История одного "пидораса"

Снег похрустывал под ногами, фонари освещали дорожки парка, от нашего дыхания образовывались облачка пара, было холодно. С дядей Мишей мы неспешно шагали, беседуя на отвлеченные темы, но в тоже время между нами происходила немая сцена. Противоречивые мысли теснились в моей голове, а я прогонял их по кругу, решая, с чего начать разговор, ради которого мы оказались в парке. - Как вы поняли, что я просто-напросто наказал моего соперника? – резко развернул я нашу, ни к чему не обязывающую, тему про современный кинематограф. - Ты выигрывал по очкам, это было понятно и в первом раунде, совершенно незачем было калечить бойца и отправлять его в больницу. - Вы во всем правы, я специально так сделал. - Получил облегчение? - Нет. - Почему? - Проблема осталась, я ничего не изменил. - А теперь назови мне саму проблему, с чего вдруг ты так сильно разозлился на парня? – голос моего тренера оставался спокойным, вопреки всем ожиданиям. - Подумай, сразу не отвечай, мне не нужно знать, что он сделал, мне нужно знать, почему ты так на это реагируешь. В первый момент я не понял, что имел в виду мой тренер. Разве это не одно и то же? Я разозлился на то, что он меня обижал вместе со всеми остальными, смеялся и издевался, может быть, это он писал гадости на моей двери и портил стены подъезда похабными рисунками. Я припоминал все свои обиды, и тут до меня дошло, о чем спрашивал дядя Миша. Причина, почему я так с ним поступил, крылась не в нем, а во мне, я был зол и сильно задет. - Мне очень обидно, вот прямо больно, тут, - я ударил себя несколько раз кулаком в грудь. - За то, что они заставили испытать меня и моих родителей. Я за последний месяц пережил стыд, унижения, оскорбления. Меня просто травят. - Интересно, что ты такого натворил, раз так переживаешь за все? – дядя Миша посмотрел на меня с хитринкой в глазах. - Поджидаешь бабушек у подъездов и отнимаешь у них пенсии? - Нет, ну вы что, я вообще ничего не делал, меня оклеветали, а сплетня разнеслась по району. Теперь все считают меня пидорасом и тычут пальцами. Я говорил о вещах довольно для меня болезненных, которые не могли вызвать смех, но мой тренер, видимо, так не считал. Он так задорно смеялся, что я начал сомневаться в его вменяемости. Не хватало ещё, чтобы он с катушек съехал. Нахохотавшись вволю, дядя Миша, наконец, смог со мной разговаривать дальше: - Ты хоть в курсе, что означает это слово? – поняв, что я не отвечу, он объяснил. - Это человек, страдающий неадекватностью мышления, глупый, злой, настырный и отвратительный во всех отношениях. Ты разве такой? - Нет, скорее наоборот, это они так себя ведут. Дядя Миша задал мне еще вопрос: - Что само главное для воина? - Сохранить свою жизнь? – я был уверен, что ответил правильно, но сомнения присутствовали. - Все верно, - согласился тренер. - Сохранить жизнь, а не лезть на рожон, где этого совершенно не требует ситуация. Ты понял, какие они, эти люди, на которых ты держишь обиду? Они разве достойны такого внимания? - А что было делать? - Внимания не обращать, – он так это сказал, как будто это было легко. - Нет, конечно, если нападают, отбиваться нужно, но самому не искать встреч. А ты, я так думаю, вместо того чтобы обойти опасный участок, специально шел туда, где тебя поджидали. Я с ним полностью согласился, вспомнил все свои поступки, которые казались мне сейчас глупыми, и первый раз за последнее время почувствовал облегчение. – Да уж, не стоило так реагировать, я же ни в чем не виноват. Дядя Миша пошел дальше: - Ты считаешь, что человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией в чем-то виноват? - Нет, - я начал путаться, - но он не такой, как все. - А мы вообще все разные: худые, толстые, добрые, злые, талантливые и бездари, но это не повод считать кого-то отличного от большинства плохим или не таким. Вот ты, например, - он заставил меня остановиться. - Сколько в тебе роста, метр семьдесят? Знаю, что столько, анкету смотрел перед соревнованиями, но ты же не будешь так же сильно расстраиваться, если кто-то крикнет тебе в след, что ты мелкий. - Естественно нет, тут другое, это очень стыдно, я как в грязи вывалялся. - Ох, - глубоко вздохнул дядя Миша. - Как же тебя переубедить? – и тут ему пришла идея, он глянул на часы и обрадовался. - В самый раз успеем, давай прибавим шагу. - Мы куда? – спросил я, поспевая за тренером. - В зал. - Но ведь там сейчас боксеры тренируются. - Все верно, они нам и нужны. Я даже не пытался понять дядю Мишу, что мы забыли в клубе и зачем нам боксеры, я следовал за тренером, полностью ему доверяя. Мы подоспели на остановку как раз вовремя и, сев в нужный автобус, заняли места в самом конце. У входа в клуб, поблескивая начищенными боками, стоял Мерседес G-класса. - Это чей же такой красавец? – я не знал, сколько он стоит, но примерно представить мог. - А ты сейчас сам попробуешь угадать, - тренер снова говорил загадками. - О! Дядя Миша! Какими судьбами? – к нам подошли поздороваться. - Нового бойца привел? - Нет, это мой малец, - уклончиво ответил тренер. - Мы у вас тут посидим тихонечко, посмотрим. - Пожалуйста, раз интересно. - Зачем мы здесь? – тихо спросил я, когда от нас отошли. - Скажи мне, Максим, - тренер говорил очень тихо, - сможешь определить, кто тут из спортсменов гомосексуалист? Я всматривался в мужчин, пытаясь хоть за что-то зацепиться, но все было тщетно, бойцы и бойцы. – Вы меня не разыгрываете? - Могу дать подсказку, он хозяин автомобиля, стоящего при входе. Как я не старался, угадать не смог. - Хорошо, - сжалился тренер. - В дальнем углу, слева от нас, в синих перчатках. - Это тот высокий, накачанный мужчина? – прошло несколько минут, прежде чем дядя Миша напомнил, что мы уже засиделись и нам пора уходить. – Пойдем, иначе ты в нем взглядом дыру протрешь, - смеялся он. - Увидишь его еще не раз. Валера – один из совладельцев этого клуба.

***

Дома никто не спал, несмотря на позднее время. Я еще издали увидал, что у нас во всех комнатах горит свет. Интересно, что могло случиться? Прибавив шагу, я уговаривал себя не паниковать раньше времени, выходило плохо. Взбежав на этаж, я нажал кнопку звонка, дверь открылась сразу, сложилось впечатление, что папа караулил. - Максим пришел! – крикнул отец вглубь квартиры. - Живой и здоровый, – он сухо, по-мужски меня обнял и похлопал по спине. - Предупреждай в следующий раз, что задерживаешься. - Максим! – первая показалась мама, а за ней сразу бабушка. - Мы чуть с ума не сошли! Не делай так больше. Я любил их, любил свой дом, любил до самозабвения, больше всего на свете. Мои родители меня ругали за то, что я пришел в первом часу ночи, а должен был в восемь вечера и не предупредил; за то, что я никогда не ношу с собой телефон; за то, что не догадался позвонить. Варька толкалась холодным носом и виляла хвостом. Воздух в доме изменился, та отчужденность и неловкость, с которой мы сосуществовали последнее время, вдруг исчезла разом, и все стало как прежде. Об этом не нужно было говорить, это было настолько явно, как будто с окна одернули плотные шторы и в дом пустили свет. - Простите меня, - пытаясь оправдаться, я рассказал, что гулял с тренером и разговаривал, что в клуб зашел, посмотрел, как боксеры спаррингуются. Сказал, что многое понял этим вечером, и не обижаюсь на них и что очень сильно их всех люблю. Что мы зря испортили себе Новый год, переживая из-за выдуманной проблемы, и что я не буду больше драться на улице. Я пообещал, что теперь все будет как прежде, хорошо и спокойно. И естественно похвастался медалью, которую получил, заняв первое место. Раздавшийся настойчивый звонок посреди ночи удивил. - Это, наверное, Родька, - решила мама. - Он весь вечер приходил, тебя спрашивал. Она оказалась права, Родион сразу накинулся на меня с упреками, по поводу, что я вечно без связи. Пока я по второму кругу объяснял, где был, мама собрала на стол и посадила нас ужинать. - Я так понял, ты в себе, наконец, разобрался, - с набитым ртом приставал ко мне Родион, когда мои, успокоившись, ушли спать, оставив нас с ним вдвоем. Я пожал плечами. - Не уверен, что до конца, проанализировать нужно. - У меня кислота есть, - шепнул Родька. - Я тебя уже замучился ждать. Под ней великолепно анализировать. Пойдем ко мне и решим все твои проблемы. Уверяю, их вообще не существует, и ты сейчас это поймешь. Он открыл портмоне и достал пакетик, из него извлек квадратный кусочек бумажки, не больше полутора сантиметров, и положил на мою протянутую ладонь. Второй он отправил себе в рот. - А если нас застукают? – мне было страшно и в то же самое время интересно. - Исключено, отец решил пока жить у своей, в Клину, а утром мы уже полностью отойдем. Примерно через пятнадцать минут мне стало очень жарко, и я снял с себя одежду. Родька не взмок как я, но его зрачки расширились и закрыли собой радужку. Меня немного затошнило, я пожаловался, что плохо себя чувствую. Родион пообещал, что сейчас все пройдет, и мне сразу стало лучше, тошнота ушла, но я резко замерз, покрываясь мурашками. Пришлось опять натягивать на себя одежду. Было непривычно, руки мои вытянулись и стали мягкими, как будто лишились костей, я боролся с рукавами и никак не мог сообразить, как в них попасть. Комната удлинилась, и Родион оказался вдали, я стал протягивать к нему руку, а она вытягивалась, как резиновая. Хотелось позвать на помощь, язык перестал меня слушаться, говорить не получалось, но Родика я мог слышать. - Сейчас все нормализуется, - его голос был глухой и растянутый, звучал как из магнитофона, заживавшего пленку. Я испугался, испытал ни с чем не сравнимый ужас, настоящую паническую атаку. Захотелось спрятаться, мне чудилось, что нас сейчас придут убивать. Это ощущение мгновенно сменилось радостью и весельем, я уже забыл, что только что умирал от страха, а потом мне стало хорошо. Оторвав Родика от интереснейшего разговора с картинами, я напомнил ему, что он обещал мне решить одну проблему, но только я забыл какую. - Проблема… - он огляделся, как будто первый раз видел это место. - Проблема в том, что дворовой суд Линча выбрал именно тебя в качестве жертвы и мечтает вздернуть на первом же суку для удовлетворения своих низменных страстей. Это необъяснимо и ненормально, они просто хотят крови. - Они хотят меня убить? – я не боялся, не нервничал, я был спокоен. Родька все так же на полном серьезе мне отвечал. - Нет, до этого точно дело не дойдет, они хотят твоего позора, им нравится видеть, как ты страдаешь. Ты жертва, раненый зверь, они хотят тебя добить и изгнать. - Я не жертва! – мое спокойное настроение сменилось, я сгорал от гнева и готов был прибить любого, кто отважится выступить против меня или моих близких. - Так не давай им видеть в себе жертву! – Родька тоже почувствовал какой-то душевный подъем, он встал с дивана, на котором мы полулежали, находясь в измененном состоянии сознания, и начал ходить по комнате. – Смейся им в лицо, называй их лжецами, не давай повода усомнится в своей правоте. Ты человек, а они, – он показал в окно, - они - толпа. Толпа агрессивная, ослепленная своей ненавистью, для них прошлое более значимо, чем настоящее, они не простят тебя. - Так что же мне делать? - Ты должен стать для них авторитетом, иначе никак. Ни доводы рассудка, ни физическая сила не смогут усмирить толпу. - Как же я это сделаю? – плыл я в наркотическом бреду. - Первым делом ты должен стать авторитетом для себя самого, будь честен, уверен в своей правоте и невиновности. Стань сильным, укрепи свой дух. Ты же воин, Макс, не забывай. Родька говорил мне все то же самое, что и дядя Миша, но другими словами. Я их понял и решил действовать. Первое: не драться, а смеяться над ними, как Влад в училище. Второе: никому ничего не доказывать, я чист и так. Третье: оставаться самим собой, добрым и веселым парнем, каким я и был всегда.