо занимал меня маг — сутью конфликта Этереи и Каркона. — Что решили? — завидев выдохшихся в споре, он приветливо улыбнулся. Фьоре вновь натянула отвращение на лицо. Не позволив ей что-либо сказать, я первая выставила грудь вперёд. — Я выслушаю. Только если ты пообещаешь, что не тронешь и пальцем кого-нибудь из моей команды. — Ещё условия? Я знала, что этот вопрос вызовет отторжение и непонимание у подруги: я привыкла к тому, что Ливио пичкал себя показушный уверенностью в себе и предоставлял нам лишние шансы, но вот Фьоре совсем немного, но задавалась вопросом. Она пыталась возразить, но тут инициатива выпала из ее рук и ее подняла я. — Да. Есть одно. Ты вернёшь мой Талдом прямо сейчас. — Я не могу… Он мне нужен. — Ты сказал, он нужен для какого-то дела, связанного с Каосом. Так что в твоих интересах мне рассказать правду, чтобы я поверила в твои помыслы и вновь сама отдала тебе жезл. Он вынул за золотой конец мой жезл из чёрной, вязкой магической субстанции, возникший в его ладони, и подбросил в мою сторону. — Вот и славно, — осмотрев, точно ли в руках мой Талдом Люкс, я значительно приободрилась. Это оказалось гораздо проще, чем ожидалось проделать. Фьоре, частично уверившая в мой потенциал, окончательно отдала вожжи под мое управление. Колесница событий свернула на новую тропу. — Поздравляю. Мы, кажется, налаживаем контакт. — В тебя все ещё никто не верит. То, что ты тут вытворяешь, ничего не значит. Теперь все узнают, что зло вернулось, и мы будем готовы снова тебя убить, — злоба таилась во взгляде подруги, когда она угрожающе ткнула пальцем в его сторону, дав понять, что оскал — это не просто предупреждение. — Я согласен на любые испытания. Это все равно не сравниться по тяжести с тем, что я уже испытал. Так что, я даже рад, что вы за мной приглядываете. Очаровательная юношеская улыбка ослепила девушку, но та лишь отвернулась, глотая подступающее отвращение от приторной лжи мага. — Встретимся сегодня же. — Нет. У меня экзамены. Много работы. — Кстати, я помогу наверстать пропущенное, — с чувством безмерной гордости за себя, ответил Ливио. Клянусь всем шоколадом мира, я, как есть, знала, что он выпалит такие примитивные вещи. Мне стало смешно оттого, насколько предсказуемым он мог быть порой. — Обойдусь как-нибудь без тебя, Борио. Если у меня возникнет желание и свободное время, я подойду ко дворцу. Не дожидаясь удобного случая распрощаться, довольный маг зашёл нам за спины и двинулся к воротам. Если бы он только не был таким пакостником и лицо его не отражало бы голодное желание натворить что-нибудь необратимое, ему можно было бы верить. Фьоре облокотилась о дерево. — Поверить не могу. Живучий гад. Как только ему удаётся столько бегать от смерти? Определенно, он пользовался магией Каркона, чтобы воскреснуть. — Главное, что мне без битвы удалось забрать своё имущество, — я покрутила тёплый на ощупь жезл в руке и с чувством притянула к груди. — Признаться, я ожидала худшего ещё полчаса назад. Наконец-то, казалось, спустя много времени он снова оказался в руках, мой Талдом. На душе растекался мёд, я была практически окрылена ощущением наверставшейся силы, сочащейся в стержне жезла. — Мы идём на сумасшедший риск, оставляя тебя наедине с ним. Он убьёт тебя при удобном случае, только потеряй бдительность. Ты же знаешь, какой он на самом деле мерзавец. А на самом деле Ливио был трусом. Маг из него вышел сильный, по-настоящему талантливый, но трусливый. Он предпочитал отступать, если только на горизонте выводились очертания подмоги, в то время, как смелые врывались в бой с бьющимся в груди сердцем и мерцающим мечом в руках. Одни зовут это расчетом, другие — малодушием. И всё-таки, он не станет сражаться со всеми нами. Однако я не хочу подставлять опасности своих друзей только из-за шанса, что силы зла, возможно, наращивают своё влияние. Я обязана идти одна, а даже если это будет ловушка, я не отдамся так просто. Не с гордым именем Талдома на устах. В момент, когда Талдом Люкс вернулся ко мне, я поняла, что все это время боялась остаться ни с чем, хотя, по сути, у меня всегда была и остаётся подмога. Сейчас у меня есть жезл, сейчас у меня вновь есть сила, и если это сила лишь в Талдоме, а не во мне самой, критическая ситуация покажет источник магии — человека или предмет. Мне стыдно за то, что так робела перед ним. Стоило немного поднажать, как он пошёл навстречу. Ведь одно усилие, малое усилие сподвигло мага передать мне оружие. А я тряслась как курица на вьюге, боясь сорваться в неконтролируемый полет на самое дно. Кто виноват в том, что я настолько опустилась перед самой собой? — Я пойду с тобой. — Фьоре, это не обсуждается. — Не обсуждается? Ты меня пригнала сюда, сказала, что ты в опасности. Я летела сломя голову, чтобы уберечь тебя от него, а теперь ты вдруг стала храбрым рыцарем? Ты стала вдруг сильнее? — Дело в Талдоме. Я бы не справилась без жезла. — Дело в тебе, как же ты не поймёшь? Ты ослабла. Мы все ослабли — в этом наша проблема. Именно поэтому мы должны держаться друг за друга! Не ты одна в опасности из-за Ливио: ты подумала о Додо, о Рокси, о Франческо? О последнем мы вообще не знаем ничего. Он не выходит на связь которые сутки! Ливио опасен для нас всех, он сильнее и хитрее. Наша сила — в единстве и взаимопомощи. — Разумеется. Я только за. Но именно сейчас я хочу разобраться с ним лично. Свести счёты… — Лично? Что это значит? Ты с ним хочешь мириться? — Фьоре, некогда наредкость встревоженная, начала выпрямляться. На её губах застыла та ужасная, пугающая улыбка-омерзение. Я была ей омерзительна. — Подожди-ка, лично, говоришь? Вот как… Мне вновь стало стыдно за то, что я сказала. Конечно, она будет меня упрекать. Я выглядела, как последняя шлюха, выбрав Ливио заместо своих друзей, заместо Ческо. — Нет, послушай. Я имею ввиду, что нужно раз и навсегда разрешить наш личный конфликт! Я хочу пресечь все, что было. Я клянусь, Фьоре, я тебе клянусь. Больше никаких интриг. Она была расстроена, хоть и не показывала. Каково себя чувствовать, когда видишь, как близкие люди тянуться с охотой в сторону других людей, заменяя тебя и твоё тепло чужими незнакомцами. Каково ей за Ческо, который потратил на меня своё время и силы, который грудью защищал меня все это время? Её тяжкая ноша в том, что она переживает за всех в равной степени, а мы лишь эту ношу перетягиваем каждый на свою сторону, ещё более причиняя дискомфорт подруге. Я потянулась к ней, сжимая её плечи в свои объятия. — Мне жаль, что тебе приходится за нас переживать. Фьоре, я никогда специально не желала тебе таких забот. Вы все мне безмерно дороги, только поэтому я хочу обезопасить компанию от него. Ты знаешь, только мне под силу с ним совладать. Мне просто нужно время и силы. Поверь, в этот раз я не оплошаю. — Черт возьми, мне неловко за то, что я не поняла сразу, что происходит. Я думала, ты разошлась с Ческо по обычной причине. Так ведь случается, и я готова была понять и помочь тебе жить счастливо. Но ты снова прыгаешь на те же грабли по имени Ливио. Я не могу тебя остановить. Я не знала, что он жив и что только больше толкаю тебя в его лапы. — Я не променяю заботу и искреннюю любовь Ческо на ложь Ливио, никогда. — Ты знаешь, что я не в праве указывать, как жить и как любить. Но… — она подбирала слова, — постарайся не делать Ческо больно. Мы больше не могли оставаться под злачной тенью липы. Небо застилали мягкие цветные облака, и мы, размышляя каждый о своём и безмолвно предостерегая друг друга, прошли вдоль канала.

***

Подумав, какая из причин весомее, я решила предупредить Карло, что буду всю ночь готовиться к экзаменам. Он обещал, что не будет тревожить. Отзвонившись няне, встревоженной моими экзаменами и уже готовой собрать чемоданы тотчас, я заверяла её с минут двадцать, что не нуждаюсь в такой незаслуженной опеке и со всем справляюсь на ура. Она не сильно в это верила, но обещала лишний раз не волноваться за мое питание и самочувствие. На дворе стоял поздний вечер. На часах около двенадцати. Сна ни в глазу. Я долго думала, стоит ли звонить родителям, вдруг они уже спят, но не удержалась, счастливая услышать с родными, долго рассказывая о своей учебе, о делах без Любы. Я решилась рассказать маме о ситуации с Франческо, на что получила сперва молчание. Я уже было испугалась, что упала в глазах матери, но она лишь выдержала минуту раздумий, после чего доходчиво объяснила суть вещей в мире. Впрочем, не сказать, что я не знала обо всех рассказанных моментах: у подростков ещё нет понятия «настоящей» любви, мы лишь блуждаем в поисках тепла. Но как поступить с ним, с его обидой, она мне не сказала. Я осталась лежать в своей кровати, терзаемая виной за его судьбу. Красавчик, утомленный походами к ветеринару, дрыхнул в углу, шлепая длинными губами. Спокойствие вечера прикрывало мое нервное состояние. Я так глупа, так инфантильна и, видимо, доверчива, что какие-то слова могут меня переубедить. Это вызывало боль в груди, от которой не избавиться, если что-то, в конце-то концов, не предпринять. Как пробьёт полночь, я отправлюсь ко дворцу Ка-д’Оро. Было ветрено и страшно душно одновременно. Задыхаясь в ветровке, я оголила плечи и поплелась дальше, шумно вдыхая землистый запах каналов. Голова занималась разжевыванием плана: что если Ливио намеревается предать? Может ведь быть такое, что предыдущее его «снисхождение» до меня — всего лишь ширма? Оставалось гадать. В любом случае, он один не справится против всех сил света в лице моих товарищей, даже если со мной он всё-таки сможет разобраться. Сейчас на поясе греет Талдом Люкс, а в сердце моем впервые долгое время бьет ключом уверенность в себе вперемешку со страхом провалиться. Если даже проиграю, если не справлюсь с его силой, я сделаю все, чтобы ему не пришлось легко идти дальше. Или же ползти. Тут как повезёт. Уже у ворот дворца завеяло присутствием Каркона: это особое чувство противного речного аромата с запахом сырости подземелий и варящихся препаратов. Я утешала себя тем, что он давно мертв, а запахи — отголоски прошлого, которые так и погребены здесь навсегда. Я толкнула дверь, но замок, конечно, не позволил мне войти. Пришлось стоять и вслушиваться в редкие пьяные смешки в улочках неподалёку и встречать одинокие рычащие скутеры, юрко нырявшие обратно в паутину поворотов. Все бы ничего, да только духота сменилась прохладой, и я снова надела ветровку. Я просидела около 40 минут, повторяя материал к экзамену прямо с экрана телефона, когда темная фигура подошла к подножью каменных ступенек одного из подъездов неподалёку от дворца, на которых я сидела. — Прости, что долго. Воскрешение принесло с собой много побочных эффектов, с которыми приходится мириться, — уличный фонарь осветил лицо Ливио смуглым светом, покрывая распущенные вьющиеся волосы. — Давай быстрее. Мне завтра на учебу. Как и тебе, — я зачем-то вставила это странное «как и тебе», совершенно портящие настрой диалога. — Ну точно. Экзамены. Я про них забыл. Знаешь, как я поступил к тебе на факультет? Я не отвечала, лишь медленно моргала, не оборачиваясь, чтобы только слышать его лепет. — Забавная история: у князя Каркона в заметках есть весьма интересный препарат, который варится полмесяца. Его эффект заключается в мгновенном запоминании больших объемов информации за считанные минуты. Им пользовались ещё дряхлые криптологи-алхимики. Представляешь? Мне пришлось облазить все кладовые и ещё несколько мест, чтобы достать два ингредиента для каких-то капель такого отвара. — Я не сомневалась в твоей нечестности, — повела я носом и сунула руки глубоко в карманы. — Ты бы на моем месте сделала то же самое. Я думал, ты оценишь мои старания. Он завёл нас вовнутрь через чёрных ход, отперев незамысловатым жестом ненадёжный замок. — Я понимаю, что ты мне совершенно не веришь, но то, что было там между нами троими, меня впечатлило. Ты встала на мою сторону. Это ли не показатель развития нашего доверия друг другу? — Суть в правде. Меня интересует только правда об Этерее. Ты, кстати, можешь начать рассказывать прямо сейчас. Спускаясь вниз по сужающейся лестнице, нам пришлось то теснится, то идти строем, иногда спотыкаясь, иногда переваливаясь к стене. Наконец, мы вышли в залу, наполненную слабым, угасающим светом одной-единственной свечи. Завидев дискомфорт от темноты на моем лице, он добавил: — Предохраняюсь на всякий случай. Одна крыса умудрилась повалить свечу на столе и подожгла схему тоннеля, — пренебрежительно сморщился он, погасив сияющее свечение в руке. Пройдя вглубь зала, я оглядела убранство, весьма оскудевшее с момента моего прошлого визита. Трон Каркона почему стоял в самом углу, совершенно недосягаемый для света одинокой лампы, но удивительно хорошо был различим вдалеке по своим габаритам. — У тебя была перестановка? — Этот хлам мне совершенно не нужен. По-хорошему, мне бы стоило сменить убежище, но, ты сама знаешь, я неугоден миру алхимиков. Меня станут искать, как только я обрисуюсь на новом месте. Меня так и тянуло ответить язвительно «Так оно и есть, дружок», но его прямой, почти обезнадеженный голос вызвал у меня чистое сожаление. — Если бы ты только не был таким, все было бы иначе, — Ливио обернулся на мою фразу, оперевшись руками о деревянный верстак. — Наши судьбы во многом зависят от действий предшественников. Будь Мезинский темным магом, ты бы валялась на дне Каоса вместо Каркона, а я бы восседал на троне всеобщей любви. Вот такая игра жизней. — Такой человек, как ты не может быть фаталистичен по отношению к вещам. У тебя был шанс стать кем-то другим, но ты пренебрег этим и последовал по пятам Джакопо. — Если ты так интересуешься тем, кем я являюсь в сущности, можешь написать обо мне книгу. Я с удовольствием прочту. Возможно, порекомендую этой крысе, — он указал на ржавую мышеловку, в которой едва живая спала в голодном обмороке охудевшая крыса. Я лишь поморщилась на такого рода несуразицу и отошла подальше к камину, в котором остывали едва ли теплые угли. — Начинай свой рассказ. Мне не было известно, зачем он оттягивает момент истории об Этерее. Либо он все это время нагло лгал о правде, либо не хочет, чтобы я отвергла его слова. Мне мало верится в бред якобы про мое доверие к нему. От моего доверия правды в его речах не прибавится. — Такое дело: Каркон и Этерея, скажем так, не поделили сферы влияния. Эта история, говорят знающие, гораздо старше, чем мой отец. — У тебя есть источники? Откуда ты почерпнул свои знания? — Я все покажу, но позже. Поверь, тебя впечатлит ещё немало вещей, — сбросив плащ с себя, он подвернул рукава рубашки по локти и вынул Пандемон Морталис из того самого кейса, в котором меч предстал передо мной в комнате родителей. Прижав к своеобразному лезвию мягкую тряпочку для пыли, он принялся натирать оружие. — Этерея и Каркон, как это обычно и бывает, шли рука об руку в постижении тайн алхимии. Они и явились свету родоначальниками династии светлых и тёмных магов. Однако, прежде чем ты меня перебьешь, я добавлю: ранее маги не делились на злых и добрых в том понимании, которое имеем сейчас. Школы были темные и светлые, обучающие разным техникам и практикам колдовства. Но лишь сами маги, то есть люди были злыми и добрыми. Алхимия, как оказалось, не причём — в этом суть. — Это абсурд. Не может быть так, что твоя темная магия такая… добрая. Она подразумевает немыслимые по жестокости и несправедливости вещи. — Моя магия, и вправду, «злая». Это уже вопрос о видах практик разных школ. Могу сказать точно, что Этерея и Каркон не поделили в конфликте очень большую сферу влияния: Ксоракс. Оба были ведущими магами планеты, оба соперничали, но искренне любили друг друга… — Чего? — я мотнула головой, пытаясь переиграть сказанное Ливио слова доступнее для себя. — У них был… роман? — Так гласит источник. У меня мало сведений об их взаимоотношениях, но то, что они были продолжительное время вместе — факт по словам историков. Борио отложил меч в сторону и прошёл к одному стеллажу, тем же свечением в руке сыскивая подходящий корешок. Быть того не может! Почему тогда Этерея не обмолвилась и словом об этом, что бы мы только имели представление об их конфликте. Хотя, если так подумать, то ей совершенно невыгодно плести детям о правде давнейшего времени, о конфликтах больших дядь и тёть, которые очень обиделись друг на друга. Если быть честным, то она в целом мало о чем нам рассказывала. Вот и всплывает много нового. Нерассудительно так полагаться на судьбу и её привычку все рано или поздно рассказывать людям. — Вот, — он вытянул из пыльного ряда один фолиант, повидавший на своём веку много, очевидно, сырости и небрежного отношения, — это одно из многих тайных писаний алхимика Арнольдо де Вилланова, которое смогло сохранится в библиотеке Каркона. Я изучил все имеющиеся исторические очерки, которые смог тут отыскать: Арнольдо был одним из тех, кто начал записывать историю алхимии со времён её зарождения в цивилизации. Тут много подобного. Нужно лишь время, чтобы усвоить общую картину. Я не без скепсиса окунулась в едва сохранившийся шрифт, кое-где затертый, где-то подтёкший, но вполне различимый. Язык был не совсем понятен, так как отличался от современного итальянского. Семья Борио, очевидно, говорила на старом языке, поэтому и Ливио без труда понял написанное. — Конфликт их приобрёл крупномасштабный размах на Каосе — новом открытом ими двоими виде непомерного по объемам источника алхимической силы, от которого можно было почерпнуть как бессмертие, так и безграничную мощь созидания. Как оказалось позже, Этерея, завидев уже издалека жадность своего спутника, решила предостеречь его от злоупотребления властью и силой над другими, начав работу над так называемой «Дверью Каоса». Те золотые числа, за которыми ты бегала со своими дружками как ужаленная, как раз и созданы как ключи для замка двери. Не рассказывается каким образом, но далее конфликт приобрёл ещё более зловещие очертания. Каркон, конечно, возмутился тем, как Этерея легко позволяет себе управлять Каосом без его ведома, поставив ультиматум: либо всем, либо никому. Тут-то и заключается ложь Этереи: она оставила дверь Каоса Каркону, когда тот думал, что сможет вдоволь пользоваться силой источника. Но не рассказала, что к двери прилагается замок. Только сама Этерея с тех пор могла вдоволь питаться энергией горна. На верстак упали ещё несколько книг и артефактов, Ливио не успевал доносить новые и новые предметы в ходе рассказа. Я же едва улавливала ход событий, пытаясь уложить всё в заполненной дилеммой голове. Неужели Этерея обманула Каркона, из-за чего тот снизошёл до темных побуждений? Неужели первородное коварство исходило от неё? — Не знаю, что было дальше. На том история прерывается. Другой источник гласит, что Каос был запечатан алхимиками школы Ксоракса, которой управляла Этерея. Но суть от этого не меняется. — Постой, если дверь была у Каркона, то как же ей пользовались? И числа ведь тоже разбросаны по свету. — Я не знаю, как пользовалась числами Этерея, но дверь может дублироваться бесчисленное количество раз. Это означает, что на Ксораксе была как минимум одна такая. До звонка утреннего будильника оставалось четыре часа. Мы просидели над книгами практически два часового деления, зачитывая фразу вслух, переводя латынь по словарям и разбираясь в алфавите Шестой Луны. Мысли приобретали вид закономерностей и порядка, с каждой новой строчкой я убеждалась в подлинности событий. Не одна, не две, не один десяток параграфов указывали на связь Этереи с Каосом. Многие факты роднились: одни утверждали, что Дверь находилась всё время у Каркона, другие — что Дверь имеет свойство блуждать по местам скопления большого алхимического потенциала, иными словами, в местах проведения древних ритуалов, старинных учебных заведениях и памятниках древних цивилизаций. — Я не уверен, что нашёл все про это. Некоторые статьи обрываются на половине в книгах, разделённых на томы. Тебе стоит поискать остальные в библиотеке Мезинских. — Да, сегодня же поищу, — я заглатывала информацию порциями, одну за другой, перелистывала страницу за страницей, даже вглядываясь в символы, имеющие место быть на палимпсестах и относительно новых бумажных документах. Ливио опустил голову на руки, сложенные на очередном томе истории алхимии, и поднял усталые глаза на меня. — Я ведь обещал. — Что обещал? Я намеренно не возносила разговор в важность, довольно отвлеченно и сухо отвечая на вопросы вопросами. — Что правда тебя поразит. Теперь ты другого обо мне мнения? — Я бы рано или поздно все узнала и без тебя. Но, спасибо, что показал мне всё это. Он закинул ноги на край стола поодаль от меня, принялся раскачиваться на громоздком стуле. — Другое дело, когда ты можешь что-то изменить от знания правды. Ты молода, в тебе есть большой потенциал. Если бы узнала, будучи старухой, что бы ты исправила, Нина? — Ты хочешь услышать похвалу? — Не столько похвалу, сколько увидеть доверие ко мне в твоих глазах. Я проделал большую работу. Признаться, не столько для исторической достоверности и торжества справедливости, сколько для твоего одобрения. — Да, ты постарался. Свечка совсем завяла, пучок света шикнул и погас. Я вынула из-за пояса Талдом, и глаза Гуги начали ярко светиться в тянущейся по всему дворцу темноте. Ливио подполз к жезлу и начал удивленно хлопать длинными ресницами. — Сколько всего может делать твой Талдом? — Много чего, — стоило ли говорить о жезле с ним или нет, мне невдомек. Впрочем, какая ему выгода с того, что он может быть подпалится огнём, а не например, сильным разрядом? — А вот Пандемон славится по миру алхимиков запредельной разрушительной мощью. Такое детище Каркона, хотя нет, Каоса Ксораксу и не снилось. Я, готовая к занимательному спору, отложила книгу в сторону. — А тебе известно, что именно происходит на Ксораксе, умник? — Как и здесь, у каждой планеты своя жизнь, но Земля связана с Шестой Луной, поэтому я думаю, что знаю. — На Ксораксе живут сильнейшие маги во вселенной. Пятерка магистров алхимии в легкую сразила бы Каркона. — Ты рассуждаешь категорией «кто победит Каркона», как будто Каркон — единственный темный маг с большой силой на Земле. Да и впрочем, не такие они сильные, раз отправляли малолеток на битву с Князем тьмы. Губы мага растянулись в ехидной улыбке. Конечно, пускай припоминает все, что знает. Это не поможет ему выглядеть увереннее в себе. — Ты мне сказал, что тебе очень нужен Талдом для какого-то дела? Для чего же? — Для открытия двери. Я нашёл закономерность, как бы странно с моих уст не звучало. Только взгляни, — он стащил с полки записную книжку, где, видимо, записывал все свои рецепты и техники. Развернув страницу он указал на формулы, длинные, сложные, но вполне понятные, — сложно себе представить, но, кажется, из всех этих книг и справочников я почерпнул достаточные знания, как воспользоваться Дверью Каоса без Золотых чисел. — По-твоему, Каркон был таким дураком, что не смог вывести ее сам, а ты оказался юным гением? — Довольно твоей иронии, де Нобили! — он хлопнул записной книжкой и сунул на прежнее место. — Я сутки напролёт занимался только этим. Мне пришлось перерыть всю Амброзианскую библиотеку в поисках нужных учебников. Наша же фамильная библиотека, растасканная частными лицами по всей Италии, тоже собиралась мной по крупицам. Все это помогло собрать формулу воедино. Более того, Каркон не мог предположить, что для Двери не обязательно наличие всех чисел ради одной лишь попытки созидания в горне. Он был ослеплён яростью и не мог трезво оценить замысел Этереи. К тому же, я работал, я выживал, в то время, как ты веселилась обычной жизнью, а не спасала задницы своих небожителей. Прояви уважение! Ливио горячно вздымал грудь, попрекая меня за поспешность критики. И в этот момент я смогла оценить его старание за напускным ребячеством, лживостью и прежней сути. — Тебе ли говорить о том, как мне жилось? В какой-то степени, ты сам платишь за все то, что натворил в прошлом. Но, поверь, я бы пожелала тебе бóльших трудностей, — Я сорвала жезл со стола и направилась к винтовой лестнице. — Постой, — он хватанул меня за руку, — ты знаешь точно, как плохо у меня выходит жить в твоём понимании «правильно». Ты не даёшь мне ни единого шанса исправиться. — Таким «прошлым» мерзавцами обычно никогда не дают шансов. Я была жестока в словах, но не могла иначе. Если он действительно хочет меняться, придётся пройти долгий путь ненависти и признания. Ливио обязан это принять. Он молил о милосердии. Его глаза расплывались от обиды. Мне снова становилось его жаль, — конечно же! — но мне жаль и людей, и моментов в прошлом, которых он меня лишил. Мне жаль друзей, потому что вместо обычной заслуженной молодости без алхимических заморочек и магии, им приходится вспоминать травматичные эпизоды. Мне жаль Ческо, который не виноват в том, что Ливио — это Ливио, и в том, как я отношусь к ним двоим. Мне жаль, что я не оправдываю ожидания, жаль, что я не могу уберечь то, что строилось трудом многих, только потому что запуталась. Мне искренне жаль, что все, на что я способна — это омерзительная жалость к себе.